Революционные народники о крестьянском вопросе
О.В. Карамова, зав. кафедрой "Экономическая теория" МФЭИ при ФА, Т.Г. Семенкова, профессор кафедры "Экономическая теория" ФА
К 180-летию со дня рождения Петра Лавровича Лаврова
Система взглядов, именуемая народничеством и отражавшая интересы мелкого производителя, стала очень популярной начиная с 70-х годов XIX века. Зародившись еще в первой половине века, после падения крепостного права эта социально-экономическая концепция получила признание и поддержку среди широких слоев разночинной интеллигенции. Выдающимися выразителями взглядов разночинцев в пореформенный период были М.А. Бакунин, П.Л. Лавров и П.Н. Ткачёв. В своих работах они ставили цель обосновать неизбежность уничтожения старого общественного строя и замены его новым, более прогрессивным, поэтому значительное место в их трудах занимал анализ социально-экономических условий России в период реформ 60-70-х годов XIX века. Суждения народников тех лет, как исторический опыт, представляют интерес для нас и сегодня.
Главное внимание революционные народники (так принято называть народников-семидесятников) уделяли анализу господствовавших в стране аграрных отношений, при этом их выступление против крепостнических латифундий было предопределено исторической задачей и выражало неизбежность крушения крепостничества. Задачи программы народничества (для того исторического момента) были реальными и отвечали интересам народа.
Михаил Александрович Бакунин (1814-1876) еще в 1849 г. в статье "Русские дела" (картина современного положения) ратовал за необходимость освобождения крестьянства от крепостного права. Он писал, что в России народ в целом "тесно связан одним, всех одинаково касающимся обстоятельством, а именно неволею, рабством, в котором он находится, и стремлением из него вырваться" [1, т. III, с. 406]. Далее в этой работе Бакунин писал о невыносимости положения русского крестьянства, о том, что народ заслуживает лучшей, более достойной человека участи, что земля, которую крестьяне обрабатывают от имени царя, государства или своего барина, принадлежит собственно им.
В 1852 г. в "Письмах из тюрьмы" Бакунин вновь отмечал полную зависимость крестьян в России от произвола помещика: "В своих отношениях с крестьянами дворянин помещик в большинстве случаев выступает одновременно в качестве судьи и заинтересованной стороны: он судит без права апелляции и сам выполняет свои приговоры" [1, т. IV, c. 217]. В 1860 г. Бакунин еще до реформы высказывал мнение, что разрешение крестьянского вопроса должно произойти в самое ближайшее время: "Началась и для русского народа погода, и без грома и молнии, кажись, не обойдется. Русское движение будет серьезным движением" [1, т. IV, c. 304]. Таким образом, на протяжении десятилетия до реформ 1861 г. в трудах Бакунина не только была фундаментально обоснована их необходимость, но и высказано предположение возможного изменения ситуации революционным путем.
Петр Лаврович Лавров (1823-1900), начавший литературную деятельность в конце 50-х годов XIX в., также еще до реформы, уже в своем первом публицистическом произведении "Письмо к издателю" (к Герцену) рассматривал животрепещущий вопрос современности - условия предполагаемого освобождения крестьян. По его мнению, план, согласный "с началами справедливости и с существующим сельским хозяйством каждой местности", могли бы составить сами помещики. Под уничтожением крепостного права Лавров подразумевал не только ликвидацию юридической зависимости крестьян от помещиков, но и коренное улучшение социально-экономического положения крестьянства; "важно, чтобы крестьянин не был крепостным и чтобы он был точно свободен, дабы устранить возможность злоупотребления его сил как чиновником, так и соседом крестьянином-кулаком" [2, т. I, с. 113].
Бакунин и Лавров, ратуя за освобождение русского крестьянства от крепостной зависимости, надеялись, что реформа, проведенная сверху, принесет крестьянам действительную свободу.
Однако "великая реформа" этих надежд не оправдала. Проведенная государством сверху, хотя и в обстановке сильнейшего давления снизу, она явилась "буржуазной реформой", в результате которой возросло частное землевладение, приобретаемое за деньги. Земля все больше и больше втягивалась в торговый оборот. Реформу помещики провели так, что крестьяне вышли "на свободу", ободранные как липки. Крестьяне были "освобождены" в 1861 г. от необходимых для их хозяйства водоемов, выгонов и пр. Часть революционных народников, веривших в "добрые" намерения царя, после реформы отбросили либеральные иллюзии и перешли в лагерь борцов за интересы ограбленного крестьянства. Народники оценивали реформу 1861 г. как полуосвобождение.
Михаил Бакунин назвал реформу обманом, так как она явилась лишь подобием земельной реформы. Он отмечал, что помещики во главе с царем стремились создать только видимость освобождения, а в действительности Александр II и не помышлял о свободе народа. В 1868 г. в речи на конгрессе Лиги мира Бакунин подчеркивал, что царизм вынужден был провести реформу лишь в силу исторически сложившейся обстановки.
В то же время Бакунин и Лавров не понимали экономического содержания этой "обстановки", полагая, что главной причиной, обусловившей проведение реформы, было революционное настроение угнетенных крестьянских масс. Бакунин был уверен, что если бы народу не дали подобие свободы, то он сам бы ее взял, но взял бы уже свободу полную, действительную свободу посредством революции [1, т. III, с. 110].
Поэтому, указывал Бакунин, господствующие классы решили обмануть народ кажущимся освобождением: решили провести его так, чтобы оно, в сущности, не дало бы свободы народу. Он справедливо утверждал, что реформа привела к разорению крестьян и, хотя они стали лично свободными, их экономическое положение отнюдь не улучшилось. Несмотря на эту свободу, о которой так много кричали в Европе, отмечал он, русский народ и русский крестьянин, сделавшийся "собственником своей земли", окончательно разорен и почти умирает с голоду.
В действительности, по статистическим данным, к концу XIX века половина крестьянских дворов (6,2 млн из 12,3 млн) имели количество земли, явно недостаточное для содержания семьи.
О причинах реформы 1861 г. и положении пореформенного крестьянства высказывался и Петр Лавров. Обстоятельства, вынудившие самодержавие к проведению реформы, он видел в развитии "оппозиционной мысли", а не в объективных потребностях экономического положения страны. Лавров, как и все народники, объяснял причины реформы развитием в обществе "гуманных" и "освободительных" идей. Факт этот несомненен, но объяснять им реформу - значит впадать в бессодержательную тавтологию, сводя "освобождение" к "освободительным идеям".
Лавров не проявил глубокого понимания экономических предпосылок реформы, однако он отмечал ее разорительные последствия для крестьян. Более того, в работе "Из истории социальных учений" он высказал мысль, что единственно возможным путем общественных преобразований могут быть не реформы, а социальная революция [2, т. II, c.192-194].
Петр Никитич Ткачев (1844-1885/86) вступил на поприще публицистики позднее Бакунина и Лаврова, он сосредоточил основное внимание на аграрных отношениях в пореформенный период. Он также указывал, что передача земли крестьянам в результате реформы не улучшила положения народа, а, наоборот, привела к усилению его эксплуатации, которая принимала все более изощренные формы. В работе "Разбитые иллюзии" Ткачев писал, что реформа коснулась более юридических отношений, но мало изменила хозяйственную, экономическую сторону быта крестьян: юридическая зависимость исчезла, но бедность и нищета остались [3, т. I, с. 346].
Концепция земельной реформы в трудах Бакунина, Лаврова и Ткачева содержала резкую критику всего государственного монархического строя России и как бы предостерегала от повторения ее недостатков в будущем обществе. Михаил Бакунин на всем протяжении своей деятельности (начиная с 1842 г.) вскрывал недостатки государственных порядков в России, в значительной степени сохранившихся и после реформы 1861 г.
Особенно резко он критиковал продажную систему государственного управления и характеризовал государственный аппарат царской России как дополнительное ярмо на шее крестьянства и всего народа. В ярких красках обрисовывая продажность государственной машины снизу доверху, Бакунин отмечал, что в департаментах Петербурга и провинции нет ни одного министра, ни одного начальника, которые не крали бы. По его мнению, чиновничья каста является "болотом пиявок для русского народа". Вскрывая отвратительные стороны морального облика чиновничьего мира, Бакунин замечал, что обман в нем укоренился настолько, что честный, добросовестный чиновник воспринимается остальными как враг, его подвергают утонченным издевательствам и преследованию, и в конечном счете прежде честный человек вынужден действовать так же, как они [1, т. III, с. 421-422; см. также т. IV, с. 146].
Бакунин дал своеобразную характеристику различных ипостасей империи по отношению к своим подданным:
неистощимый источник всех благ (кроме умственных и человечески нравственных) - для небольшого количества, может быть, нескольких тысяч людей, во главе которых стоит император со всем августейшим двором и знатною челядью;
для более обширного меньшинства (состоящего из нескольких десятков тысяч людей) высоких военных, чиновников, богатых землевладельцев и крупных капиталистов - выступает как благодушная, благодетельная и снисходительная покровительница законного воровства;
для обширнейшей массы мелких служащих, все-таки еще ничтожно малой в сравнении с народной массой, - скупая кормилица;
для бесчисленных миллионов рабочего народа империя есть злодейка-мачеха, безжалостная и в гроб загоняющая мучительница.
Это деление показывает, что Бакунин в структуре русского общества отмечал наличие двух противоположных "громад - народа и администрации с княжеским двором" [1, т. III, с. 395].
На основе глубокого анализа положения русского крестьянства Бакунин пришел к выводу, что разоренный народ не в состоянии уплатить возложенные на него непосильные налоги и платежи. Чтобы собрать налог и покрыть недоимки, которые крестьянин не может платить, - продают орудия его труда и даже его скот. Крестьяне настолько разорены, что у них нет ни семян для посевов, ни возможности обрабатывать землю [1, т. III, с. 110].
Особо Бакунин указывал на нерациональное использование государственных средств царским правительством, которое раздавало огромные суммы на поддержание монархов Германии, авансировало денежные средства Франции, Англии и Австрии, расходовало немало денег на подарки "дипломатам и шпионам". Бакунин отмечал, что это лишь внешняя видимость богатства страны, а в действительности состояние финансов русского государства весьма плачевное. "...Народ вообще нищ, - писал Бакунин, - индустрия находится в младенческом состоянии, и только лихоимство и обман развиты в гигантских размерах" [1, т. III, с. 423].
Одна из проблем будущего устройства общества, по мысли Бакунина, заключалась в соотношении влияния и роли рабочих и крестьян. Бакунин считал, что пролетариат, установив свое господство, будет угнетать крестьянство. Эта концепция народничества противостояла теории К. Маркса, согласно которой очень важно, чтобы крестьянство было союзником пролетариата; если же крестьянство окажется на стороне буржуазии (предпринимателей), это приведет к крушению всякую рабочую революцию.
В целом же критика Бакуниным царского самодержавия и монархического строя сыграла положительную роль в антикрепостнической борьбе народников 70-х годов.
Лавров в своих трудах также подчеркивал обездоленность русского крестьянства, жестоко эксплуатируемого "имущими классами". "Каждое улучшение положения имущего класса, - писал он, - соответствует фатально новым бедствиям для народа" [2, т. IV, с. 27]. На страницах журнала "Вперед!" в разделе журнала "Что делается на Родине" он подробно проанализировал, как беднеют от податных тягот новгородские и псковские крестьяне. Показал, как царское правительство, применяя аресты и притеснения, добивается сбора денежных взносов с крестьян в Костромской, Калужской, Казанской и других губерниях. С негодованием писал о взыскании недоимок даже в период надвигающегося голода в 1874 г., когда правительство "вымучивало" у голодных самарцев выкупные платежи, оброчные и подушные.
Приведя эти данные, Лавров констатировал: "…На полмиллиона рублей взято с разоренного, нищего голодного края чистого барыша на царские увеселения, да на войско, да на чиновничество" [2, т. III, с. 221]. За все платежи, которые берутся у крестьян из средств, необходимых для поддержания семьи, народ не имел от "заботливого правительства" ничего, кроме кабака, распространения болезней, периодических голодовок и невыносимых податей [2, т. III, с. 177].
Он также обращал внимание на то, что социально-бытовые условия крестьян после реформы не улучшились, а в известном смысле даже ухудшились. Постоянное недоедание, болезни и эпидемии привели к росту смертности в России, которая, по его оценке, давно уже занимает по смертности населения первое место среди европейских государств.
Высказывания Лаврова о состоянии просвещения характеризовали пореформенное общество России. Он отмечал, что господствующие классы не заинтересованы в просвещении задавленного работой из-за куска хлеба крестьянства, о чем свидетельствовали приводимые им цифры: одна школа на 3435 душ населения, один учащийся на 84 жителя. Государство должно дать крестьянству то образование и то понимание его общественных потребностей, без которых оно никогда не сумеет воспользоваться своими правами, как бы широки они ни были. Это специально русские цели, которым должен содействовать "всякий русский, желающий прогресса своему Отечеству".
Лавров рассматривал также некоторые особенности аграрных отношений в будущем обществе. Он считал, что раздел земли между крестьянами еще не обеспечит рационального ведения земледелия. Только земледелие с использованием "всех данных науки и техники, с распределением продуктов по потребности доведет производительность земли и выгодность сельского хозяйства до максимума, а в то же время удовлетворит задачи социологии - улучшить до высшей возможной степени благосостояние всего населения" [2, т. IV, с. 30].
Борьба Лаврова с пережитками крепостничества отражала интересы русского трудового крестьянства, хотя программа строительства нового общества носила утопический характер.
Петр Ткачев, как и все революционные народники, уделял много внимания положению крестьян пореформенной России. Он также считал, что реформа 1861 г. нисколько не улучшила их экономического положения. "Во многих местах, - писал он, - крестьянам отведены земли безусловно неудобные - болота или песчаник; и за эту неудобную землю им приходится ежегодно платить ренту" [3, т. III, с. 52].
Анализируя распределение земель между различными слоями, Ткачев отмечал, что численность помещичьего сословия к крестьянству относится как 1 к 234, а это значит, что в то время как на одну мужицкую крестьянскую душу приходится около 3/4 десятин пахотной земли, на каждого помещика приходится в 20 раз больше [3, т. V, с. 273]. "Господствующие отношения", отдающие в руки меньшинства земледельческого сословия большую часть земли, ведут "к растрате сил народа", считал Ткачев.
В своих работах он показал также отрицательное влияние на положение крестьянства заграничной торговли хлебом. Он утверждал, что вывоз хлеба за границу приводит к сокращению количества хлеба, потребляемого населением внутри страны. Тем самым ухудшается положение крестьянства, так как недостаток чистого хлеба восполняется примесью мякины и соломы, а также ограничением ежедневной порции в "крестьянской домашней экономии".
Ткачев понимал, что заграничная торговля хлебом, сказываясь на благосостоянии крестьян, в то же время дает широкие возможности для удовлетворения утонченных потребностей богачей. Если в 40-х годах стоимость привозимых товаров, по данным Ткачева, немногим превышала 75 млн руб., то с 1860-1865 гг. она дошла почти до 140 млн руб. В течение 20 лет практически вдвое увеличилось количество ввозимых виноградных вин, бархата, шелка и других предметов роскоши. Анализируя торговлю хлебом в России, Ткачев справедливо указывал на разорение и прямой грабеж крестьян со стороны хлеботорговцев.
Свои высказывания о социально-экономических условиях жизни крестьянства в пореформенной России П.Н. Ткачев обосновывал материалами, наглядно свидетельствовавшими о непосильности налогов и платежей, взваленных на плечи крестьянства. Требование революционных народников, касающееся снижения государственных повинностей, падающих на крестьян, одновременно означало требование устранения этих "остатков средневековых отношений".
Анализируя бюджет средней сельской семьи и сравнив все ее доходы и издержки, Ткачев подсчитал, что дефицит составит примерно четверть от ее доходов. Чтобы покрыть дефицит, крестьянин вынужден существенно сокращать расходы на питание и одежду в ущерб своему здоровью.
В таком тяжелом материальном положении находилась основная масса крестьянства России, составлявшего 5/6 всего народонаселения [3, т. V, с. 284].
Важной проблемой в трудах революционных народников было нерациональное, преступное распоряжение богатствами страны, принадлежащими всей нации, но используемыми для личного обогащения "правящими персонами". По данным П.Н. Ткачева, из общей суммы бюджетных расходов лишь 1/12 доля использовалась на развитие промышленности, сельского хозяйства и народное образование [3, т. V, с. 170].
Масштаб производительных сил страны Ткачев оценивал по количеству потребляемого в стране чугуна, каменного угля и железа. Он утверждал, что Россия потребляет железо в несравненно меньшем количестве, чем любая цивилизованная страна в Европе. Он обратил также внимание на "странное пренебрежение" к каменноугольным богатствам страны, которые разрабатывались очень слабо и не могли удовлетворять потребностей в угле даже мало развитой промышленности России.
Ткачев отмечал очень слабое развитие промышленности в России. Крайняя отсталость русской экономики по сравнению с европейскими странами, по его мнению, была следствием невежества и бедности народа. Отставание в развитии промышленности отрицательно влияло на уровень производительности в сельском хозяйстве. Ткачев напоминал, что в европейских государствах в земледелии применялись открытия в области химии, физики, механики. "Только мы, - писал он, - сидим над своею прародительской сохой и бороной и по-прежнему продолжаем одно поле засевать летом, другое зимой, а третье оставляем под пар" [3, т. V, с. 210]. Факты экономической отсталости страны, неспособность властей обеспечить технический прогресс ни в земледелии, ни в промышленности Ткачев считал свидетельством несостоятельности политической системы [3, т. V, с. 157].
В концепции аграрных преобразований он исходил из интересов крестьянства, но не учитывал того факта, что желаемое им превращение всех крестьян "земледельцев" в "землевладельцев" в действительности явилось бы "крестьянски-буржуазным" преобразованием. Осуществление плана народников о разделе всех земель между всеми людьми поровну (при капитализме) было бы нелепостью и не удержалось бы и на год. Тем не менее различие между сословными и разрядными формами землевладения было бы сломано.
Представляет интерес и концепция революционных народников о крестьянском общинном строе, в котором они видели зародыш и базис социализма. Они полагали, что достаточно уничтожить царизм, устранить внешние препятствия, мешающие совершенствованию общины, и она сама разовьет свои социалистические начала. Различия взглядов на общину у представителей трех направлений революционного народничества - анархистского (Бакунин), пропагандистского (Лавров), бланкистского (Ткачев) - не носили принципиального характера и были связаны главным образом с оценкой общины и ее роли в будущем обществе.
Признавая общину особенностью русской жизни, Ткачев считал, что особенность эта не результат самобытного развития, присущего одним лишь славянским народам, а следствие более медленного продвижения России по тому же пути, который уже прошла Западная Европа.
Из правильной посылки о схожести форм общинного владения в разных странах Ткачев, как и все революционные народники, делал спорный вывод, что сохранившаяся в России община создает для русских крестьян сравнительно с западноевропейскими странами выгодные условия для проведения социалистической революции. Считая, что идея коллективной собственности глубоко срослась со всем миросозерцанием русского народа, Ткачев утверждал, что "наш народ, несмотря на свое невежество, стоит гораздо ближе к социализму, чем народы Западной Европы, хотя они и образованнее его" [3, т. III, с. 91].
Он полагал, что нарождающиеся формы буржуазной жизни и развивающееся кулачество ведут к уничтожению самого "принципа общины", что среди крестьян вырабатывается класс кулаков, скупщиков и арендаторов земель, крестьянская аристократия [3, т. III, с. 219].
Лаврову так же, как и Ткачеву и Бакунину, была присуща вера в возможность использования крестьянской общины для перехода к социализму минуя капитализм. Он полагал, что для этого требуется прежде всего общинная обработка земли и равномерное распределение продуктов между общинниками - крестьянами. При наличии этих предпосылок община станет основою будущего строя. И далее: необходимо развить общину в смысле общинной обработки земли и общинного пользования ее продуктами, надо сделать из мирской сходки основной политический элемент русского общественного строя и поглотить в общинной собственности частную.
Вместе с тем мечты Лаврова об использовании общины для перехода к новому обществу не мешали ему видеть начавшийся процесс ее (общины) разложения. Он непосредственно связывал его с усилением проникновения товарных и денежных отношений в хозяйство страны, предвидел, что предоставление свободы "личной предприимчивости" приведет к тому, что "вся собственность в России перейдет в руки класса мелких аферистов и кулаков... огромное большинство народа превратится в безземельный пролетариат, в рабочие руки..." [2, т. IV, с. 166].
Лавров справедливо отмечал, что в общине при известных условиях возникают отношения найма и эксплуатации. "В общине происходит неправильный раздел земли... крестьянин бросает землю и "бредет" искать заработка. Кустарные промыслы суть естественный путь развития кулаческого капитала". Понимая, что община не может явиться преградой этому процессу, Лавров признавал, что развитие капитализма в стране будет способствовать нарастанию социальных противоречий и подготавливать революцию. "Хищные русские капиталисты, - писал он, - нагло высказывают в консервативных и псевдолиберальных органах свое алчное желание видеть рабочего скованным буквою подьяческого контракта и рисуют себе, как его по этапам будут тащить на их поля, обдирать с него последнее в форме бесчисленных штрафов. Правительство явно вступает в союз с русскими капиталистическими классами" [2, т. IV, с. 18].
Ткачев не был последователен в своих высказываниях по вопросу о причинах разложения общины, однако отмечал, что крестьянская община в России под давлением частной собственности и фискальной московской системы утратила свое первоначальное назначение и оказалась абсолютно неспособной предохранить крестьянство от бедности и разорения, а также "от пролетариев и гулящих людей". По его мнению, только немедленно проведенная революция могла бы спасти общину от дальнейшего разорения.
Ткачев и Лавров, указывая на начавшееся разложение общины, приближались к пониманию исторической неизбежности развития капитализма в России и стремились предотвратить утверждение этого "губительного для народа общественного строя" революционным путем.
Петр Ткачев недооценивал того, что капитализм создает материальные условия, без которых социалистическая революция немыслима, считал, что по мере развития и укрепления "форм буржуазной жизни" успех социального переворота становится маловероятным. В статье "В набат" и других работах неоднократно отмечал, что развитие капитализма действует разлагающе на общинный строй и надолго - быть может, навсегда - отсрочит проведение социальной революции [3, т. III, с. 70; 4, с. 287].
В противоположность Ткачеву Лавров полагал, что развитие капитализма отнюдь не мешает сплочению революционных сил в борьбе за социализм. Считал, что социальный переворот подготовляется успехами капиталистического развития. "Если рабочий социализм есть теоретически неизбежный вывод разумной социологии, если он есть исторический фазис, фатально вырабатывающийся из капиталистического строя общества, то самое развитие этого последнего строя составляет естественное подготовление к социальному перевороту, который должен поставить рабочий социализм на место капиталистического строя" [5, с. 65].
Отмечая ошибки народников, нам следует с глубоким уважением относиться к их самоотверженной борьбе с пороками самодержавного строя. Историческое значение их деятельности состояло именно в стремлении уничтожить старый строй, а вместе с ним и остатки крепостничества в стране. Поэтому так велика ценность деятельности революционных народников для истории. В конце XIX века народничество как теория представителей крестьянского социализма переродилось в теорию мелкобуржуазных демократов. Надо отличать старое и либеральное народничество на том основании, что революционные (старые) народники дали стройную доктрину, сложившуюся в эпоху, когда капитализм в России был еще весьма слабо развит, когда мелкобуржуазный характер крестьянского хозяйства совершенно еще не обнаружился.
Революционные народники 70-х годов XIX века абстрагировались от объективных экономических причин, мешавших осуществлению некапиталистического пути для России. Таким образом, их искренняя вера в возможность социалистического преобразования русской жизни в то время была чистой утопией. Тем не менее надо отметить историческую роль народничества в период антифеодального преобразования России, ибо утопия народников явилась спутником и симптомом великого массового демократического подъема крестьянских масс.
Список литературы
Бакунин М.А. Собрание сочинений и писем. М., 1935.
Лавров П.Л. Избранные сочинения. М., 1934-1935.
Ткачев П.Н. Избранные сочинения. М., 1932.
Народническая экономическая литература. М., 1958.
"Вперед!". 1876. № 27.
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.vestnik.fa.ru