ИЗ ИСТОРИИ ГРУЗИНСКОЙ АГИОГРАФИИ: "МУЧЕНИЧЕСТВО БИДЗИНЫ, ШАЛВЫ И ЭЛИСБАРА"
Полное название памятника грузинской агиографической литературы начала XVIII века, впервые переведенного нами на русский язык, - "Похвальное слово святым мученикам Бидзине, Шалве и Элисбару и сведения об их мученичестве". Его автор (уже упоминавшийся в публикации "Мученичества царя Луарсаба" [Цулая Г.В. Из истории грузинской агиографии "Мученичество царя Луарсаба"//Этнографическое обозрение. 1998.№2]) - один из видных грузинских иерархов и культурных деятелей конца XVII - начала XVIII века из Лавры Давида Гареджи (Восточная Кахети) Виссарион Орбелишвили [Кавтариа М.Н. Жизнь и творчество Виссариона Орбелишвили//"Моамбе" Института рукописей. Тбилиси, 1959. На груз.яз.]
Как видим, в самом названии памятника отмечена его особенность: перед нами мартирий не только повествовательного, но и панегирического характера. Автор возносит похвальное Слово своим героям, замученным персами грузинским аристократам, как видно из самого текста, с церковного амвона к прихожанам с назидательной целью. Виссарион Орбелишвили призывает их быть в предстоящих своих подвигах бескорыстными, подобно героям "Слова..." Все начало слова-мартирия пронизано назидательным смыслом. "И в том воля их, дабы и мы не остались непричастными к благодеяниям их ... Ибо ежели будешь непрестанно славить мучеников и вожделевать отваги их, то когда наступит пора, - и тебе быть ревнителем подвигов их ... н ныне и присно предлежит нам подвиг венценосный ..." и т.д.
Это обращение не только напоминало о сравнительно недавнем прошлом, но делало "Слово..." весьма актуальным и для времени его написания, "ибо потому как насильники безбожные понуждали их к отречению, так и невидимые насильники делами злыми денно и нощно понуждают нас к отречению. Противостоянием дьяволу и наносимые им страдания в меру сил обратим вспять ..." и т.д. Таким образом, события, имевшие место почти за полвека до их описания, все еще были живы в памяти людей, а назидания грузинского ученого иерарха в контексте критической политической ситуации в Грузии в начале XVIII в. были злободневны с точки зрения не одного только Виссариона и имели далеко не отвлеченный характер.
В основе произведения Виссариона Орбелишвили лежит исторический факт. Упомянутые в "Похвальном Слове ..." персонажи - живые исторические лица, засвидетельствованные и в других, собственно исторических писаниях грузин. Если Виссарион и не был свидетелем описываемых им событий, то наверняка мог быть знаком с представителями старшего поколения, очевидцами фактов тех трагических дней в Кахети, и пользоваться их рассказами. Именно данный момент придает "Мученичеству Бидзины, Шалвы и Элисбара" историчность, делает его более ценным письменным источником, чем большинство сочинений агиографического жанра, что, между прочим, составляет особенность грузинской житийной литературы. Виссарион подчинил исторически реальный материал тому церковному жанру, в котором он, как иерарх и писатель, подвизался. Кроме того, это обстоятельство указывает на преемственность поздней грузинской агиографии с древней, само название которой, по-грузински "Цховреба" - "Жизнь", в грузинском изначально стало обозначать "Историю" ("историописание") [Джавахишвили И. А. История грузинской литературы. Соч.Т.VIII. Тбилиси, 1973. На груз. яз.].
После разорения Кахети шахом Аббасом I, "ежели где-либо сохранились люди, стали понемногу обустраивать разоренные места кахетские". Восстановление Кахети, к тому же силами местного населения, естественно, не могло входить в намерения преемников шаха Аббаса I. С приходом к власти шаха Аббаса II (1642 - 1666) Кахети вновь стала ареной кызылбашского засилья. Аббас II, очевидно, представлял, что попытки покорения неподдающейся иноземной власти маленькой Кахети одними лишь военными методами не дадут желаемых результатов, и потому решил омусульманить ее иным способом. Он окончательно обратился к замыслам своих предшественников - заселить Кахети иноверными туркменами, в публикуемом произведении часто называемыми элиями (туркм. "народ"). Попытка персов реализовать этот план имела место и в XVIII в.. [Бердзенишвили Н.А. Из прошлого Восточной Кахети//Бердзенишвили Н.А. Вопросы истории грузии. Т. Ш. Тбилиси, 1966. С.269. На груз. яз.] Вот почему, как мы уже сказали, идея написанного в начале XVIII века произведения Виссариона Орбелишвили звучало для того времени злободневно.
В 1657 г. в Кахети было поселено около 80.000 элиев (груз. также синоним скотоводов и кочевников) или "татар", как часто их именует автор публикуемого мартирия. В памятнике говорится, что персы "прислали бесчисленный улус татарский (= туркменский) со всем их семейством и (пешим) воинством и со всем их имуществом ... дабы сполна истребить христианство ... И переполнилась ими область Кахетская, ибо никто не был в силах противостоять им, ввиду их множества ... И стали поселяться ... по обе стороны берегов Алазани и во всех местах Кахети ... Нигде не поминалось имя Христа, опричь некоторой малости в горах среди тушов и хузов и окрестных тех местах". Все "Мученичество Бидзины, Шалвы и Элисбара" (равно как и другие памятники житийной литературы грузин) посвящено исключительно борьбе "за веру Христову". Еще задолго до XVII в. на Кавказе этноним грузин был синонимом православного христианина. В XVII в.; в эпоху глубокого кризиса христианства побывавший здесь турецкий ученый, путешественник н современник описываемых в нашем памятнике событий, Эвлия Челеби с иронией иноверца-османа писал, что грузины, "приняв христианство и чванясь этим, руководствуются Евангелием". [Эвлия Челеби. Книга путешествий. Т.3. М.,1983. С.184]
Туркменам, враждебным и чуждым во всех отношениях местному населению, нужно было создать в Кахети гарантии своей безопасности. С этой целью персы воздвигли здесь несколько крепостей. Стратегически наиболее важная из них была расположена в селе Бахтриони. Эта крепость давала персидскому гарнизону возможность особенно надежно контролировать пути, ведущие из высокогорной части Кахети, населенной воинственными горцами, весьма опасными для "татар" - туркменов.
Образ жизни и хозяйствования элиев, кочевых скотоводов, был принципиально отличен от образа жизни, обычаев и культурно-хозяйственного типа кахетин - в основном виноградарей и хлеборобов. Туркмены вырубали леса, сады и виноградники и повращали их в пастбища. Опасность нависла и над горцами Восточной Грузии, которые традиционно содержали себя хлебом и вином, производимыми в равнинной Кахети, а также исстари пользовались здесь зимними пастбищами. [Очерки истории Грузии. Т.IV. Тбилиси, 1973. С.331. На груз.яз.]
Вожаки элиев ("татар" - туркменов) установили деспотический контроль над населением Кахети. По словам персидского историка того времени Мухаммеда Тахера, элии лишь к тому и стремились, чтобы господствовать над грузинами, и потому между этими "двумя народами возникали распри и столкновения" [Сведения Мухаммада Тахера о Грузии. Материалы по истории Грузии и Кавказа. Тбилиси, 1954. С. 394. На груз.яз.]. Одним словом, причин для антииранского восстания в Восточной Грузии было достаточно.
Народное сопротивление захватчикам, как видно, началось сразу же после заселения Кахети "татарами" - туркменами. По свидетельству источников, письменных и фольклорных, застрельщиками народного восстания были горцы Восточной Грузии, в частности тушины, развернувшие партизанскую войну против "татар" - туркменов и созданных здесь кызылбашских гарнизонов [Очерки истории Грузии. Т.IV. С.331.]. Устное народное творчество восточных грузин соохранило имя вождя этого сопротивления, народного героя Зезва Гаприндаули, фамилия которого, скорее всего, прозвищного значения и в переводе означает "Летящий", "Парящий", что может указывать на стремительный характер возглавляемого им движения.
По данным публикуемого сочинения видно, что борьба против иноземцев в Кахетии приняла общенародный характер. Феодалы и подневольные крестьянские массы объединились, на время "забыв" свой внутренний антагонизм. По словам Виссариона Орбелишвили, инициатором восстания был, впоследствии замученный персами кахетский стольник Бидзина Чолокашвили. Он "отправился к обоим эриставам картлийским - арагвскому и ксанскому и поведал им обо всем" и просил помощи для противостояния персам. Ксанский и арагвский эриставы выразили готовность к восстанию. Однако Виссарион Орбелишвили ничего не пишет о возникшем поводе для всеобщего антииранского выступления грузин. И это, как увидим ниже, весьма понятно для него как церковного автора. Другие источники свидетельствуют, что непосредственным поводом для восстания послужил противный закону Божиему поступок, совершенный поселенными в Кахети туркменами. Об этом сообщают историки первой половины XVIII в. Бери Эгнаташвили и Вахушти Багратиони.
Бери Эгнаташвили (начало XVIII в.), хорошо осведомленный об описываемых Виссарионом событиях, пишет: "Тогда неверные агаряне насильничали по всей Кахети и нанесли много зла жителям Кахети, разорили и осквернили святые церкви. Тогда некий путник - священник шел одиноко в Кахети по пути своему. И на пути том встретились этому иерею несколько татар. И схватили его те враги неверные и завистники веры Христовой. Насильно связали священника и произвели над ним нечто мерзостное, которое суть грех содомский и отпустили. А священник тот пошел и явился в Душети. Сидели вместе эристав Заал и супруга его. Склонил пред ними священник колени и взмолился: "Ты Заал эристав и правитель Кахети, а неверные агаряне разорили Кахети сполна и меня схватили в пути и произвели надругательство надо мной, связанным по рукам, осрамили, свершив надо мной дело несказанно срамное. И отныне ответ за это ты держи, ты должен ответствовать Богу, ибо тебе вверена Кахетия. [Бери Эгниташвили. Новая история Грузии//Картлис цховреба. Т.II. Тбилиси. 1959. С.438. На старогруз.яз.]
О надругательстве персидскими насильниками над священником как поводе к всенародному восстанию против поселенных в Восточной Грузии "татар" говорит кратко и историк Вахушти Багратиони. Взамен престарелого царя Ростома, говорит Вахушти, персы в 1657 г. посадили в Кахети правителем Салимхана. Правление Кахети он делил с арагвским эриставом Заалом ("Салимхан правил Кахети, советуясь с ним"). По Вахушти Багратиони, именно Салимхан верховодил массовым заселением элиями (туркменами) Кахети, центром которых стала, как свидетельствуют источники, возведенная ими в деревне Бахтриони крепость. И стали они, пишет историк, "осквернять святые церкви и превратили их в стойбище своих стад, было и горя премного от них в Кахети и от воров леков". Но Салимхан, пишет Вахушти, в отношении всего производимого врагами в Кахети был безразличен. "Но однажды некий священник шел по центру Кахети, схватили его татары и осквернили (грехом) Содома и отпустили". Оскверненный пастырь предстал "пред Заалом и говорил так: "Тебе вверена почти вся Кахети. Ныне надо мной надругались татары, за что ты же ответишь Христу в великий День Суда". Слыша это Заал взял клятву с подданых и пшав-хевсур-тушов и Бидзины стольника и эристава Ксанского и Шалвы с его братом Элисбаром ...Собрал их всех". "Вначале напали на Бахтриони и сокрушили и истребили татар". Сам Заал, очевидно, по старости не принимал непосредственного участия в восстании, возложив всю ответственность на своего сына Зураба. "Затем (напали) на Алаверди и затем истребили элиев по всей Кахети, ибо не оставили даже грудных младенцев в колыбели и освободили Кахети. До Карагаджа не дошли, потому как Салимхан ушел оттуда, а там сидел Муртазахан, и вернулись победно" [Вахушти Багратиони. Описание Царства Грузинского. Тбилиси. 1973. С. 600. На старогруз.яз.]
События в Кахети, судя по мартирию, не привели шаха Аббаса II в замешательство, хотя персы были раздражены и происшедшее "великим для себя позором и потерей сочли". Шах велел главарю Гандзийскому возглавить Кахети, но тот "в страхе не дерзнул войти в нее".
Правитель велел грузинскому царю, Вахтангу, притворно омусульманившемуся и потому носившему второе имя Шахнаваз "дабы тот выдал ему отважных сих христианских ратников" и, как уверяет Виссарион Орбелишвили, "царь схватил троих блаженных и представил их шаху Аббасу в Персии". Шах в свою очередь выдал их тому самому хану Ардаланскому, который со всеми своими "татарами" был изгнан из Кахети.
Далее происходит типичный и исторический вполне реальный факт в отношениях персов к грузинам. Персы не собирались физически уничтожить грузин и даже высоко ценили их как известных в то время воинов. Они требовали от последних лишь одного - отречения от христианства и принятия ислама, что, собственно, и предопределяло полное этническое вырождение народа. Поэтому-то и в борьбе "за христианство" как бы аккумулировалось освободительное движение грузин в течение всего средневековья.
Автор мученичества грузинских эриставов передает слова, с которыми шах якобы обратился к хану Ардаланскому (важна не их аутентичность или неаутентичность, а вполне реальный смысл):"Я не желаю смерти их, ибо они весьма полезны против врагов и супротивников наших. Вынуди их отречься от веры их: ежели они отринут веру свою и станут мусульманами, они будут удостоены нами великой почести и множества даров". И это, надо сказать, были не просто слова, но вполне возможная перспектива закованных в кандалы грузинских аристократов. [Вообще участие грузин на службе у персидских шахов - тема особая, но, по нашему мнению, до сих пор недостаточно изученная. Из ряда фактов можно упомянуть историю Алаверди-хана, одного из видных военных и государственных деятелей периода правления шаха Аббаса I. Его подлинная фамилия Уедиладзе; по словам европейских авторов, подвизавшихся при персидском дворе, шах говорил о нем: "Вся Персия повинуется мне, а я повинуюсь Алаверди-хану" (Гиоргадзе Б.Г. Реаляция Дона Антонио де Говеа "Война между Шах Аббасом и султаном Мухмудом и его сыном Ахмедом")// Вопросы истории феодальной Грузии. Кн.1 (Сборник). С.90.На груз.яз. )] И такие люди среди грузин встречались даже в окружении Элисбара и его близких соратников. Автор мартирия сообщает факт, пусть даже с нарочитой гиперболизацией (прием, типичный для агиографа), ужасов пыток героев: когда палачи "словно пашню, бороздили тело Эристава Бидзины", то бывшие при нем немногочисленные слуги "стали уговаривать их подчиниться воле" персов, но истязаемые "глянули глазами гневными на них ..." и т.д.
Предательство грузин в данном случае, как и прежде, имеет свое историческое объяснение. Оно связано главным образом с местом Ирана в этом регионе как цивилизованной страны. Несмотря на нашествия иноверных врагов - "арабов, персов, турок и лезгин, смотревших на свои вторжения в христианскую землю, как святое дело" [Марр Н.Я. Возникновение и расцвет древнегрузинской светской литературы// Журн.Министерства народного просвещения. 1899, декабрь. Ч.CCCCXVI.С.230], грузины были всегда готовы, в силу своего развития, воспринять культурные элементы даже тех иноверных государств, которые считали завоевание Грузии "святым делом".
Цветущее состояние литературы и художеств как в домонгольском Иране, так и в эпоху пришедших к власти в XVI в. сефевидов "не могло пройти без следа для Грузни, которой, благодаря духовным писателям, давно были привиты литературные интересы". [Марр Н.Я. Указ соч. С. 239] Влияние Ирана на грузинскую культуру, а через нее даже на устное творчество грузин было столь значительным, что сами грузинские деятели во все времена признавали факт "жизненной необходимости для грузин в знании персидского языка" [Марр Н.Я. Указ соч. С. 232], как параллельно с этим греческого (грузинские "западники") и уже в XVIII - XIX вв. - русского".
В таких условиях определенная категории грузин, свободно владевшая персидским языком, либо из страха перед грубой силой, либо из карьерных соображений принимала ислам, уходила на службу к персам. Там ренегаты находили вполне благополучную жизнь и даже нередко достигали высокого общественного статуса.
Сведения о выдаче картлийским царем Вахтангом - Шахнавазом Бидзины, Шалвы и Элисбара персидскому шаху повторяет и ученый - католикос из рода Багратидов Антоний I (1720 - 1788), явно следуя в данном случае епископу Виссариону, которого он неоднократно с почтением упоминает и цитирует. Но в отличие от своего источника Антоний дает этому факту объяснение, особо подчеркивая свое отрицательное отношение к грузинским царям, как известно, формально принимавшим мусульманство, чтобы удержаться на троне.
Узнав о результатах Бахтрионского восстания, пишет Антоний, "царь Аббас почел это за позор для себя, (а также) равных себе и подданных своих и написал царский указ Вахтангу Четвертому (в оригинале так назван Шахнаваз-Вахтанг V.-Г.Ц.), ибо тогда из-за грехов наших грузины пребывали под персидским ярмом рабства, а после царя Теймураза Первого и цари грузинские, чтобы царствовать в Грузии, отрекались от Христа. Повелел (шах Аббас) схватить их и отправить к царю в Испагань, царствующий город персов, всех троих тех воинов Христовых".[Памятники древнегрузинской агиографической литературы. Т.VI. (Изд. Э.Габидзашвил и М.Н.Кавтариа) Тбилиси, 1980. С. 178. На древнегруз.яз.] И далее: "Ведомо нам, как цари были закованы в оковы безбожия и сии славные наши добродетели были ими закованы в железные оковы за Христа". [Памятники... Т.VI. С. 179-180.]
Таким образом, высший иерарх Грузии, сам из рода правящей династии, видел в данном поступке не только свидетельство тяжести персидского ига в Грузии, но и, с его точки зрения, покорное вероотступничество грузинских царей.
Но, как выясняется, Католикос Грузии был недостаточно корректен. Это подтверждается авторами исторических повествовании и сведениями публикуемой нами одной из синаксарных версий "Мученичества Бидзины, Шалвы и Элисбара". Сведению пространной версии о причастности Вахтарга-Шахнаваза к выдаче персидскому правителю всех трех мучеников противоречат, что особенно важно, сочинения таких признанных авторов первой половины XVIII в., как уже упомянутые Бери Эгнаташвили и Вахушти Багратиони
После того, говорится в обеих синаксарных редакциях мартирия, одну из которых мы публикуем ниже, как грузины освободили Кахети "от татар шаха Аббаса", "тогда главарь Кахоти, коего звали Менфеикархан, хитростью схватил сих святых и отправил к царю персидскому шаху Аббасу Малому. Он же выдал их султану Ардаланскому, который прежде был обращен в бегство во время истребления татар (в Кахети)".
Бери Эгнаташвили о тех же событиях пишет более обстоятельно, приводя дополнительные факты. Согласно этому историку, Аббас II требовал от Вахтанга V не выдачи ему Элисбара, Шалвы и Бидзины, а самому наказать зачинщика восстания Заала (который, как мы уже говорили, хоть и не принимал личного участия в восстании против туркмен в Кахети, но был главным его зачинщиком), а также, между прочим, "истребить и тех ереванских татар, которые были (замешаны) в крови" [Вахушти Багратиони. Указ соч. С. 447-448]. Вполне логично, что Вахтанг-Шахнаваз пошел на это с готовностью, будучи врагом арагвских эриставов, этих вечных оппозиционеров центральной власти Грузин. [Картлис Цховреба. Т.Н. С. 438] Воля шаха была удовлетворена. Вахтанг-Шахнаваз дал указание племянникам (детям брата) Заала и своим племянникам (детям сестры), которые были озлоблены Заалом, убить его, что они н исполнили. [Вахушти Багратиони. Указ соч. С.448]
После этого, как пишет Бери Эгнаташвили, сыновья Заала Зураб и Наберал бежали в Самцхе, но были схвачены людьми Вахтанга-Шахнаваза, отправившего их, откровенных своих врагов, "к каэну" (шаху). "Но эристав Шалва и Элисбар, сын его, и стольник Бидзина Чолокашвили не явились к царю Шахнавазу, но отправились в Караджу к Муртузалкулихану (которого авторы синаксарных версиий, очевидно, по ошибке именуют Манфекаханом. - Г.Ц.). Он их схватил и отправил к казну. [Картлис Цховреба. Т.Н. С. 439]
Аналогичные сведения имеются и в сочинении Вахушти Багратиони. "А после смерти эристава Заала, - пишет историк, - Бидзина, Шалва с братом Элисбаром оробели и не явились к царю Вахтангу, но пришли к Муртуззалихану в Караджу. Тогда хан схватил их и отправил к каэну. А каэн же выдал их кровоместникам, за то, что они истребили их элиев и их замучили за Христа", и Вахушти тут же ссылается: "Как писано их метафрастом" [Вахушти Багратиони. Указ соч. С.600], т.е. Виссарионом Орбелишвили.
И тем не менее, как установлено в специальной литературе [Памятники древнегрузинской агиографической литературы. Т.IV (Изд. Э.Габидзашвили). Тбилиси, 1968 (исследования). С. 314. На груз яз.], сведения Вахушти Багратиони, ссылавшегося на Виссариона, должны соответствовать истинному положению вещей. Хотя историк дает лишь общее описание событий, в то время как Бери Эгнаташвили детализирует события всей этой истории, приводит дополнительные сведения, очевидно, заимствованные им из курсировавших в тогдашнем обществе устных рассказов.
Исследователи заметили, что Вахушти, хотя и ссылается на "метафраста", но в своих описаниях опирается на синаксарные версии мартирия [Памятники... Т.IV. С. 313]. Кроме уже приведенного случая это видно и по данным о родстве ксанского эристава Элисбара и Шалвы. В пространной версии мы читаем: "Элизбар был бездетен и стар днями и святого Шалву, племянника (сына брата) своего усыновил и так они эриставствовали в Ксани". Согласно Вахушти Багратиони, Ксанский эристав Элисбар был братом Шалвы. [Вахушти Багратиони. Указ соч. С.600]
В отличие от пространной редакции в синаксарных версиях дано более реалистичное описание внешности трех святых мучеников. Если для автора первой все они были одинаково богатырски рослые и статью хороши (палачи не могли дотянуться до их выи), то в синаксарных версиях они выглядят как обычные физически нормальные люди, без признаков идеализации их облика. Так, говоря о внешности Элисбара, старшего по возрасту из героев жития, автор синаксари пишет, что он был "статью мерный, с волосами каштановыми, бровями и бородой красен, глаза карие и с прекрасными румянцем"; о Шалве сказано, что он "статью был высок, внешностью бел и румян, волосами, глазами, бровями и бородой черен"; а святой Бидзина, наоборот, "был ростом невелик, внешностью румян, голубоглазый, бородой и бровями красен..." и т.д.
Кроме того, что это описание дает нам реальное представление о соматическом типе грузин того времени, оно может косвенно указывать на реалистичность сведений синаксарных версий вообще.
Автор "Похвального Слова ..." столь благоговел перед своими святыми героями, что не преминул сравнить их с мучениками раннего христианства - Сергием и Вакхом, а также с мучеником христианского движения в самой Персии. Так, описывая отсечение палачами частей тела живого Элисбара, епископ Виссарион, обращаясь к пастве, говорит: "Так помалу стали его рассекать и резать по членам и суставам, как слышали вы то и о посечении Иакова, который воссиял среди тех же персов" (Иаков - персидский христианин, вместе с другими единоверцами замученный в Персии ок. 380 г.)
Не преминул автор указать и на реакцию сочувствовавших на случившееся иноверцев и иноверных христиан. "И те, которые зрели это, - пишет Виссарион, - славили Бога и говорили: "Велик Бог христиан, во имя которых сии убиенны". В течение ночи, когда все уснули, пришли бывшие там христиане армяне и подняли и выкрали тела сих святых, забрали и тайно упокоили их в своей церкви".
Об этом же, но более пространно говорится и в публикуемой нами одной из синаксарных версий. По прошествии некоторого времени после казни мучеников "по Промыслу Божьему, некий татарин, уроженец той страны, в которой испытали меч скончании сии святые мученики, позвал некоего армянина, который знавал при жизни сих святых, эристава Элисбара и Шалву, армянин тот. Поведал ему оный татарин, а именно: "Очами моими видел я странный и ужасно дивный свет там, где лежат сии святые люди Божьи". И был оный сарацин малость веровавшим в виденное сияние". Затем названный армянин пошел "и поведал (о том) супругам оных мучеников". Возрадованные вдовы "отправили обратно того же армянина и двух своих слуг ... и забрали они святые оные мощи, тайно, из-за страха перед безбожниками" и немного сопровождаемые упомянутым татарином, армянин и слуги вдов убиенных принесли святые мощи в епископскую церковь в Никози.
Грузинские писатели и историки - аристократы-феодалы и феодалы-иерархи - хоть и оставили нам письменные памятники непреходящей ценности, были замкнуты а пределах своего социального мира. Ими зафиксированы подвиги людей собственного круга, которых благодарные миряне-простолюдины благоговейно хранили в своей памяти. Кто же эти герои? Эриставы-князья и азнауры-дворяне. А герои из народа и его вожди растворялись в безликой массе "подданных". В лучшем случае о них говорили не упоминая даже имени их, как, например, о священнике, обесчещенном вторгшимися варварами и др. Да и сама идея антииранского восстания в Кахети в 1659г., как выше было сказано и как свидетельствуют приведенные источники, зародилась и зрела в народных низах. У горцев Восточной Грузни - пшавов, хевсур и их порубежных хузов, которые сыграли едва ли не ключевую роль в Кахетском восстании, были собственные вожди и герои. Один из них - Зезва Гаприндаули, как уже было сказано, стал героем народных песен, отразивших события этого восстания. И после его затухания, когда местные высшие феодалы выдавали друг друга персидским властям, он продолжал партизанское движение против иноземных поработителей. Грузинская церковь не причислила его и его соратников к лику святых, но слава их столь же вечнопамятна в народе, как и сановных святых мучеников.
В заключение считаем нужным принести слова С.Поляковой, современного ученого, переводчика византийской житийной литературы, оказавшей неизгладимое влияние на литературный процесс народов христианского мира: "Помимо культурно-исторической роли житийных текстов, в наше смутное время оживает и приобретает великую ценность их первоначальное значение - давать образцы жизненною поведения и высоких духовных чувств". [Полякова С. От переводчика// Жития византийских святых. СПб., 1995, С. 37]
Список литературы
Из истории грузинской агиографии: "Мученичество Бидзины, Шалвы и Элисбара". Комментарии и перевод Гиви Цулая