смотреть на рефераты похожие на "События 1968 года в Париже. Контркультура"
Димитровградский Институт Технологии Управления и Дизайна
Филиал ГОУ ВПО УлГТУ
Кафедра: ____________________
Факультет: __________________
Контрольная работа по дисциплине «Философия»
На тему: Специфика майских событий 1968 года в Париже. Специфика контркультуры студентов Сорбонны.
Выполнил: ______________________
________________________________
Проверил: _______________________
________________________________
Димитровград 2004
Содержание
Введение 3
1. Зарождение революционных настроений среди молодёжи. Обзор основных
событий 4
2. Французские ситуационисты и их наследие 11
3. Цели революции 15
4. Как всё начиналось 18
5. Конец ситуационисткого интернационала 20
6. Сегодняшний взгляд на события 60-х и контркультуру 24
7. Музыка, как основная отличительная черта контркультуры 27
Заключение 32
Список использованной литературы 33
Введение
На краткий миг во второй половине шестидесятых оказалось, что революция в сердце мировой капиталистической системы не только возможна, но надвигается. Хотя волны протеста периодически захлестывали мир, нигде и никогда это не проявлялось столь ярко, как весной 1968 года в Париже.
В центре событий была организация самозваных революционеров -
Ситуационистский Интернационал (СИ). Ситуационисты держали руку на пульсе
скрытого недовольства современных им шестидесятых.
О майских событиях 68-го в Париже сказано много, но полной ясности нет до сих пор. С одной стороны, все признаки революции налицо - баррикады на улицах, всеобщая забастовка (около 6 миллионов по всей стране), стычки с полицией, аресты, трехсот тысячная манифестация в Париже, захват Сорбонны и театра Одеон, роспуск парламента. С другой стороны, была во всем этом какая- то несерьезность: карнавалы, безумные листовки, съемки фильмов, смех, не говоря уже о том, что многие попросту отказывались сформулировать свои требования.
Оглядываясь назад в недавнюю историю, невольно замечаешь, насколько плотно насыщен интересующими нас событиями период конца 60-х – начала 70-х годов. Если рассуждать, используя терминологию замечательного российского историка Льва Николаевича Гумилева, то этот отрезок времени на Земном шаре был характерен особой “пассионарностью”, то есть выбросом огромного количества человеческой энергии. Причем энергии самого разного свойства – положительной и отрицательной, созидательной и разрушительной, светлой и темной, молодежной и стариковской. Одним из главных признаков того времени, было, пожалуй, состояние протеста, противостояния сознательной части молодого поколения и взрослого истэблишмента.
Впервые молодежь противопоставила себя как возрастная группа - суровым, квадратным (на английском сленге тех годов - square people) - отцам. Выходили фильмы с юной бесовской Бриджит Бордо, был сверхпопулярен фильм Микеланджело Антониони “Blow up” (увеличение) с юным главным героем - преуспевающим модным молодым парнем - фотографом (модная тогда профессия) с девочками-моделями. 60-е годы были также годами небывалого возвышения молодёжных рок-групп: “Битлз” и “Роллинг Стоунз” доводили обожателей до умопомешательства. Вокруг говорили о молодежной культуре. Это расцвет молодёжных движений хиппи, панков, битников, йиппи и т.д. сейчас получил название контркультура.
В своей контрольной работе я попыталась проанализировать ситуацию 1968 года, разобраться в причинах, целях этого грандиозного действия, которое, кстати говоря, охватило не только Париж, но и множество других стран. Даже в СССР можно найти свидетельства этих революционных настроений, не говоря уже об огромном влиянии этой молодёжной контркультуры на многие поколения россиян.
Работа состоит из введения, теоретической части, заключения и списка использованных литературных источников. При написании Контрольной работы использовался метод анализа разрозненных литературных источников по данной тематике.
1. Зарождение революционных настроений среди молодёжи. Обзор основных событий
Все началось с Китая. Это Мао Цзэ-Дун вызвал на авансцену истории
“хунвейбинов”, свою юную красную гвардию. Старый хитрый мудрец Мао,
возможно, был искренен в своем ужасе перед новой бюрократией, которую
китайский коммунизм создал всего за 17 лет, с 1949 по 1966 года, возродив
тысячелетнюю касту толстых чиновников-мандаринов. Возможно, он использовал
школьников и молодежь в борьбе со своими политическими противниками, суть
не в этом. Он точно положил палец на рану, нащупав её: на острейшую
проблему всех современных обществ. А именно: молодежь - самый угнетённый
класс общества.
Возгласив: “огонь по штабам!” Мао дал школьникам и студентам право
инспекции и наказания чиновников. И китайские пацаны с маленькими красными
книжками, взметенными в воздух, фанатичные пацаны насладились до ушей.
Водили по всей стране в шутовских колпаках (как с картин Гойи и Босха!)
высших чиновников государства, избивали, плевали, пинали и усылали на
перевоспитание в деревню учителей и даже премьера Лю Шао-Ци и министров
Чжоу Энь-Лая или Дэн Сяо-Пина. Началось все это в 1966 году, и затихло лишь
в 1976... Пример был заразителен. В 1968 году, 2 мая, в разгар культурной
революции Хунвейбинов, когда французские газеты ежедневно приносили вести о
многомиллионных рейдах китайских красногвардейцев на офисы китайских
начальников - в Париже началась студенческая революция. На факультете
социологии в пригороде Парижа Нантерре студенты во главе с 23-летним немцем
Даниэль Кон-Бендитом организовали митинг, перешедший в столкновение с
полицией. Факультет полиция закрыла. Но беспорядки переместились в
Латинский квартал, в сердце Парижа, в здания Сорбонны.
Ректор обратился за помощью к полиции. Полиция ворвалась в аудитории.
Схватки между 2 тысячами студентов и полицейскими продолжались несколько
часов. Начались поджоги автомобилей, построили несколько баррикад. 596
студентов были арестованы. Сорбонну закрыли, и полиция стала у входов.
Несколько студентов предстали перед судом и получили по два месяца тюрьмы.
Но на следующий день студенческие демонстрации возобновились. И
столкновения с полицией - 460 студентов были арестованы.
Студенческие организации потребовали 7 мая вывести полицию из
Латинского квартала, освободить осужденных студентов и открыть факультеты в
Париже и Нантерре. Интересно, что зачинщиками повсюду выступали студенты
гуманитарных факультетов, т.е. те, кого больше всего начиняли идеями
“западной цивилизации”. Любопытно и то, что генерал де Голль прекрасно
понял: ветер дует с Востока. 7 мая он в гневе заявил своим министрам: “Это
означает, что речь идет об испытании сил. Мы не потерпим такого положения.
Порядок должен быть восстановлен, прежде всего... Это дурные студенты не
хотят вернуться к занятиям. Они издеваются над возвращением к спокойствию и
труду. Они стремятся к китайской культурной революции. Ни за что! Не может
быть даже вопроса об уступках”. Обстановка особенно накалилась к 10 мая.
Студенты соорудили в районе площади Эдмона Ростана около 60 баррикад. Над
баррикадами - черные и красные флаги. Вокруг - несколько тысяч полицейских
ждут приказа о штурме. Студенты вооружены коктейлями Молотова и
булыжниками. Полицейские вооружены дубинками, большими пластиковыми щитами
и газовыми гранатами. В 2 часа ночи поступил приказ о штурме. Побоище
продолжалось пять часов. Итог - 367 раненых, из них 32 тяжело, 188
сожженных автомобилей. Студенты по приказу Кон-Бендита разбегаются.
Профсоюзы решают провести всеобщую 24-часовую забастовку протеста. 13 мая
начинаются всеобщая забастовка и демонстрация. В шествии от площади
Республики до площади Дэнфер-Рошро приняли участие более миллиона
демонстрантов. Лозунги демонстрации: “Де Голля - в архив!” “Де Голля - в
богадельню!” “Прощай, де Голль!” “Десять лет - этого достаточно!” Дойдя до
Дэнфер-Рошро, демонстранты, как заранее было договорено, расходятся. Но
группы студентов призывают идти дальше и взять штурмом Елисейский дворец.
Умеренные профсоюзы не следуют за ними. 14 мая полиция оставляет Сорбонну.
Левые студенты обосновываются в аудиториях. Теперь здесь - “критический”
(“свободный”) университет. Дни и ночи напролёт идут митинги. Поют
“Интернационал”, в pyкax мелькают красные книжки изречений Мао, их
распространяет китайское посольство. Требуют отмены экзаменов обязательных
программ и курсов. Часто ссылаются на Троцкого. Стены Сорбонны испещрены
надписями: “Будьте реалистами - требуйте невозможного!” “Запрещается
запрещать!” “Воображение к власти!”
Объявлена была “непрерывная творческая революция”. Сорбонны студентам
оказалось мало, и они захватили театр “Одеон”, где происходило действо
подобное тому, что и в Сорбонне, при участии интеллигенции Парижа. Де Голль
14 мая вылетел с визитом в Румынию. В тот же день работяги оккупируют завод
“Зюз авиасьён”, а через два дня - заводы “Рено”. Остановился транспорт, не
работают телефонная связь радио и телевидение. Взбешенный де Голль
возвращается 18 мая. 24 мая он выступает по телевидению с бесцветной
шестиминутной речью, из которой ясно что генерал устал и боится. В тот же
день в Париже состоялась новая грандиозная демонстрация.
Сотни тысяч идут с лозунгами “Де Голля - в отставку!” и в Латинском
квартале снова стачки, пахнет газом, сотни арестованных. Лидер левых
Франсуа Миттеран 28 мая в отеле “Континенталь” огласил предложение о
создании временного правительства во главе с Мендес-Франсом: Миттеран -
президент, десять министров, не исключая коммунистов. Мендес-Франс же
поддержал студентов-революционеров из Нантерра и Сорбонны. 29 мая де Голль
исчезает, не явившись на заседание совета министров. Он почему-то
оказывается в Баден Бадене, на базе французских оккупационных войск. 30 мая
он возвращается в Париж. Выступает по радио: “Я принял решение, я остаюсь”.
Напуганная баррикадами и черными флагами Франция идет к избирательным урнам
23-30 июня. Голлисты приобрели дополнительные 97 мест и имеют теперь в
национальном собрании 358 мандатов из 485. Один из министров-голлистов
сказал после выборов: “Партия выиграна, но с генералом покончено”.
Студенты тоже могли сказать что “партия выиграна”, ибо с генералом они покончили. Де Голль, правда, оставил свой пост только 27 апреля 1969 года, но свалили его таки студенты, хотя сами они оказались неспособны, взять власть. Это против старого де Голля и старой Франции было направлено восстание молодежи. Эффективность их бунта признана. Жан-Раймон Турну в своей книге “Май генерала” констатирует: “Чувство горечи достигло у него крайней степени... И вот одним движением несколько бешеных из Нантерра сумели сделать то, в чем потерпели поражение специалисты психологической войны в 1958 году, создатели баррикад в 1960, бунтовщики 1961 и главари ОАС в 1962 году”.
Другое дело, что студенты убрали де Голля, но не голлистов. Следующим
президентом стал бывший премьер-министр де Голля - Жорж Помпиду. “Несколько
бешеных” нашлось в те годы во многих странах Европы, не только немецкий
рыжий студент Кон-Бендит был таким. В Германии ведет студенческий вождь
Руди Дучке. Судьба его трагична (в то время как Кон-Бендит дегенерировал в
старого толстого брюзгу, стал вице-мэром Гамбурга, а впоследствии депутатом
Европейского парламента, и, конечно, центристом) - в него в том же
судьбоносном году стреляет правый работяга - алкоголик. Дучке парализован,
в 1980 году погибает в ванной комнате, уже будучи депутатом от “зелёных”. В
Америке бунтовали хиппи, демократическая конвенция в Чикаго закончилась
многотысячными потасовками и судом над Джерри Рубиным и его товарищами. В
1968 году в Калифорнии произошли революционные убийства, совершенные
Чарльзом Мэнсоном и его коммуной. Даже социалистическая Прага попробовала
взбунтоваться в 1968 году. Восстание в Праге носило вначале студенческий
характер. Но мы, русские, восприняли его как попытку чехов уйти из
социалистического лагеря, и в игру вмешались советские танки.
Справедливости ради следует сказать что “смогисты” - “самое молодое
общество гениев” - начали бунтовать в Москве еще в 1965-1966 годах.
Многотысячные аудитории собирали их поэтические выступления. Пытались они
проводить и политические акции. Была их босая демонстрация к
западногерманскому посольству, был список “литературных мертвецов”,
прибитый к двери центрального Дома Литераторов. Вождем их был Леонид
Губанов, умерший в возрасте 37 лет от алкоголизма.
Но мало кто знает, что из рядов СМОГа вышли и очень заметные
диссиденты Владимир Буковский (в свое время цена ему была высокая: чекисты
обменяли его на самого председателя Компартии Чили Луиса Корвалана), Вадим
Делоне (участвовал с Горбаневской в демонстрации против ввода советских
войск в Чехословакию в августе 1968 года, позднее умер в Париже), менее
заметные диссиденты В. Батшев и Кушев. Репрессии обрушились на СМОГ уже в
1966 году.
Революций, однако, нигде не получилось. В Китае разгул “хунвейбинов”
прекратил сам Мао, Конфуций в нем победил революционера. Не сразу, уже в
начале 70-х хунвейбины были постепенно выведены из городов в провинцию, где
тихо угасли, выращивая рис и свиней. Китайское чиновничество понесло потери
(западные источники называют безумные цифры: до 9 миллионов жертв
культурной революции, однако верить им нельзя: “Огонь по штабам!” имел
целью не уничтожение чиновников, но лишение их власти), но выжило.
Пятикратно подвергшийся публичным унижениям Дэн Сяо-Пин вернулся из
деревни, где он ухаживал за лошадьми. Мао умер в 1976 году. В Париже
президентом стал Помпиду, а после него Жискар д' Эстен, тоже голлист. Они
восстановили лишь на один месяц пошатнувшуюся, власть среднего возраста.
Иногда можно услышать что якобы Ги Дебор и его коллектив “ситуационистов”
били идеологами мая 1968 года. Это не соответствует действительности.
Спорно, даже просто влияние “ситуационистов” на те события. Разве что
ничтожно малая часть самых легких лозунгов, например, “Под мостовой -
пляж!”, по слухам, - “ситуационистская”. Ни Ги Дебор, ни Курт Вангхэйм не
были ни лидерами, ни идеологами мая 1968 года в Париже.
Точно также не был лидером и Герберт, хотя книгу его “Одномерный
человек” читали, но ничего от влияния довольно тяжелой и скорее “high brow”
философии Маркузе в событиях мая 1968 года в Париже и в позднейших бунтах в
Праге, в Германии и в США не прослеживается, скорее это были стихийные,
плохо осознанные волнения самого работоспособного призывного возраста по
поводу своей роли в жизни общества. Подчиненной старшему возрасту роли. А
толчок и пример дал Мао, мудрый Мао, де Голль уже свидетельствовал (цитата
из де Голля “они стремятся к китайской Культурной революции”) что
хунвейбины - отцы студенческого бунта в Париже в мае 1968.
Так же, как и среди парижских товарищей майской революции, среда
“хиппи” серьезных идеологов не обнаружилось. Тимоти Лири, “пророк ЛСД” с
его идеологией наркотиков, конечно, выглядел несерьёзно. Кен Кизи с романом
“Полёт над гнездом кукушки”, опубликованным в 1961 году, впоследствии
экспериментировал с наркотиками и жизнью в коммунах - но в лидеры так и не
вышел.
Мэнсон запятнал движение “хиппи” криминалом. 70-е годы, особенно их первая половина, скорее по инерции продолжали быть молодежными. В 1975 году в Лондоне на Кинге родилось движение punks (юный хулиган - на сленге 40-х годов). Однако хотя рыжий, как Кон-Бендит, Малколм Макларен был способен создать и создал стиль “молодого хулигана”, панки ограничились стилем, как идеологией, лишь добавив туда стихийного анархизма.
Революционеры 60-х годов, захотевшие продолжить борьбу в 70-е в
основном ушли в радикальную политику, и эта дорога привела их, германских
пацанов, в RAF, а итальянцев - в Красные “Бригады”. Что до французов, то
самым радикально крутым оказался Поль Гольдман (брат певца Жан-Жака
Гольдмана) - лысый крепыш. Он был застрелен при экспроприации банка в 1973
году. В том же году была запрещена организация “Автономов” - эти ребята в
масках участвовали во всех демонстрациях любого толка и превращали их под
конец в схватки с полицией.
Симптоматично, что ещё даже более ранний кумир молодёжи, Элвис Пресли срочно умер в 1977 году, успел уложиться во временной лимит. Только все более редкие взрывы и террористические акты “Красных бригад” и РАФовцев вплоть до середины 80-х годов ещё напоминали время от времени о Надеждах европейской молодёжи захватить власть.
Начинающему в жизни юному человеку более всего близок лозунг: “Кто был
ничем, тот станет всем!” Ибо, достигнув сознательных 14 лет, пацаны только
об этом и грезят: волшебным образом, сразу. Одним прыжком стать “всем”.
Потому они обожествляют эпохи, в которые это было возможно. Эпохи
революций, когда 16-летние командовали полками, а 20-летние - армиями.
Эпоха конца 80-х - начала 90-х годов прошлого века вначале представлялась
части наших молодых людей такой эпохой. Но надежд она не оправдала.
Молодежь - жертва в любом государстве. Все тяжести - свалены на неё.
Средний возраст управляет и командует, дети и старики едят за счёт
родителей и прошлых заслуг, а всех тащат на себе те, кого в объявлениях о
приёме на работу зазывают: “требуются здоровые молодые люди в возрасте до
35 лет”. От них требуется так же безропотно отдавать свои жизни и
конечности в войнах развязанных средним возрастом. В прямом и переносном
смысле молодёжь есть самый угнетённый класс современного мира, как у Маркса
таковым был пролетариат, то в современном мире, место пролетария заняла
молодежь.
2. Французские ситуационисты и их наследие
Начавшаяся студенческими волнениями и радостно встреченная миллионами французских трудящихся, буря грозила уничтожить не только казавшееся непобедимым буржуазное государство, но и онемевших от ужаса стражей революции - профсоюзы и левые партии. Парижское восстание представляло собой гигантский шаг вперед по сравнению с предыдущими попытками разрушить существующий общественный порядок, и несмотря на то, что оно потерпело поражение, в течение нескольких недель казалось, что новый утопический мир уже показался на горизонте.
В центре этого политического шторма была неприметная, но все же
очаровательная организация самозваных революционеров - Ситуационистский
Интернационал (СИ). Хотя СИ никогда не насчитывал больше нескольких
десятков человек на протяжении всей своей короткой истории, справедливость
требует признать, что именно он разжег огонь. В своей пропаганде и агитации
ситуационисты предлагали критику существующего общества, которая
замечательным образом отражала скуку, разочарование и отчуждение, которые
чувствовали миллионы людей в "лучшем из возможных миров". Ситуационисты
держали руку на пульсе скрытого недовольства современных им шестидесятых.
Прошло более двух десятилетий с момента роспуска Ситуационистского
Интернационала, и события мая 1968 года в Париже уже стали частью истории.
Но, несмотря на это, столь эфемерная организация с намеренно трудными
теоретическими положениями остается ярким романтическим символом
революционного оптимизма шестидесятых.
Ситуационисты развивались внутри столетней традиции артистического и
политического радикализма, выросшего из отказа от аристократического,
религиозного и буржуазного патронажного отношения к искусству. Напряженные
отношения между богемной культурной инновацией и буржуазным самодовольством
достигли апогея с Первой Мировой войной, завершившись соединением
артистического и культурного недовольства в дадаизм и сюрреализм. Умышленно
принимая абсурдность, дадаизм пытался подорвать традиционные определения
искусства и культуры, используя эту точку как рубеж атаки на общество,
которое, по его мнению, должно было быть разрушено. "Предстоит совершить
огромную разрушительную работу" по подрыву буржуазной культуры, восклицал
Тристан Тцара в манифесте дадаистов 1918 года.
Сюрреализм развился на обломках Дада, и его деятелям, под строгим руководством Андре Бретона, предстояло заново выстроить и усовершенствовать критический проект Дада. Сюрреалисты отвергли энтузиазм, с которым дадаисты приветствовали абсурд, ради строгой дисциплины в рамках четко определенной революционной перспективы. По мнению сюрреалистов, общество, главной целью которого являлось сохранение капитала, было обречено на эстетическую нищету.
Сюрреалистский подход принял форму исследования тех видов деятельности
и артистических приемов, которые освобождали бессознательное и объединяли
его с рациональным в единое целое. Автоматизм - спонтанное производство
"потока сознания" - в литературе, живописи и в повседневной жизни был
определяющей сюрреалистской техникой, полезной, по их мнению, для раскрытия
и исследования запретных мыслей и представлений. Как в поэзии Лотреамона,
так и в картинах Дали и в манифестах Бретона, нападки сюрреалистов на
буржуазную культуру были попыткой разрушить нездорово рациональное
общество, уцепившись за сверхрациональное.
Ситуационистский Интернационал вырос не только из теории авангарда, но
и из французской марксистской традиции, хотя и очень неортодоксальной.
Исторические обстоятельства сделали возможным это пересечение интересов
авангарда и социализма. Преступления сталинизма и очевидная неудача
троцкизма превратили послевоенный Париж в благодатную почву для
возникновения новых синтезов. Особо важное значение для споров, которые
вновь возникли в работах ситуационистов в 1960-е годы, имели идеи
Корнелиуса Касториадиса и группы, возникшей вокруг журнала Socialisme ou
Barbarie ("Социализм или варварство"), в которой некоторое время состоял и
ведущий ситуационистский теоретик Ги Дебор.
Ситуационистский Интернационал формально был создан в 1957 году путем
объединения двух взаимодополняющих, но так до конца и необъединимых течений
в европейском авангарде. С одной стороны, это были революционные художники
из Международного движения за имажинистский Баухаус (IMIB), среди которых
особо выделялись датский художник Асгер Йорн и бельгийский сюрреалист
Кристиан Дотремон. Бывшая обломками, оставшимися после кончины сюрреализма,
эта "северная сеть" поклялась продолжать нападки на официальную культуру
через поэзию, музыку, живопись и "революционную архитектуру". Она также
недвусмысленно отрицала реакционные и мистические наклонности сюрреализма,
высказываясь в пользу радикального коллективного действия.
Второй группой были леттристы - возникшее в Париже
неосюрреалистическое течение, к которому принадлежал и будущий гуру
Ситуационистского Интернационала Ги Дебор. Леттристы предлагали делать с
буквами то же, что дадаисты и сюрреалисты делали со словами, используя
именно их, а не более крупные части в качестве основы единого искусства,
"звуковой поэзии". Леттристский Интернационал (ЛИ) настаивал не только на
том, что авангард должен вырабатывать строгую критику общества, но и на
том, что искусство должно "реализоваться и подавляться". Попросту говоря
леттристы призывали к тому, чтобы повседневная жизнь проживалась как
искусство, тем самым, делая бессмысленным выделение последнего в отдельную
дисциплину.
В тексте, подготовленном для того, чтобы объявить о создании
Ситуационистского Интернационала, Дебор набросал основные тезисы для новой
организации: "То, что называется культурой, отражает и определяет
возможности организации жизни в данном обществе. Наша эпоха в основе своей
характеризуется отставанием революционного политического действия от
развития современных возможностей производства, которые требуют лучшей
организации мира". Или, говоря короче, "прежде всего, мы считаем, что мир
должен быть изменен", - и должен быть найден новый способ действия,
поскольку все предыдущие попытки оказались неудачными.
Период с 1957 по 1962 год стал взрывом творчества ситуационистов,
начиная с "индустриальной живописи" итальянца Галлицио, пытавшегося
разрушить рынок искусств, и кончая "модифицированными" портретами Асгера
Йорна и архитектурными фантазиями Констана. Это был и период расцвета Ги
Дебора и Рауля Ванейгема как теоретиков и пропагандистов. Но практическая
деятельность также вскрыла идеологические трещины внутри СИ, в частности по
вопросу о включении "ситуационизма" в существующий мир искусств.
Результатом стал раскол СИ в 1962 году, после которого большинство из
нескольких десятков человек, составлявших движение, либо отошли от него,
либо были исключены.
Хотя в Ситуационистском Интернационале нашли свое выражение
разнообразные утопические тенденции, отражавшие развитие как авангардных
художественных течений, так и радикальной политической критики, в данной
статье нас интересует прежде всего последнее. Именно после раскола между
германскими и скандинавскими "эстетами", с одной стороны, и более
политизированными парижанами, с другой, ситуационистская теория достигла
своего наивысшего развития. В то время как от Ситуационистского
Интернационала осталось наследие, принадлежащее перу различных авторов,
именно Дебор и Ванейгем были авторами основных ситуационистских текстов.
"Общество зрелища" Дебора и "Революция повседневной жизни" Ванейгема
определяют лицо Ситуационистского Интернационала как теоретически, так и
стилистически.
3. Цели революции
Ситуационисты поставили своей целью ни больше, ни меньше - вызвать социальную революцию, которая положила бы конец отчуждению человечества, причиной которого является жизнь в товарных капиталистических общественных отношениях, и установить эру освобожденного существования, где жизнь становится искусством. Несмотря на то, что Дебор использовал традиции авангарда в качестве инструментария, с помощью которого можно было синтезировать идеи, казавшиеся подходящими, совершенно очевидно, что его творчество оставалось в рамках марксистской традиции, хотя и очень еретической. Его "Общество зрелища" недвусмысленно опирается в своем анализе на теоретические построения марксизма, в частности на его исторический материализм с упором на концепции классового господства и классовой борьбы.
Где Дебор отошел от ортодоксального марксизма, так это в том, что он
подчеркивал роль потребления, которое сменило производство в качестве
двигателя зрелого капитализма. Дебор считал, что с переходом к позднему
капитализму накануне Второй Мировой войны, требования экономики определили
образ нового человека - потребителя. Вторя Маркузе, Дебор писал о том, что
в зрелом капиталистическом обществе до того репрессируемые и
сублимированные желания были теперь освобождены, но лишь для того, чтобы
служить капиталу. Присущее капитализму отчуждение, которое раньше осознанно
ощущалось как противоречие и потому служило диалектической основой для
революционных преобразований, теперь стало удобным и бессознательным по
мере того как людей засасывало в апатичное блаженство потребления.
Классовое господство теперь проявлялось в основном в форме культуры и
идеологии, а не грубого принуждения.
Именно это было определяющей характеристикой "общества зрелища"
Дебора: "Жизнь обществ, в которых господствуют современные условия
производства, выступает как огромное скопление зрелищ". Под зрелищем Дебор
понимал все средства и методы, кроме прямого насилия, которые власть
использует, чтобы вытеснить потенциально политические, критические и
творческие человеческие проявления к границам мысли и поведения. Другими
словами, "зрелище" - это общественное отношение.
Загипнотизированные радостями потребления и не осознающие своего все усиливающегося отчуждения, люди отворачиваются от изменения мира и собственного освобождения.
Их журнал Internationale Situationniste("Ситуационистский
Интернационал"), издававшийся ежегодно постоянно менявшимся редакционным
коллективом, откликался на большое количество различных тем. Анализ
международного положения от Алжира до восстания в Уоттсе (негритянский
пригород Лос-Анджелеса) соседствовал с критикой политики и языка,
техническими рекомендациями по культурному и художественному вмешательству
в жизнь, и постоянно присутствовавшей концепцией "единого урбанизма",
интегральной теорией города.
На страницах журнала можно было найти инструменты, которыми пользовались ситуационисты. Самыми известными из них были преобразованные комиксы и другие образцы массовой культуры. Словесные пузыри романтических комиксов были наполнены политической пропагандой, обворожительные героини настаивали на том, что "освобождение рабочих должно быть делом самих рабочих".
Преобразованные комиксы и плакаты, а также картины Йорна и Галлицио, или расписанные стены Парижа в мае 1968 года были образцами основной ситуационистской техники - detournement. Detournement, что можно перевести как диверсия, разрушение или нападение, был попыткой противопоставить гипнотической власти общества зрелища его же слова, символы и тотемы. Идея заключалась в том, что надо отнять у зрелища и его проявлений их смысл, изменив образ этих объектов, переставив составляющие их части, расположив различные объекты в новом порядке, тем самым провоцируя шок, который поднимет субъективное сознание людей до осознания того, что реальность мира зрелища на самом деле является лишь "материализацией идеологии", а не естественным состоянием природы. Окончательный detournement, конечно, должен стать переворотом существующего общества с ног на голову в ходе революционного фестиваля.
Ситуационистская теория требовала практики, которая разбила бы неприступные стены идеологической мистификации. Так же как detournement бросал вызов смыслу зрелища, создание ситуаций, - моментов свободной спонтанной игры, которые бы одновременно разрушали существующие общественные отношения и определяли отношения в пост-капиталистическом будущем, - было необходимо, чтобы достичь революционного праздника. Эти сознательные попытки избавиться от контроля зрелища над воображением сделают возможным выражение и реализацию до того репрессируемых желаний и достижение освобожденной и неотчужденной жизни.
Поскольку ситуационисты разрабатывали свою теорию и практику в десятилетие после 1957 года, их мало кто знал за пределами авангардных и ультралевых кругов. К тому же, они казались страшно оторванными от жизни, настолько, что часто становились объектом насмешек из-за своей занятной оторванности от "серьезных" общественных и политических дебатов. Но с казавшимся невероятным взрывом студентов и рабочих в 1968 году, сущность мира зрелища оказалась разгаданной, и оказалась она именно такой, как и предсказывали ситуационисты. По крайней мере, в течение нескольких недель западная капиталистическая страна жила мечтой ситуационистов.
4. Как всё начиналось
Во второй половине шестидесятых годов стало очевидно, что глобальный
взрыв недовольства и бунта приближается. В ретроспективе этот период можно
рассматривать в одном ряду с другими великими историческими моментами -
1848, 1905 или 1917-19 годы, - когда старый режим подвергался всемирной
атаке. Если рассуждать в терминах классической революционной теории, взрыва
в шестидесятые не должно было произойти: капитализм, похоже, смог
преодолеть экономические противоречия, организации трудящихся работали рука
об руку с капиталом, и за исключением нескольких стран Третьего мира,
казалось, все шло хорошо. Но на Западе восстание исходило не от
пролетариата, а от отчужденной молодежи и маргинальных групп,
протестовавших против удушливой скуки и лицемерия жизни.
Но, конечно же, не обстоятельства, при которых был напечатан памфлет,
а, прежде всего его содержание вызвали скандал, поскольку памфлет был
яростной атакой не только на роль студентов, но на общество зрелища вообще.
Намеренно провокационный, как и все ситуационистские тексты, памфлет
говорил о том, что студенты, производимые в массовых масштабах, неспособны
думать - в полном соответствии с интересами зрелища, - и призывал к
незаконным действиям в качестве лучшего ответа на это. Приговор суда
заслуживает того, чтобы его процитировать. Говоря о Ситуационистском
Интернационале, судья заметил, что "эти циники не останавливаются перед
воровством, разрушением образования, уничтожением работы, тотальным
разрушением и мировой пролетарской революцией, единственной целью которой
является "запретное удовольствие".
Скандал, сопровождавший выход в свет "Нищеты студенческой жизни" и
публикация книг Дебора и Ванейгема в 1967 году вызвал беспрецедентный
интерес и дискуссии о ситуационистском анализе, в то время как французские
студенты начали год разрушения и агитации, достигший своей кульминации во
время майских событий в Париже. В январе 1968 года радикально настроенные
студенты, находившиеся под влиянием ситуационистов, организовали группу
"бешеных" (enrages). Более широкое "Движение 22 марта" также находилось под
некоторым их влиянием.
После оккупации полицией Латинского квартала, последовавшей за мощными, продолжительными и сопровождавшимися насилием демонстрациями, протест распространился на фабрики и в учреждения. К середине мая во всеобщей забастовке принимало участие уже более десяти миллионов человек, выдвигавших требования, находившиеся за гранью понимания государства, предпринимателей и профсоюзных бюрократов.
С самого начала рабочие отвергли повышение заработной платы, о котором договаривались профсоюзы, призывая вместо этого фундаментально изменить организацию труда и требуя самоуправления. Возникли сотни независимых рабочих советов. Работники государственного телевидения передавали в эфир предупреждения о действиях полиции. Футболисты требовали "футбола для футболистов". Студенты оккупировали Сорбонну и другие университеты. Люди гуляли по улице, освобожденные от прежней зажатости. Ванейгемовский фестиваль приближался.
В то время как Ситуационистский Интернационал был слишком мал, чтобы
оказывать непосредственное влияние на события, - тогда в нем было только
сорок человек, - его идеи и взгляды пропитывали атмосферу карнавала. Члены
СИ участвовали в деятельности Комитета за продолжение оккупаций,
призывавшего неуклонно углублять восстание самыми поэтичными
сюрреалистскими призывами: "Я принимаю свои желания за реальность, потому
что верю в реальность моих желаний" - говорилось в одном графитти, "Вся
власть воображению!" - кричало другое. Настенную литературу можно
рассматривать одновременно как реализацию искусства и detournement
городской среды.
Хотя эта почти-революция закончилась растворением радикальных требований трудящихся в узко понимаемые соглашения о зарплате и условиях труда и неспособностью студентов сохранять революционную сплоченность перед лицом предложенных правительством уступок, майские события были наибольшим приближением к социальной революции на послевоенном Западе. Парижское восстание показало в зачаточной форме контуры новой, менее отчужденной и более человечной общественной жизни.
5. Конец ситуационисткого интернационала
Майские события, однако, не завершились detournement'ом общества,
вместо этого старому порядку удалось восстановить контроль. Хотя
Ситуационистский Интернационал незамедлительно заявил о своей роли в
подготовке взрыва, ситуационисты все же болезненно осознавали, что их
анализ был ошибочен: предсказанная революция не свершилась. Последствия
майских событий были основной причиной самороспуска СИ пять лет спустя.
В полном соответствии с ситуационистской модой, смерть Интернационала
сопровождалась яростной полемикой и взаимными обвинениями групп Дебора и
Ванейгема. Это отражало центральное противоречие ситуационистской мысли:
напряженные отношения между желанием "делать революцию" и жить как можно
более полной жизнью в существующем обществе. Фактически это было
возвращение к полемике, возникшей во время раскола СИ в 1962 году, когда
фракция Дебора критиковала политику желания Ванейгема как игру в темных,
малозаметных трещинах капиталистического общества.
Несмотря на свою малочисленность и непродолжительное существование,
Ситуационистский Интернационал оказал и продолжает оказывать огромное
влияние на радикалов от культуры и ультра-левых в Европе и С