История русско-киргизских отношений - лишь капля в океане мировой истории. Поэтому тема данной статьи на
первый взгляд может быть отнесена к разряду проблем местного значения. Однако эта периферийность кажущаяся. В любой, даже самой частной человеческой
проблеме, как правило, присутствуют некоторые универсальные, общечеловеческие аспекты, поскольку и сам мир культуры представляет собой двуединство
партикуляризма и универсализма. История русско-киргизских отношений - не исключение, ее также можно трактовать как версию одной из универсальных мировых
проблем - проблемы межэтнических отношений.
Сегодня она входит в "горячую десятку"
актуальных проблем, занимающих социологов, политологов, экономистов, психологов. При этом многообразие прочтений аспектов межэтнических отношений
является не столько результатом научной несогласованности или конфликта мнений, сколько многомерным характером самой структуры процессов межэтнической
коммуникации. Различные измерения этих процессов открывают разные плоскости их сложной организации. Содержанием одной из таких плоскостей является культура
как система нравственно-ментальных детерминант межэтнических отношений. Анализ этих детерминант представляет особенный интерес не только потому, что до
настоящего времени они находились на периферии научных исследований, но и в силу их ведущей роли в процессах межэтнических взаимодействий. История
русско-киргизских отношений в качестве материала такого анализа может быть не только интересна, но и поучительна, поскольку наряду с уникальными, присущими
только ей характеристиками, содержит и значительное количество типических черт.
Процессы межэтнической коммуникации
мультикаузальны по своей сути, поэтому теоретические обобщения и выводы относительно их природы могут базироваться на различных методологических
фундаментах. Фокусация исследования на изучении культурных регулятивов межэтнических отношений может квалифицироваться как процедура социокультурной редукции, в
результате которой возникает специфически со-циокультурный способ обобщения исторических фактов. В чем его суть?
Во-первых, исходное условие социокультурного исследования истории - выделение в ее континууме двух уровней: внешнего - эмпирического,
фактуального и внутреннего — смыслового, аксиологического. Исторические факты в таком прочтении предстают как артефакты, т.е. продукты семантически
мотивированных действий.
Во-вторых, важнейшим механизмом социокультурного исследования истории
становится процедура экспликации культурной семантики исторических фактов. Движение мысли ученого, таким образом, направлено вглубь - от исторической
феноменологии к порождающим ее культурным истокам (ценностям, смыслам, нравственным идеалам, поведенческим образцам).
Наконец, в-третьих, в результате компаративного анализа и синтеза выявленных в процессе социокультурного исследования истории
ценностно-смысловых единиц высвечиваются определенные закономерности, общие тенденции и связи, рождается специфический взгляд на историческое развитие,
который можно назвать социокуль-турным видением истории. Применительно к проблеме русско-киргизских отношений этот способ генерализации исторической
феноменологии примечателен не только своей неординарностью и новизной, но и практической значимостью. Анализ культурных, нравственно-ментальных детерминант
русско-киргизских отношений актуален уже из-за огромного удельного веса этих детерминант в процессах межэтнической коммуникации русских и киргизов.
Категории социокультурного анализа
Методология социокультурного исследования - дисциплина сравнительно молодая, ее научный аппарат находится в стадии
становления. Однако сегодня усилиями российских ученых, в первую очередь А. Ахиезера, сформирован определенный набор категорий, применение которых
открывает возможность систематизированного изучения культурных регулятивов социальных процессов. В числе ключевых категорий этой методологии можно назвать
концепт "программа" [I].
Попытаемся осмыслить, что означает эта категория применительно к сфере межэтнических взаимодействий. Начнем с констатации того,
что любая этническая культура как система ценностей и смыслов содержит в своем багаже определенные представления о строении мира культуры в целом, о месте
своей культуры среди других, о единстве и многообразии культурного универсума. На основе этих представлений формируются определенные стратегии социального
воспроизводства межэтнической интеграции и дифференциации. Эти стратегии являются одновременно и поведенческими образцами межэтнических отношений.
Например, абсолютизация своей этнической культуры, ограничение мира культуры ее рамками рождают стратегию воспроизводства локализма как модели культурного
универсума и как эталона поведения в ситуации межэтнической коммуникации.
Каждая культура продуцирует свои собственные,
оригинальные программы межэтнической коммуникации. Вместе с тем программы, сформированные разными культурами, структурно единообразны, изоморфны,
поскольку изоморфны и отдельные культуры, составляющие культурный мир. Анализ различных культурных текстов .дает возможность выявить универсальные для всех
культур идеальные типы программ межкультурной коммуникации, классифицировать и систематизировать их. В результате чего складывается следующая типология.
1. Традиционный тип:
- программа "монолог-изоляционизм", основанная на идее ограничения мира культуры
рамками своей этнической культуры, иные этнические культуры квалифицируются как антикультуры;
- программа "монолог-ассимиляция", ориентированная на абсолютизацию своей этнической культуры и поглощение других культур.
2. Гибридный тип:
- программа "плюрализм-единство", конституирующая культурный мир как антиномию
идеалов межэтнического единства и отдельности;
- программа "плюрализм-изоляционизм", структурирующая мир культуры
как набор локальных, закрытых этнических культур.
3. Утилитарный тип:
- программа "умеренный
утилитаризм", при абсолютизации своей этнической культуры квалифицирующая другие культуры как источник благ;
- программа "развитый утилитаризм", несущая идею межэтнической интеграции в позитивной, прагматической сфере. 4. Либеральный тип:
- программа "диалог", интерпретирующая межэтническую интеграцию как процесс культурного синтеза.
Предлагаемая типология может служить методологической основой социокуль-турного исследования межэтнических
отношений. С ее помощью история русско-киргизских отношений может быть прочитана как культурный текст, эксплицирована как процесс реализации заданных
культурой программ.
Социокультурный пролог
История русско-киргизских отношений охватывает сравнительно небольшой временной отрезок - около двух с половиной столетий, от
середины XVIII века до наших дней. Однако семантическая фабула межэтнической эпопеи берет свое начало задолго до первых контактов и присоединения
Киргизстана к России. Ее истоки - в культуре этносов, которая продуцирует первые программы межэтнической коммуникации.
Анализ киргизской культуры позволяет выделить два основных присущих ей типа коммуникационных программ:
"монолог-изоляционизм" и "умеренный утилитаризм". Остановимся на их краткой характеристике.
Ценностным фундаментом программы "монолог-изоляционизм" является тради-ционалистский пласт киргизской
культуры. Потенциальные возможности межэтнической коммуникации, заложенные в нравственной системе киргизского родоплемен-ного традиционализма, чрезвычайно
низки. Дуальная мифологическая система, разделяющая мир на "своих" и "чужих", окрашивает в негативные тона все, что не вписывается в
систему кровного родства, не освещается сакральным покровительством духа предков. "Чужие" оцениваются как враги, "нелюди", по
отношению к которым "насилие и жестокость оказывались даже благом, заслуживающим восхваления и воспевания" [2]. Представления о превосходстве
"своих" над "чужими" лежали в основе военного стиля жизни киргизских племен. Набеги, захват скота, людей у других племен -
"барымта" - были делом обычным и даже почитались как акты героизма, силы, удали.
Племя как локальное сообщество людей, как образ большой патриархальной семьи, будучи в целом замкнутым организмом, не исключало
контактов с другими племенами. Военно-политические союзы племен были делом обычным. Но, как правило, такие альянсы оказывались недолговечными и непрочными
и, несмотря на формальное освящение их родственными связями, достаточно легко распадались. Ментальность "мы" реально распространялась только на
членов своего рода-племени. Попытки экстраполяции племенных ценностей на надплеменные образования не давали длительных позитивных результатов. При
малейшем дискомфортном состоянии вступали в действие инверсионные механизмы мышления, "родичи" становились "чужими", "друзья"
- "врагами", консенсус сменялся конфликтом, отличающимся, как правило, чудовищной жестокостью. Последствия такой схватки описывает П.
Семенов-Тян-Шанский, наткнувшийся во время экспедиции в горах на "мертвое поле" вмерзших в лед трупов - жертв столкновения рода сарыбагыш с обедневшими
родами кыдык и джельден [3J.
Семантический фундамент коммуникационной программы "умеренный утилитаризм" составляет нравственный идеал
утилитаризма. В его основе лежит идея квалификации повседневных человеческих потребностей в статусах смыслов жизни. Критерий оценки окружающего мира для
носителя утилитарных идеалов - мотив пользы. В смысловом контексте программы "умеренный утилитаризм" развивается потребительское отношение к
другим этносам как источникам жизненных благ.
Даже приблизительно трудно определить время,
когда в киргизском традиционном обществе появился утилитарный нравственный идеал. Можно только констатировать, что к XIX веку он просочился во все сферы
киргизской культуры, вызывая коррозию традиционализма. Среди признаков утилитарных нравственных ориентации можно выделить, например, появление
эксплуатации внутри родовой общины. Утилитарное отношение к соплеменникам выражалось в захвате их имущества, скота, пастбищ, в присвоении результатов их
труда и постепенном превращении "родичей" в работников. Важнейшее следствие развития утилитаризма - равное потребительское отношение к
"своим" и "чужим", в результате чего происходит изменение самой племенной структуры, включение в нее представителей других племен.
Кровные связи как организационный принцип начинают вытесняться территориально-хозяйственными.
Ведущие коммуникационные стратегии русской культуры можно эксплицировать как программы утилитарного типа, а также как
программу "монолог-ассимиляция". Последняя - одна из типичных коммуникационных стратегий русских. С позиций российского просвещенческого
монополизма малые народы, входящие в состав России, -"инородцы", "туземцы" - рассматривались как объект, который необходимо
окультурить, обезопасить, определив его нишу в большом полиэтническом пространстве России. Сам факт колонизации воспринимался как явление
положительное не только в силу определенных выгод для России, но как акт цивилизации "отсталых" и "диких" народов.
Другими, не менее актуальными в арсенале коммуникационных стратегий русских были программы утилитарного типа, которые
достаточно органично вписывались в общие ассимиляционные установки. Цели колонизаторской политики России в Средней Азии были большей частью
утилитарными. Сам регион и его население оценивались как средства решения множества проблем - политических, экономических, социальных. Носителями
утилитарного нравственного идеала были практически все слои русского общества - от представителей государственной субкультуры до массовой народной культуры.
Помимо названных программ в багаже русской культуры были и другие коммуникационные стратегии, например программа
"монолог-изоляционизм", но в русско-киргизских отношениях они составляли периферийный план культуры. Завершая экспозицию коммуникационных программ
русской и киргизской культур, можно констатировать, что каждая из них располагала определенным набором коммуникационных стратегий, реализуя которые
этносы конституировали свое и общее историческое бытие.
Киргизы в составе Российской Империи
Каркас истории русско-киргизских отношений досоветского периода складывается из двух этапов. Первый - встреча двух культур
- был окрашен нравственным идеалом утилитаризма. Как итог реализации программ утилитарного типа можно интерпретировать эпизод присоединения Киргизстана к
России. Сама акция присоединения обеими сторонами осмысливалась в категориях пользы, выгоды. Для киргизской стороны альянс с Россией был способом решения
целого ряда проблем. Например, посольства и послания царю с просьбами о покровительстве диктовались желанием обрести "покой и благоденствие"
[4], возникшим как следствие усталости от собственных междоусобиц и раздоров. Идея создания государства в середине прошлого века приобрела у киргизов
необычайную актуальность. Однако неоднократные усилия по формированию своими силами централизованной власти терпели крах. Консолидирующий принцип
родоплеменного единства, основанный на догосударственных по своей сути ценностях кровнородственных связей, не срабатывал, а иные ценности не успели
пустить прочные корни. Выход из ситуации виделся в прибегании к услугам (охранительным, организационным) другого государства, и Россия оценивалась как
источник благ - порядка, мира, государственности.
С момента превращения Киргизстана в колонию
России киргизская культура стала объектом активной преобразовательной деятельности русских. Программа "монолог-ассимиляция" реализовывалась
правящей российской элитой в стратегический план преобразования традиционной культуры киргизов. Важнейшими его пунктами стали административные меры,
направленные на искоренение родоплеменных отношений, просветительство и русификацию. Такой типично просвещенческий метод культурной модернизации был
противоречив и едва ли существенно затрагивал основания киргизской ментальности. На последнюю значительно большее воздействие оказали различные
формы русско-киргизского экономического сотрудничества, культурным импульсом которого как для русских, так и для киргизов становятся программы утилитарного
типа. Утилитарные нравственные ориентации определяли специфику культурного обмена (благами цивилизации), его приоритетную направленность от технологически
более развитой культуры России к менее развитой местной культуре. В рамках первого этапа прослеживалась тенденция прогрессивного развития нравственного
идеала утилитаризма от умеренного к развитому, от простейших форм заимствования материальных благ русской переселенческой культуры к некоторым совместным
формам хозяйственной деятельности, например к совместной обработке земли -"уртачеству".
Тем не менее динамика межэтнических процессов досоветского периода - это динамика возрастающего дискомфорта. Скрытый
конфликт, существовавший изначально как несовместимость коммуникационных программ, которые можно структурировать в дуальную оппозицию "монолог-ассимиляция
(русская культура) - монолог-изоляционизм (киргизская культура)", начал прорываться наружу. Развитие утилитаризма от умеренного к развитому, его
наложение на традиционалистские монологи затушевывали эту несовместимость, размывали границы киргизского изоляционализма, корректировали ассимиляторские
установки русских, создавали зыбкое основание коммуникационного поля. Однако это неустойчивое равновесие было нарушено.
Второй этап русско-киргизских отношений досоветского периода характеризовался изменением политики России в Киргизстане.
Революция 1905 года, аграрная реформа, Первая мировая война перестраивают коммуникационные стратегии русских. Направленная на экономическое
сотрудничество программа "развитый утилитаризм" стала вытесняться более примитивным, потребительским вариантом утилитарных стратегий - программой
"умеренный утилитаризм". В исторической реальности это выражалось в таких акциях, как ужесточение налоговой политики, призыв мужского коренного
населения на тыловые работы, изъятие земель настолько жесткое, что на участках, отведенных киргизам, случалось "не было ни воды, ни земли, так как вся
площадь представляла собой скалистые вершины гор" [5]. Такие меры вели к кризису программы "умеренный утилитаризм" в киргизском массовом
сознании. Россия нс квалифицировалась больше как источник пользы, а стала оцениваться как носительница зла, вреда. На лидирующие позиции в
коммуникационных стратегиях киргизов выдвинулась программа "монолог-изоляционизм". Следствием таких перемен стало восстание
киргизов в 1916 году. Ответные репрессивные меры России создали эффект взаимного отталкивания.
Регрессивные изменения коммуникационного поведения русских выражались в постепенном сжатии утилитарных стратегий и
усилении стратегий монологических, изоляционистских. Движение от программы "умеренный утилитаризм" к ценностям родоплеменного сепаратизма
киргизов создало симметричную схему взаимного отторжения. Кризис утилитаризма как интеграционной основы межэтнических отношений стал источником их деградации
и упадка.
В единой семье братских советских народов
Смысловая структура русско-киргизских отношений советского периода включает три этапа. Начало первого этапа было связано с
выдвижением новой, сформулированной идеологами страны Советов коммуникационной программы - социалистической. Ее тип можно определить как гибридный
"плюрализм-единство". Принцип соединения идеалов межэтнического единства и отдельности получил популярную интерпретацию в крылатом
сталинско-ждановском определении советской культуры как "национальной по форме и социалистической по содержанию".
Основное наполнение социокультурных процессов этого этапа - освоение социалистической интернационалистской коммуникационной
программы массовым сознанием русских и киргизов. Ведущим способом такого освоения можно назвать включение этой программы в систему существующих
традиционалистских ценностей и смыслов. Такая ценностная экстраполяция не представляла большого труда, поскольку сама советская идеология содержала
значительный заряд традиционализма. Идеи братства, коллективизма, вождизма, общественной собственности, единой семьи народов, а также разделения мира на
"своих" и "чужих", казалось, были заимствованы из ценностного ассортимента родоплеменных отношений. Не случайно они находили
живой отклик у жителей киргизских аилов. Один из участников революционных событий в Киргиз-стане вспоминал: "Народ был неграмотным, плохо осознавал
причины своего бедственного положения, но чутьем ощущал нашу правоту, верил в нее" [б]. Интернациональная общность советских народов интерпретировалась
массовым традиционным сознанием киргизов как союз племен, освященный условными кровнородственными узами братства и руководимый единым вождем, образ которого
наделялся сакральным смыслом. Обретая свою аксиологическую нишу в общем идеологическом пространстве социалистической культуры, киргизские родоплеменные
идеалы получали новую жизнь.
Русские осмысливали социалистическую модель культуры на свой лад. Традиционным массовым сознанием русских она
интерпретировалась в контексте коммуникационной программы "монолог-ассимиляция". Значительную помощь в этом им оказывала сама
советская идеология. Социалистическая интернационалистская коммуникационная программа содержала идею интеграции национальных культур на основе соединения
входящих в них демократических и социалистических элементов. Механизмом выделения из многих национальных культур таких общезначимых элементов стал
несущий в себе черты эволюционизма формационно-экономический метод. Идея экономически отсталых и прогрессивных наций закономерно воплощалась в
представление о культурно отсталых и прогрессивных народах. Русская культура в сравнении с киргизской котировалась как более прогрессивная, отсюда и более
высокая доля ее элементов в интернациональном ценностном симбиозе. Ценностная квалификация киргизов как отсталого братского народа определяла тональность
государственной ассимиляционной политики, приобретшей форму бескорыстной помощи "обиженным колониальным режимом инородцам". Таким образом, и
традиционные ассимилятивные стратегии русских также получали новое дыхание.
Вместе с тем процесс ценностного наложения
традиционалистских программ и социалистической интернационалистской модели не был бы столь успешным, если бы не ряд дополнительных условий. Важнейшее из них
- включение утилитарного нравственного идеала. Уже первые декреты советской власти "О мире" и "О земле" создали условия для возрождения
этих забытых в годы экономического и политического кризиса стратегий. Последующие меры советской власти, направленные на "ликвидацию последствий
колониальной политики царизма" и включающие такие мероприятия, как возвращение земель трудовым дехканам, обеспечение киргизских репатриантов из
Китая продовольствием, строительными материалами, инвентарем и т.д., еще более усиливали утилитарную заинтересованность в новой власти и заставляли
приспосабливаться к ее идеологии.
Второй этап русско-киргизских коммуникационных процессов советского периода связан со стабилизацией и относительно устойчивым
существованием сложившегося ценностного симбиоза. Социалистические ценности, выполняя идеологическую объединяющую функцию, стали средством интеграции
традиционалистских коммуникационных программ киргизов и русских.
Переход к оседлости, коллективизация сельского
хозяйства, локализация власти в Советах, образование аилов и кыштаков по родоплеменному принципу, формирование по тому же принципу местного руководства
оказались факторами, стабилизирующими тенденции кровнородственного изоляционизма киргизов. Трайбалистские идеалы не теряли своей притягательности
не только для простых дехкан, но и для лидеров партийной и советской власти. По свидетельству историков, «групповая борьба за власть на основе родоплеменного
деления... разгорелась в период выборов и формирования руководящих органов... Ее вред заключался в том, что ее участники беспочвенно обвиняли друг друга в
"правом" и "левом" оппортунизме, троцкизме, буржуазном национализме, антисоветизме и т.п., облегчая задачу репрессивной машины
1937-1938 гг.» [7]. Ценности интернационального единства обретали в киргизской культуре условный декларативный смысл, тогда как ее глубинные пласты занимал
неписаный традиционный нравственный закон - кыргызчылык.
Ассимиляторские стратегии русских развивались в
русле государственной стратегии культурной революции, результаты которой для киргизов были далеко не однозначны. Рост экономики, изменение политической
структуры общества, становление и развитие науки, образования, художественной культуры - плоды социалистических преобразований - имели для киргизской
культуры несомненный позитивный смысл, который в советской науке интерпретировался как "подлинный расцвет киргизской нации". '
Однако столь радикальная трансформация киргизской культуры была обусловлена не столько внутренними модернизационными процессами
ее логики, сколько внешним активным воздействием государства. Например, республиканский бюджет в годы советской власти формировался исключительно за
счет общесоюзного перераспределения средств. В итоге в киргизской культуре происходило раздвоение культурного вектора, который был направлен одновременно
и на- консервацию традиционных ценностей своей культуры, и на имитацию готовых образцов другой. Креативные процессы культуры в таких условиях пребывают в
застойном состоянии.
В целом программа "плюрализм-единство" рождала феномен двойного стандарта поведения как русских, так и киргизов:
традиционалистские "монологи" продолжали свою работу под внешним прикрытием советской идеологической модели. Такая раздвоенность культурного
сознания несла в себе зародыш кризиса. Возникал замкнутый круг: социалистические ценности, консервируя традиционную логику мышления,
способствовали стабилизации трайбалистских, ассимиляционных идеалов, а последние в конечном счете вели к деструкции идеалов интернационализма.
Третий этап русско-киргизских отношений советского периода был отмечен деградацией, кризисом и крушением
социалистической модели культуры, а вслед за ней и ценностного симбиоза, созданного в этот период. Основания кризиса изначально были заложены в самой
модели культуры, организованной как антиномия полярных идеалов: единства и отдельности, ассимиляции и изоляционизма. Эта исходная антиномия стала
источником прогрессирующей цепочки антиномичных смыслов, рождающих взаимоисключающие тенденции. Например, в годы советской власти во многом
благодаря рождению социалистической национальной государственности происходило формирование этнического самосознания киргизов, но одновременно начался процесс
отмирания киргизского языка, который постепенно вытеснялся русским. Насаждение русской культуры и языка шло параллельно с широко декларируемым уважительным
отношением к национальным нерусским культурам, показательной заботой об их сохранении и развитии. Показуха и раздувание культурных достижений братского
киргизского народа стимулировали типичные для племенной культуры настроения этнической исключительности. Русским как носителям привилегированной в СССР
культуры агентам ассимиляционной политики также не чужды были проявления этнического снобизма. Скажем, масса русских не считала необходимым изучать
киргизский язык, ибо видела в нем язык культурно отсталого народа. В то же время в нормативных принципах советской эпохи прочно обосновалась установка на
приоритетное положение коренного населения во всех сферах хозяйственной и культурной жизни. Таким образом, принцип соединения несоединимого
распространялся на различные сферы жизни общества.
Коммуникационный кризис возникает как результат
отсутствия механизмов снятия противоречий в рамках программы "плюрализм-единство". Принцип формирования коммуникационного поля в
этой программе - не синтез, но синхронное существование полярных смыслов — единства и отдельности. Закономерно поэтому, что выход в новое смысловое
пространство оказывается закрытым. Программа "плюрализм-единство" в основе своей статична. Являя раз и навсегда установленные, единые для всех
этносов социалистические ценности, советская модель культуры не только накладывала табу на всякие попытки инновации внутри социалистического
ценностно-смыслового ядра культуры, но и замораживала модернизационные процессы этнических культур, способствуя консервации традиционализма. А последний
изнутри шаг за шагом разрушал идеалы интернационализма - святая святых социалистической культуры. Очевидная нежизнеспособность программы
"плюрализм-единство", превращавшейся в омертвевшую форму межэтнической интеграции, привела к коммуникационному кризису. Другие
интеграционные механизмы не получили в этот период значительного развития. Социализм, несущий политику "уравниловки", перераспределения, не
создавал почвы для развития утилитарных нравственных идеалов.
"Киргизстан - наш общий дом"
Смысловая фабула социокультурной динамики русско-киргизских коммуникационных процессов постсоветского периода
выстраивается как незавершенная последовательность двух этапов.
Первый отмечен кризисом межкультурных
коммуникационных процессов. Крушение советской, интегрирующей модели привело к выдвижению на первый план тра-диционалистских программ - монологов. Активизация
киргизского изоляционизма в условиях суверенного Киргизстана создала угрозу формирования этнократического государства. Типичным стало, например, стремление
мононационализировать все сферы общественной жизни, начиная с органов управления и заканчивая образованием, наукой и художественной культурой. Отказ
от многих достижений культуры под предлогом их некиргизского происхождения, реанимация архаичных традиций осмысливались массовой культурой как панацея от
всех бед, принесенных кризисом. Так, Верховный Совет Киргизии обсуждал проблему возрождения полигамии как "доброго старинного обычая предков" [8].
Ностальгические настроения доходили до абсурда, выплескиваясь в призыв "Назад в юрту!" [9].
Выход из кризиса видится в возрождении мифологических культурных основ. Средневековый киргизский эпос
"Манас" в представлении новых идеологов Киргизстана призван восполнить идеологический вакуум, образовавшийся вследствие крушения советской
идеологии. Усилиями киргизской творческой и научной элиты эпосу стремятся придать современное звучание, пытаясь выявить заложенные в нем общечеловеческие
гуманистические идеалы. В печати публикуется предложение о внесении семи заветов "Манаса" в Конституцию Киргизской Республики [10]. Однако
обращение к "Манасу" вызвано не только возвратным движением логики культуры к мифологическим праосновам, но также и вполне прагматическим
стремлением противостоять дальнейшему развитию процессов разобщения, обусловленному действием программы "монолог-изоляционизм".
Реактивация родоплеменного изоляционизма создает угрозу раскола этноса на северные и южные родоплеменные структуры, на племена и роды внутри этих
структур. В пору выборов в Верховный Совет, например, происходит борьба за приоритет ставленников Севера или Юга, появляются требования перенесения
столицы, установления регионального принципа в подборе управленческих кадров [II]. Эпос "Манас", ведущий лейтмотив которого - тема этнической
консолидации киргизов, является наиболее адекватным средством противодействия процессам этнического распада, проводником идей этнической самоидентификации и
интеграции киргизов.
Взрыв киргизского традиционализма привел к целой череде этнических конфликтов, к росту напряженности в русско-киргизских
отношениях. В киргизском массовом сознании русские стали квалифицироваться как разрушители традиций и обычаев, как виновники экономического, политического,
культурного кризисов. В целом едва ли не все советское начало отождествляться с русским. Настроения русофобии выливались в откровенное выдавливание русских из
всех структур. Внешним поводом такого пресса было введение "Закона о государственном языке".
Ведущая коммуникационная программа русских в Киргизстане "монолог-ассимиляция" в новых политических условиях
оказалась нежизнеспособной. Это вызывало реанимацию архаичной коммуникационной стратегии "монолог-изоляционизм", закономерное следствие которой -
стремление этнических россиян консолидироваться на своей этнической родине и "обвальная" миграция русских из Киргизстана. С 1989-го по 1994 год
республику покинуло около 500 тыс. представителей русскоязычного населения [12].
Начало второго постсоветского этапа связано со
стабилизацией межэтнических коммуникационных процессов и обусловлено сменой приоритетов в сфере коммуникационных стратегий. Крушение советской империи,
образование независимого государства — Киргизской Республики, отмена льгот, пособий и уравнительного перераспределения материальных благ, распад сельских
коллективных хозяйств и установление стихийных рыночных отношений - все это поставило киргизов перед проблемой выживания. Иждивенческие отношения к жизни,
культивировавшиеся советской властью, уходят в прошлое. Проблема выживания привела к необычайному росту массового утилитаризма, который стал вытеснять
трайбалистские настроения. Типичные приметы современного Киргизстана - урбанизация и маргинализация молодежи. Исследователи отмечают: "В новых
рыночных условиях при массовой безработице киргизы в массовом порядке стали осваивать нетрадиционные для себя виды трудовой деятельности: торговлю, сферу
обслуживания, транспорт, строительство, растениеводство, мелкое предпринимательство" [13]. На утилитарный уровень перемещается и отношение
к русским, динамика утилитаризма приобретает направленность от умеренного к развитому. Отток русскоязычного населения воспринимается теперь как фактор,
ослабляющий экономику республики. Правительством предпринимаются усилия для торможения миграционных процессов. В их числе Указ Президента Киргизской
Республики А. Акаева "О мерах по регулированию миграционных процессов в Киргизской Республике" (июнь 1994 года).
Коммуникационные стратегии русских в Киргизстане также трансформируются под давлением новых жизненных обстоятельств. Проблема
выживания в новых социально-экономических и политических условиях заставляет прагматические интересы ставить выше других. Более высокий уровень жизни в
России по сравнению с Киргизстаном не снимает в условиях утилитарных нравственных ориентации миграционных настроений. Однако их характер меняется:
из стихийных, "обвальных" они преобразуются в более обдуманный, организованный процесс, что отражается и на количественной стороне процесса.
Результатом развития массового утилитаризма в русской среде становится ' выделение части русских, идентифицирующих себя как граждане Киргизстана.
Утилитаризация массового сознания - важнейшее средство преодоления традицио-налистских монологических коммуникационных
стратегий. Пафосом общности жизненных утилитарных смыслов человеческого существования проникнута выдвинутая Акаевым идеологема "Киргизстан - наш
общий дом".
От сотрудничества к диалогу
Итак, направленность динамики русско-киргизских коммуникационных процессов чрезвычайно напоминает однообразные колебательные
движения маятника: консенсус - конфликт - консенсус... Если интерпретировать эту цепочку в категориях социо-культурного анализа, нетрудно заметить, что
точка "конфликт" совпадает с актуализацией программ традиционалистского типа, а становление консенсусов связано с развитием
утилитарных нравственных ориентации. Блокирование развития утилитаризма влечет реанимацию традиционалистских коммуникационных стратегий и оказывается
источником нового конфликта. Возникает замкнутый круг. Один из путей освобождения от власти этой фатальной структуры заключен, по-видимому, в
осмыслении сущности и роли нравственного идеала утилитаризма в процессах межэтнической коммуникации.
Этот идеал существует в той или иной мере в любой культуре. Однако от степени его развития (ведь утилитаризм может принимать не
только конструктивные созидательные, развитые формы, но и агрессивные, захватнические, примитивные), а также от того, насколько он освоен
интеллектуальным уровнем культуры и легализован им как достойный существования, во многом зависит динамика межэтнических отношений.
Типичное для утилитаризма перемещение нравственных ориентиров от высоких сакральных потусторонних смыслов традиционализма к
посюсторонним прагматическим жизненным проблемам рождает новую культурную ориентацию на подчинение отношений людей поставленной цели, идею
со-трудничества, со-зидания, совместного решения проблем. Мобилизуя эвристические процессы массового сознания, утилитаризм становится важнейшим
средством преодоления традиционалистского статичного монологического мышления. Он не только создает позитивную основу для паритета партнеров по коммуникации.
Под его нажимом само коммуникационное поле приобретает динамичный характер, в его наполнение "просачиваются" и начинают приобретать все более
значимую роль элементы креативного, диалогического мышления. Переломным моментом в этом процессе является программа "развитый утилитаризм",
которую можно считать важнейшим этапом становления межэтнического диалога -коммуникационной программы, несущей идею межэтнического взаимодействия как
процесса ценностно-смыслового син