Теракты 11 сентября: экономический смысл
Блестящий и абсолютно корректный, кроме, может быть, некоторых формулировок, геополитический анализ ситуации дал уважаемый профессор А.С.Панарин. То, что он высказывает, прямым образом вытекает из геополитического видения ситуации: война идет не против исламского мира, а в первую очередь против России. Стратегические цели США после терактов -- это, безусловно, разрушение возможности образования альтернативного евразийского блока(1), создание хаоса и "балканизация" Евразии по Бжезинскому(2). Кто бы ни был организатором терактов -- это не принципиально, поскольку ответ США был атлантическим, последовательным, направленным, четко просчитанным, и ни к каким талибам или международным террористам (которые, кстати, являются прямым порождением спецслужб США и инструментом атлантизма) он отношения не имеет. Мы знаем, кто создал Хусейна, кто создал Норьегу, кто создал того же Бен Ладана… Это были атлантистские карты, своего рода запоздалые элементы борьбы против Советского Союза, слегка автономизировавшиеся модули атлантизма, выполнявшие до последнего момента прилежно американские региональные и глобальные задачи. В этом отношении профессор Панарин высказался, на мой взгляд, абсолютно верно; с точки зрения геополитики добавить мне нечего. Это избавляет меня от значительной части того, что я намеревался сказать. Опускаю эту тему, чтобы не повторяться.
У меня есть статья об эсхатологическом раскладе сил в современном мире - "Парадигма конца"(3). В ней я сопоставлял социальную, геополитическую, культурно-религиозную и социологическую модели противостояния различных апокалиптических "дуализмов": атлантизм против евразийства, труд против капитала, Север против Юга, англосаксонский мир против азиатского мира, западное христианство против восточного и т.д. Получается, что на одном полюсе оказывается евразийство, труд (социальная справедливость), восточные конфессии (Православие, традиционный ислам и т.д.), Юг, обездоленные мира сего, восточные евро-азиатские народы, включая славян, а на другом - атлантизм, капитал, западные конфессии (католичество, протестантизм, ваххабизм как исламская реформация), богатый Север, "золотой миллиард" и т.д. Все то, что группируется на каждом из полюсов, как-то между собой связано. Но пока излишне, на мой взгляд, спорить, что является главенствующим - геополитика, экономика, конфессии или расы. Важнее осуществить верную группировку, нежели строго иерархизировать уровни составных полюсов.
Запад - это и есть капитал, это и есть англосаксонский мир и т.п. А то, что ему противостоит, тяготеет либо к социализму и социал-демократии, либо к рейнско-ниппонской (по выражению М.Альбера(4)) модели социально ориентированного капитализма. И все вместе это ближе к традиционному обществу, чем к последовательному либерал-капитализму англосаксонского образца. Обе модели объяснения мира, - геополитическая и полит-экономическая, -- мне кажутся очень близкими: по выводам они вообще совпадают, и каждый здесь может расставлять оценки как ему больше нравится. Это не принципиально.
Абсолютно адекватно, на мой взгляд, выступление профессора Федора Гиренка, который показал очень важную вещь: Восток - это смысл (или созерцание), Запад - это действие. Это уже чисто геноновский дуализм(5). Замечательно отмеченное Гиренком противопоставление "системы событий", на которой настаивает Запад, - "системе значений", к которой тяготеет Восток. Действительно, Запад по мере абсолютизации своего культурного кода, начиная с эпохи Просвещения, последовательно выхолащивал содержательность действия. Восток же, напротив, всегда настаивал на созерцании.
Синтезом был советский строй, где совмещалась смысловая модель с событийной моделью. Советская система рухнула, и сейчас действительно разверзлась бездна между смысловым Востоком (Евразией смыслов), между "рассветным познанием" (как говорил Сохраварди(6)) и пустой, фиктивной "системой событий" общества Спектакля. Событие само по себе есть эфемерная реальность, если оно не укорено в смысле. Отсюда виртуализация зрелища. Сам теракт 11 сентября 2001 человечество наблюдало по CNN. Это типично для общества Спектакля, генеалогию и феноменологию которого описал Ги Дебор(7).
Мне кажется, что выступления профессора Панарина и профессора Гиренка друг друга дополняют. Это точная экспертиза американских событий с геополитической и собственно философской точек зрения. Уважаемый профессор Сергей Георгиевич Кара-Мурза дал еще и социальную (социалистическую) интерпретацию, которая мне очень близка и которую я в общих чертах разделяю. Поэтому у меня сложилось впечатление, что за меня все основное уже сказали предыдущие докладчики, и слушая их, я с легким беспокойством констатировал, что из 4-х намеченных мной тем, у меня осталась только одна - экономическая.
На ней я и остановлюсь.
Состояние американской экономики накануне терактов 11 сентября
Каковы экономические последствия терактов 11 сентября? Каков их экономический смысл?
Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо вернуться немного назад. Что происходило в экономике Соединенных Штатов Америки накануне 11 сентября, непосредственно перед терактами? Происходили очень тревожные и значительные события. -
Американская экономика активно двигалась в сторону виртуализации. Биржа была чрезвычайно перегрета. Отношение капитализации акций многих флагманов "новой экономики" к реальному росту прибылей составляло подчас сотни процентов, а в случае интернет-компании Yahoo достигало рекордной цифры в 1000%! Причем большинство компаний, формирующих индекс NASDAQ, являли точно такую же картину. Это означало, что биржевые ожидания держателей акций предприятий "новой экономики" (ими в современной Америке являются более 50% всего населения страны, что также составляет рекорд) порождают некий автономный мир развоплощенных финансов, где ценовые тренды полностью оторваны от хозрасчетного фундаментала традиционной капиталистической экономики(8).
Режим финансовых пирамид - в отличие от российских доморощенных версий типа "МММ" или индустрии "святого письма" -- обосновывается изощренной логистикой манипуляций с общественным мнением, искусственным воздействием на коллективную психологию держателей акций, многочисленными ухищрениями самих компаний, затрачивающих львиную долю баснословных доходов не на реальное развитие бизнеса и технологий, но на презентации, изготовление и тиражирование имиджа, PR и т.д. Биржевая аналитика сама по себе постепенно превратилась в самостоятельный род PR-технологий. Щедро оплаченные "новой экономикой" эксперты предрекали ее безоблачный рост и "вечную стабильность" вопреки очевидным проблемам, которые постепенно нарастали, как снежный ком. Зазор между реальным положением вещей в американской экономике и ее образом, который приобрел не только хозяйственное, но и политическое, более того - геополитическое значение, стремительно увеличивался.
Объективные статические подсчеты показали, что повальная информатизация производства в целом представляет собой чисто имиджевую кампанию, поскольку реальному росту прибылей компьютеризация, внедрение высоких технологий и перманентный upgrade способствует только в очень узком экономическом секторе. В большинстве же случаев предприятий реального сектора информатизация либо вообще не сказывается на хозяйственной эффективности (и является простой данью моде), либо дает очень небольшой плюс, совершенно не сопоставимый с капитализацией соответствующих фирм, работающих на рынке информационных технологий и услуг. Держателей акций убеждают, что эффект проявится позже, и коммерческая эксплуатация ожиданий, действительно, оказывается вполне доходной. Однако на определенном пороге такой великолепно поданный рекламный и спекулятивно проиллюстрированный волюнтаризм не может не войти в конфликт с объективными хозрасчетными показателями.
Положение дел усугублялось еще и тем, что все больше самостоятельности приобретали не просто биржевые операции с акциями, но бурный рост рынка деривативов -- опционов, свопов, варрантов, фьючерсов, опционов на фьючерсы и т.д. Объем денежных средств, задействованных в этом секторе, постоянно возрастал, и на этом фоне цепной индукции все более и более виртуальных операций с финансами сектор реального производства утрачивал свое значение, переставал играть весомую роль.
Так сложилась некая самопродуцирующаяся система "визуального капитализма", "визуального экономического роста", который существовал, скорее, в области пропаганды и обеспечивался подчас хитростями подсчета. Так, например, в цифру роста ВВП включались потенциальные затраты американцев на жилье, которые, однако, в реальности не производились в том случае, если это жилье было частным. Этот и многие другие примеры даны у профессора Кобякова(9). Названный автор, в частности, обращает внимание на введение т.н. "гедонистического индекса", призванного учитывать (довольно условно) "степень наслаждения" потребителя от приобретения какой-то вещи или услуги. Если бы те же самые процессы оценивались по критериям "старой экономики", с позиции рыночного фундаментала, то экономическая картина получалась бы куда более печальной, а развитие основных процессов вообще внушало бы самые серьезные опасения.
Неоэкономическая модель, развивающаяся в США, ставшая там главенствующей (Литвак дал ей название "турбокапитализм") перешла, по мнению целого ряда специалистов, некий рубеж, критический порог перегретости. Экономическая состоятельность флагманов американской (соответственно, мировой) новой экономики зависела от довольно эфемерных процессов, и при первом серьезном испытании - например, при требовании обращения критической массы акций в некий эквивалент из области реальной (старой) экономики, скажем, в товарное покрытие или в деньги, -- опасность тотального краха всей мировой финансовой системы, в той или иной степени связанной с американской экономикой и с долларом, становилась вполне конкретной и весьма вероятной.
Еще одним важным показателем является резкое увеличение в американской экономике сервисного сектора по отношению к производственному. В настоящее время около 30 процентов всех американцев, занятых в экономическом процессе, относятся именно к этой категории. Это также яркое выражение виртуализации экономики, маргинализации основных секторов "старой экономики", явной переоценки автономного значения многообразных имиджевых структур.
Собственно производство, инвестиции в реальный сектор, не приносящий тех быстрых доходов, которые стали нормой в перегретых механизмах биржевой игры, напротив, не развивались, смещаясь в иные геоэкономические сферы - в Азию, Евразию, Латинскую Америку и т.д., где цена рабочей силы и отсутствие экологических стандартов позволяли создавать реальные товары, добывать и перерабатывать энергоресурсы в ином экономическом режиме, как бы на периферии основной виртуальной экономики, задействуя малый экономический потенциал, без особенных проблем извлекаемый из игры цифр.
Сложная ситуация складывалась и с долларом. Доллар как мировая резервная валюта является таким же геополитически важным элементом доминации США, как ядерное оружие, новые технологии, информационные сети(10). Причем, будучи точкой пересечения глобальной геополитической стратегии (атлантизм) и экономического механизма хозяйствования самих США, доллар включал в себя и магистральные процессы американской экономики (в частности - виртуализацию). Следовательно, рост зазора между реальным сектором и виртуальными финансами не мог не отражаться на геополитическом статусе Америки.
Перспектива введения наличных "евро" в Старом Свете, эмиссия которых Евросоюзом опиралась на экономические структуры более конвенционального образца, приближенные к реальному, а не виртуальному капитализму, не только подрывала "долларовый империализм", но ставила под вопрос всю геополитическую и экономическую мощь США. При отсутствии угрозы со стороны демократической России и с учетом новых энергетических горизонтов, открывающихся перед Европой в свете беспрепятственного освоения ресурсов Евразии (минуя отлаженную модель снабжения из арабского мира под жестким контролем США), ситуация становилась для Вашингтона критической.
Аналогичные проблемы назревали и в геоэкономическом секторе Азии. Несмотря на рецессию, Япония остается второй страной в мире по объему ВВП, а темпы роста Китая и экономическое развитие всего Тихоокеанского региона постепенно подводили к логической неизбежности эмиссии новой "тихоокеанской" валюты - "тихоокеанского юаня" или "новой йены". В этой геоэкономической области валютное обеспечение логически привязывалось бы к реальному сектору производства.
Автономизация Евразии -- экономическая, ресурсная, а впоследствии политическая и стратегическая (особенно если в этом вопросе активную позицию заняла бы ядерная Россия) - на фоне стремительной "виртуализации" экономической мощи США (что не могло не сказаться и на их геополитическом статусе) создавало фундаментальную угрозу дальнейшей доминации США в планетарном масштабе. При этом "падение Америки", "the decline of the Great Power" (если вспомнить название апокалиптического бестселлера Пола Кеннеди(11)), становилось чем-то почти неизбежным, особенно, если предположить мирное и эволюционное развитие основных мировых процессов.
Единственной солидной основной американской экономики, действительно и прочно связанной с реальным (а не виртуальным) сектором, а также с конкретикой геополитического контроля, был ВПК, где наличествовали реальное производство и технологическое развитие, реальные рабочие места и инвестиции. Этот сектор и представлял серьезный оплот американской экономики. Однако именно этот наиболее весомый, конкретный и адекватный модуль американской экономики в ходе мирного развития событий в эпоху после окончания "холодной войны" на глазах утрачивал свой raison d'etre, свою оправданность, свою социально-политическую легитимацию. Он обеспечивал содержание американской мировой доминации, давал ей устойчивую базу, в то время как американская система виртуальных финансов - при всех ее гипнотических информационных атрибутах и PR-стратегиях - напротив, делала позиции США в мире более шаткими и уязвимыми, неся в себе серьезную угрозу скорой и необратимой катастрофы.
Ситуация усугублялась еще и тем, что США - в той мировой конфигурации, которую они приняли на себя, заняв позицию центра однополярной глобализации и став единственной "гипердержавой" -- не могли сделать шаг назад и сузить пределы своего контроля до границ Американского континента. Сталкиваясь с колоссальными трудностями, сопряженными с "мировым господством", США не могли и отказаться от него. Экономическая картина сложилась так, что важнейшие центры реального производства находились уже не только вне национальной территории США, но и вне Нового Света, а гигантская масса ничем (кроме геополитики и финансово-имиджево-информационной сети) не обеспеченных долларов, хлынув в США, мгновенно затопила бы экономику, породив гиперинфляцию. Иллюзия процветания США, тесно связанная именно с планетарным масштабом американского присутствия, могла бы рухнуть в одночасье. Безысходность ситуации отразилась в беспрецедентно жесткой президентской компании Буш-младший (ставленник ВПК) - Гор (выразитель интересов "новой экономики"). Предвыборный "message" Буша-мл. американскому народу состоял примерно в следующем: "США не способны более продолжать курс на перегрев экономической системы и перерастяжку геополитического присутствия; продолжение втягивания в процесс глобализации во взятом ритме может привести к катастрофе". "Message" Гора был иным: "США не могут не продолжать этого курса, так как в противном случае реакция на затормаживание этих процессов со стороны остальных стран похоронит Америку. Стоит только прекратить индуцировать виртуальную иллюзию экономического процветания -- и все те, кто сегодня вкладывает в этот сектор реальные средства, начнут их оттуда выводить. Это повлечет за собой коллапс всей системы, что скажется в конечном итоге и на геополитическом статусе США. Следовательно, единственным выходом для Америки является продолжение активной глобализации".
Самое интересное, что оба они были абсолютно правы…
Нетрудно было бы подсчитать тот момент, когда мыльный пузырь такого состояния в экономике достиг бы критической точки.
Сделаем вывод: эффективная игра с финансовыми технологиями, дававшая краткосрочную иллюзию "экономического процветания" США, на деле маскировала собой неизбежно назревающий коллапс всей хозяйственной системы, сопоставимый с биржевым крахом 1929 года и Великой Депрессией. Причем сравнение показателей этих двух эпох - нашей и конца 20-х годов - убеждало в том, что нынешний кризис должен был бы стать чем-то намного более масштабным. Особенно если учесть доминирующую роль США в планетарном масштабе и их геополитическую функцию "гипердержавы".
Вот как обстояли дела с американской экономикой до 11 сентября 2001 г.
После 11 сентября 2001г.
Итак, наступает 11 сентября 2001 года. Рушится здание "Всемирного Торгового Центра", горит здание Пентагона. Всемирный Торговый Центр - символ экономической мощи США, Пентагон - символ стратегической мощи. Обе цели имеют символическое значение. Казалось бы, удар нанесен в самое сердце Америки, продемонстрирована уязвимость США, которые позиционируют себя как гарант безопасности, стабильности, процветания для всех остальных стран - причем в первую очередь в экономическом, военно-стратегическом и социально-психологическом смыслах.
Однако, этот жесткий и душераздирающий кризис, транслируемый всему человечеству через сеть CNN, - угнанные самолеты, рухнувшие здания, паника властей и ужас населения, - оказывается миниатюрной и относительно безвредной, локальной ситуацией по сравнению с той планетарной катастрофой, которая рано или поздно постигла бы США, если бы террористов не существовало в природе, и события развивались бы в том же плавном и гладком русле, как до 11 сентября 2001 г.
Давайте посмотрим, что происходит через несколько дней на бирже? Индекс NASDAQ падает, но падает относительно плавно и постепенно. Конечно, многие говорят о биржевом кризисе, но у такого кризиса на сей раз есть внешнее оправдание - он не является выражением критического состояния самой американской экономики, а следовательно, он носит преходящий, случайный, ситуативный, а не тотальный и не системный характер. Иными словами, "новая экономика" получает важнейший концептуальный аргумент для того, чтобы несколько снизить зазор между виртуальным и реальным секторами хозяйства, сохранив свои имидж и привлекательность для держателей акций, а главное, замаскировав катастрофический характер протекающих в ней процессов.
Следующий момент: какова качественная структура тех акционеров, которые играют после 11 сентября на "медвежьем" поле? Независимый экспертный анализ показывает, что речь идет о самих флагманах "новой экономики", тогда как рядовые держатели акций остаются прикованными к телеэкрану, в ожидании "американского ответа" и решения судьбы Бен Ладена. Введение чрезвычайного положения облегчает эту задачу.
В этой ситуации было очень важно, кто именно сбрасывает акции, в каком режиме и под каким предлогом. Если бы на фондовом рынке и, соответственно, на рынке деривативов началась массовая паника, то в проигрыше остались бы сами компании, а рядовые держатели акций не особенно пострадали бы. Так произошло во время Токийского кризиса, когда рядовые акционеры практически не пострадали, а ситуация в национальной экономике серьезно ухудшилась.
В итоге: ситуация на фондовом рынке в значительной степени исправлена, или, по крайней мере, коллапс отложен.
Далее. Буш-мл. объявляет о необходимости чрезвычайных мер по преодолению в стране "экономического кризиса". Для этой цели выделяются спецсредства из бюджета - открыто декларировано 92 млрд. долларов, но эта сумма не покрывает всего объема. Реальные убытки, связанные с уничтожением WTC и крыла здания Пентагона серьезны, но далеки от этих баснословных сумм. По всем критериям теракты никак не могут быть причиной "экономического кризиса". И тем не менее, речь идет именно о нем. Это противоречие имеет только одну разгадку: "экономический кризис" в США, действительно, был и очень серьезный; только произошел он не после 11 сентября 2001 года, а задолго до этой даты, достигнув к этому времени очень серьезной стадии.
Падение двух башен WTC спасает таким образом "новую экономику" США. Очень серьезная операция. Итак, в экономической области США смогли извлечь из трагедии очень серьезную и однозначную выгоду.
Выше я говорил о том, как связана американская экономика и геополитика атлантизма. Удар по зданию Пентагона также оказался США и особенно самому Пентагону весьма на руку.
Отныне геополитическая и ядерная мощь США заново получила легитимность -- как в международной политике, так и в сознании самих американцев. Перед лицом новой угрозы, нового врага - "международного терроризма" (столь дерзкого и зрелищного врага) - оправданы новые расходы на вооружение, необходимость НПРО, развитие ВПК. Все это в чисто экономическом смысле дает прекрасную концептуальную базу для того, чтобы дать новый импульс развития реальному сектору, ядру реального сектора американской экономики. С чисто теоретической ультра-либеральной точки зрения решение задачи не совсем корректно, но мы знаем, что США в критических случаях всегда прибегает к подобному решению - разрубить Гордиев узел по ту сторону экономической ортодоксии и неоклассики. Так было в эпоху New Deal Рузвельта, что позволило США выйти из Великой Депрессии. Позднее аналогичные результаты принесла конверсия американской промышленности на военный лад после Пирл Харбора. Когда же после окончания Второй мировой войны обратная реконверсия грозила поставить страну лицом к лицу с новой волной экономического упадка, как нельзя кстати оказалась "холодная война". Геополитическая поправка на внешнюю угрозу уже неоднократно в ХХ веке выручала экономику США без того, чтобы корректировать либеральную теорию эксплицитно.
В международной сфере стратегическая роль США также укрепляется, поскольку продолжение взимания Америкой "ядерной ренты" с союзных блоков Европы и Азии получает новый аргумент. Защищая себя от угрозы "международного терроризма", США защищает всех остальных, а следовательно, "все остальные" должны платить за то, чтобы защитник был силен, могущественен и во всеоружии. Экономическая конкуренция между геоэкономическими зонами, уже грозившая перерасти в политические трения с Европой (оттуда уже рукой было подать до относительно автономной системы Европейской, а в дальнейшем и Евразийской, Безопасности) мгновенно в новой ситуации отступает на задний план, так как перед лицом "нового вызова" она может быть проинтерпретирована уже как "косвенное пособничество международному терроризму".
Вашингтон отныне волен сказать Европе: "международный терроризм" начал вести с нами всеми Третью мировую войну, и мы в наших отношениях переходим к логике военного времени.
Именно это и имел в виду президент Буш-мл., когда он в ультимативной форме заявил, что "все страны мира должны в этой критической ситуации определиться - с кем они в этот решительный час: с Вашингтоном или с "международным терроризмо -- или-или и третьего не дано." Таким образом, логика Третьей мировой войны приходит на помощь США именно в тот критический момент, когда их планетарная глобальная функция поставлена под вопрос. И здесь очень важно понять, что однополярному миру под единоличной гегемонией США накануне 11 сентября 2001 года угрожал не "международный терроризм", а естественная перспектива мирной и мягкой эволюции главных геополитических субъектов - Евросоюза, России, Китая, Индии, Ирана, Японии, стран Тихоокеанского региона и арабского мира в самостоятельные автономные структуры, образующие многополярный ансамбль. Не теракты, а отсутствие терактов более всего угрожало американской доминации, однополярному глобализму, создавая предпосылки альтернативного мироустройства, где США отводилась почетная, но отнюдь не главная роль. А для того геополитического и экономического состояния, в каком находилась Америка накануне 11 сентября, это было равнозначно катастрофе.
Важно обратить внимание также на тезис об экстерриториальном характере новой угрозы - "международного терроризма". Бен Ладен и его сподвижники (назначенные символическими фигурами, олицетворяющими "врага") не только не имеют строгой локализации, воплощая в себе не страну, державу, государство, народ, но лишь "политизированную секту", но и сама причастность этих фигур к злодеянию в Нью-Йорке и Вашингтоне является "плавающей" презумпцией, и может случиться, что виновником окажется кто-то еще. Такой экстерриториальный враг может при необходимости обнаружиться где угодно, превращая любую территорию в зону прямого военно-стратегического вмешательства США. Таким образом, легализуется право прямой интервенции США в любой точке мира. Точно так же дело обстоит и с финансовыми сетями, которые могут прямо или косвенно сопрягаться с сообществом "международных террористов". Поэтому США, как главная жертва и главный борец с "международным терроризмом", резервирует за собой право прямого вмешательства в финансово-экономические процессы. Причем экстерриториальность "преступника" подразумевает экстерриториальные (в данном случае глобальные) полномочия того, кто его преследует.
Ультиматум Буша-мл. относительно необходимости всем странам определить свою позицию, свой лагерь, несет в себе прямую угрозу: "экстерриториальность врага", его расплывчатый статус, неопределенность его очертаний позволяют "проследить его связи" вплоть до любой страны, любого народа, которые хоть в чем-то проявят дистанцию от планетарной воли США, вступивших на тропу Третьей мировой войны. В экономическом смысле это дает США невиданные привилегии.
Может сложиться впечатление, что демократические нормы остановят Америку в осуществлении прямой доминации, удержат от злоупотребления теми инструментами, - в том числе моральными и правовыми, - которые оказались у них в руках после событий 11 сентября. Однако, следует рассматривать ситуацию реалистично: США давно тяготятся "демократическими" институтами (особенно в международной сфере, где они являются рудиментами исчезнувшего Ялтинского мира). В какой-то момент либеральная экономическая модель и сугубо американская система ценностей могут взять на вооружение определенные методики, имеющие с демократией довольно мало общего.
Если трезво взвесить исток и происхождение угроз, существовавших для США накануне терактов (особенно в экономической области), то мы увидим, что они концентрировались именно в тех странах, которые сегодня вовлечены в антитеррористическую коалицию на стороне США. Следовательно, объявляя Третью мировую войну против "терроризма" США на практике расправляется со своими реальными конкурентами. Иными словами, целью этой войны являются не те силы, которые обозначены в качестве таковой, а те, которые, напротив, выступают в роли союзников и партнеров.
Удивительно, но нечто подобное мы видим и в фигуре "врага". Этим врагом объявлены те силы, которые по происхождению, масштабу и геополитическому потенциалу не только не представляют для США серьезной угрозы (в геополитическом или экономическом смыслах), но являются довольно эффективным инструментом американской политики в региональных конфликтах - начиная с противодействия СССР в период афганской войны, и заканчивая дестабилизацией положения в Средней Азии и на Кавказе, направленной против стратегических интересов России и Ирана. Более того, избирая в качестве главного противника единственной и не имеющей сегодня равных гипердержавы периферийное и довольно маргинальное явление, в свое время оснащенное и выпестованное в недрах самих американских и английских спецслужб, США невероятно поднимают статус этой силы, дают ей геополитический вес, который она сама по себе не приобрела бы ни при каких обстоятельствах.
Возводя фиктивный, с геополитической и экономической точек зрения, полюс в разряд реального и наиболее опасного, США могут отныне под вполне благовидным предлогом требовать от своих реальных конкурентов (оказавшихся в роли невольных союзников) уступок в тех сферах, которые наиболее чувствительны для сохранения и укрепления американской гегемонии. Такого рода требования руководители большинства крупных мировых держав или блоков государств получили сразу после 11 сентября. В каждом конкретном случае эти требования были сформулированы по-разному.
Евросоюзу и американским стратегическим партнерам США в Тихоокеанском регионе (Япония и т.д.) предлагалось затормозить выход из долларовой зоны или диверсификацию валютных вкладов, а также оплатить военные расходы коалиции. Вместе с тем, недвусмысленно предлагалось забыть о повышении политической или геополитической самостоятельности, об альтернативной модели глобализации, о многополярном мире.
России пригрозили экономическим давлением и зачислением в разряд стран-париев, потребовав ослабить стратегическое присутствие в странах СНГ (особенно, в Средней Азии), и в кратчайшие сроки ликвидировать военные базы времен "холодной войны" за пределами собственно российской территории.
Руководство Китая было проинформировано относительно назревающих проблем в Синьцзянь-уйгурском округе и т.д.
Отдельно ультимативные поручения получили страны СНГ, где описывался баланс новых отношений с США как главным субъектом мировой политики, отвечающим - в том числе стратегически и экономически - за своих "партнеров по коалиции" (особенно из числа слабых).
Все вместе страны "многополярного клуба" получили настойчивое и мягкое пожелание распуститься как можно скорее.
Выбор Афганистана как плацдарма для ответа также прекрасно вписывается в американскую логику. Это страна в центре Евразии, ее окружение - Россия, Китай, Иран, Пакистан, Индия, среднеазиатские государства СНГ -- составляет остов потенциального евразийского блока, который более всего заинтересован в многополярном мироустройстве и более всего выигрывал бы в случае ослабления США и ухода их с позиции единоличной мировой доминации.
Афганистан -- удобная площадка для того, чтобы ввести главные державы потенциального "Евразийского блока" в чрезвычайный режим, в зону повышенной нестабильности, в перспективе распространяя на них очаги нестабильности, зоны войн малой и средней интенсивности.
Могли ли Россия и другие континентальные державы отказаться от ультиматума США после событий 11 сентября 2001 г.?
На этот вопрос очень непросто ответить. Теоретически могли. Но это означало бы переход в стадию прямой конфронтации с США. Причем российское руководство должно было в кратчайшие сроки - молниеносно - усвоить и тотально признать как свою единственную и безальтернативную политическую и геополитическую платформу Евразийскую Идею. Процесс освоения этой идеи шел и так достаточно интенсивно, тем более, что сама логика событий накануне 11 сентября 2001 года подталкивала российскую власть к такому выбору. Однако неверно считать, что это выбор уже был сделан, все ключевые решения приняты, а стратегические планы приведены в строгое соответствие с тем, чтобы в критический момент начать действовать по строго евразийской модели. Для того, чтобы хотя бы немного дистанциироваться от США в столь критической ситуации, необходимо было быть законченными и последовательными евразийцами.
Столь же не готовыми к прямой и жесткой конфронтации с США, спасающими свою планетарную позицию, оказались и остальные геополитические игроки. Соответственно, и консолидированной позиции между этими "недозревшими" до радикального евразийства субъектами в кратчайшие сроки и под жестким американским прессингом выработано быть не могло.
Для того, чтобы в экстремальной ситуации Россия могла реагировать иным образом, должна была бы существовать совершено иная структура власти. В спокойном эволюционном режиме Президент Путин двигался в этом направлении; к этому вели объективно и процессы в Европе, Иране, Китае, Индии, Японии, арабских странах. Однако события произошли с опережением. И именно это оказалось фатальным.
Когда сегодня говорят о Третьей мировой войне, это в целом правильно. После терактов 11 сентября 2001 года Америка объявила миру войну. Войну не просто "холодную", а с "горячими" элементами. Участники в этой войне не выбираются, не определяются свободно. Все крупные геополитические силы получили настоятельное предложение соучаствовать в в афганской операции вслед за США. Но поскольку именно те страны, которым предлагается "двигаться вслед", и являются настоящими геополитическими, геоэкономическими и геостратегическими конкурентами (потенциальными противниками) Соединенных Штатов, то это равнозначно предложению о полной и безоговорочной капитуляции.
Чисто теоретически можно представить себе евразийский сценарий реакции России, Европы, Китая, Японии, Индии, Ирана, арабских стран на военную акцию США в Афганистане. 12-13 сентября созывается экстренная конференция стран-сторонников многополярного мира. Проводится срочный саммит глав стран СНГ. Вырабатывается общая стратегия пацифистского решения конфликта. Осуждается терроризм, напряжением всех спецслужб разыскивается Бен Ладен и передается США. Америке оказывается мощная экономическая и гуманитарная помощь. Начинается активная компании под эгидой ООН "за лучший мир", за "мир без террора", проводятся фестивали, симпозиумы, осуждается и искореняется "исламской радикализм". И мы возвращаемся к ситуации до 11 сентября 2001 года.
Само по себе так произойти не могло. Чтобы так случилось, необходимо было заранее отработать всю инфраструктуру, систему взаимодействий, ясную геополитическую и экономическую стратегию в случаях столкновений с серьезными, судьбоносными вызовами.
Эти соображения подводят к неизбежному заключению: время для проведения терактов, манера их осуществления, форма трансляции катастрофы, выбор целей и исполнителей - все было идеально выверено с тем, чтобы добиться заведомо поставленных и идеально просчитанных целей. Теракты произошли как раз в тот момент, когда США стояли на пороге скрытого экономического, геополитического и стратегического коллапса. В результате терактов, в ходе продуманной и великолепно рассчитанной реакции на них, Америка, фактически, смогла предотвратить этот коллапс, решив блестяще и одновременно (в свою пользу) целую серию сложных экономико-геополитических уравнений с основными игроками мировой политики. При этом состояние самих игроков и степень консолидированности их позиций оказались таковы, что не могли серьезно помешать осуществлению американских планов. Слишком идеально все сходится, чтобы списать это на совпадение, случайность или молниеносную геополитическую реакцию американского руководство, сумевшего в считанные часы оправиться от шока и прореагировать с гениальной находчивостью.
Многие говорят сегодня о волне терроризма, которая поднимается в мире, о других возможных терактах. Я полагаю, что никаких масштабных терактов, сопоставимых с происшедшими, больше не произойдет. Если только кто-то из союзников США по "борьбе с терроризмом" не начнет упрямиться. Тогда снова, но уже не на американской территории, возможно что-то и произойдет.
Если рассмотреть ситуацию геоэкономически и геостратегически, то становится очевидной несостоятельность нескольких моделей толкования происходящего, с которыми мы приоритетно сталкиваемся в СМИ.
Первое: абсолютно непр