МИНИСТЕРСТВО НАУКИ И ОБРАЗОВАНИЯ
РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
СЛАВЯНСКИЙ-НА-КУБАНИ
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ
ФАКУЛЬТЕТ ИНОСТРАННЫХ ЯЗЫКОВ
специальность 033200.00 «Немецкий язык с дополнительной специальностью английский язык»
кафедра германской филологии и методики преподавания иностранных языков
ВЫПУСКНАЯ КВАЛИФИКАЦИОННАЯ РАБОТА
СНИЖЕННАЯ ЛЕКСИКА В СОВРЕМЕННОМ НЕМЕЦКОМ ЯЗЫКЕ; ИСТОЧНИКИ ПОПОЛНЕНИЯ И
ОСОБЕННОСТИ ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ В МОЛОДЕЖНОМ СЛЕНГЕ
|Выполнил |Научный руководитель |
|студент 5 курса |канд. филол. наук., |
|Солодкий Максим |доц. Синдеева Виктория |
|Васильевич |Борисовна |
| | |
|____________________ |_______________________ |
| | |
| | |
| | |
| | |
г. Славянск-на-Кубани
2004г
ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ....................................................................
.........................................3
ГЛАВА 1. Особенности словаря молодежного социолекта...............................6
1.1. Стилистическое расслоение словарного состава языка; разговорная
лексика.....................................................................
................................................6
1.2. Понятия «сленг»,
«жаргон»....................................................................
......11
3. . Причины употребления сниженной лексики в языке молодежи..............13
ГЛАВА 2. Стилистичесикие кластеры сниженной
лексики.............................24
2.1. Лексикографическое отражение сниженной лексики................................24
2.2. Функциональная нагрузка стилистических кластеров в молодежном
сленге......................................................................
...............................................34
2.3. Источники пополнения регистра сниженной лексики...............................45
ЗАКЛЮЧЕНИЕ..................................................................
..................56
СПИСОК
ЛИТЕРАТУРЫ..................................................................
.50
ВВЕДЕНИЕ
Антропоцентризм как воззрение о том, что человек есть центр и высшая
цель мироздания, завоевывает все более прочные позиции в качестве ведущего
принципа в различных областях научных исследований. Применительно к
филологии эта тенденция выражается в обращении интересов современных
исследователей к живой разговорной речи, к дискурсу в его ежедневном,
бытовом выражении. Экспрессивность, образность, живость, подвижность
состава, некоторая социальная кодированность – все эти качества
разговорного пласта современной лексики привлекали и привлекают многих
ученых, в числе которых необходимо назвать имена Г. Эманна, В.Д. Девкина,
Б.А. Ларина, Т.Г. Никитиной, Г.В. Быковой и других.
В настоящее время нельзя сказать, что вопрос выделения, классификации, исследования и «регулирования» потребления в дискурсе сниженной лексики относится только к лингвистической проблематике. Этой проблемой занимаются такие науки, как психология, социология, педагогика, группа юридических наук, а также, как показал опыт последних лет, этим вопросом занимаются даже парламенты различных стран.
Социальные изменения, связанные с изменениями в структуре общества, привели к определенному расшатыванию традиционных литературных норм. Это находит отражение не только в увеличении количества речевых ошибок, но и в существенном изменении словарного состава языка. В научной литературе довольно часто приводят слова Б.А. Ларина (относящиеся к 1928 году, когда лингвисты наблюдали сходную с сегодняшней по интенсивности проявления языковую картину) о том, что историческая эволюция любого литературного языка может быть представлена как ряд последовательных «снижений», варваризаций, но лучше сказать – как ряд «концентрических развертываний».
На фоне растущего негативизма в обществе, стремления к освобождению от
привычных норм развивается и укрепляется тенденция к отчуждению от
«формализованного» общества и его установок, в том числе и языковых,
лексических, формируется социализированное антагонистическое сознание –
быть не как все, что находит свое отражение прежде всего в языке наиболее
восприимчивой к новым веяниям культуры социальной группы – в языке
молодежи, являющемся объектом данного исследования.
Одной из особенностей молодежного сленга является широкое использование сниженной лексики, которой и посвящена данная работа.
Без знания разговорно окрашенной лексики, по мнению В.Д.Девкина, при
изучении иностранного языка обойтись невозможно. Эта лексика составляет
достаточно весомую, совершенно неотъемлемую часть лексикона [Девкин 1994:
5]. Знакомство с разговорной лексикой нужно, чтобы понимать обиходную речь,
чтобы овладеть важной частью лингвострановедения, чтобы уметь расшифровать
подтекст, остроты, ассоциативный план высказываний.
Цель данного исследования – выявление функциональной нагрузки и источников пополнения сниженной лекскики немецкого языка в молодежном сленге.
Для достижения поставленной нами цели необходимо решить ряд задач:
. рассмотреть некоторые теоретические положения, касающиеся определения таких понятий, как «сниженная лексика», «сленг»,
«жаргон» в различных дефинициях, среди которых нет единства;
. внести свой вклад в решение проблемы лексикографического отражения сниженной лексики;
. выявить наиболее характерные черты языка молодежи;
. выявить функциональную нагрузку сниженных лексических единиц
. в языке молодежи, опираясь на контекст;
. выявить основные источники пополнения регистра сниженной лексики.
В данной работе нами были использованы такие исследовательские приёмы, как сплошная выборка фактического материала и построение его классификации. К методике работы относится, прежде всего, контекстуальный анализ, заключающийся в выявлении прагматического контекста, влияющего непосредственно на функциональную нагрузку сниженной лексики в устной речи.
Данная работа состоит из введения, двух глав и заключения.
В первой главе рассматриваются теоретические положения, касающиеся как особенностей регистра сниженной лексики в общем, так и характерных его особенностей в немецкоязычном молодежном сленге.
Во второй главе выявляется функциональная нагрузка сниженной лексики в языке молодежи путём анализа прагматических контекстов. Материалом исследования является роман «Орел и ангел», изданный молодой писательницей из ФРГ Юли Це в 2001 г., действие которого происходит в наши дни, и героями являются молодые люди в возрасте от 14 до 30 лет. Источники пополнения сниженной лексики выявляются на основе материала, полученного методом сплошной выборки из словаря молодежной лексики Германна Эманна и из немецко- русского словаря разговорной лексики В.Д. Девкина.
Завершается работа выводами, вытекающими из анализа фактического материала.
ГЛАВА 1. Особенности словаря молодежного социолекта
1.1. Стилистическое расслоение словарного состава языка; разговорная лексика
В современном языкознании принято различать три основных лексико-
стилистических разряда: книжная лексика (научная, официально-деловая,
газетно-публицистическая, поэтическая), стилистически нейтральная
(межстилевая) лексика и разговорная (собственно разговорная и просторечная)
лексика [Попов, Валькова и др. 1978: 99]. В.Д. Девкин также выделяет три
основных лексико-стилистических регистра: высокий, средний и низкий, и
считает, что идея регистров (стилей) в их изофункциональности, в общности
основного выражаемого ими содержания и в обязательности синонимии в широком
смысле слова. По его мнению, регистровая окраска для значительного
количества слов не привносит дополнительных содержательных характеристик:
высокостильные брег, хлад, град денотативно равны берегу, холоду, городу,
как и разговорные аскорбинка, редиска и х/б одинаковы по смыслу с
аскорбиновой кислотой, редисом и хлопчатобумажной тканью. Нельзя сказать
однако, что регистровые различия ограничиваются одним лишь параллелизмом.
Регистровая характеристика может быть одним различительным свойством или же
одним из нескольких, действующих сложно и совокупно [Девкин 1994: 13].
Каждый лексико-стилистический регистр обслуживает свою коммуникативную
сферу, для которой характерны (или же присущи лишь ей) некоторые
специфические понятия. Но если научная терминология большей своей частью
уникальна и не имеет параллелей с общеупотребительным словарным запасом, то
разговорная лексика имеет в нем свои параллели, которые однако не сводятся
лишь к дублированию литературной лексики.
Понимая под стилистической (регистровой) окраской «отстраненное отношение к объекту номинации через слово», В.Д. Девкин считает, что она является разрывом с буквализмом, с наивно простым индифферентным восприятием всего как оно есть, дистанцией, проявлением небезразличного отношения [Девкин 1994: 13]. Особая экпрессивность и яркая оценочность в отношении денотатов, характерная для разговорной лексики, объясняется преимущественно устной коммуникативной сферой ее употребления, широким тематическим диапазоном разговрной речи. В неофициальной обстановке с хорошо знакомыми людьми можно говорить на любую тему: о повседневных домашних делах, работе, политике, друзьях и знакомых, болезни близких, новом фильме и т.д. Языковые пристрастия говорящего, его склонность к шутке, игре со словами, гиперболизации или же занижению некоторых характеристик объекта обсуждения наиболее ярко проявляются в ситуации непринужденного непосредственного общения.
Неоднородность лексического состава разговорных текстов (в них можно
встретить прежде всего слова, связанные с повседневной жизнью, бытом, так
называемые бытовизмы: Lцffel ‘ложка’, Kochtopf ‘кастрюля’, Besen ‘веник’;
слова, имеющие ярко выраженный сниженный оттенок: bleuen ‘мутузить’,
einbringen ‘вкалывать/ выкладываться’, Flederwisch ‘живчик’; слова
стилистически нейтральные, составляющие основной словарный фонд
современного литературного языка: arbeiten ‘работать’, sich erholen
‘отдыхать’, jung ‘молодой’, jetzt ‘сейчас’, nie ‘никогда’; специальную
терминологическую лексику и отдельные жаргонные вкрапления) приводит к
возникновению ряда затруднений при попытке дать четкую дефиницию как
понятию «разговорная/сниженная лексика», так и понятию «разговрность»
вообще. Существуют следующие дефиниции данных понятий:
«Разговорность» – это традиционное, весьма условное и собирательное название того, что противопоставлено идеально правильному, непогрешимому образцово-показательному культурному стандарту. Отступление от этой эталонности может быть разной степени – минимальным (без нарушения литературности), среднесниженным, заметным (фамильярный слой) и значительным (грубая и вульгарная лексика) [Девкин 1994: 12].
Разговорная лексика понимается как самая близкая к нейтральной в противопоставленности фамильярной, сильно сниженной – такая интерпретация, по мнению В.Д. Девкина, является характерной для лексикографической практики.
Разговорно окрашенная лексика отличается от нейтральной своей некоторой сниженностью (оценочного, этического и эстетического порядка) и типична для неофициальной среды общения [Девкин 1994: 12].
Разговорная лексика – это весь лексический фонд обиходной речи
[Руофф 1981: 36].
Н.И. Гез, характеризую разговорный регистр, относит к нему как лексику нейтрального или общеупотребительного стиля, так и слова с эмоционально- экспрессивной окраской (ласкательные, бранные, иронические, шутливые и т.д.) [Гез 1974: 74].
Разговорная лексика – это лексика, употребляемая в обиходно-бытовом диалоге, свойственном устной речи [Попов, Валькова и др. 1978: 99].
Таким образом, среди всех, выделенных нами дефиниций разговорной лексики, при всем их многообразии и широте толкования термина, мы можем отметить несколько общих положений:
1) разговорная лексика противопоставлена литературному языку;
2) между лексическим составом литературного и разговорного языка существуют явления переходности и взаимопроникновения;
3) разговорная лексика функционирует в быту, в стихии свободного общения, вне официальных норм языка.
В реальной повседневной речевой коммуникации отражается дробная
дифференциация социально-культурных групп населения, микрогрупп, разного
рода социальных коллективов. Соответствено наблюдается пестрая мозаика
манер, способов выражения мыслей, эмоций, тактик, стратегий диалогов,
построения письменных и устных текстов, употребления слов. Во всем этом
океане речи находят, в свою очередь, отражение специфические, «свои»
узуальные нормы речевого поведения каждой из социально-культурных групп
населения и микрогрупп. Очевидно при этом, что эти нормы зачастую резко
расходятся (в силу расхождения с общепринятыми в данном обществе нормами
речевого поведения) с нормами литературного языка. Так, известны своей
«оригинальностью» речевого поведения и общения армейский быт, лагерно-
тюремный быт, гендерные микрогруппы (исключительно мужских или
исключительные женских) производственных коллективов и так далее.
В связи с отмеченным социокультурным разнообразием повседневной
речевой коммуникации важно для исследуемой проблемы обратить внимание
вообще на характер процессов, происходящих в современном дискурсе. Широкая
экспансия сниженной речевой стихии, наблюдаемая на постсоветстком
пространстве, захлестнула и страны Западной Европы. Задача жесткой
дифференциации сниженной лексики значительно осложняется в связи с
усиливающейся размытостью границ и состава самой сниженной лексики в силу
следующих причин:
1) неустойчивости, известной неопределенности зачастую негативно-оценочных коннотаций таких единиц в по существу новых для них контекстах употребления, в иной (тоже новой для них) функциональной сфере употребления (из устной неформальной сферы жаргона, городского просторечия и пр. они переходят в официальную сферу массовой коммуникации или публичного выступления);
2) быстрого, резкого расширения ситуаций общения, изменения характера речевых ситуаций (от межличностной к массовой коммуникации, к прямому переносу бытовых ситуаций в сферу официальности).
А также в связи с процессами детабуизации обсценной (инвективной)
лексики, наблюдаемой в последние годы в печати, в электронных СМИ, на
страницах художественной литературы. Эти процессы обусловлены обострением
политической борьбы, усилением эмиграции большей частью маргинального слоя
населения из стран Азии и Ближнего Востока в Западную Европу (в частности,
в Германию), усилением объемов публикации эротической продукции
(изобразительной и вербальной), ослаблением действия вербальных фильтров в
Мировой Сети.
Наиболее яркое отражение данные тенденции находят в коммуникативной
среде молодежи, т.е. в молодежном сленге. Ускорение темпа жизни (особенно с
середины 20-го века) приводит к быстрому росту словарного запаса, ведь
каждому новому понятию должно соответствовать как минимум одно слово.
Соответственно расширяется словарь сленга, так как именно молодое
поколение, еще не связанное литературной нормой и реакционным влиянием
традиции, первым воспринимает технические и социальные новшества и дает им
разговорные наименования. Чаще всего путем переосмысления уже существующих
слов при их заимствовании из «соседних» лексико-стилистических подуровней
разговорной речи. Психологические особенности переходного возраста играют
при этом немаловажную роль, поскольку здесь отдается предпочтение словам с
наиболее яркой экспрессивной окраской. Неслучайно данная работа ставит
своей задачей изучение процессов, проходящих в дискурсе сниженной лексики
немецкого языка, именно через призму молодежного сленга как самой активной
коммуникативно- языковой среды.
Таким образом, для нашего исследования важно рассмотреть общие
характеристики молодежной коммуникации и выделить характерные ее
особенности. Но в первую очередь необходимо разграничить понятия «сленг» и
«жаргон», которые в современной лингвистике трактуются зачастую как
синонимы.
1.2. Понятия «сленг», «жаргон»
Своим появлением на свет жаргон обязан развитию цехового производства в средневековой Европе, когда перед цеховым коллективом, ввиду возрастающей конкуренции, возникла проблема защиты тех или иных производственных знаний, технологий. Это привело к возникновению особого кодированного языка мастеров – арго. Слово «арго» произошло от фр. “argot” – речь определенных, замкнутых групп, которая создается с целью языкового обособления. Это в основном специальная или своеобразно освоенная общеупотребительная лексика. В настоящее время слово «арго» устарело, и вместо него используется понятие «жаргон».
Являясь довольно подвижными слоями разговорной речи, жаргон и/или
сленг включают в себя широко распространенную микросистему, имеющую
эмоциональную окраску, своеобразный вокабуляр. Сам термин «жаргон» пришел к
нам из французского языка, а «сленг» – из английского.
Во французской лингвистике термин «жаргон» зачастую толкуется как
неправильный, искаженный или искусственно изобретенный язык, понятный
только членам конкретной группировки.
Для англоязычного языкознания характерно разграничение понятий
«жаргон» и «сленг». В англоязычной лингвистике принято использовать термин
«сленг» для обозначения некодифицированного языка. В настоящее время в
словарях встречается как минимум два основных толкования слова сленг. Во-
первых, особая речь подгрупп или субкультур общества, и, во-вторых, лексика
широкого употребления для неформального общения [Pocket Oxford Dictionary
March 1994].
В отечественной лингвистике толкование этих терминов еще более
неоднозначно. Л.И. Антрушина, И.В. Арнольд, С.А. Кузнецова не
дифференцируют жаргон и сленг как два разных явления в языке, толкуя их как
речь социально и профессионально обусловленной группы, а также элемент
речи, не совпадающий с нормой литературного языка [Антрушина 2002: 55-65;
Кузнецова 2000: 1208], потому что у него наличествуют все типы
коннотаций: эмоциональная (в большинстве случаев ироническая,
презрительная и соответственно оценочная), экспрессивная, оценочная и
стилистическая. Таким образом сленг противопоставляется литературной норме
[Арнольд 2002: 162-163]. В.Н. Ярцева в своем определении сленга
называет его совокупностью жаргонизмов, которые употребляются в социальных
группах [Ярцева 1998: 151].
И.Р. Гальперин, наоборот, разграничивает эти понятия, указывая на то, что жаргон имеет социальную, а не местную принадлежность, представляет собой кодовую систему, которой соответствует определенное словарное значение. Сленгу же, в отличие от жаргона не нужна трактовка. Это не секретный код. Его с легкостью понимают те люди, которые говорят на данном языке-коде, но воспринимают употребление этих слов, как что-то не совсем обыденное или же как «извращение нормального языка». Жаргонизмы могут переходить из одной социальной группы в другую и со временем даже становиться нормой литературного языка. Выделяя специальные и общеупотребительные жаргоны (принадлежат ко всем социальным группам), он отмечает, что жаргон в свою очередь может стать сленгом, так как первый переходит из определенного круга в общеупотребительный, а следовательно меняет свою «таинственность и зашифрованность». Жаргонизмы отличаются ещё тем, что имеют свое строгое место в социуме, поэтому легко классифицируются по данному признаку [Galperin 1992: 104-116].
В своей работе мы будем придерживаться мнения И.Р. Гальперина и разграничивать понятия «жаргон» (язык-шифр социально/профессионально ограниченных групп) и «сленг» (язык неформального общения различных социальных/возрастных групп). Молодежная коммуникативная среда характеризуется использованием всех лексико-стилистических регистров, тяготея при этом к сниженной лексике, лишь незначительную часть которой составляет ученический/студентческий жаргон. Таким образом, рассматривая молодежный сленг, мы имеем возможность проследить все явления, характерные, как для самой молодежной коммуникативной среды, так и для устной коммуникативной среды в целом, выявить источники пополнения регистра и функциональную нагрузку отдельных стилистических кластеров. Несомненно важным является понимание причин употребления сленга как основного языка неформального общения.
1.3. Причины употребления сниженной лексики в языке молодежи
Total krass, wenn man von endgeilen Цtzis abstammt, die prompt zackig mit den Monnis rьberwendeln, weil sie direkt in der Kieskneipe abscheffeln.
H. Ehmann
Если рассматривать условно-профессиональные языки, то можно выделить
следующий ряд причин их употребления членами коммуникативных групп: во-
первых, люди хотят общаться друг с другом в присутствии чужих, оставаясь
непонятыми, во-вторых, наличествует желание скрыть секреты своего ремесла и
торговли, в-третьих, они испытывают необходимость в изоляции от враждебно
настроенных сил (криминальные жаргоны). Еще одной немаловажной причиной
можно назвать стремление к речевой выразительности. Сленг, являясь в
большей мере социалектом нежели профессиональным языком, выполняет
дифференцирующую (защитную, разграничивающую) функцию лишь в том случае,
когда общающиеся используют именно жаргонную лексику, для которой данная
функция является основополагающей. Относительно непонимания между
поколениями интересно мнение Г. Эманна, приводящего следующий пример:
«Часто случается такое, что взрослые (родители, учителя или социальные
педагоги) стараются примазаться к языку подростков, ошибочно полагая, что
тем самым откроют для себя вход в «мир» молодых, или же надеясь добиться от
последних тем самым большего уважения. Эта попытка почти всегда терпит
крах, так как взрослые более не звучат аутентично и где только возможно
ведут себя, как слоны в посудной лавке. Плюс ко всему, языковое
подлизывание со стороны взрослых воспринимается подростками как внедрение в
интимную сферу, в которой хотелось бы оставаться по возрастному признаку
среди своих» [Ehmann 2001: 11].
Однако, по мнению профессора психологии Туринского университета Т. Дж.
Галлино, подростковый сленг меняется приблизительно каждые 5 лет. Вполне
естественно, что людям, не общающимся с подростками постоянно, а лишь время
от времени слышащим их диалоги на улицах и в транспорте, трудно уследить за
развитием молодежной языковой моды. Кроме того, далеко не каждый человек
знаком с закономерностями лингвистики даже на самом общем уровне. Видимо,
это две основные причины, которые заставляют простого обывателя считать
молодежный сленг более кодированным языком, чем он есть на самом деле
[Галлино 2003: 3].
Т. Дж. Галлино подчеркивает, что у всех подростковых групп бывает свой независимый жаргон, со словами, отличающимися от тех, что есть в лексиконе взрослых, как и от тех, которые используют их сверстники, но эти слова подростки используют лишь непродолжительное время, т.е. до перехода в следующую возрастную группу. Так жаргон студента в значительной мере будет отличаться от жаргона школьника, но близость коммуникативных сред будет отражена в общем для обеих групп социолекте – в молодежном сленге.
Другой причиной вынужденной языковой диффренциации между поколениями, по мнению психологов и лингвистов, становится возрастающий темп жизни, за которым представители старшего поколения не всегда успевают. Появление мобильных телефонов с сервисом SMS, электронной почты, ICQ и интернет-чатов способствует тому, что в языке подростков все чаще встречаются простые конструкции, с помощью которых можно максимально быстро передать свою мысль. Т. е. фактически в устной речи все больше и больше используется так называемый «телеграфный стиль», который зачастую раздражает людей старшего поколения, привыкших к более глубокому, а потому более медленному осмыслению информации.
Не в последнюю очередь с проблемой ускоренного темпа развития
информационных технологий (большинство компьютерных программ издаются на
английском языке) связана проблема англизации немецкой разговорной речи.
Это привело даже к появлению шутливых терминов “Denglish” (компонатив
“deutsch” + “english”) и “Germeng” (“german” + “english”) [Hoberg 2000:
13]. По последним данным, в немецкий язык перешло приблизительно 4000
заимствованных слов из английского языка и его американского варианта
[Гекало 2003: 3]. Английский язык, ставший языком интернет-общения, активно
используется не только молодым поколением, но и на телевидении, в прессе.
Процесс заимствований усилился настолько, что словари не успевают
фиксировать все изменения в языке [Гекало 2003: 4]. Употребление
(сознательно дифференцирующее, как и неосознанное, на поводу у языковой
моды) заимствованной лексики более «продвинутой» молодежью также
выстраивает стену между поколениями.
Второй важной причиной употребления молодежью сленга (и сниженной лексики внутри последнего как таковой) является стремление коммуникантов к выразительности, зачастую невозможной при использовании литературной лексики. Вообще молодежная среда демонстрирует значительную свободу в общении, фривольность, демократизм в кругу своих. Если для людей старшего поколения человек, который ведет себя неформально, считается несерьезным, то молодежь почти всегда ведет себя неформально, чтобы подчеркнуть степень доверия к собеседнику, свое расположение к нему. Поскольку доверие в данный возрастной период играет огромную роль, молодые люди используют простой язык, одеваются согласно традиций своей группы, зачастую даже манерой одеваться выражают свою иронию по отношению к себе самим, тем самым как бы примиряясь с возможностью чужой иронии в свой адрес. Умение веселиться и веселить ценится здесь довольно высоко.
Чаще всего даже жаргоны используются для забавы. Их возникновение не связывается с особой необходимостью в этом, в них отсутствует секретность или условность. Так, Ю.М. Скребнев под жаргоном понимает слова профессиональных и социальных групп, отличающиеся неформальным характером и являющиеся шутливой заменой слов, которые уже существуют в нейтральной сфере литературного языка [Скребнев 2000: 66-72]. Именно выразительностью, экспрессивной силой выражения значений можно объяснить использование в молодежном сленге жаргонизмов маргинальных групп или же солдатского жаргона.
Одной из важнейших причин использования молодежного сленга Германн
Эманн считает «аспект протеста» (der Protestaspekt) [Ehmann 2001: 10], так
как сама молодежь понимает свой язык в основном как оружие против языковых
норм взрослого мира и в первую очередь против самих взрослых, где грубость
и цинизм чаще всего адресованы не товарищам, а «предкам», «старикам»,
«шнуркам». Однако зачастую удар по норме и попрание правил языкового
этикета случаются и потому, что молодые люди просто не знают, что сказать.
Их излишняя простота и грубость в выражениях в этих случаях может быть
объяснена замешательством или смущением. Они могут быть достаточно неуклюжи
даже в ответ на вашу благодарность, и, хотя им и приятно, что их хвалят,
они чувствуют себя в достаточной степени неловко, чтобы ответить лишь
невнятным бурчанием, понятным только им самим. Если же речь идет об ответе
на что-то плохое, то здесь подросток умеет придать экспрессию даже
нейтральной лексике, делая ее максимально обидной для адресата.
Но наибольшей экспрессивной окраской в любом языке обладает табуированная (инвективная) лексика. Частота употребление последней в молодежных кругах значительно выше, чем в остальных возрастных группах, а в последнее время заметен явный подъем частотного числа бранных выражений от общего числа употребляемых молодежью лексических единиц, что вызывает значительное беспокойство европейской общественности [Галлино 2003: 4].
Человек как биологическое существо связан сексом и отправлением естественных потребностей. Это его физиология, без которой его существование невозможно, определенным образом отражена в языке. По этико- эстетическим принципам установились запреты на применение того, что считается неприличным. «Неприличная» лексика есть в каждом языке, и немецкий язык здесь не исключение. В ее функционировании есть национальная специфика.
Существует тематика, которую принято не затрагивать. Являясь областью табуированной, эта лексика представляет собой загадку для многих, особенно для иностранцев, которые в контактах с малознакомыми людьми из другой страны или с теми, с кем существуют лишь официальные отношения, а также при чтении литературы и получении сведений из средств массовой информации, не могут встретиться с нецензурной лексикой и составить себе о ней представление.
В настоящее время происходит легализация данной лексики, которая в конце концов идет параллельно с общей демократизацией языка. Что было сильно сниженным, становится фамильярным, фамильярное превращается в разговорное, а разговорное переходит в нейтральный, немаркированный пласт словаря.
Несалонная лексика неоднородна. То, что вызывает отрицательную оценку,
может быть представлено словами вполне литературными и нелитературными
(разгов., фам., бран., вульг., неценз.). По этическому измерению
нецензурная лексика занимает последнюю, самую низшую ступень.
В чем же все-таки притягательная сила данной лексики для молодого поколения? Причин здесь несколько. Не в последнюю очередь занимает ее утилитарность, удобство, доступность, простота и даже гибкость. Степень этико-эстетической сниженности способствует интенсификации признака, заложенного в значении слова. С нагнетанием грубости, неприличности повышается степень выраженного словом свойства. Данная лексика может служить эмоциональной разрядки.
Нецензурная лексика, по мнению В.Д. Девкина, во многом абсурдна, натуралистична, сюрреалистична и по своим стихийным «стратегиям» сродни экзистенциализму.
Мир абсурда – это своеобразный вызов надоевшему стереотипу нормы, логики и порядка.
Натуралистичность этой лексики в ее обнаженности, бесстыжести, преувеличенном интересе к физиологии и всему низменному.
Аморальность ее откровенна, искренна, хотя и вызывающа, провоцирующа.
Чувства меры она не знает и заходит порой слишком далеко.
«Сюрреалистичность» запретной лексики в ее вещной конкретности, зачастую смещенной, искаженной и нелепой. Ошеломляюще необычно и странно стыкующиеся детали изобразительных средств этой лексики свидетельствуют о безудержной фантазии ругателей, в основе своей страшно упрощенной, но тем не менее имеющейся [Devkin 1996: 36].
С точки зрения психологии, существует три причины, которые
предшествуют ругательствам и вызывают эту реакцию человека. Цепочку этих
причин немецкий лингвист Райнхольд Аман представил в виде следующей схемы
(схема 1):
Причины употребления сниженной лексики (по Р. Аману):
Фрустрация (чувство разочарования) v
Аффект (состояние напряжения) v
Агрессия (ругательства)
Таким образом, считает Райнхольд Аман, ругательство является вербально-агрессивыным действием, которое случается в состояние возбуждения и вызвано чаще всего каким-либо озлоблением [Aman 1982: 153].
Психологи считают, что во многих случаях «выругаться» – полезно для здоровья. Еще Ф. Ницше заметил, что фрустрация порождает в человеке чувство агрессии и аффекты [Ницше 1997: 300]. И если человек не дает волю своим накопившимся эмоциям, своей злости, ненависти, гневу или подавляет в себе досаду, то это может привести его к психическим заболеваниям, которые в свою очередь могут спровоцировать заболевания таких жизненно важных органов как сердце, желудок, желчный пузырь и т.д. Результатом данных заболеваний могут быть как легкие формы неврозов, так и тяжкие формы маниакально- депрессивного помешательства. И поэтому можно сказать без всякой иронии, что ругань (брань) полезна для нашего здоровья.
Однако ругательства, с другой стороны, могут являться и вредными для нашего здоровья, прежде всего тогда, когда мы неправильно понимаем точку зрения оппонента, и, вступив в брань, можем вызвать неадекватную ответную реакцию. Последствия такой реакции непредсказуемы. Исходя из этого, можно сделать вывод, что правильно выбранное ругательство может быть по значимости больше чем физическое воздействие. В пословицах русского языка не даром сказано: «Слово больней дубины бьет».
В тоже время некоторые ругательства, не подкрепленные ярким
эмоциональным выражением ругателя, могут быть восприняты в шутку, не со
зла. Т. Дж. Галлино, исследовавший процессы, проходящие в молодежном
сленге, уверен, что употребление подростками инвективной лексики происходит
чаще всего «из любви к искусству», т.е. только потому что им нравится
ругаться, выражая таким образом грубую и невсегда уместную, но иронию
[Галлино 2003: 4].
Для создания иронического эффекта в молодежной коммуникативной среде также зачастую используются диалектные вкрапления. Так как для немецкого языка, в силу его своеобразного исторического развития, особое значение имеют территориальная дифференциация, активность диалектов на немецкой почве гораздо ощутимее, чем во многих других странах. Это приводит к тому, что местные особенности немецкой разговорной речи выражены сильнее, чем, например, в русском или французском языках.
Но в общей своей массе, как считает Теодор Константин, территориальные диалекты – категория пережиточная. Их носителем является преимущественно крестьянство. Диалекты уже не вызываются к жизни существующими общественно- экономическими условиями, а, напротив, продолжают существовать, несмотря на новые условия. Диалекты постепенно разлагаются, деформируются, нивелируются и приближаются к литературно-нормированному общенациональному языку.
Слабеющую роль диалекта у немцев демонстрирует эстафета поколений.
Речь дедов сильно диалектно окрашена. Родители сохраняют диалектный
интонационный рисунок и часть фонетического строя. Среднее поколение
допускает отдельные региональные вкрапления, а дети в основном владеют
общенемецкой литературной нормой, сохраняя иногда и диалект, на который они
свободно переключаются и который в их применении уже сильно видоизменен и
приближается к литературному языку. Чаще всего тот или иной диалект
используется молодежью с целью «пошутить» над старшим поколением, показать
тем самым характерные особенности речи взрослых. Еще одной причиной
обращения к диалекту является оригинальность диалектной брани, также
несущей в себе комические оттенки.
В отношении бранной лексики немецкого языка, можно отметить два
наиболее ярких диалекта: берлинский и кельнский. Берлинцы с давних пор
знамениты своей нецензурной лексикой. Ни один другой город ежегодно не
пополняет свой лексикон таким количеством бранных слов и не в одном другом
городе не употребляют так часто эти слова в обиходной речи «и стар и мал».
Эти ругательные «канонады», которые в самом деле могут вызвать ощущение
враждебности, являются часто безобидными выражениями. Характерными для
берлинского диалекта ругательствами являются те, которые наполнены иронией
и издевкой, но означают больше умение владения языком, нежели желание
оскорбить или задеть оппонента. Нельзя назвать берлинцев миролюбивыми или
любезными, и куда уж это не те люди, которые полезут за словом в карман.
Берлинский диалект, как известно, занимает ведущее положение в
немецкоговорящем пространстве в различных областях речи, в том числе и в
запретной лексике. Используя в своей речи ругательства, берлинская молодежь
отражает не только горечь и озлобление, но и не упускают возможности
отражения самоиронии и сатиры [Constantin 1986: 24].
Для менталитета кельнцев характерно частое употребление различных ругательств, но это в большинстве случаев можно отнести лишь к эмоциональности их характера. Это маленькая «галерея», которая подчеркивает недостатки, слабости, формальности, даже если они произнесены, как правило, на высоких тонах. Даже в случае того, что в дословном понимании эти ругательства означают что-то неприличное. Кельнский диалект не является языком людей, действующих «тихой сапой». Они употребляют данную лексику легко и непринужденно, а главное всегда с душой [Farver 1988: 6].
Молодежь с ее бравадой всем «запретным», а потому – «взрослым», не может обойти своим вниманием столь оригинальные формы самовыражения и, подражая взрослым, с «особым цинизмом» использует подобную лексику.
Таким образом, на данном этапе нашей работы мы можем сделать следующие выводы.
Языком молодежи является молодежный сленг, который н