Ещё раз об оценке советско-германского договора о ненападении, секретных дополнительных протоколов и характера отношений между СССР и гитлеровской Германией

Правительство СССР пошло на заключение с Германией договора о ненападении и на подписание с нею секретного дополнительного протокола о разграничении сфер интересов в Восточной Европе после того, как стало ясно: германо-польская война неизбежна. Было ясно и то, что Польша не сможет противостоять Германии и что западные державы, скорее всего, уклоняться от выполнения союзнических обязательств по отношению к ней{1}. В результате германо-польской войны и планировавшегося Гитлером одновременно с этим решения "проблемы Прибалтики"{2} (о чём было известно советскому руководству{3}) возникала опасность выхода вермахта к государственной границе СССР в непосредственной близости от Ленинграда, Минска и Киева. Угроза фашистской агрессии была вполне реальной, и требовалось принимать самые решительные меры для её предотвращения.

Договор с Германией советское правительство рассматривало как запасной вариант обеспечения безопасности СССР. Делать ставку лишь на достижение соглашения с Лондоном и Парижем, зная, что они могут предпочесть, если представится такая возможность, договор не с Советским Союзом, а с Германией, причём за счёт и против Советского Союза, было шагом весьма неосмотрительным. В Москве понимали, что нацистская Германия - партнёр в высшей степени ненадёжный и коварный и что Гитлер не отказался от своих принципиальных программных установок в отношении СССР{4}. Но там понимали и другое: может возникнуть такая ситуация, при которой иной возможности отвести от СССР военную угрозу, пусть даже на время и ценой определённых моральных потерь, кроме соглашения с Германией о ненападении, попросту не будет.

Соглашение, подписанное 23 августа 1939 г. в Москве, давало Советскому Союзу определённые гарантии безопасности. Немцы обязались воздерживаться в отношении СССР "от всякого насилия, от всякого агрессивного действия и всякого нападения... как отдельно, так и совместно с другими державами", а также консультироваться с ним при решении вопросов, которые могли затронуть его интересы{5} . Они соглашались не распространять свою военно-политическую активность на польские территории восточнее рек Писса-Нарев-Висла-Сан и на прибалтийские государства севернее литовско-латвийской границы, т.е. на районы вдоль западных рубежей Советского Союза, являющиеся зоной его безопасности{6}.

Ни договор о ненападении, ни ни прилагавшийся к нему секретный дополнительный протокол не содержали статей о военном сотрудничестве двух стран и не налагали на них обязательств по ведению боевых совместных действий против третьих стран либо по оказанию помощи друг другу в случае участия одной из договаривающихся сторон в военном конфликте{7}.

Не содержали подписанные документы и положений, которые обязывали бы стороны осуществлять военные акции в отношении государств и территорий, входивших в сферы их интересов, производить их оккупацию и "территориально-политическое переустройство". В секретном дополнительном протоколе предусматривалась лишь возможность таких действий (об этом свидетельствует дважды использованная формулировка "в случае..."), причём только для Германии и только применительно к сфере её интересов. Под "случаями" "территориально-политического переустройства", о которых говорилось в протоколе, понималось "исправление" Германией по завершении ею войны против Польши польско-германской и германо-литовской границ и включение ряда территорий, принадлежавших Польше и Литве, в состав рейха. Оккупация Советским Союзом сферы своих интересов и её "территориально-политическое переустройство" советско-германскими договорённостями не предусматривались{8}. Не случайно два года спустя в ноте советскому правительству от 22 июня 1941 г. германское Министерство иностранных дел заявило, что продвижение СССР на территории, являющиеся сферой его интересов, и их последующее включение в состав советского государства представляли собой "прямое нарушение московских соглашений"{9}.

Договорённости, достигнутые СССР и Германией, не превращали их в союзников ни формально, ни "фактически", как бы нам это ни пытались сегодня доказать{10}. Не представляли они собой и "сговора диктаторов" о "разделе Восточной Европы". Подписывая секретный дополнительный протокол, советское правительство ставило целью не ликвидировать и аннексировать ряд восточноевропейских государств, а установить предел распространению германской экспансии на восток. Германия лишалась также возможности в случае победы над Польшей единолично решать вопрос о дальнейшей судьбе и границах польского государства, брала на себя обязательство признать суверенитет Литвы над Вильнюсской областью, аннексированной в 1920 г. поляками. Введение частей Красной Армии в восточные районы Польши 17 сентября 1939 г. и в Прибалтийские страны - летом 1940 г. было произведено советским правительством не в порядке реализации советско-германских договорённостей, а в целях предотвращения военной оккупации либо политического подчинения этих территорий и государств, подготавливавшихся гитлеровской Германией в нарушение в нарушение действовавших соглашений. Эти шаги имели большое значение для укрепления безопасности Советского Союза и имели антигерманскую направленность.

Советско-германский договор о ненападении представлял собой наиболее значительный дипломатический и политический акт завершающей фазы предвоенного кризиса, вызванного неуклонно обострявшимися противоречиями между Германией, Италией и Японией, с одной стороны, Англией, Францией, США и их союзниками - с другой. Договор являлся плодом этого кризиса, а отнюдь не его причиной, и был заключён в условиях, когда предотвратить военный конфликт в в Европе, по мнению Москвы, представлялось уже невозможным. Этот разговор позволял СССР сохранить нейтралитет. По своему содержанию он "не расходился с нормами международного права и договорной практикой государств, принятыми для подобного рода урегулирований"{11}. Противоречил он лишь интересам тех сил Запада, которые рассчитывали спровоцировать советско-германский конфликт и добиться развития германской экспансии в восточном направлении.

Не представляли собой ничего экстраординарного, с точки зрения политической практики и политической морали своего времени, и секретные советско-германские договорённости по территориальным вопросам. Вспомним, например, содержание франко-итальянского и англо-итальянского соглашений 1935 г. о разграничении сфер интересов в Африке{12}, мюнхенского соглашения 1938 г. между Германией, Великобританией, Францией и Италией об отторжении от Чехословакии Судетской области{13}, англо-японского соглашения по Китаю от 24 июля 1939 г., вопросы, обсуждавшиеся на секретных англо-германских переговорах летом 1939 г., содержание мирных предложений Германии, которые делались по тайным каналам, начиная с осени того же года{14}. Ради обеспечения собственной безопасности западные державы были готовы пожертвовать (и жертвовали) агрессорам третьи страны, да и сами, когда считали это необходимым, не останавливались перед нарушением их суверенитета{15}. СССР же в условиях, когда пламя войны грозило охватить всю Европу, когда откровенно и цинично перекраивались границы европейских государств, попытался не допустить включения в орбиту агрессивной политики Германии ряда сопредельных с ней государств и территорий. Их невовлечение в войну в складывающейся обстановке имело для СССР исключительно важное значение. Нельзя не отметить также, что речь шла об обеспечении безопасности областей, входивших ранее в состав Российского государства и отторгнутых от него в 1918 - 1920 гг. Советское правительство никогда не скрывало, что имеет особый интерес к обеспечению безопасности этих областей, а также чувствует моральную ответственность за их судьбу и в кризисной ситуации не останется равнодушным зрителем попыток открытого или замаскированного посягательства на них со стороны третьих стран{18}.

Список литературы

{1}См.: Безыменский Л.А. "Второй Мюнхен": Замысел и результаты // Новая и новейшая история. 1989. №№ 4 - 5.

{2}В директиве Гитлера от 3 апреля 1939 г. указывалось на возможность оккупации в ходе войны против Польши также части Прибалтики вплоть "до старой границы Курляндии" (Ursachen und Folgen. Eine Urkunden- und Dokumentensammlung zur Zeitgeschichte/Hrsg. von H.Michaelis, E.Schraepler. B., s.a. Bd. XIII. Dok. № 2792d.). Резкое усиление с весны 1939 г. германского влияния в Прибалтике заставляло советское правительство считаться с возможностью её превращения в плацдарм для нападения Германии на СССР.

{3}Год кризиса. 1938 - 1939: Документы и материалы. Т. 1. М., 1990. Док. №№ 54, 81, 97, 311.

{4}Там же. Док. № 311.

{5}Документы внешней политики Т. XXII. Кн. 1. Док. № 484.

{6}Там же. Док. № 485.

{7}См.: Там же.

{8}Там же.

{9}Akten zur deutschen auswartigen Politik. Serie D. Bd. XII, 2. Gottingen, 1969. Dok. № 659.

{10}Семиряга М.И. Сговор диктаторов // "Независимое военное обозрение". 1999. № 32; Он же. Имперские амбиции // Там же. 1999. № 34.

{11}О политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 1939 г. (Постановление Съезда народных депутатов СССР от 24 декабря 1989 г.) // "Правда". 1989. 28 декабря.

{12}См.: Причины Второй мировой войны: Документы и комментарии. М., 1988. С. 308, 374 - 375, 377 - 378.

{13}См.: Документы по истории мюнхенского сговора. 1937 - 1939. М., 1979. С. 329 - 331.

{14}Год кризиса. Т. 2. Док. № 495.

{15}Там же. Док. №№ 402, 489, 498, 499, 515, 526, 562, 563.

{16}Politisches Archiv des Auswartigen Amts Bonn: Buro des Staatssekretar. Der Krieg 1939. Bd. 5 (R 29687), Bl. 168 (225937) - 183 (225952); England. Bd. 2 (R 29570), Bl. 169843 - 169844. См. также: Kettenacker L. Krieg zur Fredenssichherung: Die Deutschlandplanung der britischen Regierung wahrend des Zweiten Welltkrieges. Gottingen, Zurich, 1989. S. 51 - 67.

Вишлёв О.В. Ещё раз об оценке советско-германского договора о ненападении, секретных дополнительных протоколов и характера отношений между СССР и гитлеровской Германией