Чтение RSS
Рефераты:
 
Рефераты бесплатно
 

 

 

 

 

 

     
 
Джордано Бруно - героический энтузиаст

Джордано Бруно - героический энтузиаст

Кудрявцев А.В.

"Мне говорят, что я своими утверждениями хочу перевернуть мир вверх дном. Но разве было бы плохо перевернуть перевернутый мир?"

Джордано Бруно.

Общий принцип методологии - методы поиска нового возникают там, где нестандартность работы сочетается с массовостью реализаций. Этой нестандартной, но массовой работой в первой половине двадцатого века стало техническое изобретательство. В другие времена методологические разработки совершались в связи с иными объектами приложения человеческого разума.

В самом начале 16 века в Италии после долгого забвения вновь открыли "Поэтику" Аристотеля. Открытие вызвало большой интерес - оказывается, существует полная теория того, что и как должен делать поэт! Это было важно - ведь умение сочинять стихи входило в обязательный набор талантов просвещенного молодого человека. Люди в то время упивались стихосложением, в Италии процветали многочисленные школы поэтического искусства. И теперь, когда появилась столь полная теория вопроса - крепость творчества должна была покориться раз и навсегда. Поэтические бессонницы отходили в прошлое и любой грамотный человек, достаточно упорный, чтобы освоить всю систему Аристотеля и последовательно применить ее в конкретной разработке, мог рассчитывать на успех в деле создания столь востребованного обществом продукта. Надо отметить, что Аристотель стал кумиром не только учителей поэтической молодежи, его многочисленные произведения лежали в основе университетской и монастырской мудрости. Аристотель был непререкаемым авторитетом всего католического мира.

Правда, наряду с восторженным почитанием постепенно оформилось и критическое направление. Одним из наиболее ярких его представителей был Джордано Бруно, скитавшийся по Европе беглый монах со вздорным характером, зарабатывающий себе на жизнь обучением стихосложению, мнемотехнике и изобретательности. (Бруно обладал феноменальной памятью, приводившей в изумление окружающих, юного Джордано даже возили в Рим, чтобы он смог продемонстрировать свою память перед папой - Пием - V. Еще он был выдумщиком и замечательным поэтом, чем сильно отличался от многих учителей поэтического искусства своего времени).

Что в сердце раскрываю иль таю,

Льнет к красоте, но скромность отдаляет;

Я тверд, но вдруг чужое увлекает

И к ложной цели душу мчит мою.

Стремлюсь к добру - встречаю преткновенье;

Уходит солнце, чуть лишь сближусь с ним;

Когда ж я с ним, то не с собой самим;

Порву ль с собой - вкушаю с ним сближенье;

За миг покоя - долгое мученье;

Чуть встречу радость - уж тоской томим;

Взгляну ль на небо - становлюсь слепым;

Ищу ль богатство - чую оскуденье.

Мне горько счастье, боль сладка - и вот,

Идя ко дну, ум в небеса взлетает,

Необходимость держит, цель ведет,

Судьба гнетет, стремленье ввысь бросает,

Желанье шпорит, страх уздой берет,

Тревога мчит, опасность замедляет.

Цель, случай ли - кто знает? -

Даст мир и принесет конец борьбе,

Раз гонят здесь, а там зовут к себе?

(Это одно из прелестных стихотворений Джордано Бруно. Все - таки согласитесь - творчество, это не просто строчки, зарифмованные "по правилам". Более того, как мы увидим ниже, настоящие поэты - еще и великие прорицатели.)

Чем же не устраивал критиков Аристотель? Великий учитель древности, ученик Платона, воспитатель Александра Великого. Основатель Ликея, человек, написавший обширные и систематизированные сочинения практически по всем областям знания, известным грекам. За что его критиковали? Говоря коротко - за жесткость построенной системы, в которой все было заранее расписано и предопределено, за то, что система эта была во многом искусственной, не соответствовала реальности, возводила в абсолют отдельные факты. За то, что он, как говорил Ф. Бэкон, погубил своих братьев - философов, дабы уверенно господствовать подобно Константинопольскому султану…

Бруно пишет об Аристотеле:

"Он сделал свою мысль бодрствующей для того, чтобы стать не созерцателем, но судьей, выносящим суждения о вещах, которые он никогда не изучал и не хорошо понял. Так в наши времена в то немногое хорошее, что он принес, - а именно: в учение об уме изобретательском, судящем и метафизическом, - деятельность других педантов, … внесла новые диалектические приемы и модусы для составления суждений, и эти приемы настолько же ниже аристотелевых, насколько, быть может, философия Аристотеля неизмеримо ниже античной. Впрочем, это произошло оттого, что некоторые грамматики, одряхлевшие на кухнях школьников и занимавшиеся анатомированием фраз и слов, захотели взбодрить мысль, создавая новые логические и метафизические приемы, вынося приговоры и мнения о том, чего никогда не изучали и чего по сей день не понимают. Таким образом, как это следует из сказанного, с помощью невежественной массы (к уму которой они более приспособлены) они могут так же погубить гуманитарные взгляды и логические приемы Аристотеля, как этот последний сделался мясником иных божественных философских учений".

Уже упоминавшийся Ф. Бэкон, человек несомненно более светский и выдержанный, чем Бруно, публично объяснял свое отношение к теориям Аристотеля следующим образом: - "испытал разочарование в философии Аристотеля; и не из - за никчемности автора, к которому… всегда относился с величайшим уважением, а из - за бесполезности метода; аристотелевская философия хороша только для научных диспутов, но она бесплодна в том, что касается конкретной пользы для жизни людей". Бруно не столь выдержан, он все стремится назвать "своими словами".

Эта критика, очень жесткая по форме, основана на прекрасном знании материала. Бруно начинал свой путь к вершинам науки в доминиканском монастыре, где провел 15лет именно за изучением трудов Аристотеля, и его последователя - Фомы Аквинского. Первоначальный юношеский энтузиазм постепенно сменяется глубоким и горьким разочарованием, авторитарная система вступает в противоречие с творческой натурой и в 28 лет Бруно уходит из монастыря. Впоследствии он постоянно возвращался к Аристотелю в своих работах, не упуская ни одного случая для его критики. И уж конечно, отцу наук доставалось за его поэтические изыскания.

Вот диалог, которым начинается одно из программных произведений Джордано Бруно "О героическом энтузиазме". Беседуют два героя - Чикада и Тансилло.

Чикада. Существуют некоторые сторонники правил поэзии, которые с большим трудом признают поэтом Гомера, а Вергилия, Марциала, Овидия, Гесиода, Лукреция и многих других относят всего только к числу стихотворцев, применяя к их изучению правила "Поэтики" Аристотеля.

Тансилло. Знай же, братец, что это сущие животные, ведь они рассматривают те правила не как то, что главным образом обслуживает образность гомеровской поэзии или иной подобной, а обычно применяют эти правила для того, чтобы обрисовать героического поэта таким, каким был Гомер…

Чикада. Ведь и Гомер, в его собственном роде, не был поэтом, зависевшим от правил, но сам был причиной правил, которыми пользуются лица, способные скорее подражать, чем творить; и они заимствуют эти правила у того, кто вовсе не был поэтом, а умел лишь выбирать правила одного рода, а именно - гомеровской поэзии, чтобы обслужить того, кто желал бы стать не каким-либо иным поэтом, а только Гомером, и не с собственной музой, а с обезьяной чужой музы.

Тансилло. Ты сделал хорошее умозаключение, а именно то, что поэзия меньше всего рождается из правил, но, наоборот, правила происходят из поэзии; поэтому существует столько родов и видов истинных правил, сколько имеется родов и видов настоящих поэтов.

Чикада. А как можно узнать настоящего поэта?

Тансилло. Распевая стихи, - потому что когда их распевают, то либо развлекаются, либо извлекают пользу, либо же одновременно и получают пользу и развлекаются.

Чикада. В таком случае кому же нужны правила Аристотеля?

Тансилло. Тем, кто не умеет, как это умели Гомер, Гесиод, Орфей и другие, сочинять стихи без правил Аристотеля и кто, не имея своей музы, хотел бы иметь любовные дела с музой Гомера.

Чикада. Значит, неправы кое-какие педанты нашего времени, исключающие из числа поэтов тех, которые не употребляют общепринятых фабул и метафор, или не применяют в книгах и в песнях правил, соответствующих гомеровским или вергилиевским, или не соблюдают обычая делать призыв к музам, или связывают одну историю либо басню с другой, или кончают песни эпилогом, подытоживающим уже сказанное, и начинают введением, говорящим о том, что будет сказано далее; всех таких они исключают из числа поэтов, применяя еще тысячи иных способов исследования, порицания и правила, основанные на таком-то тексте.

Оттого педанты эти как бы навязывают заключение, что сами они могли бы (если бы им пришла фантазия) стать истинными поэтами и достичь таких успехов, каких другие только силятся достичь; однако в действительности они - всего лишь черви, не пригодные ни для чего хорошего и рожденные только для того, чтобы грызть, пачкать и загаживать труды и усилия других; они не в силах стать знаменитыми благодаря своим собственным заслугам и уму, и поэтому всеми правдами и неправдами они пытаются выдвинуться вперед на чужих ошибках и пороках".

Буквально из одной страницы мы узнаем, что поэзия не рождается из правил, но правила рождаются из поэзии; что хороший поэт познается только на практике (его должны "распевать"); что преподаватель творческих дисциплин должен подтверждать свой уровень собственными работами, а не пересказом авторитетов. Людей, нарушавших эти нормы, Бруно называет педантами и как видно из текста, не особенно с ними церемонится.

"Что они успели, какие обычаи сами вводят и внушают другим в делах справедливости, милосердия, сохранения и увеличения общественных благ? Воздвиглись ли благодаря их доктрине и учительству академии, университеты, храмы, больницы, коллегии, школы и заведения для искусства и науки, или же где все это раньше было, так и осталось по прежнему со столькими же факультетами, как до их прихода и появления меж людьми?"

Естественно, "педанты" отвечали ему взаимностью. Современник отмечал, что на протяжении долгих лет Бруно вел с ними "жесткую и внешне несчастливую борьбу". Были, конечно, и победы. Так, Бруно возродил художественную форму философии. Господствовавшая схоластическая традиция делала философов нечитаемыми, непонятными. Тексты Бруно почти всегда предельно художественны. Его борьба за высокую поэзию, не обремененную жесткими правилами, сама воспринимается как поэтическое произведение. Вот, например, возражение против широко распространенной схемы "двух венков" - делению поэтов на лирических (их полагалось украшать венками из мирта) и героических (им предназначались венки из лавра)

"…существует и может существовать столько родов поэтов, сколько может быть и сколько имеется способов человеческого чувствования и изобретательности, которые могут быть украшены гирляндами не только из всевозможных родов и видов растений, но также и из других родов и видов материи. Поэтому венки для поэтов делаются не только из миртов и лавров, но также из виноградных листьев за стихи для празднеств, из плюща - за стихи для вакханалий, из масличных листьев - за стихи для жертвоприношений и законов, из тополя, вяза и лаванды - за стихи на возделывание земли, из кипариса - за стихи погребальные и еще из несчетного множества иных материалов по многим другим обстоятельствам…"

Итак, Бруно - борец против закостенелых схем, подменяющих собой творчество. Но в чем же он видит выход, что предлагает своим ученикам и последователям? Иными словами - что отличает Бруно - методолога? Еще раз определим предметы, на которые направлено его внимание: это поэзия, искусство памяти, изобретательность. (Именно эти дисциплины приехал он преподавать знатному венецианцу Джованни Мочениго, который очень скоро и "сдал" его священной инквизиции).

Первое и основное - искусство памяти - мнемотехника. Память - это важный ресурс ученого человека в условиях крайнего дефицита и дороговизны книг. Традиция проведения многочасовых диспутов требовала от участников обильного цитирования, указания по памяти точных ссылок на параграфы канонических текстов. Бруно предлагает улучшить память с помощью формирования внутри человека "книги мира". Главный инструмент здесь - таблицы и система Раймунда Луллия, иными словами - классификационный подход к внешнему миру. Вслед за своим учителем, Бруно повторяет, что человек, выходящий из дома, должен нести с собой полную модель окружающего, с тем, чтобы все случающееся накапливать на уже созданных полочках. Такая комплексная модель описывается им в ряде работ посвященных мнемотехнике. Наиболее полно она описана в книге "О тенях идей". (Работа настолько хороша, что французский король разрешает посвятить ее себе. Но, как часто это бывает, расцвет системы означает и начало ее заката. Все более широкое распространение книгопечатания делает в 17 веке искусство памяти уже не столь нужным, а впоследствии сводит его к служебному, вспомогательному).

Однако в 16 веке мнемотехника еще в фаворе. О Луллии и его системах разговор предстоит особый, а пока зафиксируем, что Бруно учил систематическому описанию мира, тренировал людей видеть в происходящем некие общие, типические черты, учил находить в сиюминутно происходящих событиях элементы и характеристики общего. И, конечно, он активно использует для запоминания такой ресурс как образность.

"То, что можно почувствовать, всегда сильнее возбуждает память и скорее запечатлевается, нежели интеллектуальное".

Отметим еще, что доступ в крупнейшие университеты и научные сообщества Бруно имел именно как полномочный представитель Луллиева искусства, интерес к которому в шестнадцатом веке был повсеместным. Но что важного было в мнемотехнике для него самого? Бруно как приверженец Платона следовал его высказыванию "Знание есть не что иное, как припоминание". Человек вспоминает, даже если он придумывает, ибо по настоящему все уже существует в великой системе Вселенной. Вот это и было самым важным для Бруно - он считал, что понимание роли и места вещи в мире, требуемое в его мнемотехнике, ведет к управлению этой вещью - к магии.

Важной характеристикой Бруно - методолога является приверженность к выявлению различий, противоречий, их обострению, доведению до катастроф.

"Начало, середина и конец, рождение и завершение всего, что мы видим, движется от противоположностей через противоположности в противоположностях к противоположностям, и там, где есть противоположность, там также действие и противодействие, там движение, различие, многообразие, порядок, ступенчатость и прогресс".

"Вот колесо времени, движущееся вокруг собственного центра, и подпись: Движусь, оставаясь на месте. … Это значит, что движение происходит в круге, где движение совпадает с покоем, имея в виду, что вращение вокруг своей оси и своего центра включает покой и неподвижность прямолинейного движения или же покой целого и движение частей, а в частях, движущихся по окружности, воспринимаются два различия в движении, поскольку одни части последовательно поднимаются к вершине, другие спускаются с вершины книзу, одни доходят до средних дистанций, другие же достигают крайностей высоты и спуска".

При этом он указывает на существование различных вариантов реализации противоречий.

"например, когда в двух местах и местопребываниях противоположности поднимаются и опускаются и, наоборот, когда в целостном составе из-за различия склонностей различных частей и разницы их расположений одновременно идет подъем и снижение, продвижение и отступление, уход от себя и замыкание в себе".

В своих сочинениях Бруно классифицирует противоречия, делит их на три рода:

"первое - страсть и действие в сопоставлении с другой страстью и другим действием, как, например, холодные надежды и горячие желания; второе - те же самые страсти и действия в самих себе не только в разное, но в одно и то же время, например, когда каждая не довольствуется собой, но ждет еще другой и одновременно любит и ненавидит; третье противоречие - между силой, которая преследует и стремится к своей цели, и объектом, который убегает и ускользает".

Бруно постоянно демонстрирует прекрасное, глубокое знание диалектики. Он указывает:

"противоположное не тождественно с положительным и частичным, противоречивым, разнообразным, различным, другим, разделенным, различенным и разным".

"Вот, значит, каковы приправы, при помощи которых ученье и искусство природы делают так, что человек мучается ради наслаждения тем, что его уничтожает, бывает доволен в мучениях и страдает среди всяких удовольствий. Это значит, что абсолютно ничто не делается из мирного начала, но все возникает из противоположных начал через победу и господство одной из противоположных сторон; и нет радости зарождения одной стороны без горести разложения другой, и там, где рождающие и разлагающие стороны соединены, как бы обретаясь в одном и том же сложном субъекте, там находится вместе и ощущение удовольствия и ощущение печали"

Можем отметить и ясное понимание механизмов снятия противоречий, и формирование перечней предназначенных для этого приемов.

"всякое противоречие разрешается дружбой противоположностей либо в итоге победы одной из них, либо в итоге гармонии и взаимных уступок, либо же в итоге какого-нибудь иного превращения; всякий спор сводится к согласию, всякое многообразие - к единству".

"Кто хочет познать величайшие тайны природы, тот пусть наблюдает и разбирается в самых малых и самых больших величинах крайностей и противоположностей. Глубокая магия состоит в том, чтобы уметь, найдя точку соприкосновения, вывести одну крайность из другой" .

И снова речь идет о магии, однако уже о магии внутреннего умения, возможностей разума, рассуждения, вывода знаний.

Наиболее подробно противоположности и возможности их совпадения были исследованы в книге "О причине, начале и едином". Но воспринимая и учитывая движение, изменение, Бруно не считает его идеалом, к которому надо стремиться.

"Движение есть изменение; то, что движется, делается все иным и иным; то, что становится таким, всегда иначе существует и иначе действует; поэтому уразумение и склонности обусловлены причиной и условиями субъекта. И тот, кто рассматривает это иное и иное и все иначе и иначе, тот должен быть неминуемо слеп к красоте, которая всегда одна и единственна и является одним и тем же единством и сущностью, тождеством".

Идеал по Бруно это завершенность, а следовательно неподвижность, покой. Конечно, это совершенно естественно для вечного скитальца. Но понятие идеала этим не исчерпывается.

"Вместо этой Короны Вещественной да будет Корона идеальная, передаваемая до бесконечности, так что от нее могло бы возникнуть бесконечное множество других, в то время как сама она ни на йоту не уменьшается и не умаляется…".

Итак, идеал - это еще и факел, от которого можно зажечь тысячи других - это идеал передаваемого знания, нерастрачиваемый ресурс.

Бруно постоянно возвращается к проблеме, вытекающей из его понимания идеала. Ведь для активного поиска истины нужны страсти.

"Подъем происходит в душе от способности и толчка крыльев, то есть от интеллекта и интеллектуальной воли, посредством которых она, естественно, настраивается и стремится к богу как высочайшему благу и первой истине, абсолютной доброте и красоте, так же как каждое дело, естественно, имеет порыв, с одной стороны, назад, к своему началу, с другой - вперед, к своей цели и совершенству".

Но страсти мешают найти истину, увидеть ее. Истина требует неподвижности, так как сама олицетворяет законченность, совершенство.

"Поэтому надо сказать, что страсти в сильней шей степени могут мешать восприятию истины, хотя те кто охвачен ими, не замечают их, как это случилось с глупым больным, который не сказал, что у него горько во рту, но сказал, что горька пища".

"Таковы те, которые любят, прежде чем понимают; в итоге - у них получается так, что все представляется им окрашенным цветом их привязанности; а ведь у того, кто хочет познать истину путем созерцания, мысль должна быть совершенно чиста".

"Как вы хотите, чтобы неподвижность, устойчивость, сущность, истина были включены в то, что всегда становится все иным и иным и делает всегда все иначе и иначе? Какая истина, какой портрет может быть написанным и запечатленным там, где зрачки очей растекаются водой, вода - паром, пар - пламенем, пламя - воздухом, а воздух претерпевает одно изменение за другим, без конца проходя через субъект чувства и познания в кругу изменений в бесконечности".

Это противоречие Бруно разрешает также в собственной системе координат. Начинающий исследователь проявляет внешнюю активность. Переходя на все более высокие ступени познания мира, он начинает приближаться к Истине с помощью все более идеальных инструментов. Но что же такое сама Истина?

"Об умственной пище надо сказать, что ею может быть лишь то, чего ум сильно желает, ищет, принимает и вкушает охотнее, чем что-либо иное, в силу чего он наполняется, удовлетворяется, получает пользу и становится лучше,- а это и есть истина, о которой в любое время, во всяком возрасте и во всяком состоянии, в каком находится человек, он всегда мечтает и при помощи которой презирает всякую усталость, выносит всякое усилие, не обращает внимание на тело и ненавидит эту жизнь. Так как истина есть дело бестелесное, и так как никакой истины, ни физической, ни метафизической, ни математической, нет в теле, то отсюда вы видите, что вечная человеческая субстанция не находится в индивидах, которые рождаются и умирают. Специфическое единое, говорит Платон, а не численное множество составляет субстанцию вещей. Вот почему я называю идею единым и многим, устойчивым и подвижным, потому что как вид нетленный она есть вещь умопостигаемая и единая, а как сообщающаяся с материей и подверженная движению и зарождению - есть вещь чувственная и множественная".

В этом определении очень интересно и важно вычленение двух систем, к которым одновременно относится идея. Подставьте на место "идеи" понятие приема, стандарта и получите совершенно сегодняшнюю формулировку. Прием един, но реализации его, зависящие от материального исполнения, могут отличаться.

Задается также определенный идеал творчества. Истинный творец формирует требуемый порядок "не в какой нибудь последовательности, но вместе и сразу.

"он не создает… каждую вещь отдельным творческим актом, бесконечным количеством усилий творя бесконечное количество дел, но все прошедшее, настоящее и будущее творит простым и единичным актом".

"Приходит Благоразумие и бросает в урну не более двух - трех имен, приходит София и кладет туда четыре - пять, приходит Истина и оставляет там одно".

Техника поиска Истины занимает огромное место в работах Бруно. В частности он активно работает над классификацией способов поиска Истины, рассматривая подходы различных школ и течений.

"В действительности же мы видим, что существует многообразие созерцателей и исследователей, в силу того что одни (согласно навыкам их первых и основных дисциплин) действуют при помощи чисел, другие - при помощи фигур, третьи - системой порядков и ее нарушениями, четвертые - сочленением и расчленением, пятые - отделением и сочетанием, шестые - исследованиями и сомнениями, седьмые - дискуссиями и определениями, восьмые - толкованиями и разъяснениями мнений, терминов и речений. Так возникает многообразие созерцателей, которые с разными страстями отдаются изучению написанных мнений и применению их в действии; а в итоге получается, что один и тот же свет истины, выраженный в одной и той же книге одними и теми же словами, используется многочисленными различными и противоположными сектами".

И еще:

"Следовательно, мы согласны в том, что человеческая душа имеет свет, изобретательский ум и инструменты, годные ей для охоты.

Здесь помогает созерцание, тут приходит на помощь логика, самый подходящий орган для постижения истины, чтобы различать, искать и судить.

Затем путь идет, бросая свет на лес вещей природы, где столько объектов находятся в тени и под покровом и где, как в густом, глубоком и пустынном уединении, истина обычно пребывает в ямах и пещерных убежищах, заросших колючками, скрытых лесистыми, шершавыми и густолиственными растениями, куда с полным основанием то, что более достойно и превосходно, чаще всего укрывается, завуалируется и очень тщательно прячется, наподобие того как обыкновенно мы скрываем главнейшие сокровища, особенно старательно и заботливо, чтобы их не могли без особого труда открыть толпы разных охотников (из которых одни более, а другие менее искусны и опытны).

Туг приближается Пифагор, отыскивая истину при помощи отпечатлевающихся в вещах природы следов и признаков, чисел, показывающих ее шествие, причины, модусы и действия в некоторых способах, потому что в исчислении единиц, размеров, времени или веса истина и бытие находятся во всех вещах.

Здесь подходят Анаксагор и Эмпедокл, которые, принимая во внимание, что всемогущее и всеродящее божество наполняет все, не находили ничего настолько малым, чтобы не считать, что под ним не была скрыта истина со всеми основаниями, хотя они выдвигали всегда истину там, где она была преобладающей и выраженной в более великолепных и высоких основаниях.

Тут халдеи искали её при помощи отрицания, не зная, что дело её - утверждать, и производили они это без когтей демонстраций и силлогизмов, но лишь силясь углубить, снова передвигая, разбивая мотыгой, извлекая истину из чащи силою отрицания всех видов и предикатов, как доступных пониманию, так и тайных.

Здесь шел Платон, то переворачивая, то выкорчевывая, то воздвигая преграды; потому что виды преходящие и убегающие оставались точно в сетях и удерживались преградой определений, поскольку высшие вещи рассматривались в их участии и отраженное в вещах низших, а эти - в тех, но в большем достоинстве и превосходстве; тогда как истина считалась находящейся в тех и в других вещах, соответственно известной аналогии, порядку и ступенчатости, с какими низшее высшего порядка всегда сочетается с высшим низшего порядка. Таким-то образом существует прогресс от низшего в природе к высшему, как от зла к благу, от тьмы к свету, от чистой возможности к чистому действию через посредствующие.

Там хвалится Аристотель тем, что по отпечатлевшимся признакам и следам он может добраться до желанной добычи, когда от следствий хочет довести себя до причин; тогда как в действительности он гораздо больше, много больше, чем все другие, занимавшиеся изучением такой охоты, ошибался на этом пути, почти не умея различать следы".

Итак, Бруно считает, что от следствий не всегда можно добраться до причин. Но какой же путь из перечисленных верный? Собственная его теория формируется как магическое искусство понимания и изменения всего мира с помощью моделей (ведь что такое, например, веполь - как не магическое вопрошание о решении?). Надо сказать, что Бруно определял магов как людей, пытающихся поставить себе на службу силы внешнего мира с помощью знания неких закономерностей этого мира.

Описанием используемых им моделей мы займемся при рассмотрении доктрины Раймунда Луллия.

В попытках приблизиться к идеалу, Бруно находит принципиально новый образ человека ищущего истину. Он считает, что собирать знания, укладывая собранное в хранилища можно только в том случае, когда они незначительны, непринципиальны, соответствуют ранее созданным моделям. Если же новое знание велико и принципиально отличается от ранее известного, оно вбирает в себя охотника, делает его частью себя. (Так, в наше время многие из тех, кто нашел новое для себя знание о методах решения задач, остались внутри найденного).

"Итак, из числа тех многих, которые ходят как названными, так и иными путями по этому пустынному лесу, лишь очень немногие добираются до источника Дианы. Многие остаются довольными охотой на лесного и прочего малоценного зверя, большая же часть вовсе не умеет вести лов, обладая сетями, раздуваемыми ветром, и потому остается с руками, полными мух. А самые редкие, скажу я, это - Актеоны, которым дана судьбой возможность созерцать Диану нагой и стать настолько очарованными прекрасным телосложением природы и настолько руководимыми теми двумя светочами-близнецами - сиянием божественного блага и красоты, - что они превращаются в оленя, так как становятся уже не охотниками, но преследуемой дичью. Поэтому в самом конце и в заключение этой охоты они приходят к обладанию той ускользающей и дикой добычей, из-за которой добытчик становится добычей, а охотник должен стать объектом охоты; поэтому во всех других видах охоты, которая ведется за частными объектами, охотнику удается поймать себе разные вещи, поглощая их устами собственного ума; но в охоте божественной и универсальной он развертывает такой охват, что и сам, по необходимости, становится охваченным, поглощенным, присоединенным.

"…он более не видит свою Диану как бы через отверстия и окна, но видит стены поваленными на землю, а перед своими глазами - весь горизонт. Отсюда выходит, что на все он смотрит как на единое и перестает видеть при помощи различий и чисел, которые, соответственно разнообразию чувств, точно через разные щели, позволяли смутно видеть и воспринимать".

Итак, растворившись в предмете своих поисков, человек сможет находить новое не постепенно, не "через отверстия и окна", но видя сразу "весь горизонт". Человек должен перестать видеть окружающее "при помощи различий".

Зачем человеку нужна изобретательность? Только ли о поэтическом искусстве идет здесь речь? Нет, Бруно удивительно точно для своего времени понимает, в чем таится основное преимущество мыслящего существа.

"Боги одарили человека умом и руками, сотворив его по своему образу и подобию и одарив способностями свыше всех животных; способности эти состоят не только в том, чтобы действовать сообразно природе и ее порядкам, но, кроме того, вне законов природы; то есть образовывать или быть в состоянии образовывать иную природу, иное направление, иные порядки своим умом, той самой свободой, без которой нечего было бы и говорить о подобии и тем самым сохранять себя земным богом".

Любопытно, правда? Человек предназначен образовывать иную природу… иные порядки. Основной ресурс при этом - свобода. (Собственно говоря, все методы решения проблем - своеобразные технологии использования этого ресурса).

"Когда между людьми вследствие соревнования к божественным делам и увлечения духовными чувствами родились трудности, возникла нужда: тогда обострились умы, были открыты ремесла, изобретены искусства; и все время со дня на день вследствие нужды из глубины человеческого ума восходили все новые и чудесные открытия".

"Умственная сила никогда не успокоится, никогда не остановится на познанной истине, но все время будет идти вперед и дальше, к непознанной истине. Так, воля, которая устремляется к познанию, никогда, как видим, не удовлетворяется оконченным делом. Отсюда следует, что сущность души связуется только с одним пределом: с источником своей субстанции и целостности. Затем при помощи сил природы, которые ее отдают на милость и в управление материи, она идет к тому, чтобы связаться с нею и получить толчок к использованию и передаче кое-чего от своего совершенства низшим вещам, в силу того подобия, которое у нее есть с божеством".

Эта схема нам уже встречалась. Душа, связанная с Абсолютом, неуклонно стремится к нему, открывая все новые и новые истины. Но так как душа связана через человека еще и с материей, открытые истины удается реализовать, использовать в реальном мире. Здесь виден подход, основанный на моделях, как на идеальностях, вносимых в мир.

Стандартно применяемые процедуры освоения нового не устраивают, их список надо дополнить:

"Ведь для созерцания божественного необходимо открыть себе глаза при помощи фигур, уподоблений и прочих оснований, которые называются у перипатетиков фантазмами, или же посредством созерцания сущности, идя от следствия к познанию причин; но эти средства настолько же неудовлетворительны и бесполезны для достижения означенной цели, что скорее надо видеть в них препятствия... Эти два способа, хотя они и различны в познании умственном и в видении глазами, все же всегда соревнуются в одном: в познании рациональном, или интеллектуальном".

Итак, стандартные пути: Фантазмы - видение "при помощи аналогий и загадок, так как мы видим не истинные следствия и истинные виды вещей, или субстанцию идей, но тени, следы и подобия их" , и логика - движение от следствия к причинам. Бруно считает оба пути бесперспективными в той большой охоте, которую он разворачивает. Им найден третий путь, через "открытое видение" - уже описанное ранее познание "всего и сразу" в рамках единого акта.

"Однако при посредстве открытого видения, которое проникает и сознает, что проникает, дух, подобный тому или лучший, чем тот, о котором плачет Платон, желая выйти из пещеры не через отражение, а через непосредственное обращение, может снова увидеть свой свет".

Естественно, что технология подобного открытого видения не нашла отражения в дошедших до нас материалах... Однако вызывает уважение то упорство, с которым великие мистики всех времен говорят о подобном пути постижения мира.

Большое внимание уделял Бруно формированию перечня качеств, которыми должен обладать человек, поставивший себе задачу найти Истину. Первоначально эпизодическая, эта тема постепенно становится доминирующей в его произведениях. Ей целиком посвящены две наиболее значительных книги его Английского цикла: "Изгнание торжествующего зверя" и "О героическом энтузиазме".

"О Героическом энтузиазме" - книга, посвященная описанию того, как двигаться к высокой Истине. И естественно, что в здесь показываются и качества, необходимые для такого рода поиска.

"Здесь показывается, как воля пробуждается, направляется, движется и руководится сознанием, и взаимно: как сознание возбуждается, формируется и оживляется волею; так что идет впереди то одно, то другое. Здесь рождается сомнение насчет того, что имеет большую значимость: интеллект, или вообще познавательная способность, или акт познания, или же воля, или вообще способность желать, или даже страсть; и можно ли любить сильнее, нежели понимать; а также означает ли, что все то, что в известной мере желаемо, вместе с тем в той же мере и познаваемо или же наоборот, в силу чего принято звать желание познанием, как мы это видим у перипатетиков, учение которых нас воспитывало и питало в юности и которое называют познанием; все это, начиная с желания возможного и естественного действия, откуда все следствия, цели и средства, начало, причины и элементы делят на начально, средне и окончательно известные по их природе, в которых участвуют, в конце концов, совместно и желание и познание. Здесь предполагается бесконечное могущество материи и помощь действия, которое не дает оставаться этому лишь пустой возможностью".

Интересен образ "бесконечного могущества материи" как "пустой возможности", которая реализуется на практике через "помощь действия". Это ли не практический манифест использования сил природы человеческим разумом?

Качества, необходимые человеку, делающему высокое дело ("героическому энтузиасту"):

"Итак, мы делаем заключение, что если кто ищет истинное, тот должен подняться выше мыслей о телесных вещах. Кроме того, надо иметь в виду, что все питающееся имеет некоторую мысль и природную память о своей пище и всегда (в особенности, когда в этом существует необходимость) имеет в наличии подобие и вид её, тем более возвышенные, чем более высоким и славным являетс

 
     
Бесплатные рефераты
 
Банк рефератов
 
Бесплатные рефераты скачать
| Интенсификация изучения иностранного языка с использованием компьютерных технологий | Лыжный спорт | САИД Ахмад | экономическая дипломатия | Влияние экономической войны на глобальную экономику | экономическая война | экономическая война и дипломатия | Экономический шпионаж | АК Моор рефераты | АК Моор реферат | ноосфера ба забони точики | чесменское сражение | Закон всемирного тяготения | рефераты темы | иохан себастиян бах маълумот | Тарых | шерхо дар борат биология | скачать еротик китоб | Семетей | Караш | Influence of English in mass culture дипломная | Количественные отношения в английском языках | 6466 | чистонхои химия | Гунны | Чистон | Кус | кмс купить диплом о language:RU | купить диплом ргсу цена language:RU | куплю копии дипломов для сро language:RU
 
Рефераты Онлайн
 
Скачать реферат
 
 
 
 
  Все права защищены. Бесплатные рефераты и сочинения. Коллекция бесплатных рефератов! Коллекция рефератов!