Государственный Университет Управления

Институт Национальной и Мировой Экономики

Курсовая работа по дисциплине “История и традиции Российского предпринимательства”

На тему

“Выдающиеся Московские промышленники”

Выполнил: Баранников С. В.

Специальность: менеджмент

Специализация: предпринимательство

Курс: II

Семестр: 2

Проверила: К. Э. Н.; Кратко И. Г.

МОСКВА – 2000 г.

План

Введение ……………………………………..…………………….3

Гучковы ……………………………………………………………5

Людвиг Кноп ………………………...……………………………9

Рябушинские ………………………..…………………………….19

Заключение……………………………………………………..…29

Использованная литература ……………………………………31

Введение

Последние десять лет прошлого века и первые годы текущего характеризовались чрезвычайным ростом промышленности в России. Целый ряд отраслей производства стал развиваться с необычайной быстротой, стали появляться новые виды индустрии, до той поры в России не существовавшие.
Развитие шло как в области обрабатывающей, так и в области добывающей промышленности. Горнозаводская, железоделательная, сахарная, текстильная, в особенности ее хлопчатобумажная ветвь, достигли большого расцвета, и, несмотря на значительное увеличение емкости русского рынка (внутреннего), обслуживание его за счет продуктов домашнего производства не только не сократилось, но, наоборот, стало производиться почти исключительно за счет русской промышленности. Росту ее способствовали как неисчислимые естественные богатства России, так и ряд необходимых правительственных мероприятий, проведенных во время управления российскими финансами С. Ю.
Витте, как, например, реформа в области денежного обращения или покровительственная таможенная политика, которая уже и ранее, с начала XIX века, существовала в России. Помогала этому росту и общая атмосфера, которая развивалась и господствовала в русских деловых и частью в правительственных кругах. Лозунгом того времени было поднятие производительных сил России, строительство собственной индустрии, организация собственного русского производства для использования богатейших производительных сил России. И нет никакого сомнения, что весь этот процесс промышленного развития не являлся сколько-нибудь случайным или искусственно привитым русскому народному хозяйству. Скорее обратно, промышленное развитие слишком запоздало в России конца XIX века по сравнению с ее западными соседями, и нужны были чрезвычайные меры, чтобы заставить Россию в некоторой мере нагнать другие европейские страны. Поэтому тот рост промышленности, который сам по себе наблюдается в абсолютно значительных цифрах, представлял собою лишь естественное следствие развития всей русской народнохозяйственной жизни вообще. И для всякого беспристрастного наблюдателя несомненно, что все те значительные успехи, кои были достигнуты на русской земле в последние годы, были возможны только в силу такого огромного промышленного подъема, который имел место в России в последние годы перед революцией.

Для иллюстрации промышленного роста того времени приведем лишь немного цифр, относящихся к хлопчатобумажной промышленности, столь характерной для
Московского промышленного района. Так, число веретен с 1906/7 года до
1912/3 возросло с 6 1/2 миллиона до 9 213000, а количество выработанной пряжи — с 16 миллионов пудов до 22 миллионов. За это же время количество веретен в Англии возросло на 20%, а в Соединенных Штатах Америки — на 10%.

Число механических ткацких станков, которое в 1910 году достигало цифры в
151 300, в 1913 увеличилось на 98 614 и составляло 249920, иначе говоря — за 13 лет увеличений было 65%. Соответственно этому и общее количество тканей, ежегодно вырабатывавшихся, увеличилось с 11 миллионов 700 пудов до
19 миллионов 589, то есть увеличение было примерно таким же (67,2%).

Наряду с количественным ростом шло и качественное улучшение фабричного оборудования. Многие текстильные фабрики России, и Московского района в частности, принадлежали по своему оборудованию к лучшим в мире.

В подтверждение можно привести характерное свидетельство, которое дает книжка о России, изданная газетой «Таймс». Вот что английская газета говорит о конкурентах своей национальной промышленности:

«Согласно мнению экспертов, некоторые русские мануфактуры — лучшие в мире, не только с точки зрения устройства и оборудования, но также в смысле организации и управления. Например,

Кренгольмская мануфактура в Нарве многими считается лучшим в мире, по организации, предприятием, не исключая и тех, которые находятся в
Ланкашире. Эта мануфактура обладает руководящим персоналом, состоящим из 30- ти англичан, госпиталем, который стоит 2 миллиона франков. Там имеется более двух миллионов веретен и 4 000 ткацких станков,— рабочий городок с населением более 3 000 человек. Все это выстроено и управляется по современным принципам и принимая во внимание современные условия».

Гучковы

Мальчишка, привезенный в Москву и отданный в учение на фабрику,— сколько подлинных и беллетристических биографий начиналось с этой обычной ситуации... Не исключение и биография семьи московских промышленников
Гучковых, которые стали считаться жителями первопрестольной с того момента, когда Федор Гучков, сын крестьянина Малоярославского уезда Калужской губернии подростком был отправлен на одну из московских фабрик. Конечно, он не вел дневников и не был объектом внимания современников, и потому мы, вероятно, уже никогда не узнаем, как ему удалось в не слишком продолжительный срок скопить сумму, достаточную для открытия пусть небольшого, но собственного дела. Вероятно, прежде всего принадлежность к старообрядчеству стала одним из решающих факторов — умеренные во всем, старообрядцы славились в России умением упорно, почти без роздыха, трудиться и — что немаловажно — абсолютным трез-венничеством; и очень возможно, что те деньги, которые пропивали его собратья по ремеслу в престольные праздники, Федор накапливал для осуществления честолюбивой мечты—стать самостоятельным хозяином.

Так или иначе, к концу XVIII века в селе Семеновском, одном из ближайших пригородов Москвы, уже работали пять принадлежавших Федору Алексеевичу
Гучкову ткацких станов, на которых и он сам продолжал трудиться наравне со своими работниками. Первым в Москве он освоил производство шалей из шелка
«на турецкий и французский манер», которые сам же и окрашивал. Популярность некоторых его изделий стала вскоре столь высока, что в лавках выстраивалась очередь — на фабрике Гучкова велась система предварительной записи покупателей: поднимать же цену Федор Алексеевич не желал, думая прежде всего о создании устойчивой репутации и утверждении на Рынке своей продукции.

Вскоре в известном тогда в Москве модном магазине Майкова шали и платки от Гучкова подчас принимались за французские и пользовались не меньшим спросом, чем товары из Европы. К 1812 году Федор Гучков уже по праву считался одним из королей мануфактурного дела, вступил в гильдию московского купечества, но, несмотря на то что во владении его находилась солидная фабрика с пятидесятью ткацкими станами, сам работал на них, почитая физический труд богоугодным делом, сам же и имел обыкновение продавать товар на Нижегородской (Макарьевской) ярмарке и в самой Москве, в
Хрустальном ряду. 1812 год подверг Гучкова суровому испытанию: пожар уничтожил фабрику, товар и имущество Гучкова были разграблены наполеоновскими солдатами. Однако Гучкову хватило средств и сил для возрождения дела: в 1813 году он заложил в Преображенском фабрику, которая на протяжении столетия была оплотом финансового благополучия семьи.

Вскоре деятельное участие в работе фирмы стали принимать сыновья Федора —
Ефим и Иван. В описании Второй московской выставки российских мануфактурных произведений в 1835 году есть такие строки: «Гг. Гучковы с честью поддерживают достоинство фабрики своей, первой у нас по обширности производства: за то и выставка их была самая разнообразная и богатая во всех отношениях... Посетив их фабрику у Преображенской заставы, мы с особенным удовольствием видели на необширном месте значительное заведение, умным распределением содержимое в совершенном порядке и чистоте; а чистота мастерских есть, по мнению нашему, дело более важное, нежели полагают; она, кроме того что приятна, существенно полезна, сохраняя экономию в материалах и снарядах, чистота действует на достоинство произведений и даже на нравственное направление фабричных; она невольно приучает их к отчетливости и порядку во всех действиях... Приятно видеть в подобных произведениях окончательность, тщание и вкус, сколь можно чистый, соединенные с всегдашним разнообразием».

Братья Гучковы, подобно многим другим представителям торгово- промышленного сословия, всеми силами старались поднять престиж и репутацию товаров именно отечественного производства. Продолжая отцовскую традицию, они были «разрушителями моды на иностранное»; усилиями Ефима Федоровича в
Москве и Петербурге учреждаются специальные «магазины русских товаров».
Высокое качество гучковской продукции вытеснило с российского рынка некоторые иностранные товары, например гарусную материю. Конечно же, прежде всего этот патриотизм диктовался стремлением привлечь покупателя к своим, а не привозным товарам; но это тот случай, когда прагматизм действительно приводит к подъему престижа Отечества. В 1842 году Ефим Федорович, не поскупившись на расходы, выписал на фабрику лучших красильных мастеров из
Эльзаса и Голландии, а к 1867 году у Гучковых не работал уже ни один иностранец, чем хозяева немало гордились, показав, что можно работать и
«без немцев», если не полениться выучиться у них всему лучшему.

Фабрика Гучковых считалась крупнейшей в дореформенной Москве. В 1853 году она располагала 1000 ручных станов, 60 механическими, на которых работали
1850 человек. Годовая продукция оценивалась в 700 тысяч рублей. В ноябре
1854 года пожар уничтожил главный корпус фабрики с машинами и материалами, но к началу 60-х годов производство было восстановлено — и это несмотря на более чем полумиллионные убытки, ведь сгоревшая фабрика не была застрахована.

После смерти Ефима и Ивана Гучковых семейное дело продолжили в основном дети Ефима Федоровича — Иван, Николай и Федор, которые 1 января 1861 года, вскоре после смерти родителя, открыли торговый дом «на правах полного товарищества» «Ефима Гучкова сыновья». Естественно, с 1861 года, когда фабрика была восстановлена, торговля велась в основном продукцией собственного производства, которая была удостоена Большой серебряной медали на вькуавке в Санкт-Петербурге в 1861 году; к 1868 году фабрика давала товаров на 600 тысяч рублей, а в 70-х годах — на 1 миллион 200 тысяч.

В 1899 году суконная фабрика Гучковых включала около полусотни каменных строений, страховая оценка которых составляла более трети миллиона рублей, причем сумма эта была специально занижена ввиду предстоящей реконструкции.

Людвиг Кноп

Основатель конторы Л. И. Кноп, Людвиг Кноп, родился 3 августа 1821 года в
Бремене, в мелкой купеческой семье. Четырнадцати лет он поступил на службу в одну бременскую торговую контору, но вскоре переправился в Англию, в
Манчестер, где стал работать в известной фирме Де Джерси. Время своего пребывания в Англии молодой Людвиг Кноп использовал, чтобы ознакомиться не только с торговлей хлопком, но и со всеми отраслями хлопчатобумажного производства: прядением, ткачеством и набивкою.

Фирма Де Джерси продавала в Москву английскую пряжу, и в 1839 году Кноп был отправлен в Россию, как помощник представителя этой фирмы в России. Ему было тогда лишь 18 лет, он был полон сил и энергии, знал чего хотел. С этого времени началась его легендарная промышленная карьера.

Есть мнение, что своим успехом Кноп обязан, прежде всего, своему желудку и способности пить, сохраняя полную ясность головы. Нравы торговой Москвы того времени были еще почти патриархальными, и весьма многие сделки совершались в трактирах, за обеденным столом, или «за городом, у цыганок».
Кноп сразу понял, что для того, чтобы сблизиться со своими клиентами, ему нужно приспособиться к их привычкам, к укладу их жизни, к их навыкам.
Довольно быстро он стал приятным, любимым собеседником, всегда готовым разделить дружескую компанию и способным выдержать в этой области самые серьезные испытания.

Поворотным пунктом в жизненной и деловой карьере Кнопа было оборудование им первой морозовской фабрики. Морозовы, работавшие в хлопчатобумажном деле со времен Отечественной войны, и как небольшие промышленники, и как торговцы пряжей, стали на путь — как и некоторые другие — организации своего собственного фабричного производства. Савва Васильевич Морозов, создавая свою первую фабрику, знаменитую впоследствии Никольскую мануфактуру, поручил молодому Кнопу ее оборудование и прядильными машинами, и ткацкими станками, за счет английской машиностроительной промышленности.
Это дело было в высшей степени сложным и щепетильным: английские машины для хлопчатобумажной промышленности под угрозой тяжкой кары запрещалось вывозить на континент, а именно в этом просил его «посодействовать» Савва
Первый. Суровые защитные меры англичан ускоряли темпы роста производительности труда: в 1810 году один рабочий на прядильной машине выполнял работу, которую в 1770 году могли сделать не менее 320 человек.
Машины в конечном счете обеспечивали владычице морей не только мировое лидерство, но и процветание нации. Правда, запреты эти время от времени нарушались: машины контрабандой попадали на континент, да и сами английские рабочие и механики не всегда оставались верными отчизне и за приличное вознаграждение охотно принимали на себя обязанность по организации машинных фабрик в Европе.

В России не только казенные, но и частные фабрики создавались при прямом участии государства. Так, в Москве при содействии местного генерал- губернатора купцами Пантелеевым и Алексеевым в 1808 году была открыта первая частная бумаго-прядильня с целью «поставить оную в виду публики ... дабы всяк мог видеть как строение машин, так и само производство оных». Но устанавливаемые на отечественных фабриках машины были исключительно бельгийского и французского производства, да еще устаревших конструкций, в которых даже выписанные из Англии мастера с трудом разбирались. И лишь с
1842 года, ознаменовавшего снятие запрета на экспорт английских машин, началась, как отмечали современники, «новая эра в нашей хлопчатобумажной промышленности».

Эра эта напрямую связана с именем Кнопа, сумевшего первым не только ввезти в Россию современные английские машины, но и преодолеть нечто более существенное — отсутствие надежного кредита со стороны российских частных предпринимателей, не получавших помощь со стороны государства. За свои машины англичане требовали наличные деньги, и Кноп сумел убедить руководство фирмы Де Джерси открыть кредит для русских фабрик, оснащаемых с помощью фирмы английскими машинами. Заметим, что большую помощь в этом непростом деле оказал Людвигу Кнопу его младший брат, работавшие тогда в
Манчестере.

Первое дело не только принесло предприимчивому бременцу хорошие деньги, но и стало образцом, своего рода эталоном для дальнейших деловых начинаний.
В течение последующих лет почти вся текстильная, главным образом хлопчатобумажная, промышленность Московского промышленного района была модернизирована и переоборудована заново. Технология устройства и оборудования фабрик была отработана до мелочей. «Надумал фабрикант строить ту или иную фабрику,— описывалось в книге «Контора Кнопа и ее значение»,— и являлся с почтительным видом в контору, куда уже ранее наведывался: будут ли с ним иметь дела и впредь. Одного его имени конторе достаточно, чтобы тотчас справиться: какая у него фабрика, не было ли провинности по отношению конторы, сколько у него и его жены денег, где положены, сколько его фабрика приносит дохода или убытка. Само собою разумеется, что такой фабрикант удостоится приема только в том случае, когда справка благоприятна».

Окончательные переговоры с заказчиком вел управляющий конторой. В случае успеха переговоров резолюция управляющего была краткой: «Хорошо, мы тебе построим фабрику». Частенько обрадованный фабрикант осмеливался заметить, что он-де слышал о кое-каких новостях или усовершенствованиях, и просил, чтобы это было устроено на новой фабрике, на что получал сердитый ответ:
«Это не твое дело, в Англии лучше тебя знают». Дальнейшая технология бизнеса была проста и непритязательна: заказчик получал свой номер в списках конторы, которая сообщала своему агентству в Англии сведения о новой фабрике. Получив затем из Англии чертежи и описание устройства фабрики, контора пересылала их заказчику. Как только строительство завершалось, появлялись английские машины в полном ассортименте, а с ними и английские монтеры. Последние были совершенно независимы от директоров и механиков строящейся фабрики, а также и от конторы Кнопа. По всем вопросам устройства оборудования они лично переписывались каждый со своей фабрикой.

Оснащая российские фабрики английскими машинами и оборудованием, Кноп одновременно оставался и поставщиком пряжи, достигнув особого могущества во время американской междоусобной войны, когда он стал монополистом в области сбыта хлопка в России и от него напрямую зависело само существование мануфактур. Успеху начинаниям Кнопа содействовала введенная в то время охранительная система пошлин, защищавшая отечественную текстильную промышленность. Английские кредиты и машины, монополизм в сфере сбыта сырья не только обеспечили Кнопу особое место в среде российских предпринимателей, но и укрепляли позиции английских деловых кругов в
России. «Англичане, которых выписывал Кноп,— совершенно справедливо отмечает М. И. Туган-Барановский,— сыграли роль шведов, которые учили русское войско победам». Пример тому — договор конторы Кнопа с крупнейшей английской фабрикой по производству прядильных машин в Ольдгейме, обеспечивший новейшей техникой отечественные мануфактуры. Вскоре на тех же основаниях Кноп обеспечивал сбыт в России паровых машин и приспособлений для электричества.

Со временем Кноп стал пользоваться абсолютным доверием как со стороны английских бизнесменов, так и со стороны отечественных деловых и правительственных кругов. Лично зная последних, он допускал весьма льготные условия расплаты для лиц, состоятельность которых была ему известна. Их он никогда не стеснял в средствах, постоянно возобновляя векселя, укрепляя кредит доверия. На практике это привело к тому, что никто в Москве и
Центральном промышленном районе не устраивал бумагопрядилен так дешево, как
Кноп. Правда, в адрес конторы со стороны некоторых представителей русского технического общества прозвучал упрек в том, что он все делает по шаблону.
Но что плохого было в том, если Кнопу удалось отлично «скопировать» знаменитый Ланкашир, учитывая при этом особенности российского рынка труда и капиталов?

С ростом числа фабрик, оборудованных конторой Кнопа, росло и состояние
Кнопа. Секретом фирмы было то, что оборудование для мануфактур доставлялось не за наличный расчет и не в кредит в пользу Кнопа, а за счет увеличения основного капитала и выпуска новых паев хозяевами мануфактур, которые и служили средством оплаты. Все это позволило Кнопу со временем стать банкиром для своих клиентов, которым он открывал текущий счет и векселя которых он принимал. Осуществляя банковские операции, Кноп, как и Рокфеллер в Америке, часто устраивал сделки под чужим именем. Даниловская,
Вознесенская, Измайловская и многие другие фабрики были все тот же Кноп.
Акции фирм, оборудованных конторой, позволяли Кнопу участвовать и в их управлении через наблюдательные советы через своих доверенных лиц. Даже в нескольких морозовских предприятиях, которые являлись наиболее самостоятельными и закрытыми для других предпринимателей, Кноп стал влиятельным акционером. Высокая рентабельность оборудованных с помощью
Кнопа предприятий позволяла их владельцам через несколько лет образовывать резервный фонд, который шел на увеличение числа веретен. Кноп в таких случаях получал новые акции за ранее предоставленный кредит.

Эффективность новых фабрик, оборудованных конторой Кнопа, позволяла московским «ситцевым» фабрикантам быстро завоевать необъятный внутренний рынок России и устремиться за границы империи: в Европу, в Азию. Молодые российские бизнесмены становились грозными конкурентами как учителей- англичан, так и их способных учеников — американцев. Недаром влиятельная и в те годы газета «Тайме» сообщала читателям: «Согласно мнению экспертов, некоторые русские мануфактуры лучшие в мире не только с точки зрения устройства и оборудования, но также в смысле организации и управления.
Например, Кренгольмская мануфактура в Нарве многими считается лучшим в мире по организации предприятием, не исключая тех, которые находятся в
Ланкашире. Эта мануфактура обладает руководящим персоналом, состоящим из 30 англичан, госпиталем, который стоит 2 миллиона франков. Там имеются более двух миллионов веретен и 4000 ткацких станков, рабочий городок с населением более 3000 человек. Все это выстроено и управляется по современным принципам ...»

Основателем и этой замечательной мануфактуры можно по праву считать
«московского» немца Людвига Кнопа, обрусевшего и ставшего Львом
Григорьевичем. Именно Кноп в 1856 году купил у семьи Сутгоф остров
Кренгольм, а в начале следующего года при его деятельном участии образуется
Товарищество Кренгольмской мануфактуры, высочайше утвержденное в июле 1857 года. А несколько ранее, 30 апреля того же года, в присутствии учредителей товарищества — Э. Ф. Кольбе, Г. И. Хлудова, А. И. Хлудова, К. Т.
Солдатенкова, Л. Г. Кнопа и Р. В. Барлова, а также многочисленных гостей из
Петербурга и Москвы состоялась закладка первого корпуса мануфактуры.
Прекрасная весенняя погода благоприятствовала торжеству. Пастырь местной лютеранской церкви при пении хорала «Возлюбите Господа Бога» тремя ударами молоточка заложил краеугольный камень будущей мануфактуры, а Кузьма
Терентьевич Солдатенков опустил золоченую дощечку с именами основателей.
«Предполагается, что вновь заложенная бумагопрядильная фабрика,— писал один из немецких журналов в мае 1857 года,— будет величайшею в Европе, если не на земном шаре». Товарищество на паях составилось со складочным капиталом в
2 миллиона рублей, разделенных на 400 паев, по 5000 рублей каждый. К 1907 году основной капитал фирмы утроился. Кноп со дня ее основания был бессменным директором-распорядителем по день кончины, последовавшей 16 августа 1894 года.

При строительстве Кренгольмской мануфактуры проявилось еще одно деловое качество Кнопа: умение организовать крупномасштабное строительство и строить быстро и качественно. Корпус фабрики, заложенный 30 апреля 1857 года, уже к осени «обзавелся» стенами и крышей, зимой были сделаны своды, а весной — полы и оконные пролеты. Летом 1858 года в построенном корпусе и примыкающем к нему колесном помещении были установлены машины и два вододействующих колеса на 360 л. с., и 10 октября 1858 года пущены в действие первые 8000 веретен. В августе 1859 года мануфактура начала вырабатывать миткаль. Что и говорить, темпы строительства и организации производства по меркам советского долгостроя впечатляют. Но суть-то в том, что это был не единичный случай, а каждодневная практика, без которой просто немыслимы российская предприимчивость и смекалка. Уже в 1861 году, после участия в мануфактурной выставке в Петербурге, Кренгольмская мануфактура качеством своего товара заслужила право употребления
Государственного герба империи на вывесках и изделиях. После петербургской выставки 1870 года мануфактура вновь подтвердила это право — на изделиях фирмы стоял Государственный герб. И в последующие годы участие фирмы как во всероссийских, так и в международных выставках — в Брюсселе, Атланте,
Париже — подтверждалось высокими наградами за отличное качество изделий из
Кренгольма.

В юбилейном издании, посвященном 50-летию мануфактуры, высоко оценивалась роль основателя фирмы — Людвига Кнопа: «Благодаря его постоянной заботливости, знанию промышленного дела и положения рынков и талантливой его инициативе по постепенному расширению фабрик, обеспечению их выгодным приобретением сырья и постоянным сбытом изделий Кренгольмская мануфактура построилась, развивалась ... и стала одним из перворазрядных очагов мировой хлопчатобумажной промышленности. Барону Л. Г. Кнопу рабочие мануфактуры обязаны и устройством школы, больниц, яслей, фабричной аптеки, обеспечением постоянной даровой врачебной помощи».

Отметим, что все объекты социально-культурного назначения возводились конторой Кнопа не после завершения строительства корпусов фабрик, а одновременно с ними. Так, первые жилые дома для рабочих и хозяйственные строения были заложены одновременно с фабричным корпусом, но на другом берегу реки Нарвы. Кроме того, с первых месяцев существования мануфактуры при ней были устроены частные школы — русская и эстонская для совместного обучения детей рабочих и служащих. Отмечая светлые страницы истории мануфактуры, обратимся и к темным, связанным прежде всего с кризисными явлениями в экономике, вызванными великой реформой 1861 года.

В результате резкого прилива рабочей силы (в основном обезземеленных крестьян из внутренних губерний России) со всей остротой встала проблема профессиональной подготовки рабочих кадров и в конечном счете изменения качества труда. Все это обусловило введение новых расценок: если первоначально за кусок в 45 аршин рабочий получал 50 копеек и за выработку
25 таких кусков в месяц добавлялась премия от 5 до 10 рублей, то к 1872 году зарплата за тот же объем работы снизилась до 40 копеек за кусок ткани при отмене премии. В том же году произошла знаменитая Кренгольмская стачка, поводом для которой послужила холерная эпидемия, вспыхнувшая летом 1872 года и достигшая в августе чрезвычайных размеров: сотни рабочих и служащих мануфактуры умерли от холеры.

Крайне тяжелое положение заставило оставшихся в живых пойти на экономическую забастовку, закончившуюся победой рабочих. Удовлетворив большую часть их требований, администрация и в последующие годы старалась сглаживать возникавшие конфликты. Так, руководство фирмы оказывало поддержку не только местной лавочной и базарной торговой деятельности, но и самим рабочим мануфактуры, когда цены свободных торговцев неудержимо ползли вверх. Например, в конце 1880 года и в начале 1881-го цены на ржаную муку поднялись у нарвских торговцев до 2 рублей 50 копеек за пуд.
Администрация закупила в Петербурге значительную партию ржи, размолола и пустила в продажу рабочим по удешевленной цене. Второе такое поднятие цен на ржаную муку произошло в 1891 году, и фирма опять пришла на помощь рабочим, открыв удешевленную продажу.

Людвиг Кноп умер в 1894 году, в расцвете своего успеха. После него осталось два сына,— барон Андрей и барон Федор Львовичи. Но у них не было и малой доли того влияния и того авторитета, которые были у их отца. Они были очень приятные, очень культурные люди, в особенности Андрей Львович, но особой роли в общественно-промышленной жизни Москвы они не играли. Тем не менее среди московских немцев они по праву занимали первенствующее положение.

Деятельность Людвига Кнопа была, несомненно, очень полезной для развития русского текстильного дела и ни в какой мере не способствовала подчинению русской индустрии иностранному капиталу. Нужно сказать, что в восьмидесятых годах хлопчатобумажная промышленность была подлинной русской индустрией и работала уже частью на русском хлопке.

Рябушинские

Фамилия Рябушинских несомненно относится к числу наиболее известных в деловых и политических кругах дореволюционной России. Ведущие промышленники и финансисты они имели предприятия в текстильной, лесной, стекольной, полиграфической, металлообрабатывающей и других отраслях промышленности.
Созданный в 1902 году банкирский дом «Братья Рябушинские» и реорганизованный в 1912 г. Московский банк были в числе ведущих в стране.

Ключевые роли Рябушинские занимали в самых крупных оргаяизащиях предпринимателей, таких, как Общество фабрикантов хлопчатобумажной промышленности, Московский биржевой комитет, Всероссийский союз торговли и промышленности и др. Они входили в руководящую группу партии
«Прогрессистов», а старший брат П. П. Рябушинский, был признанным лидером контрреволюционной буржуазии в 1917 году.

Начиная дела в торговле и промышленности; Рябушинские постепенно стали и ведущими финансистами. В отличие от Гинцбургов и Поляковых они не склонны были заниматься грюндерскими операциями и спекуляциями ценными бумагами. Их банкирский дом находил полезное практическое применение капиталам,— будь то развитие льноводства или лесной промышленности, строительство первого автомобильного завода в России или добыча нефти.

Отличительной чертой братьев Рябушинских является сохранение сильной семейной сплоченной организации дела, что особенно проявилось в последнем дореволюционном поколении, когда сыновья Павла Михайловича Рябушинского действовали заодно, не обособляясь, как многие другие.

Однако изредка бывает, что братья пришлифовались друг к другу, трений нет, а есть поддержка и смена для отдыха. Это, пожалуй, самое идеальное решение, вопроса об организации управления делом.

Основатель династии, Михаил Яковлевич Рябушинский, прибыл, как тогда говорили, в московское купечество в 1802 году. Уроженец слободы Ребушинской
(отсюда и его фамилия, где «е» изменилось на «я»), расположенной под
Боровском, он смог укрепиться в Москве, начав свою карьеру мелким торговцем в одной из лавок в Холщовом ряду Гостиного двора. Затем он довольно долго работал приказчиком, мечтая открыть собственное серьезное дело.
Распорядительность и торговые способности его не остались не замеченными хозяином: он доверил ему ведение дел и сдал лавку в пожизненную ренту. В
1844 году Михаил Яковлевич стал наконец полным ее владельцем, выплатив сыну хозяина ее стоимость — тысячу рублей. Для расширения дела Рябушинский скупил еще четыре лавки у соседей в том же ряду. В 1846 году он смог торговать уже собственной продукцией — после того как начала работу созданная им ткацкая фабрика в Голутвинском переулке в Москве; в 1849 году он открыл и второе ткацкое производство — в Медынском уезде Калужской губернии. Торговый капитал начал промышленную работу, и довольно успешную: к 1855 году Рябушинский был обладателем полутора миллионного состояния, иначе говоря, за двадцать лет капитал его увеличился в восемь раз.

Успехам в делах, видимо, способствовало сближение М. Я. Рябушинского с богатыми купцами-старообрядцами. В 1820 году он вступил в секту Рогожского кладбища — ведущей старообрядческой общины Москвы. Следует отметить, что не корыстные соображения имели здесь значение. Верность избранной религии он и его дети сохраняли на протяжении всей жизни, несмотря на неоднократные репрессивные меры по отношению к раскольникам, особенно в годы правления
Николая I.

Своих детей он оставил богатыми людьми. Двум из пяти его сыновей перешло по наследству от отца большое по тем временам торгово-промышленное дело
(добавим, что незадолго до смерти Михаил Яковлевич открыл и третью фабрику в Калужской губернии). В 1858 году братья, получив «наследственный и нераздельный капитал», заявили себя купцами 2-й гильдии, а в 1863 году—перешли и окончательно закрепились в 1-й гильдии, о чем говорит свидетельство Московской купеческой управы.Фирма развивалась и росла; в лавках становилось все труднее продавать огромные партии муслина, миткаля, кашемира и прочей продукции фабрик Рябушинских (отличавшейся, кстати, прекрасным качеством, за что и было присвоено фирме право изображения
Государственного герба на товарах). В 1867 году состоялось утверждение
«Торгового дома Павел и Василий братья Рябушинские». В 1869 году они приобретают у московского купца Шилова бумагопрядильную фабрику близ
Вышнего Волочка, которую значительно расширяют. Эта фабрика стала своеобразной цитаделью экономического могущества Рябушинских. В начале 1890 годов здесь работало 2,5 тыс. рабочих, и за последующее десятилетие объем товарной продукции удвоился, значительно возросла и прибыль.

С этого времени фирма стала, заниматься и банковскими операциями.
Фабричное производство, как отмечалось в юбилейной истории фирмы, не могло втянуть в себя всего капитала Павла Михайловича, и параллельно с ним производилась как покупка, ценных бумаг, так и учетные операции. К концу
XIX века торговый дом, реорганизованный в 1887 году, после смерти брата в
«Товарищество мануфактур П. М. Рябушинского с сыновьями», уже представляло собой крупную по общероссийским меркам промышленную и банкирскую фирму.

Павел Михайлович был личностью неординарной, превосходил родителя талантом, размахом и умом, благодаря чему сумел вывести фирму на широкую дорогу. Его авторитет в семье был непререкаем. Его культура, кругозор заметно выделялись среди современного ему купечества. Как старовер, являясь сторонником сохранения патриархальных отношений между хозяином и работниками, он отличался честностью, верностью данному слову и другими высокими моральными качествами. Все это вместе взятое явилось причиной и основанием его благотворительной деятельности. Эти же качества хозяина способствовали установлению крепких доверительных отношений его со своими работниками.

Павел Михайлович Рябушинский был женат дважды и оставил многочисленное потомство. От первого брака он имел шесть дочерей и одного сына, умершего в младенчестве. Видимо, отсутствие наследника; и послужило причиной второго брака. В 50-летнем возрасте он женился еще рае, и в период с 1871 по 1893 год в семье родилось 16 детей, из которых до совершеннолетия дожили 13
(восемь сыновей и пять дочерей). Сам П. М. Рябушинский скончался в 1899 году, оставив наследникам многомиллионное состояние.

Третье поколение Рябушинских стало входить в дела фирмы с начала 90-х годов. Из братьев выделялся старший — Павел Павлович (1871—1824 гг.), не только как глава фирмы после кончины отца, но и как один из идеологов и политических лидеров российской буржуазии. Четверо других, по старшинству—Сергей, Владимир, Степан и Михаил, стала главной опорой в деловой сфере. Братья Николай, Дмитрий и Федор ушли из предпринимательской сферы, хотя и оставались пайщиками и акционерами в семейном деле. Они также оказались по-своему незаурядными людьми.

Среди братьев существовало распределение сфер деятельности и строгая дисциплина. «Не только в делах банковских и торговых, но и в общественных.
Каждому было отведено свое место по установленному рангу, и на первом месте был старший брат, с которым другие считались и в известном смысле подчинялись ему», — пишет как свидетель П. А. Бурыппинн в книге «Москва купеческая».

Правда, отношения между братьями, несмотря на сплоченность ради дела, была непростыми, а подчас и жесткими. Характерный пример в , этом плане имел место в 1900 году, когда брат Николай, получив свою часть наследства и желанную свободу, за короткое время сумел растратить на певичку около 200 тыс. рублей. Тогда Павел и Владимир обратились к московскому генерал- губернатору с прошением «об учреждении над ним опеки, так как расточительная его жизнь может отчасти повлиять неблагоприятно на положение дел нашей фирмы, ибо Н. П. является нашим пайщиком в тех предприятиях, как достались нам по наследству от отца нашего». Опека старших братьев была снята с Николая только в 1905 году, когда он «переключился» на литературные занятия.

При третьем поколении Рябушинских сфера влияния фирмы была значительно расширена за счет новых промышленных и банковских предприятий. Так, в 1902 году был создан банкирский дом Рябушинских с основным капиталом в 5 млн. рублей. Этому событию предшествовало овладение одним из крупнейших банков
России —