От  автора

Все  дальше  в  глубь  истории  уходит  грозный  1812  год.  Прошло  уже  189  лет  « со  времен  Бородина ».  Теперь  это  далекая  страница  истории.  С  тех  пор  в  мире  многое  произошло,  многое  изменилось.  Но  героический  подвиг,  совершенный  нашими  предками  в  Отечественной  Войне  1812  года  во  имя  защиты  нашей  Родины  от  иностранных  завоевателей,  и  теперь  вызывает  у  людей  восхищение  и  благородное  чувство  национальной  гордости.

Для  меня  побудительным  стимулом  исследования  тех  далеких  событий  послужил  не  только  интерес,  вызванный  прочтением  многих  литературных  произведений,  но  и  потому,  что  Бородинское  сражение  во  многом,  по  моему  мнению,  повлияло  на  дальнейший  ход  Войны.  Лев  Николаевич  Толстой  в  « Войне  и  Мире » писал,  что  « прямым  следствием  Бородинского  сражения  было  беспричинное  бегство  Наполеона  из  Москвы,  возращение  по  Старой  Смоленской  дороге,  погибель  пятисоттысячного  нашествия  и  погибель  наполеоновской  Франции... » .

Было  нелегко  писать  о  Бородинском  сражении.  Необходимое  множество  литературы  —  научной,  мемуарной,  художественной,  в  которой  авторы  по-разному  трактовали  и  оценивали  события  и  поступки  государственных  и  военных  деятелей,  потребовало  ее  внимательного  изучения,  анализа  и  переоценки.

Как  говорил  А.  И.  Клибанов,  « нет  отечественной  историографии  без  любви  к  отечеству » .  Конечно,  это  верно.  Но  истинный  патриотизм,  как  подчеркивал  В.  Г.  Белинский,  « Обнаруживается  не  в  одном  восторге  от  хорошего,  но  и  в  болезненной  враждебности  к  дурному,  неизбежно  бывающему...  во  всяком  отечестве » .  Наш  советский  патриотизм  к  тому  же  включает  в  себя  непременно  классовый  подход  к  оценке  любого,  отечественного  или  зарубежного,  явления,  будь  то  прошлое  или  настоящее.  Ложно  понятое,  одностороннее  (порой  до  курьеза,  а  то  и  до  конфуза)  заостренное  патриотическое  чувство  уводит  исследователей  с  классовых  позиций  к  националистической  либо  шовинистической  чванливости,  к  заведомому  искажению  правды,  к  историографическому  очковтирательству.  Характерный  не  только  для  научной,  но  и  для  учебной  литературы  неописуемый  разнобой  в  цифрах,  иллюстрирующих  соотношение  сил  и  потери  сторон,  объясняется  не  в  последнюю  очередь  псевдопатриотическим  стремлением  подсчитать  любую  цифирь  « в  нашу » пользу.

Пришлось  « порыться » в  различных  документальных  материалах,  рассредоточенных  в  различных  библиотеках  и  фондах,  изучить  подлинные  приказы,  топографические  карты,  диспозиции  сражения,  переписку  как  официальную,  так  и  личную  -  словом  разобраться  во  всем  том,  что  взятое  воедино  позволит  мне  объективно  представить  весь  ход  сражения  и  его  последствия.

Описание  Бородинского  сражения  будет  всегда  несовершенным,  какая  бы  кисть  или  перо  не  предприняли  начертать  оное.  Если  бы  на  сей  битве  находился  Гомер  или  Тассо,  то  и  они  не  нашли  бы  безопасного  места,  откуда  могли  делать  свои  наблюдения  и  обозревать  все  страшные  картины  сего  кровопролитнейшего  сражения.  Тут  не  было  места  ни  для  любопытных,  ни  для  историков,  ни  для  живописцев.  Я  скажу  только,  что  тысяча  восемьсот  человек,  приобвыкших  к  войне,  выросших  в  оной,  целых  двадцать  лет  военным  ремеслом,  так  сказать,  существовавших,  покоривших  четырнадцать  государств,  распространивших  страх  во  всех  концах  Европы,  под  представительством  счастливейшего  и  дерзастнейшего  из  полководцев,  должны  были  оспаривать  победу  у  ста  двадцати  тысяч  истинных  христиан.

В  продолжение  одиннадцати  с  половиною  часов  огонь  и  меч,  действуя  попеременно,  истребили  семьдесят  пять  тысяч  человек  и  более  тридцати  пяти  тысяч  лошадей.  Ядра,  картечь,  пули,  ружья,  копья,  сабли,  штыки  -  все  во  сей  день  стремилось  к  истреблению  и  сокрушению  человечества.  Чугун  и  железо,  сии  металлы,  самое  время  переживающие,  оказывались  недостаточными  дальнейшему  мщению.  Раскаленные  пушки  не  могли  уже  выдерживать  действия  пороха  и,  с  ужасным  треском  лопаясь,  предавали  смерти  заряжавших  их  артиллеристов.  Смерть  летала  по  всем  рядам.

Целые  батареи  переходили  по  несколько  раз  от  одних  рук  в  другие.  Земля  исчезла:  она  вся  была  покрыта  окровавленными  трупами.  Чрезмерный  жар  отнимал  последние  силы.  Казалось,  что  сия  полоса  России  превращена  волшебным  каким-то  действием  в  адскую  обитель.  Пальба,  звуки,  радостные  восклицания  победителей,  часто  повторяемые  « Ура! » ,  вопли  умирающих,  ржание  лошадей,  крики  командования  и  отчаяния,  на  девяти  разных  европейских  языках  произносимые,  -  все  сие  смешивалось,  придавало  ужасный  сей  картине  действие,  которое  никакое  перо  изобразить  не  в  силах.  Дым  огнестрельных  орудий,  смешиваясь  с  парами  крови  человеческой,  составили  вместе  облако,  помрачившее  само  солнце,  и  благодатная  токмо  ночь,  ускорив  в  сей  день  свою  темноту,  положило  ужасной  сей  сече  конец.

Накануне  генерального  сражения

1.  Назначение  Кутузова  главнокомандующим.

Прошло  уже  два  месяца  войны.  Огромная  территория  оказалась  захваченной  врагом.  В  стране  создалось  крайне  напряженное  положение.  Военные  неудачи,  недовольство  нерешительностью  Барклая-де-Толли  крайне  осложнили  взаимоотношения  внутри  генералитета.  Отношения  меж­ду  командующими  армиями  Барклаем-де-Толли  и  Багра­тионом  в  силу  существовавших  между  ними  разногласий  во  взглядах  на  способ  ведения  войны  еще  более  обостри­лись.  В  одном  из  своих  писем  к  Ростопчину  Багратион  с  горечью  писал:  « Я  болен  от  непостижимых  отступле­ний... » 1.  « Куда  вы  бежите?  Ей-богу,  неприятель  места  не  найдет,  куда  ретироваться.  Они  боятся  вас,  войско  роп­щет,  все  недовольны...  Зачем  побежали?  Надобно  насту­пать...  А  я  бы  тогда  помог.  Уже  истинно  еле  дышу  от  до­сады,  огорчения  и  смущения.  Я,  ежели  выберусь  отсюда,  тогда  ни  за  что  не  останусь  командовать  армией  и  слу­жить.  Стыдно  носить  мундир.  Ей-богу,  болен.  А  если  наступать  будете  с  первой  армией,  тогда  я  здоров... » (3  июля).  « Ретироваться  трудно  и  пагубно.  Лишается  че­ловек  духу,  субординации  и  все  в  расстройку.  Ежели  вперед  не  пойдете,  я  не  понимаю  ваших  мудрых  манев­ров.  Мой  маневр  —  искать  и  бить » (7  июля)  2.

Обращаясь  к  царю,  Багратион  рекомендовал  устано­вить  в  армии  твердое  единоначалие.  Он  писал:  « Порядок  и  связь,  приличные  благоустроенному  войску,  требуют  всегда  единоначалие,  а  и  более  в  настоящем  времени,  когда  дело  идет  о  спасении  отечества,  я  ни  в  какую  меру  не  отклонюсь  от  точного  повиновения  тому,  кому  благоугодно  подчинить  меня » 3.  Но  когда  все  советы  Багра­тиона  оказались  безрезультатными  он  вынужден  был  заявить:  « Я  никак  вместе  с  министром  не  могу.  Ради  бога,  пошлите  меня  куда  угодно,  хотя  полком  командо­вать  в  Молдавию  или  на  Кавказ,  а  здесь  быть  не  могу;  и  вся  главная  квартира  немцами  наполнена  так,  что  рус­скому  жить  невозможно  и  толку  никакого  нет » 4.

До  предела  натянутые  отношения  между  командую­щими  не  могли  долго  оставаться  незамеченными.  Генера­лы,  а  вслед  за  ними  офицеры  и  солдаты  видели  и  сознавали,  что  действия  войск  не  связывались  каким-либо  за­ранее  продуманным  планом.  Армия  не  получала  вовремя  подкреплений,  формирование  резервов  проходило  крайне  медленно  и  в  незначительном  количестве,  в  тылу  не  были  подготовлены  серьезные  оборонительные  укрепления,  опираясь  на  которые  можно  было  бы  остановить  даль­нейшее  наступление  противника.

Недовольство  отступлением  росло  не  только  среди  войск.  Дворянство  и  купечество  были  также  серьезно  обеспокоены  создавшимся  положением.  Напряженная  военная  обстановка  повелительно  диктовала  необходи­мость  принятия  решительных  мер.  Александр  I  в  тот  критический  момент  растерялся,  не  знал,  что  делать,  хотя  было  совершенно  очевидно,  что,  прежде  всего,  нужен  полководец,  способный  возглавить  вооруженные  силы  России  и  смело  решать  важнейшие  стратегические  вопро­сы,  связанные  с  ведением  войны.

Такой  полководец  был.  Народ  и  армия  в  один  голос  называли  имя  М.  И.  Кутузова  —  выдающегося  и  опыт­нейшего  полководца,  талантливого  представителя  школы  А.  В.  Суворова.

Известие  о  вторжении  наполеоновских  войск  в  Рос­сию  застало  Кутузова  в  его  поместье  Горошки  Волын­ской  губернии.  И  хотя  был  в  отставке,  он  сбросил  с  плеч  штатский  сюртук,  надел  генеральский  мундир  и  выехал  в  Петербург,  несмотря  на  то,  что  его  туда  не  звали.  Но  Кутузов  как  подлинный  патриот  понимал,  что  сейчас  не  время  для  личных  обид.  Он  был  готов  отдать  все  свои  силы  и  многолетний  боевой  опыт  для  защиты  Отечества  от  порабощения.

В  тревожные  дни  приехал  Кутузов  в  Петербург.  Один  за  другим  прибывали  курьеры  с  печальными  известиями  об  оставлении  нашими  войсками  Вильно,  Риги,  Минска,  о  подходе  наполеоновских  войск  к  Пскову,  Витебску,  Мо­гилеву.  Особенно  заволновались  петербургская  знать  и  государственные  сановники,  узнав  о  возможном  движе­нии  крупных  сил  наполеоновской  армии  через  Псков,  Нарву  на  Петербург.

12  июля  Кутузов  был  приглашен  на  срочно  созванное  секретное  заседание  Комитета  министров.  Председатель  комитета  Н.  И.  Салтыков  обратился  к  нему  с  просьбой  взять  на  себя  командование  Нарвским  корпусом  и  при­нять  неотложные  меры  для  защиты  Петербурга.

Прибывший  в  Москву  Александр  I  выслушал  полную  тревоги  информацию  о  положении  в  Петербурге  и  в  тот  же  день  обратился  к  Кутузову  с  рескриптом:  « Настоящие  обстоятельства  делают  нужным  составление  корпуса  для  защиты  Петербурга.  Я  вверяю  оный  вам » 5.

В  распоряжение  Кутузова  было  предоставлено  всего  пять  эскадронов  драгун,  девять  батальонов  пехоты  и  три  роты  артиллерии  общей  численностью  около  8  тыс.  чело­век  6.  Разумеется,  это  были  ничтожные  силы  для  оборо­ны  Петербурга.  Для  организации  надежной  защиты  сто­лицы  было  решено  срочно  привлечь  ополчение.  17  июля  1812  г.  волею  дворянства  Кутузов  был  избран  начальни­ком  Петербургского  ополчения.  Он  принял  это  предложе­ние,  но,  зная  неприязнь  к  нему  царя,  писал  ему:  « При­нял  я  сие  предложение  и  вступил  в  действие  по  сей  ча­сти,  но  с  таким  условием,  что,  будучи  в  действительной  Вашего  императорского  величества  военной  службе,  еже­ли  я  вызван  буду  к  другой  комиссии  или  каким-либо  об­разом  сие  мое  упражнение  Вашему  императорскому  ве­личеству  будет  неугодно,  тогда  я  должность  сию  оставить  должен  буду  другому  по  избранию  дворянства » 7.

Почти  месяц  Кутузов  был  начальником  Петербургско­го  ополчения.  С  необычайной  энергией  он  создавал  крестьянские  дружины,  вооружал  и  обучал  их  военному  делу.  Современники  вспоминали,  что,  глядя  на  него,  ког­да  он  с  важностью  заседал  в  Казенной  палате  и  комите­тах  ополчения  и  входил  во  все  подробности  формирования  бородатых  воинов,  можно  было  подумать,  что  он  никогда  до  этого  не  стоял  на  высоких  ступенях  почестей  и  славы  8.

Обстановка  же  на  театре  военных  действий  станови­лась  все  напряженнее.  Необходимо  было  назначить  еди­ного  главнокомандующего.  Царь  не  хотел  брать  на  себя  ответственность  в  решении  этого  вопроса  и  возложил  его  на  особый  комитет.

В  день  падения  Смоленска,  5  (17)  августа  1812  г.,  ве­чером  в  доме  председателя  Государственного  совета  генерал  фельдмаршала  графа  Н.  И.  Салтыкова  собрались  члены  чрезвычайного  комитета:  петербургский  главноко­мандующий  С.  К.  Вязмитинов,  тайные  советники  князь  П.  В.  Лопухин  и  граф  В.  П.  Кочубей,  министр  полиции  А.  Д.  Балашев.  После  тщательного  обсуждения  создав­шегося  положения  в  армии  члены  комитета  пришли  к  единодушному  выводу,  что  одной  из  причин  военных  не­удач  является  отсутствие  единого  главнокомандующего.  Армии,  действовавшие  на  значительном  пространстве,  оторванные  одна  от  другой,  не  согласовывали  свои  движения,  что  приводило  к  крайне  тяжелым  последствиям:  « Бывшая  доселе  недеятельность  в  военных  операциях  происходит  от  того,  что  не  было  над  всеми  действующи­ми  армиями  положительной  единоначальной  власти... » 9.

Единоначалие  в  военном  деле  —  непреложный  закон.  И  во  главе  армии  должен  быть  полководец  с  непререкаемым  авторитетом.

Встал  вопрос:  кого  избрать  главнокомандующим  всеми  русскими  армиями?  При  определении  кандидатуры  на  пост  главнокомандующего  комитет  должен  был  основы­ваться  « на  известных  опытах  в  военном  искусстве,  от­личных  талантах,  на  доверии  общем,  а  равно  и  на  самом  старшинстве » 10.  Для  собравшихся  было  очевидным,  что  этими  качествами  больше  всех  обладал  М.  И.  Кутузов.  Но  все  так  же  прекрасно  знали,  что  царь  ненавидел  его,  что  после  аустерлицкой  катастрофы  о  Кутузове  при  дво­ре  и  слышать  не  хотели.  Долго  искали,  перебирали  и  обсуждали  кандидатуры  на  пост  главнокомандующего.  Назывались  имена  Д.  С.  Дохтурова,  А.  П.  Тормасова,  Л.  Л.  Беннигсена,  П.  И.  Багратиона.  Но  ни  на  одном  из  них  члены  комитета  не  могли  остановиться.  И  когда  было  названо  имя  Кутузова,  все  облегченно  вздохнули  и  пришли  к  единодушному  убеждению:  предложить  Алек­сандру  I  назначить  на  пост  главнокомандующего  генера­ла  от  инфантерии  Кутузова.

Не  сразу  царь  согласился  с  предложением  комитета.  Три  дня  он  размышлял  и  только  8  августа  решился  под­писать  указ  сенату,  в  котором  говорилось:  « Нашему  ге­нералу  от  инфантерии  князю  Кутузову  всемилостивейше  повелеваем  быть  главнокомандующим  над  всеми  армиями  нашими » 11.  В  тот  же  день  из  Петербурга  помчались  курьеры  к  Барклаю-де-Толли,  Багратиону,  Тормасову  и  Чичагову  с  рескриптами  Александра  о  назначении  Куту­зова.  Вечером  Кутузов  был  принят  царем  на  Каменном  острове.  Аудиенция  была  непродолжительной.  Распро­щавшись  с  Кутузовым,  Александр  I  сел  за  письменный  стол  и  уже  без  притворства  писал  сестре  Екатерине  Пав­ловне:  « Я  нашел,  что  настроение  здесь  хуже,  чем  в  Москве  и  провинция;  сильное  озлобление  против  военно­го  министра  (Барклая),  который,  нужно  сознаться,  сам  тому  способствует  своим  нерешительным  образом  дейст­вий  и  беспорядочностью,  с  которой  ведет  свое  дело.  Ссора  его  с  Багратионом  до  того  усилилась  и  разрослась,  что  я  был  вынужден,  изложив  все  обстоятельства  небольшо­му  нарочно  собранному  мной  для  этой  цели  комитету,  назначить  главнокомандующего  всеми  армиями;  взвесив  все  основательно,  остановились  на  Кутузове,  как  на  ста­рейшем...  Вообще  Кутузов  пользуется  большой  любовью  у  широких  кругов  населения  здесь  и  в  Москве » 12.  Позже  в  письме  той  же  сестре  Александр  I  писал:  « В  Петербур­ге  я  увидел,  что  решительно  все  были  за  назначение  главнокомандующим  старика  Кутузова;  это  было  общее  желание.  Зная  этого  человека,  я  вначале  противился  его  назначению,  но  когда  Ростопчин  письмом  от  5  августа  сообщил  мне,  что  вся  Москва  желает,  чтобы  Кутузов  командовал  армией,  находя,  что  Барклай  и  Багратион  оба  неспособны  на  это,  к  тому  же  Барклай  делал  одну  глу­пость  за  другой  под  Смоленском,  мне  оставалось  только  уступить  единодушному  желанию,  и  я  назначил  Кутузо­ва.  В  тех  обстоятельствах,  в  которых  мы  находимся,  я  не  мог  поступить  иначе.  Я  должен  был  остановить  свой  вы­бор  на  том,  на  кого  указывал  общий  голос » 13.

Разумеется,  личность  полководца  нельзя  преумень­шать.  Однако  в  прошлом  в  военной  истории  широко  бы­товала  реакционная  теория  отрицания  роли  народных  масс  в  войне,  теория  беспредельного  господства  полко­водца  на  войне,  создавшая  культ  вокруг  отдельных  исто­рических  личностей.  Теория,  согласно  которой  полково­дец  -  все,  а  армия  —  ничто,  послушный  инструмент  в  руках  полководца,  являлась  господствующей  теорией  дворянской  и  буржуазной  военной  историографии.

Войны  ведутся  народами.  Выдающиеся  полководцы  могут  играть  и  действительно  играют  весьма  важную  роль  в  обеспечении  победы  в  войне  лишь  тогда,  когда  они  правильно  учитывают  объективные  условия  и,  при­меняя  высокие  образцы  военного  искусства,  умело  исполь­зуют  силы  и  средства  для  достижения  победы  в  воору­женной  борьбе.

Полководец  —  звание  высокое.  И  не  многих  этим  по­четным  званием  удостоила  военная  история.  На  ее  стра­ницах  наряду  с  другими  именами  начертано  имя  велико­го  русского  полководца  Михаила  Илларионовича  Куту­зова.

Жизнь  и  деятельность  Кутузова  протекала  во  второй  половине  XVIII  —  начале  XIX  в.  То  было  время  больших  перемен  в  сфере  общественно-политических  отношений,  период  длительных  и  кровопролитных  войн,  следовавших  почти  непрерывно  одна  за  другой.  Кутузов  активно  уча­ствовал  во  многих  из  них.  С  особой  силой  его  военный  гений  проявился  в  годы  борьбы  с  наполеоновской  агрессией.  В  грозную  пору  1812  года  он  возглавил  вооружен­ные  силы  России.  Под  водительством  Кутузова  русская  армия  не  только  положила  предел  захватническим  устремлениям  Наполеона,  остановив  вражеское  нашествие,  но  и  нанесла  сокрушительное  поражение  агрессору.  Это  предопределило  конец  военной  карьеры  Наполеона  и  кру­шение  его  империи.

И  Наполеон  и  Кутузов  —  великие  полководцы.  Но  их  положение  и  их  военные  принципы  были  различными.  Наполеон  —  всемогущий  император,  блестяще  владевший  стратегией  генерального  сражения,  завоевывал  одну  страну  за  другой,  покорял  и  порабощал  европейские  на­роды.  О  нем  как  государственном  и  военном  деятеле  на­писаны  тысячи  книг.  Вся  его  жизнь  до  мельчайших  под­робностей  изучена  и  описана.  О  Наполеоне  неоднократно  выходили  книги  и  в  нашей  стране.

Иное  положение  занимал  Кутузов:  профессиональ­ный  военный,  вся  жизнь  которого  прошла  в  непрерывных  походах  и  сражениях,  генерал,  пользовавшийся  огром­нейшим  авторитетом  в  народе  и  армии  и  в  то  же  время  нередко  попадавший  в  немилость  царского  правительст­ва.  Пожалуй,  самым  разительным  тому  примером  был  1812  год,  когда  царь  Александр  I,  всегда  ненавидевший  Кутузова,  перед  войной  уволил  его  из  армии,  и,  тем  не  менее,  по  требованию  народа  Кутузов  был  назначен  глав­нокомандующим  всеми  русскими  войсками.  Какой  нужно  было  иметь  непререкаемый  военный  авторитет  в  стране,  чтобы  быть  признанным  первым  ее  полководцем!  Каким  нужно  было  обладать  мужеством  и  талантом  военного  ру­ководителя,  чтобы,  приняв  армию  в  кризисный  момент  войны,  повернуть  ее  ход  в  свою  пользу,  одержать  верх  над  столь  знаменитым  полководцем,  каким  был  Наполеон  Бонапарт!

Наполеону  вскоре  стало  известно  об  изменениях  в  верховном  командовании  русской  армией.  Назначение  Кутузова  он  связывал  с  непременным  изменением  стра­тегии  и  тактики  русских  войск.

Наступал  момент  серьезных  и  решительных  боев.

2.  Стратегические  идеи  Кутузова  и  первые  шаги  к  их  осуществлению.

В  1812  г.  Кутузову  шел  68-й  год.  В  тяжелый  период  войны  он  принял  командование  отступающей  армией.  Его  назначение  главнокомандующим  весьма  положитель­но  сказалось  на  дальнейшем  ходе  войны.  Это  была  не  простая  административная  мера.  Вступление  Кутузова  в  командование  армией  непосредственно  связано  с  приме­нением  совершенно  иной,  чем  до  него,  стратегической  ли­нии:  значительно  расширялось  участие  народных  масс  в  войне.

Назначение  Кутузова  разрядило  то  крайнее  напряже­ние  в  армии,  которое  возрастало  с  каждым  шагом  ее  от­ступления.  Кутузов  вселил  в  войска  веру  в  победу  и  под­нял  их  боевой  дух.  В  его  руках  сосредоточивалось  не  только  руководство  всеми  армиями,  но  и  решение  важ­ных  вопросов,  связанных  с  материально-техническим  обеспечением  войск  и  усилением  их  людскими  резервами.

Часть  историков  связывали  начало  деятельности  Ку­тузова  в  Отечественной  войне  1812  года  с  моментом  его  прибытия  в  действующую  армию  в  Царево-Займище.  Это,  конечно,  не  так.  В  первые  же  дни  пребывания  Кутузова  на  посту  главнокомандующего  еще  в  Петербурге  он  уже  был  занят  разрешением  важнейших  вопросов  14.  После  назначения  главнокомандующим  Кутузов  пробыл  в  Пе­тербурге  всего  три  дня.  8  августа  был  подписан  указ  о  назначении  Кутузова,  а  утром  11  августа  он  выехал  к  армии.  События  развивались  быстро,  и,  естественно,  в  та­кой  напряженный  момент  он  не  смог  оставаться  долго  в  Петербурге.

Вступая  на  пост  главнокомандующего,  Кутузов  ника­кого  плана  ведения  войны  не  получил.  Ему  предоставля­лась  в  этом  отношении  большая  самостоятельность,  в  то  же  время  на  него  возлагалась  огромная  ответственность.  Кутузов  хорошо  понимал,  что  народ  и  армия  ждут  от  него  решительных  действий,  которые  остановили  бы  даль­нейшее  продвижение  противника  в  глубь  страны.

Но  ни  народ,  ни  армия  не  могли  знать,  что  достаточно  подготовленных  сил  ни  на  фронте,  ни  в  тылу  для  этого  не  было.  Трезво  оценивая  обстановку,  сложившуюся  не­посредственно  на  фронте,  Кутузов  пришел  к  выводу,  что  наличных  войск,  действовавших  против  превосходящих  сил  противника,  крайне  недостаточно.  Армии  нужны  серьезные  подкрепления.

Перед  отъездом  в  армию  10  августа  Кутузов  заехал  в  Военное  министерство  и,  не  застав  управляющего  А.  И.  Горчакова,  просил  через  чиновника  доставить  ему  необходимые  сведения,  о  существе  которых  последний  доложил  князю  Горчакову  запиской  следующего  содержа­ния:  « Князь  Кутузов  покорнейше  просит  Ваше  сиятель­ство  сделать  ему  одолжение  приказать  собрать  как  можно  скорее  следующие  сведения:

1-е  —  о  рекрутских  депо;  где  оные  и  в  каком  состоя­нии  и  вооружении  находятся?

2-е  —  о  войсках  регулярных,  внутри  империи  форми­рующихся.

3-е  —  не  имеете  ли  сведения  об  успехе  Московского,  Смоленского  и  прочих  ополчений » . 

Прочитав  записку,  Горчаков  наложил  резолюцию:  « Прикажи  собрать  все  эти  сведения  и  завтра  поутру  мне  представь  —  смотри  же,  быстро  и  ясно » 15.

На  следующий  день,  11  августа,  Кутузов  действитель­но  направил  официальный  запрос  в  Военное  министер­ство,  в  котором  писал:  « Милостивый  государь  мой,  князь  Алексей  Иванович!  Покорнейше  прошу  Ваше  сиятель­ство  доставить  ко  мне  следующие  сведения:

1-е  —  о  всех  рекрутских  депо,  ныне  в  наличности  на­ходящихся,  о  числе  и  о  вооружении  оных.

2-е  —  о  тех  регулярных  войсках,  которые  внутри  им­перии  формируются;  где  и  какой  успех  сего  формирова­ния  происходит.

С  истинным  почтением  и  преданностью  имею  честь  быть  Вашего  сиятельства  всепокорнейший  слуга  князь  Михаил  Г(оленищев)  Кутузов » 16.

Это  был  первый  документ,  исходивший  от  нового  глав­нокомандующего.  Чрезвычайно  важно  отметить,  что  боль­шой  полководческий  опыт  Кутузова  дал  ему  возможность  правильно  определить  ту  главную  силу,  которая  была  способна  изменить  ход  военных  действий.  Резервы  —  вот  что  интересовало  Кутузова  прежде  всего.  Это  был  карди­нальный  вопрос,  от  решения  которого  зависел  исход  войны.

Как  видно  из  писем,  относящихся  к  первым  дням  деятельности  нового  главнокомандующего,  Военное  мини­стерство,  не  зная  истинного  положения  дел  с  формиро­ваниями,  указало  на  наличие  в  стране  довольно  крупных  резервов.  Были  названы  как  находившиеся  в  готовности  55  батальонов  пехоты,  26  эскадронов  кавалерии,  14  ар­тиллерийских  рот,  сосредоточенных  в  районе  Калуги  в  Особом  отряде  (корпусе)  генерала  М.  А.  Милорадовича.  Указывалось,  что  2  дивизии,  сформированные  на  Украине  князем  Я.  И.  Лобановым-Ростовским,  направляются  к  Туле,  идет  успешная  подготовка  шести  пехотных  полков  в  Петербурге,  Новгороде,  Твери,  Москве,  Туле  и  Калуге,  наконец,  возлагались  большие  надежды  на  Московское  ополчение.  В  общей  сложности  Военное  министерство  считало  вполне  возможным  выставить  дополнительно  100—120  тыс.  человек  17.

Естественно,  что  создание  в  глубине  страны  сильных  резервов  и  появление  их  перед  лицом  врага  имело  огром­ное  значение.  Увеличив  армию  за  счет  резервов  и  ополче­ния,  Кутузов  рассчитывал  приостановить  дальнейшее  про­движение  Наполеона  в  глубь  страны,  не  допустить  про­тивника  к  Москве.  В  день  отъезда  из  Петербурга,  11  августа  1812  г.,  Кутузов  писал  Милорадовичу:  « Вам  известно,  что  1-я  и  2-я  наши  Западные  армии  находятся  у  Смоленска...  Нынешний  предмет  состоит  в  преграде  пути  неприятельскому  в  Москву,  к  чему,  вероятно,  и  все  меры  командующими  нашими  армиями  предприняты.  Но,  знав  Вас  с  войсками,  Вашему  высокопревосходитель­ству  вверенными,  в  расположении  от  Москвы  до  Калуги,  поставлено  в  виду  войскам  иметь  вторичную  стену  противу  сил  неприятельских  на  Москву  по  доро­ге  от  Дорогобужа  в  той  надежде,  что  Вы,  расположа  войска,  Вам  вверенные,  сообразно  сему  предмету,  проти­вопоставите  силам  неприятельским  их  мужество  и  вашу  твердость  с  тем,  что  найдет  враг  наш  другие  преграды  на  дороге  к  Москве,  когда  бы,  паче  чаяния,  силы  1-й  и  2-й  Западных  армий  недостаточны  были  ему  противо­стоять.  Расположение  Ваше  должно  быть  и  в  таком  смыс­ле,  чтобы  могли  сии  армии  при  надобности  удобно  опи­раться  на  Вас  и  Вами  пользоваться » 18.

В  тот  же  день  Кутузов  направил  письмо  графу  Ро­стопчину,  в  котором  писал:  « К  Вашему  сиятельству  об­ращаюсь  я  с  тем,  чтобы  по  требованию  генерала  Милорадовича  усилили  его  всеми  теми  войсками,  которые  уже  до  некоторой  зрелости  в  формировании  своем  достигли,  дабы  тем  главная  армия  нашла  себе  новый  источник  к  усилению » 19.

За  день  до  отъезда  Кутузова  в  армию  царскосельский  исправник  Маничаров  получил  от  петербургского  губер­натора  М.  М.  Бакунина  извещение,  что  главнокомандую­щий  армией  генерал  от  инфантерии  князь  М.  И.  Голенищев-Кутузов  завтра  поутру  рано  отправляется  из  Петер­бурга  по  Московскому  тракту  и  ему  необходимо  выделять  на  станциях  по  50  лошадей.

Провожаемый  многочисленными  жителями,  Кутузов  11  августа  покинул  Петербург.  Его  путь  к  армии  прохо­дил  по  Московскому  тракту  через  Ижору,  Новгород,  Яжелбицы,  Торжок,  Ржев,  Гжатск.  Почти  на  каждой  поч­товой  станции  Кутузов  направлял  курьеров  с  письмами  к  Милорадовичу,  Ростопчину,  Чичагову,  Барклаю-де-Толли,  в  Военное  министерство.  Общий  тон  этих  писем  —  всемерное  усиление  действующей  армии.

Каковы  же  были  в  действительности  возможности  страны  для  пополнения  действующей  армии  свежими  войсками?  Как  на  самом  деле  обстояло  дело  с  резервами?  Царь  и  Военное  министерство  слишком  поздно  спохвати­лись  исправлять  допущенные  ошибки.  Дело  в  том,  что  до  вторжения  Наполеона  в  Россию  успешных  практиче­ских  мер  для  создания  крупных  резервных  формирований  предпринято  не  было.  Запасные  батальоны  и  рекрутские  депо,  разбросанные  по  всей  России,  находились  в  крайне  запущенном  состоянии  и  не  были  в  какой-либо  степени  источником  пополнения  действующей  армии.  Сказалась  переоценка  своих  сил  и  недооценка,  или,  справедливее  сказать,  незнание  сил  противника.  Значительное  числен­ное  превосходство  противника  было  установлено  русским  командованием  лишь  после  его  вторжения  в  Россию.

Первое  распоряжение  о  формировании  войск  в  тылу  относится  к  25  июня.  В  рескрипте  на  имя  малороссийско­го  генерал-губернатора  Я.  И.  Лобанова-Ростовского  царь  требовал  как  можно  скорее  собрать  несколько  казачьих  полков  и  направить  их  по  мере  готовности  в  Калугу  и  Тулу.  Вслед  за  этим  27  июня  Александр  I  отдал  распо­ряжение  управляющему  Военным  министерством  генерал-лейтенанту  А.  И.  Горчакову:  за  счет  запасных  рек­рутов,  находившихся  в  депо  2-й  линии  (Старая  Русса,  Торопец,  Вязьма,  Рославль,  Сумы),  сформировать  шесть  пехотных  полков,  расположив  их  в  Петербурге,  Новгоро­де,  Твери,  Москве,  Туле  и  Калуге  20.  Согласно  приложен­ному  к  письму  расписанию  о  своде  рекрутов,  каждый  пехотный  полк  получал  из  рекрутского  депо  1446  сол­дат  21.

Большие  трудности  первого  этапа  войны  и  вполне  определившееся  численное  превосходство  противника  за­ставили  Александра  I  от  нерешительных  и  незначитель­ных  мер  по  формированию  и  сбору  пополнения  перейти  к  более  энергичным  действиям.  С  этой  целью  в  начале  июля  были  отданы  распоряжения  о  стягивании  в  Калугу  формировавшихся  до  этого  в  Стародубе,  Новгороде-Северском,  Конотопе,  Ромнах,  Сумах,  Изюме,  Глухове,  Рославле,  Торопце  всех  рекрутских  четвертых  батальонов,  кавалерийских  эскадронов  и  артиллерийских  рот.  Но  рас­четам  Военного  министерства  это  должно  было  составить  один  корпус  из  55  батальонов,  26  эскадронов  и  14  артил­лерийских  рот.  Общее  командование  войсками  царь  поручил  генералу  от  инфантерии  Милорадовичу,  освободив  его  от  должности  киевского  военного  губернатора.  Поручая  Милорадовичу  создать  полки,  бригады  и  дивизии  из  по­ступающих  в  Калугу  батальонов,  царь  указывал  ему:  « Сей  предмет  соделывается  тем  более  важным  в  настоя­щем  положении  дел,  что  войска  под  начальством  Вашим  должны  будут  служить  основанием  для  образования  об­щего  большого  воинского  ополчения » 22.

Если  учесть,  что  эти  крайне  запоздалые  мероприятия  царского  правительства  по  формированию  резервных  ча­стей  и  сосредоточению  их  на  наиболее  важных  стратеги­ческих  направлениях  повсеместно  встречали  довольно  сильные  препятствия  (замедленный  сбор  на  пункты  фор­мирования,  недостаток  обмундирования,  отсутствие  ору­жия,  затруднения  в  транспортировке  рекрутов),  то  станет  очевидным,  что  пополнение  в  ближайшее  время  дейст­вующей  армии  свежими  силами  представлялось  далеко  не  в  таком  радужном  свете,  как  это  казалось  в  Военном  министерстве.  Все  это  не  помешало  Военному  министер­ству  преувеличить  наличие  готовых  вооруженных  сил  в  стране.  Правда,  выводы  министерства  частично  строились  на  хвастливых  донесениях  графа  Ростопчина  в  Военное  министерство  и  министру  полиции  А.  Д.  Балашову  об  успешном  комплектовании  корпуса  генерала  Милорадовича  и  наборе  военной  силы.  Так,  в  донесении  Балашову  в  первых  числах  августа  1812  г.  Ростопчин  сообщал:  « Приезд  Милорадовича  и  уверение,  что  к  6  августа  от  Калуги  до  Можайска  будет  31  тыс.  славных  войск  и  30  тыс.  московской  силы,  придали  бодрости  малому  числу  бледных  и  трепещущих » 23.

Версия  о  том,  что  генерал  Милорадович  создал  сильный  отряд,  идущий  навстречу  армии,  получила  настоль­ко  широкое  распространение,  что  иностранные  историки  сообщают  об  этом  как  о  бесспорной  истине.  Так,  полков­ник  Г.  Д.  Гутчинсон  в  своей  книге,  посвященной  Отече­ственной  войне  1812  года,  говоря  о  действиях  русской  армии  под  командованием  Барклая-де-Толли,  пишет:  « Когда  он  соединился  в  Гжатске  29  августа  с  подкреп­лением  в  60  тыс.  человек  под  начальством  генерала  Ми­лорадовича,  то  решил,  что  наступило  время  остановиться,  и  открыто  помериться  силами  с  его  великим  соперником.  Едва  он  принял  это  решение,  как  был  замещен  генералом  Кутузовым » 24.

Все  это  вместе  взятое  —  информация  Военного  мини­стерства,  письма  Ростопчина  —  дало  основание  Кутузову  рассчитывать  на  значительное  увеличение  армии  за  счет  резервов  и  ополчения,  и  в  первую  очередь,  конечно,  на  использование  для  этой  цели  корпуса  Милорадовича  и  Московского  ополчения.  Усилив  армию  этими  войсками,  Кутузов  полагал  вполне  возможным  приостановить  даль­нейшее  продвижение  Наполеона  в  глубь  страны,  разгро­мить  французов  еще  до  подхода  их  к  Москве.  Он  часто  говорил:  « Настоящий  мой  предмет  есть  спасение  Москвы  самой » 25.

Главнокомандующий  рассчитывал  не  только  на  усиле­ние  армий,  действовавших  на  московском  направлении.  Разумеется,  это  были  главные  силы,  ближайшие  задачи  которых  состояли  в  том,  чтобы  активной  обороной  при­остановить  дальнейшее  продвижение  противника,  не  до­пустить  его  подхода  к  Москве.  Полный  же  разгром  врага,  несомненно,  требовал  координации  действий  всех  армий  и  их  активного  участия  в  борьбе.  Полководец  пришел  к  выводу  о  необходимости  перенесения  основных  усилий  Дунайской  и  3-й  Западной  армий  также  против  главной  группировки  наполеоновских  войск,  приближавшейся  к  Москве.  Свое  решение  Кутузов  изложил  в  письмах  ко­мандующим  Дунайской  и  3-й  Западной  армиями  26.  На  остановке  в  Яжелбицах  14  августа  он  отправил  письмо  П.  В.  Чичагову,  в  котором  сообщал:  « Неприятель,  со­единивши  почти  все  свои  силы,  находится  уже  между  Смоленском  и  Москвой;  наши  две  армии,  1-я  и  2-я,  по  последним  известиям  около  Дорогобужа...  Из  сих  об­стоятельств  вы  легко  усмотреть  изволите,  что  невозмож­но  ныне  думать  об  отдаленных  каких-либо  диверсиях,  но  все  то,  что  мы  имеем  1-й