Метафизика богочеловечества Владимира Соловьева и его критика русского общества

Ольга Леонидовна Сим

Творчество Владимира Сергеевича Соловьева (1853–1900) настолько фундаментально, насколько и многоаспектно. Но одной из важнейших тем для мыслителя был процесс общественного развития. И думается, именно для этой темы создавалась им вся теоретическая философская база. Данная статья имеет целью рассмотреть в контексте философских воззрений Соловьева основные направления эволюции его взглядов на историю и современную ему эпоху, а также показать, почему первоначальный замысел мыслителя в освещении всемирного исторического процесса не был доведен до логического конца, как поменялись со временем идеи философа.

* * *

Основу исторических построений Владимира Соловьева составляют преимущественно работы 1870-х годов. Эти сочинения проникнуты чистейшим идеализмом, и процесс развития общества описан в них как сугубо духовный, вне связи с практическими проблемами современности. Сердцевиной же философских воззрений Соловьева является его произведение "Философские начала цельного знания" (1877). В этом сочинении он пишет, что мир и любая его часть устроены таким образом, что в них различаются три состояния – безличная воля (или просто сила, потенция), конкретное словесное выражение этой воли (идея) и, наконец, ее воплощение. На уровне глобального устройства мира это деление выглядит так: сущее (Бог, безличная божественная воля), понятийное выражение сущего в виде сущности (идея) и воплощение божественной воли в бытии (природа). Эти три составляющие мироздания, по Соловьеву, в свою очередь также имеют соответствующее деление (см. схему).

Сущее (Бог)

Сущность (идея)

Бытие (природа)

Дух

Благо

Воля

Ум

Истина

Представление

Душа

Красота

Чувство

На основе этой схемы Владимир Соловьев в работе "Чтения о богочеловечестве" (1880) изложил свои метафизические взгляды, предваряющие более поздние его воззрения. По мысли Соловьева, мир есть проявление божественной воли, где все воплощает собой ту или иную идею Бога. И несовершенство мира в том, что каждая сущность (идея), получившая от Бога бытие, не обладает его всеединой волей, а только волей собственной. Таким образом, все эти сущности есть отдельные души. В идеале же они должны соединиться и стать Софией – мировой душой, которая тоже является божественной ипостасью, конечным выражением Бога. "...Стремление божественного начала к воплощению идеи, – пишет философ, – делается его стремлением к соединению с мировой душою, как обладающею материалом для такого воплощения, и, в свою очередь, стремление мировой души к реализации единства в ее материальных элементах становится стремлением к божественному началу, как содержащему абсолютную форму (время и пространство. – О.С.) для этого единства" [1]. Таким образом, Соловьев называет три ипостаси Бога – дух как абсолютная потенция, идея (Логос, или Слово) и душа. В соответствии с этим понимается и христианский символ Троицы: Бог-отец – безличная божественная воля, Бог-сын – ее выражение и Святой Дух – мировая душа. Каково же место и значение человека в этой системе?

"В человеке, – пишет Соловьев, – мировая душа впервые внутренне соединяется с божественным Логосом в сознании как чистой форме всеединства. ...Все остальные существа... имеют в себе лишь одно начало природное, материальное, божественная же идея есть для них лишь... внешняя форма бытия, которой они подлежат по естественной необходимости, но которую... не сознают..." [2]

Итак, человек, по В.С. Соловьеву, – венец мироздания, а значит с появлением человека развитие мироздания неразрывно связано с человеческой историей. И ее смысл, по мнению философа, заключается в обожествлении человека и человечества. Обожествление отдельно взятого человека Владимир Соловьев описывает с помощью теории познания. В человеческом познании он также видит три составляющие – волю, представление и чувство. Человеческое сознание, согласно его построениям, обладает некой безличной волей, силой, направленной на представление о любом предмете, а эмоциональная реакция на это представление есть чувство. Все три этапа – одновременные процессы, все три понятия неразрывны в реальном мышлении. Свою гносеологию Соловьев назвал органической логикой и подробно изложил ее в уже упомянутой работе "Философские начала цельного знания" [3]. Органической эта логика названа им потому, что все звенья в цепи рассуждения имеют в своей основе именно волю как жизненное начало. И воля эта всеедина. Человеческая воля – часть общей божественной воли, которую Соловьев еще именует положительным ничто. Таким образом, все человеческое бытие, трактуемое с помощью названных трех понятий, есть воплощение Бога, или истинно-сущего.

Что касается обожествления на метафизическом уровне, т.е. на уровне всего человечества, то, по мысли Соловьева, оно не может произойти в одном акте божественного творчества. Непременным условием обожествления материи является свобода, а само соединение божественного и материального происходит следующим образом [4]. Согласно теории развития В.С. Соловьева, можно выделить три основные этапа развития любого организма: его зачаток, в котором все органы и качества в начале не выражены и слишком подавлены единством; их обособление, доходящее до отрицания целого; а затем – сознательное воссоединение, поскольку вне целого существование развитых уже форм невозможно и бессмысленно. Иными словами, человек как часть (как отдельный орган) всего мирового организма в ходе абсолютно свободного развития должен, пройдя естественные этапы заблуждения и отрицания своей принадлежности к целому, в конце концов признать свою неотделимость от всего существующего на свете и добровольно стать конечным воплощением Бога, т.е. слиться с его душой. И все люди в конечном итоге должны соединиться, как должны соединиться все идеи. В этом, по В.С. Соловьеву, состоит прогресс общества. В соответствии с таким пониманием мыслитель намечает основные этапы человеческой истории.

Начальный этап наиболее подробно описан философом в статье "Мифологический процесс в древнем язычестве" (1873) [5]. Первое, к чему обратился человек, была природа. Со временем последовало ее отрицание. К человеку пришло смутное ощущение существования чего-то более совершенного. Но поскольку он не знал еще ничего кроме природы, то ее отрицание означало отрицание всего вообще, безразличие ко всем вещам и явлениям. Единственным выходом было погружение в нирвану – в небытие. Эту стадию ярче всего выразил буддизм..

Выражением следующего этапа человеческой эволюции стала древнегреческая религия, которую наиболее полно описал Платон. Не ограничиваясь, как и в буддизме, реальностью видимых явлений, он считал, что в основе их лежат идеи (греческая культура – это уход от действительности в лицезрение божественных сущностей – идей или атомов, живых элементарных частиц). Человек также несет каждый свою идею. Всякая идея субъективна и в то же время объективна. Положительной стороной древнегреческой религии было осознание того, что за видимым миром лежит мир идей, который всем управляет. Но дальше этого греки не пошли, считали естественным жить в соответствии с этими идеями и признавали все таким, как есть.

Ступенью вверх к постижению религиозной истины явился иудаизм. "Если божественное начало, – пишет В.С. Соловьев, – открылось индийскому духу как нирвана, эллинам как идея и идеальный космос, то как личность, как "я"... в иудеях..."[6]. Это был переход к монотеизму, признание за пределами видимой действительности не только мира идей, но и безусловного начала как положительного субъекта или "я". В статье "Еврейство и христианский вопрос" (1884) Соловьев говорит о характерных чертах еврейского духа и их значении. Этими характерными чертами, на его взгляд, являются огромное внимание к личности и стремление к материальному воплощению божественного. Иудеи впервые признали Бога как личность и одновременно отвели большую роль человеческому "я" в Его постижении. Обратная сторона – эгоцентризм отдельной личности или даже эгоцентризм целого народа. Так, например, иудеи из всего человечества лишь себя признали достойными Бога и отвергли Христа из-за его общечеловеческой мессианской идеи.

Прежде чем подойти к изложению кульминационного момента человеческой истории по В.С. Соловьеву – рождению христианства – следует добавить, что постепенно, по мысли философа, произошло разделение мира на Восток и Запад (т.е. Восточную и Западную культуры). Восток был хранителем божественного идеала (единства), но без попытки реализовать его в действительность, а Запад же, всегда слишком озабоченный практической деятельностью, сеял рознь. На Востоке "...и в общественной жизни, и в мышлении, и в искусстве все служило божеству, силы же чисто человеческие имели вполне подчиненное и пассивное значение" [7]; восточный человек всегда искал истинного Бога. Сначала в буддизме человек в своем искании пришел "к признанию истинного Божества как чистой, ото всего отрешенной бесконечности" [8]. Индийский гений, признав неконечность земного мира, противопоставил ему сверхсущую истину, хотя еще и в качестве небытия. Затем зендская (древнеиранская) религия в отличии от безличных богов буддизма разделила божества на добрых и злых (Ормузд и Ариман), но борьба между ними не касалась людей. Египетская религия подошла к прославлению жизни и поэтому была обеспокоена поисками вечной жизни, но эта жизнь понималась ею только как материальная (отсюда и бальзамирование трупов), а о нравственном совершенствовании человека в соответствии с высшими идеалами речь не шла [9].

Что касается Запада, то уже эллинская культура была обращена к человеческому началу как основному источнику духовности. Ее поэзия возвеличивала человека, а философия – свободную деятельность человеческого ума. Но греческое искусство только украшало жизнь, не изменяя ее. Реальная жизнь Древней Греции представляла собой постоянные раздоры между городами и внутри самих республик. Платон создавал утопии, Аристотель же приводил в систему и узаконивал существующие формы отношений, в том числе и рабство. "На смену человеку-художнику и человеку-мыслителю должен был прийти человек крепкой воли и практического разума" [10]. И наследницей греческой культуры в дохристианском мире стала культура Древнего Рима. "Человеческая воля (свобода), – писал В.С. Соловьев, – как начало права – вот идея Рима. Закон жизни – в воле человека. Но чтобы быть законом, эта воля должна быть одна..." [11] Поэтому в поисках совершенного человека Запад обоготворил кесаря. Однако свобода, избавленная от внешних стеснений, обернулась безумием, что и показало правление наделенных неограниченной властью римских императоров.

С течением времени Запад пришел к выводу, что совершенным человек может быть только в соединении с Богом, а Восток – что совершенное Божество, открывшееся ему лишь в состоянии отрешенности, может обнаружить свое совершенство в совершенном человеке. И такой человек явился. Христианство, пишет Соловьев, как откровение Бога в человеке "есть узел всемирной истории", потому что во Христе нашли себя и Восток, и Запад. С рождением христианства произошло слияние западной и восточной культур. Объединение человечества состоялось как внешне – во всемирной империи, так и внутренне – во вселенской церкви. И затем внешняя сфера жизни (гражданское общество), принимая христианскую веру, поставила себя в зависимость от внутренней – от Церкви. Но идеал Церкви, воплощенный в Богочеловеке, Им одним только и осуществлен был полностью, и исторической задачей Церкви становилось соединение божественного и человеческого начал. Вот тут и проявилось все различие Востока и Запада. Необходимое равновесие божественного и человеческого начал для установления на земле подлинной христианской жизни Востоком было нарушено в сторону одного, Западом – другого.

Восток, приняв богочеловечность Христа, не смог понять необходимости осуществления этого идеала во всей Церкви, видел в первую очередь только божественное. Отсюда и такой его интерес к догматике как неподвижному божественному основанию Церкви. В практической же жизни, однако, это основание не только не было реализовано, но возобладавшая с разделением Римской империи в ее восточной части светская власть утверждала совершенно не христианские законы в быту (имеется ввиду прежде всего кодекс Юстиниана, составленный на основе языческого древнеримского права). Этим объясняется и популярность ислама как религии, близкой к христианству в понимании Бога, но не претендующей на уподобление Богу человека. В результате Византия потеряла свою по сути нехристианскую государственность и Восточная церковь, подчинившись османам, стала даже более самостоятельной, чем при императорах. Привязанность Востока к догматике и преданию послужила и одной из причин разделения церквей – неприятию католических обрядов, которые противоречили не столько установленным общехристианским канонам, сколько местным обычаям Восточной кафедры. Следование местным обычаям привело затем и к межнациональной вражде внутри самой этой кафедры. Что касается собственно разрыва Восточной и Западной церквей, то, по В.С. Соловьеву, он не был результатом каких-то мелких разногласий. Главная беда заключалась не в том, что "христианский Восток был слишком созерцателен, а Запад слишком практичен", а в том, что "у них обоих было недостаточно христианской любви" [12] для понимания и принятия друг друга.

Что касается Римской церкви, то она в отличие от Востока уж слишком была занята мирскими делами. Конечно, писал Соловьев, для осуществления христианских идеалов Церковь должна была быть деятельной. Ей необходимы были и иерархия, и строгая дисциплина. Но Рим потребовал безусловного подчинения ему местных кафедр, затем государства, всех гражданских властей и в конце концов – каждого христианина. И для достижения этого папство не остановилось ни перед какими средствами. Тройное требование натолкнулось, однако, на тройное сопротивление. Церковный абсолютизм не состоялся из-за отделения Восточной церкви. Против политического господства успешно выступили европейские государства и народы, а нравственное пресечено было протестантизмом.

Чтобы понять, в какой степени Владимир Соловьев считал жизнь как Восточной церкви, так и Западной (а также в целом культуры западной и культуры восточной) неправильной, надо остановиться на его теории цельной жизни, в соответствии с которой он рассматривал изучаемые исторические объекты. Как уже было сказано, в отдельном человеке и в человечестве в целом автор различал волю, представление (или знание) и чувство (или душу). Но в "Философских началах цельного знания" он более подробно нарисовал схему, в которую укладывалась его общая теория жизни. Существуют, писал он, три элемента человечества как развивающегося организма: сфера практической деятельности, сфера знания и сфера творчества, в соответствии с вышеуказанными тремя понятиям (так как побудительным началом в сфере практической жизни является воля, в сфере знания – мышление, в сфере творчества – чувство). Цель первой – благо, второй – истина, третьей – красота. И каждая в свою очередь включает по три области:

Сфера практической деятельности

Сфера знания

Сфера творчества

Степени

Экономические отношения

Положительная наука

Техническое творчество

1 - материальная

Политические отношения

Отвлеченная философия

Изящное художество

2 - формальная

Духовные отношения

Теология

Мистика

3 - абсолютная

Соединение всех областей практической деятельности (экономических, политических и духовных отношений) создает свободную теократию, или цельное общество; сферы знания – свободную теософию, или цельное знание; сферы творчества, в идеале – свободную теургию, или цельное творчество. А все вместе и есть цельная жизнь, к которой каждый должен стремиться. Свободная теократия и свободная теургия не могут быть созданы усилиями одного человека, трудом отдельных лиц достигается только цельное знание. Лишь на третьей, абсолютной степени возможно прийти к необходимой цельности жизни. Любая сфера в своей абсолютной степени (т.е. на уровне духовных отношений, теологии или мистики) приведет человека к соединению с Богом. А первые две отражают только какую-то одну ограниченную сторону жизни.

Человеческое, материальное начало, которое олицетворяет западная культура в целом, писал В.С. Соловьев, проявилось не только в характере древнеримской и древнегреческой культур, в деятельности Римской церкви, но и в бурном обособлении различных сторон жизни в Западной Европе, начиная со средневековья [13]. Обособление это проходило во всех трех названных сферах – практической, в сфере знания и в сфере творчества. Рассмотрим сначала сферу практической деятельности. Во-первых, здесь с падением Западной Римской Империи Римская церковь оказалась отделенной от государства, т.е. от Восточной Римской Империи. Затем началась борьба папы с германскими племенами, а позднее – с возникшими у них государствами. В результате, государства, враждуя с Римом, создали послушную себе Церковь – протестантскую. Затем последовало отделение от государства его экономической опоры – третьего сословия, в результате чего совершилась Французская революция, произошли другие подобные события и возникла парламентская форма правления. Эти изменения имели место в том числе и по причине движения за индивидуализм как свободное развитие личности, но привели только к "обезличению и опошлению", уничтожив религиозные и рыцарские идеалы прошлого. В итоге единственным идеалом Западного общества сделался капитал. А он принадлежал небольшому классу – буржуа, тогда как труд был уделом рабочих. И социалистические идеалы предполагали, чтобы тот, кто трудится, обладал и капиталом, т.е. чтобы общественные отношениями определялись экономическими. Теория цельной жизни Соловьева показывает, почему ее автор был против. В "Чтениях о богочеловечестве" философ четко сформулировал свою мысль: социализм требует свободы, равенства и братства, но они не могут быть достигнуты на основе экономической свободы, равенства и братства. Ответ на вопрос о цели человеческой жизни лежит вообще не в плоскости практической деятельности, а в сфере религиозной.

С этих же позиций Соловьев критиковал Запад и в сфере знания.

Поскольку теология там покушалась выйти за пределы своей компетентности, от нее отделились философия и наука (окончательно – в XVII веке). Затем произошло еще более чудовищное разделение – разделение натурального знания на рационалистическое и эмпирическое (окончательно – в XIX столетии). Апогеем рационализма стала философия Гегеля, а абсолютизацией эмпиризма – позитивизм (ему в практической сфере соответствовал социализм), тоже претендовавший на господство в сфере знания. Позитивизм как современное Соловьеву явление подвергся с его стороны особой критике, так как не мог дать ответа на вопрос о цели человеческой жизни, изучая только явления, а не их причины и сущность [14].

Что касается творчества, писал Владимир Соловьев, то в средние века на Западе все было проникнуто мистикой, в эпоху Возрождения на первый план выдвинулись изящные искусства (сначала ваяние и живопись, затем музыка и поэзия), а в XIX веке господствовало искусство техническое, утилитарное.

Таким образом, в соответствии с теорией развития В.С. Соловьева Западное общество находилось на втором этапе, характеризующем человеческое начало, с его бурным отделением, доходящим до отрицания целостности. Запад утверждал безбожного человека, там везде господствовал эгоистический интерес. "Крайняя напряженность личного сознания, – пишет Соловьев, – не находя себе соответствующего предмета, переходит в пустой и мелкий эгоизм, который всех уравнивает" [15]. Повышенное внимание к случайному факту, мелкой подробности говорит об атомизме в жизни, науке, искусстве. Восток же, по мысли философа, находится на первом этапе, где отрицается самостоятельность человека и утверждается бесчеловечный Бог. Вывод, сделанный автором, – нужна третья сила, которая дала бы человеческому развитию смысл, стала бы посредником между человечеством и сверхчеловеческой действительностью. Такую силу Соловьев увидел в русском народе.

И вот здесь обнаружилась утопичность взглядов философа [16]. Хотя о России он говорит не иначе как о благотворной третьей силе, при столкновении с реальными проблемами его стройная схема развития общества предстает как отдаленная цель, а на первый план в качестве ближайшей задачи выходит борьба с национализмом в стране.

* * *

Взгляды В.С. Соловьева на национальный вопрос есть продолжение его общих представлений о прогрессе. В работе "Философские начала цельного знания" и в статье "Три силы" он пишет о мессианском предназначении России в деле обожествления человечества. Философ, как уже было сказано, увидел в ней "третью силу", которая согласно его теории развития должна была внести последний вклад в прогресс, т.е. заново соединить все части некоего организма уже как развитые формы. Основные взгляды Соловьева по этой проблеме представлены в сборнике его статей "Национальный вопрос в России" [17].

Открывает сборник статья "Нравственность и политика. Исторические обязанности России", в которой акцент сделан на национальности и национализме. Что такое национализм? – спрашивает Соловьев. И отвечает: это когда каждый народ имеет "свою собственную политику, цель которой – соблюдать исключительные интересы этого отдельного народа или государства" [18]. По мысли Соловьева, это происходит от великого заблуждения – разделения нравственности и политики. Но исторический рост, по мнению автора, заключается как раз в ограничении этого разделения, "в постепенном возведении человечества к высшему образцу правды и любви", т.е. христианскому образцу. И христианство упраздняет именно национализм, а не национальность. Национальность, или народность, есть положительная сила, и народы каждый по особому служат целому телу человечества как различные органы. Отказываясь исключительно от национализма, народ только тогда и приступает к осуществлению своей исторической задачи, которая соединяет его с другими народами в общем вселенском деле. Христианские принципы, пишет философ, должны быть единственными принципами политической деятельности.

На этой основе Владимир Соловьев приходит к выводу, что Россия должна ближайшей своей целью видеть соединение православной церкви с католической, осознать свое мессианское предназначение соединить божественное и человеческое (т.е. Восток и Запад), и только достижению этой цели должна способствовать ее политика [19]. России необходимо так поступать и в силу ее особой религиозности, и потому, что так должно действовать любое христианское государство. Первое, что нужно для этого сделать, – это вступить в открытую полемику с Римом для решения спорных религиозных вопросов, мешающих воссоединению. Такая точка зрения вызвала недовольство многих. Между В.С. Соловьевым, с одной стороны, и известным славянофилом И. С. Аксаковым и религиозным консерватором А. А. Киреевым, с другой, развернулась полемика [20]. Далее, бросая взгляд на отечественную историю, В.С. Соловьев утверждал, что все лучшие ее страницы связаны с отречением от национального эгоизма и следованием христианскому принципу открытости, со смелостью принимать иностранное для своего совершенствования. Обскурантизм и замкнутость, ярче всего проявившиеся в допетровской России XVII в. и которых не лишена была Русская Православная церковь, он назвал тормозящими факторами развития [21]. Их носителем в истории русской мысли стали, по мнению Соловьева, славянофилы 1840–1850-х годов и их преемники, воспринявшие только эту часть их идей [22]. Значительную часть сборника "Национальный вопрос" В.С. Соловьев посвятил критике теории культурно-исторических типов Н.Я. Данилевского как антихристианской и полемике по этому поводу с его поклонником Н.Н. Страховым [23].

На основе своих общих историософских взглядов Владимир Соловьев составил собственное мнение о том, как правильно должно развиваться общество, каким путем ему необходимо следовать. Что же, по мнению философа, мешало России следовать этим путем? Автор пришел к выводу, что причина была всегда одна и та же, но имеющая в разное время разные лики. Замкнутость и обскурантизм Московской Руси, национализм эпохи Александра III... А по сути отступление от Бога.

Как соотносились общественные взгляды Соловьева с современными ему настроениями и с положениями его историософии в целом? Вообще, то, за что он ратовал – борьба против религиозной (православной) и национальной нетерпимости, элементов замкнутости и обскурантизма России – было прогрессивно. Однако, как и у большинства российских мыслителей, точка зрения Соловьева не имела конкретного и развернутого историко-политического обоснования. Обоснование ее было совершенно иным.

Владимира Соловьева нельзя отнести ни к какому политическому течению. Если он и выступал против национализма и религиозной нетерпимости, то по своим собственным, отличным от других причинам. И именно поэтому, несмотря на определенное сходство, Соловьева нельзя отнести к либеральному западничеству. Обоснованием его общественной позиции служила разработанная им теория прогресса.

Согласно историософским воззрениям Соловьева, его взгляд на историю и современное ему российское общество должен был быть логическим продолжением его представлений о вершине развития человечества. Но вышло, что к концу 1890-х годов философ коренным образом изменил свое мнение. Об этом изменении речь пойдет ниже, а пока важно отметить следующее: вместо того, чтобы развернуть свой тезис относительно мессианской роли России, Соловьев пишет обличительное произведение, которое в большей степени посвящает не тому, почему именно России принадлежит мессианская роль, а тому, каким образом она ей не соответствует и насколько вообще Россию можно считать христианским государством, не говоря уже о богочеловеческом. Обратив пристальный взгляд на современную ему эпоху и проблемы своего отечества, Владимир Соловьев увидел массу несоответствий своим воззрениям. Попытавшись решить противоречия и отстоять выработанную им точку зрения, он увяз в полемике в оппонентами, а в ходе этой полемики обнаружил определенные изъяны и собственных взглядов, и собственной личности (хотя эти недостатки сделаются ему вполне очевидны только к концу 1890-х годов, когда он сам напишет о себе). Так что вопрос о том, как образом будет проходить третий, завершающий этап развития – осуществление идеи богочеловечества, – остался у автора нерешенным.

* * *

Дальнейшее развитие историософских взглядов Владимира Соловьева можно проследить, остановившись на одном из его поздних и очень важных произведений "Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории" (1900) [24].

"Три разговора" – это критика рационализма в самом широком его понимании, критика рационального мышления, рационального жизненного уклада, рациональных отношений и пр. Рационализм, прагматизм, просто словесно выраженное ощущение – это зло, дьявольское начало – такова основная мысль данного произведения. Но развитие этой мысли имеет два аспекта. Первый и более общий касается выявления рационализма как характерной черты всей эпохи, предвидение того, как это зло все глубже будет проникать в жизнь и доходить до своего апогея. Второй же аспект связан с тем, что В.С. Соловьев увидел себя самого, со своим мышлением и творчеством в качестве выразителя этого дьявольского начала. И потому в "Трех разговорах" он рассмотрел развитие своего собственного рационализма и его результаты. Свой рационализм Соловьев считал последним словом развития мировой мысли и к тому же наиболее изощренным в том смысле, поскольку он провозглашался под прикрытием божественной цели, к которой должен привести прогресс (ведь, например, такой рационализм, который демонстрировал позитивизм, дошедший до материализма, и без того был слишком очевиден как дьявольское учение). Но даже если будущее, писал философ, будет развиваться по наилучшему варианту, т.е. в соответствии с его, В.С. Соловьева, идеями, все равно окажется, что мир двигался в ложном направлении.

В предшествующих своих произведениях Владимир Соловьев так и не довел до конца мысль о добре и зле, иначе он тут же опроверг бы все, что писал. А когда он все же сделал это, то раскритиковал себя не детально, не четко, а очень аллегорично – в форме полухудожественного философского диалога, что хорошо отразилось в названии – "Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории".

Чтобы понять, о чем идет речь, надо возвратиться к теории развития Соловьева, к его метафизике, объясненной тремя основными понятиями, – воля, представление и чувство. Лучше всего эта метафизика сопоставлена с понятиями добра и зла, божественного и дьявольского начал в незавершенном произведении "София", написанном автором в конце 1870-х годов. Бог есть изначальная жизненная сила, воля, абсолютная потенция, дающая жизнь конкретным самостоятельным идеям, каждая из которых имеет свое собственное лицо. В этом смысле, пишет В.С. Соловьев, идея, или представление, несет в себе дьявольское, или мужское, начало. Он предлагает назвать его еще миром Демиурга (можно также сказать – миром умственной, в смысле рациональной, деятельности). Идеи в основе своей агрессивны, активны. Раз они определенны, значит имеют заостренность и враждебность. Но сила их все же получена от Бога, хотя своей разобщенностью они его и отрицают. Это, как мы помним, второй этап развития. А вот третий, на котором все разъединенные развившиеся идеи должны вновь соединиться, оказался самым слабым местом в философии Владимира Соловьева. Он не получился таким органичным и естественным, как первый и второй.

Это обнаружилось, когда Соловьев попытался применить данную теорию в своей историософии. Совершенно неубедительным оказалось его утверждение, что отдельно развившиеся части божественного должны в итоге вновь соединиться и не просто, а в Боге, сделавшись таким образом мировой душой, или Софией. То, что отдельные идеи или организмы существуют лишь потому, что черпают силу из божественной воли, понятно. То, что они не тождественны Богу, тоже понятно, как понятно, что построенный дом нельзя отождествить с просто кирпичом и цементом. Но вовсе неясно, как эти идеи, эти отдельные организмы могут слиться во что-то однородное, в данном случае в Софию, не отказавшись полностью от своей самости. В.С. Соловьев пишет, что они войдут в новую божественную общность (мировую душу) как развитые существа, но при этом каким-то образом сделаются абсолютно едины. Даже абстрактно невозможно себе такое представить. Вот глубинная причина того, что теория В.С. Соловьева на самом деле не ведет органически снова к Богу в монотеистическом его понимании. Да, природа у всякого проявления жизни одна, но непосредственное единство из этого не следует. За это Соловьев критиковал в свое время Спинозу, чья философия, как он считал, вела к безверию, к пантеизму.

Представляется, что гораздо логичней из теории В.С. Соловьева вытекает не объединение всех идей в одно целое как развитых органов в едином организме, а объединение путем возвращения к первой стадии, т.е. путем разрушения и отрицания всего развития этих идей и возврата к первоначальному хаотическому состоянию, в котором силы Демиурга еще не проснулись и господствует, говоря словами Соловьева, голый божественный Дух. Ведь отдельные развитые системы или идеи, которые якобы должны соединиться, уже полностью сложились и сформировались, и их характер не предполагает ничего религиозного, это рационально построенные сознания, каждое со своими качествами. Как же возможно их соединение на божественной основе, которая не имеет ничего общего с тем, что представляют из себя идеи? Если каждая из них признает себя в Боге, то это будет уже добровольный сознательный акт. Но в таком случае этот акт будет тем последним сознательным, в чем идея проявит себя как идея, потому что после этого она должна будет всецело отдаться Богу, а это не предполагает никакой самостоятельной рациональной деятельности. Как уже было сказано, невозможно быть одновременно сознательной частичкой и находиться в единении с другими идеями в Боге. Осмелюсь предположить, что София тогда – это представление о Боге этой сознательной частицы (идеи). Это, с чем она, положим, и хочет соединиться, но пока является собой – не может. То есть третий этап развития, согласно теории В.С. Соловьева, неизбежно оказывается тождественным первому.

Владимир Соловьев в итоге признал это, написав "Три разговора". Признал, что разрозненный мир идей никогда не станет универсальной Душой Бога.

Если раньше философ считал, что разум должен быть на службе у Бога, что рациональный способ действия или мышления – это лишь способ достижения божественной цели, то теперь он пришел к пониманию, что это не реально. Либо рациональное мышление отдельного существа, либо власть над ним трансцендентальных сил – никакой синтез между этими двумя состояниями немыслим. На собственном примере, на примере личных заблуждений В.С. Соловьев поведал в "Трех разговорах" о том, что рационализм в любом случае ложен. Война, признаваемая как рациональное средство для торжества религиозной истины, затем разумные дипломатические средства для достижения того же – все это и многое другое лишь образ мышления вовсе не верующего человека, человека позитивистской эпохи. Владимир Соловьев тоже принадлежит ей полностью. В своей системе доказательств он пользовался европейской философской терминологией и приемами, а вся европейская, т.е. западная, культура – выражение торжества человеческого начала, торжество разделения.

Что же такое добро и зло в религиозном смысле? – задается вопросом Соловьев. Если добро в контексте философских построений автора есть некая недосказанность, нераскрытый смысл и таинственность, то зло – конкретизация, четко выраженная мысль. А когда что-либо четко выражено и объяснено, это уже означает отделение от всего остального. Идеи образуют логический ряд, который все более отстраняется от своей почвы, от живого. Зло, следовательно, всегда искусственно, оно – подделка под живое.

Но Соловьев не дал развернутого опровержения своей теории. "Три разговора" по своему жанру отнюдь не являются обстоятельным философским трудом, это продолжение историософии, где автору пришлось только применять свою теорию. Поэтому нам было важно восстановить именно теоретическую часть опровержения, как недостающее звено. С этой точки зрения посмотрим теперь по-новому на все творчество В.С. Соловьева.

В работах "Философские начала цельного знания" и "Оправдание добра" Соловьев тщетно надеялся установить неразрывность рациональных помыслов и души, показать, что рационализм в своей эволюции доходит до Бога. Произведение "Оправдание добра" по своему смыслу вообще убивает всякий религиозный настрой и по духу ничем не отличается от работ позитивистов, которые объясняли этические принципы практической необходимостью и на этой основе возвещали о торжестве прогресса. В.С. Соловьев стремился доказать то, что добро по своей природе – это высшее, на что способен разум. Вместо своих прежних, хотя также не совсем верных утверждений, что всякая рациональная деятельность призвана служить добру, иррациональному началу, автор пришел к выводу, что добро вообще суще