1. Из детских команд.
2. Проверка мужества
3. Легко ли быть звездой.
В детских командах.
Почему я стал хоккеистом? Признаться, прежде я об этом не задумывался. Но вот однажды меня попросили рассказать, как пришла любовь к хоккею, и я … я не смог ответить на этот вопрос.
Просто в детстве я много времени проводил на льду. А потом в один прекрасный день в моих руках оказалась клюшка.
Чтобы стать спортсменом, надо полюбить свой вид спорта. И надо жить где-то поблизости от стадиона. Я рос в районе Ленинградского проспекта, недалеко от дворца спорта ЦСКА, и пожалуй, именно это обстоятельство во многом повлияло на выбор спортивного пути.
Хоккей – игра технически сложная. Здесь много условностей и условий. Хоккей не столь естествен, как прыжки, плаванье метание.
В хоккее есть предварительное условие: сначала нужно научиться кататься на коньках.
Кататься я начал рано. Первым тренером был отец, Борис Сергеевич, слесарь-испытатель. Он возил меня, постоянно, с собой на соревнования заводских команд.
Отец не опекал меня в те минуты, когда я вставал на коньки: на льду я чувствовал себя уверено. Ибо катаюсь с тех пор, как себя помню. Родители мои работали. Моя мама – Орибе Абат Хермне – приехала в Советский Союз двенадцатилетней девочкой в 1937 году.
Жили мы в деревянном доме, потому я был все время на улице, катался на заснеженных дорогах, отшлифованных проезжающими машинами до состояния льда. Поначалу освоил «снегурочки», потом «гаги».
Хоккей по-настоящему меня увлек в начале 1963 года, когда я увидел по телевизору чемпионат мира, проходивший в Стокгольме, где началась серия побед советских хоккеистов. Серия, в которой я успел сыграть.
Как только в нашем дворе появилась хоккейная коробка, я начал играть со старшими ребятами.
В ЦСКА я попал во многом благодаря именно этим ребятам. Узнал я и о том, что в ЦСКА периодически происходит запись желающих играть в хоккей, каждый год ведется набор в детскую школу.
Набор этот в то время был не такой большой, как сейчас. Принят меня Борис Павлович Кулагин.
Начинал я нехорошо – с обмана. Был я тогда маленького роста, и поэтому смог выдать себя за тринадцатилетнего: ребят родившихся в сорок восьмом, уже не принимали. Участвовали мы только в товарищеских матчах, познавая азы хоккея.
Но первый матч на зрителях я сыграл раньше, не ожидая следующей зимы, причем во Дворце ЦСКА перед матчем команд мастеров.
Отец терпеть не может лжи и потому папа рассказал моим тренерам, что я обманул их, что я сорок восьмого года.
Думал, меня выгонят, но меня простили, наверное, потому, что обман мой никому вреда принести не успел.
Последовательно поднимался из команды в команду – вторая, потом первая команда мальчиков, третья, вторая, первая, юношей.
Медицинскую справку у меня не спрашивали, но я боялся, что однажды моя тайна может быть раскрыта: дело в том, что я не мог в то время принести справку. В 1960 году я принес ангину в тяжелой форме, болезнь принесла осложнения: ревматизм сердца. И спросили.
Справку я взял там, где числился ревматиком. Объяснил врачам, что давно играю в хоккей, что болезнь, видимо, сдалась.
Играл с желанием, старался.
Был момент, когда я пропускал тренировки.
Все шло гладко, без влетов и падений, пока как из класса в класс переходил из одной возрастной группы в другую, но вот настал черед первой юношеской команды, меня стали приглашать в мужскую, и я очутился перед проблемой выбора.
В команде мастеров ЦСКА все места были заняты. Играли еще и великие мастера старшего поколения. Играла и талантливая молодежь. В молодежной команде вместе со мной выступали перспективные ребята, которые по физическим кондициям, по уровню были, на взгляд тренеров, не хуже, а лучше меня.
Радоваться особо было нечему. Мне девятнадцать лет, и я далек от основного состава. А ведь Альметьев, помнил я, был в семнадцать в сборной.
В марте 1968 года меня вызвали в ЦСКА.
7 марта «звезда» выиграла игру. Восьмого я был в Москве и прямо из поезда зашел к приятелю. Только мы с моим бывшим однокласником сели за стол, как вдруг приезжает отец и говорит, что надо идти на тренировку ЦСКА. Я странно удивился, но на тренеровку, естесственно, помчался. На льду в этот вечер были не все игроки, а только те, кто не играл накануне. И началась новая жизнь. Это было второе начало моей хоккейной биографии.
Мой первый чемпионат мира начался трижды.
Может быть, и вправду плох тот солдат, который не мечтает стать генералом, но, откровенно говоря, в декабре 1968 года я думал только об одном – закрепиться в звене, где мне дали место. Нужно сыграться с партнерами как можно быстрее.
Перед контрольными мартовскими матчами в Финляндии тренеры объявили основной состав и резерв сборной. В основном составе нас было больше чем могло поехать в Стокгольм, однако после первой встречи с финами, где мы забросили три шайбы из семи, я вдруг понял, что ничего уже не случится и нас непременно включат в команду.
Так чемпионат мира начался для меня во второй раз.
И в третий раз он начался в то мгновенье, когда, выехав на лед «Юханнесхофа». На первый матч с американцами, мы выстроились вдоль синей линии напротив соперников, и звучала мелодия, которой открывался каждый из тридцати матчей чемпионата мира.
Это и было главное начало.
Проверка мужества.
Когда осенью 1976 года я выписывался из госпиталя, куда попал после автокатастрофы, врачи объяснили мне, что меня так сравнительно быстро вернули в строй в решающей мере мое собственное здоровье и спортивная закалка.
Однако, прощаясь с врачами и медицинскими сестрами, я вспоминал, что далеко не все, кто осматривал меня или просто навещал, верили, что я вернусь на лед.
Кто же был прав? Ответ мог дать только я – все предстояло решить самому.
Появилось что-то вроде плена. Нигде, разумеется, не зафиксированного. Пункт первый- научиться ходить на костылях. Потом без них. Пункт третий – научиться бегать. Когда сняли гипс, стал заниматься с гантелями. Старался, с разрешения врачей, так нагрузить мышцы, как привыкли они работать в дни самых интенсивных тренировок.
Наиболее трудное, однако, было потом. Когда уже вышел на лед. Когда нужно было догонять ушедших далеко вперед. Пункт четвертый моего плана – заниматься больше чем партнеры.
Это было третье начало моей хоккейной жизни.
Я мог бы приводить примеры благороднейших качеств характера, кажется, бесконечно: хоккей, как известно, дает немало поводов проявить мужество.
Легко ли быть звездой?
Легко ли быть звездой?
Нет, конечно же, нет!
И не только потому, что требуется талант, колоссальное трудолюбие и умение идти к цели, несмотря не на что. Но и потому, что тренеры прощают хоккеисту, скажем, третьей тройки, они никогда не просят мастеру из ведущего звена.
В 1975 году на турнире «Известий» я стал лучшим бомбардиром.