ОБЪЕКТИВНЫЕ ПРЕДПОСЫЛКИ ЗАРОЖДЕНИЯ КРЕПОСТ­НОГО ПРАВА.

Крепостное право зародилось на заре феодальной эпохи, как альтернатива, причем более прогрессивная, рабовладельческому строю. Истоки его возникнове­ния кроются, как мне кажется, в резком разделении населения на воинов и земле­дельцев, причем никто не оставался без работы: воины воевали, что по тем време­нам было очень почетно (конечно, если жив останешься), а земледельцы в свою очередь кормили себя и воинов, что было намного менее почетно, но как-то спо­койнее. Пропасть между воинами и земледельцами росла, но воины очень сильно нуждались в последних, ведь даже набеги на соседей производились в соответст­вии с земледельческим календарем.

В то время самой большой ценностью у народов была земля: и поныне фольк­лор доносит до нас отголоски культа поклонения земле. Корни такого выражения, как "мать сыра-земля" и многих ему подобных кроятся в начале феодальной эпохи. Естественно, все войны и набеги так или иначе были связаны с захватом или пере­делом земли, которая уже тогда рассматривалась как собственность.

Шло время, развивались средства производства, увеличивалось население и вместе с этими процессами росла и ценность земли.

Л.Н. Гумилев в своих исследованиях, посвященных данному периоду, утвер­ждает, что воины-то те самые пассионарии, которым тесно в этой, в общем-то, ог­раниченной социальной нише землепашца, и они всеми силами стараются вы­рваться. (В более ярко выраженном виде этот процесс можно проследить на Скан­динавском полуострове, где формировались дружины профессиональных воинов-викингов. В традиции тех стран был обычай, согласно которому юношу, ушедшего в лагерь викингов, оплакивали как умершего.) Дружина князя растет, а количество людей, ее кормящих, не увеличивается. И это естественно, ведь согласно тому же Л.Н. Гумилеву, любой набег на мирное поселение, завершался разграблением и массовой порчей девок. По прошествии некоторого времени после этого набега в селении рождались потомки этих пассионариев, тоже пассионарии и тоже воины. К тому же не надо забывать, что оторванный от земли ратник уже во втором поколе­нии по определению не умеет обрабатывать землю, а территория, поддающаяся на­бегам ограничена развитием транспорта то есть набег на селение, отстоящее от от­правного пункта более чем на трехдневный переход, назывался походом и без очень серьезных причин и малыми силами не предпринимался). Тем более что зем­лепашцы, пользуясь хорошим знанием окрестностей, всегда могли скрыться в дру­гом, более спокойном месте. Значит, вокруг каждого центра власти (удельной сто­лицы) была постоянно поражаемая набегами область (радиусом примерно 30 X 12 X 3 30-примерная скорость лошади в километрах, 12-количество часов в походе в день, 3-количество дней (подсчет наш - В.П.)). В конце концов, логически рассуж­дая, можно придти к выводу, что рано или поздно, сторонам это должно было на­доесть:

Назревала необходимость заключения общественного договора в рамках фор­мировавшегося феодального государства. Тем более, что интересы сторон уже были сформулированы предельно четко: воины хотят воевать, землепашцы же хо­тят спокойной жизни, и готовы не только кормить воинов, но и покупать спокой­ную жизнь у тех, кто готов им ее обеспечить - все равно на какой ступени обще­ства. На том и порешили. Несмотря на то, что земля есть самая большая ценность, проку от нее воину никакого, разве что зайцев погонять. Ценностью земля стано­вится лишь в соединении с работником на земле. Введение крепостного права яви­лось лишь законодательным оформлением соединения и закрепления работника за землей.

С тех пор и начал выкристаллизовываться своеобразного вида общественный договор, дошедший до нас под названием Крепостного Права. Для того времени это был очень большой шаг вперед в области производственных отношений. К тому же мне кажется, что эта структура общества была порождением Права силь­ного (Более сильный имеет право на самое ценное и лучшее постольку, поскольку он всегда готов доказать это свое право силой.). Право сильного является древней­шим правом, так как, несмотря на полную неразвитость юриспруденции у предста­вителей животного мира, это право наиболее развито. К нам же оно пришло, как логически укоренившаяся в социуме форма борьбы за существование. Даже сейчас с ним приходится считаться.

Обществоведческая наука объясняет возникновение феодальных отношений развитием средств производства и с развитием в этой связи общественных взаимо­отношений, от рабовладельческих до феодальных, которые предполагают освобо­ждение, безусловно, относительное, зависимых классов, основных производителей товарной массы. В Западной Европе это сразу вызвало к жизни средневековые го­рода, как свободную от власти феодалов территорию, созданную многочислен­ными цеховыми и ремесленными объединениями, ставшими мощным стимулом к складыванию “третьего сословия”.

СЛАВЯНСКИЙ ПУТЬ.

Суммируя все вышесказанное, можно сказать, что на рассматриваемой нами территории, в рассматриваемый нами период, эти же события развивались по-дру­гому. В местной традиции рабства, как такового, в европейском его понимании не существовало, а общинные связи и отношения были настолько сильны, что узна­ваемы и в наши дни, хоть и в несколько измененном виде.

И вот, на первом этапе возникновения феодальных отношений вокруг славян­ских земель началась борьба за влияние, ведь эта была последняя неподеленная земля. Интервенция началась по нескольким направлениям: в девятом веке пришли княжить варяги, впрочем, быстро обрусели. На исходе десятого века Русь крести­лась (988 год), приняв православие - византийскую версию христианства. Эти влияния переплетались и вполне гармонично поначалу уживались между собой: правящая династия Рюриковичей крестилась и крестила своих подданных, которым ничего не оставалось, как принять эту дважды чуждую для себя веру. Но несмотря ни на что, община жила, создав себе образ врага, прежде всего, религиозного, на западе и продолжая обрабатывать землю, а у власти светской уже тогда наметились противоречия с властью духовной. Выросший из восточной традиции ригидный подход православной церкви к человеку, противоречил светскому западному, но благодаря необъятной территории эти противоречия пока не выливались в войны и перевороты.

Города Руси были прямой противоположностью, как по внешнему виду, так и по внутреннему устройству, городам Западной Европы: на Руси города являли со­бой средоточие светской и духовной власти. Это проявлялось, в частности, в струк­туре: при централизованной планировке городские улицы были широкими и пря­мыми, что поражало путешественников из Европы.

Через некоторое, очень непродолжительное время, стало ощущаться влияние Великой Степи, к поведенческому стереотипу которой, все уже укрепившиеся на территории Руси компоненты культуры относились резко враждебно. Главное же значение Степи состояло в том, что кочевой образ жизни порождал неприятие у всех составляющих этой мозаики. Закономерно наступившая впоследствии асси­миляция русских и степных народов, получившее уже тогда в официальной исто­риографии название татаро-монгольского ига, стала одним из шансов Руси найти свой особый путь и пойти по нему, которым она, из-за постоянных столкновений между западной и восточной традициями и тенденциями не смогла воспользо­ваться. Затем в условиях феодальной раздробленности эти объективно существо­вавшие явления получили совсем другие оценки - их требовалось официально име­новать “поруганием русской земли”.

До сих пор большинство историков находится под влиянием представлений, истоки которых восходят ко временам Куликовской битвы (в которой, кстати, рус­ские князья, как известно, не победили). И это естественно, ибо Русь, за исключе­нием Земли Новгородской особенной грамотностью не отличалась, поэтому то­гдашнюю историю мы знаем лишь по монастырским хроникам, которые писались не просто пристрастными наблюдателями - традиции писать (и по мере смены пра­вителей и воззрений переписывать!) летописи, и под диктовку тогдашних деятелей. Безусловно, иго доставляло Церкви массу неудобств: у них там вольность, равен­ство и небогоданность власти, что для рядового человека являло собой больший соблазн, чем покорность, смирение и вера в таинства. Поэтому каждый летописец считал своим долгом отобразить события в соответствии с господствовавшими по­литическими взглядами. Хотя, если вдуматься, что могло быть нужно степняку на Руси, земле лесистой и болотистой? Но традиции степных жителей все же были ближе славянской общине, чем светской и духовной властям. В традициях властей, как и по всей Европе, был славный обычай: посол, принесший неприемлемое пред­ложение, убивался со всем посольством. Сей обычай был непонятен монголам: для них убийство кого-то из своих служило сигналом к началу боевых действий. Так и переговоры: на Руси они велись до принятия решения, а у монголов-до первой стрелы. Подобные традиции больше тяготеют к патриархальному общинному ук­ладу.

Русь строилась, Русь развивалась. По Гумилеву, в то время на этой террито­рии происходил пассионарный толчок, и бурное развитие явилось прямым его следствием. Можно сказать, что общее неприятие степных традиций и послужило зарождению общественного договора, названного впоследствии крепостным пра­вом. Кочевники частенько заезжали на русские приграничные земли, и, несмотря на, в общем-то, дружеские взаимоотношения между различными этносами, случа­лись и конфликты, молва о которых шла по всей Руси, по дороге, как это случается со слухами, сильно умножаясь. Так и появились в летописях безобидные, в общем-то, приграничные инциденты, раздутые молвой до масштабов национального бед­ствия.

Когда, в 1380 году произошла Куликовская битва, все уже было предрешено: кочевая степь, ослабляющая сама себя бесконечными внутренними конфликтами, проиграла битву за влияние в оседлой части страны; столица была перенесена из Сарая в Москву. Все последующие попытки степняков вернуть себе былое значе­ние ни к чему не привели.

ЗАКОНОДАТЕЛЬНАЯ ИСТОРИЯ

(Судные грамоты, Уложения, Судебники)

Законодательное оформление крепостного права продолжалось долгое время, несколько веков. И, не рассматривая подробно условий крепостного права можно определенно утверждать, что от судебника к судебнику, прослеживается тенденция ко все большему закрепощению землепашца, благо в этом случае в союзниках у власти была сама община землепашцев. Давно канули в Лету те времена, когда об­щина приглашала князя лишь в качестве военачальника: старейшины давно пере­стали зависеть от своей общины, а слились с правящим классом, что закономерно, но, несмотря на это они сохранили свое влияние на общинников. Община же все более и более закрепощалась законодательно светской властью и духовно - вла­стью религиозной. Безусловно, у общины оставались некоторые права, которые создавали видимость свободы: например, община всегда имела право выбирать це­ловальников.

В остальном же общинник становился все более и более бесправным. Над ним, основным производителем сельскохозяйственной продукции (а строго говоря, подавляющей массы национального продукта вообще) властвовали все: старей­шины (старосты), светская власть и церковь. Тем более, что процесс формирования нового правящего класса, дворянства, шел полным ходом, и из общины были вытя­нуты все пассионарии, а другим борьба с этим окружением была просто не под силу. Отдельные пассионарии, которые, несмотря ни на что, рождались в деревнях, быстро уходили либо на военную службу, либо на поиски лучшей доли.

Эти явления усугублялись еще и феодальными войнами. Проходящие войска не "смотрели под ноги", а шли напролом, причем выбирая равнины, которые зачас­тую были распаханы общинниками.

В те времена земля номинально принадлежала общине, но отдавалась боярам или церкви на кормление. Бояре вели свои дела на землях через старост, которые через это тоже примыкали к правящему классу.

Дальнейшее закрепощение было вызвано естественными причинами. Кресть­яне все же находили возможность вырваться из общины, преодолев влияние патри­архальной семьи и соседей или ослушавшись старосту. Кто-то уходил на новые, еще незанятые земли, благо таковые еще попадались, кто-то посвящал себя карьере татя-разбойника. От этого в русских землях росла преступность и общая неразбе­риха, а производство в общине, наоборот, падало. Поэтому крестьянин был оконча­тельно лишен всех прав. Общинник уже не мог выйти из общины, иначе как на кладбище. Были ужесточены меры наказания за побег с земли и усилена общая эксплуатация, что с позиции обществоведческих наук рассматривается как движе­ние в тупик.

Но суть дела в том, что утверждение о пагубности экстенсивных методов раз­вития верно повсюду кроме России. На просторах России любой взрыв легко лока­лизуется и подавляется сверху. Противоречия между церковью, стремившейся соз­дать на Руси религиозную деспотию, и светской властью, правление которой было причудливым сочетанием типичного европейско-феодального и, доставшегося от татаро-монгольского ига военно-кочевого, с присущей военному времени жестоко­стью стиля правления (Для кочевников война была стилем жизни: степь никому конкретно не принадлежала, и поэтому столкновения между племенами были обычным явлением, в связи с чем дисциплина у кочевников была очень жесткой и за все виды преступлений полагалась смертная казнь) уже подготовили почву для прямых столкновений между властями. Несмотря на это, давление на крепостного крестьянина все усиливалось, и крестьянин уже выбирал между дворянством, и церковью, которая к тому времени тоже стала крупным феодалом. Деспотия все ужесточалась, законы становились все жестче, и теперь никто не мог чувствовать себя в безопасности: на Руси воцарился Восток, и так продолжалось до 1861 года.

АЛЕКСАНДР II. НА ПУТИ К ОТМЕНЕ КРЕПОСТНОГО ПРАВА.

КРЕПОСТНОЕ НАСЕЛЕНИЕ.

Делая обзор царствования Николая I, можно с уверенностью заявить, что заботы о разрешении крестьянского вопроса кончились, по-видимому, ничем, но в это царство­вание в положении крестьян и в их отношениях к землевладельцам совершались любопытные процессы, благодаря которым разрешение вопроса стало не делом поли­тической мудрости, зависящей от лиц, а требованием стихийных влияний, которые бы разрешили его во всяком случае, даже вопреки воле лиц.

Чтобы видеть эти процессы, надо познакомиться с некоторыми цифрами. В 1857 г. Произведена была по всей империи X ревизия. По данным этой ревизии, населения в империи, не исключая Царства Польского и Великого княжества Финляндского, оказалось 62,5 млн. душ обоего пола. Громадное большинство этого населения со­ставляли сельские классы, именно: крестьян удельных, по закону императора Павла 1797 г. Приписанных на содержание членов императорской фамилии, было 3,5 млн. душ обоего пола; крестьян государственных со включением немногочисленных сво­бодных хлебопашцев - 23,1 млн. душ обоего пола. Ревизских подданных душ в том числе значилось 10,5 млн.; действительных душ обоего пола  - 23080 тыс. Любопытно, что крестьянское население в последнее время своего существования стало видимо падать в количественном отношении. В начале 30-х годов произведена была VIII ревизия; по этой ревизии, в Европейской России и Сибири, без Закавказья, Царства Польского и Финляндии, значилось несколько больше крепостных, чем в X, следова­тельно, в продолжение промежутка с начала 30-х годов до конца 50-х годов (почти 30 лет) крепостное население не только не имело естественного прироста, но и уменьши­лось. Главным образом это уменьшение происходило за счет перехода крепостных крестьян в положение крестьян государственных. Но наблюдатели замечали необык­новенно тугой естественный прирост - знак, что они находились в худшем положении сравнительно с другими классами. Уменьшение это выражалось в таких цифрах: по VIII ревизии, в Европейской России крепостное население составляло почти 45% всего населения империи: по X ревизии - 34,39% (процент крепостного населения в течение 22 лет уменьшился на 10,5%).

ПОМЕЩИЧЬЕ ХОЗЯЙСТВО.

Условия, начавшие действовать чрезвычайно давно, еще когда устанавливалась древнерусская поместная система, содействовали в России развитию мелкого дворян­ского землевладения. По VIII ревизии, в Европейской России (без земли Донского войска) было всего 127 тыс. дворян, владевших крепостными душами (в том числе дворян, не имевших земли, а владевших только крепостными, т. е. дворовыми, было без малого 18 тыс., в руках которых сосредоточивалось 52 тыс. крепостных душ), значит, дворян-землевладельцев было 109 тыс. По X ревизии, оказалось, что количе­ство душевладельцев уменьшилось: их насчитано без малого 107 тыс. (в том числе дворян беспоместных, владевших только дворовыми, без земли, - меньше 4 тыс.; так сильно растаял класс безземельных душевладельцев: в их руках оставалось всего 12 тыс. обоего пола). Значит, дворян-землевладельцев было около 103 тыс. Любопытно видеть, как распределены были между ними души: дворян мелкопоместных, имевших не более 21 души, значилось 43 тыс.; дворян, имевших не менее 21 души, но и не больше 100 душ, - 36 тыс.; землевладельцев крупных, имевших более тысячи душ, числилось около 14 тыс.; итак, более трех четвертей землевладельцев состояло из дворян мелкопоместных. Несмотря на такой громадный перевес землевладельцев мелких, огромное большинство душ принадлежало крупным землевладельцам; из землевладельцев большинство принадлежало к мелкопоместным, но по количеству душ большинство крепостного населения принадлежало к крупным, именно в руках 43 тыс. мелких землевладельцев было всего 340 тыс. душ мужского пола; в руках крупных землевладельцев, которых было около 14 тыс., сосредотачивалось 8 млн. душ мужского пола. Следовательно, уменьшилось число дворян-землевладельцев; быстро исчезал класс дворян - безземельных душевладельцев. В промежуток между VIII и X ревизиями рос заметно класс средних землевладельцев и уменьшался класс мелкопо­местных и крупных, значит, одновременно с ростом середины сокращались оконечно­сти. В социальной, как и в физической, жизни такое замирание оконечностей с сосре­доточением кровообращения к сердцу, к центру всегда служит признаком, что орга­низм скоро станет мертвым.[1]

Далее, крепостное помещичье хозяйство, основанное на невольном труде, оче­видно, расстраивалось, несмотря на все искусственные меры, которыми старались его поддержать. Одной из этих мер было развитие барщинного хозяйства на счет оброч­ного. В XVIII в. оброчное хозяйство всюду преобладало над барщинным; в XIX в. помещики усиленно переводят крестьян с оброка на барщину; барщина доставляла землевладельцу вообще более широкий доход сравнительно с оброком; помещики старались взять с крепостного труда все, что можно было взять с него. Это значи­тельно ухудшило положение крепостных в последнее десятилетие перед освобожде­нием. Особенным бедствием для крепостных была отдача их на фабрики в работники; в этом отношении успехи фабричной деятельности в России в XIX в. значительно совершались за счет крепостных крестьян. Помещичьи хозяйства, несмотря на замену оброка барщиной, разорялись одно за другим; имения закладывались в государствен­ные кредитные учреждения; но взятые оттуда капиталы в большинстве случаев не получали производительного занятия; так дворянские имения, обремененные казен­ными долгами, не увеличивали производительного оборота в помещичьем хозяйстве. Поразительны цифры, свидетельствующие о таком положении помещичьего хозяй­ства. С 1859 г. состояло в залоге с лишком 44 тыс. имений с 7 млн. ревизских душ с лишком, т. е. в залоге - больше двух третей дворянских имений и две трети крепост­ных крестьян, т. е. закладывались преимущественно густонаселенные дворянские имения. Долга на этих заложенных имениях числилось в 1859 г. свыше 450 млн. руб.

Надо вспомнить все приведенные цифры, для того чтобы видеть, как

постепенно сами собой дворянские имения, обременяя неоплатными долгами,

переходили в руки государства. Если предположить вероятность дальнейшего

существования крепост­ного права еще на два-три поколения, то и без законного акта, отменившего крепост­ную зависимость, дворянские имения все стали бы государственной собственностью. Так экономическое положение дворянского хозяйства подготовило уничтожение крепостного права, еще в большей степени подготовленное необходимостью нравст­венною.

НАСТРОЕНИЕ КРЕСТЬЯН.

Настроение крестьян к концу царствования Николая íå оñòàâëÿëî для всякого трез­вого взгляда никакого сомнения в близкой необходимости развязать узел крепостных отношений, если не хотели подвергать государство страшной опасности, катастрофе. Один случай ярко вскрывает это настроение. В 1853 г. Началась Восточная война; в начале 1854 г. был обнародован манифест об образовании государственного ополче­ния, о призыве ратников на помощь регулярным войскам; это обычный манифест во время тяжелых воин, и прежде такие манифесты не приводили ни к каким особенным последствиям. Но теперь время было не то; между крепостными распространился слух, что, кто из них добровольно запишется в ополчение, тот получает волю со всею землею. Крестьяне (сначала в Рязанской губернии) стали обращаться к начальству с заявлением желания записаться в ратники. Напрасно местные власти уверяли, что никакого такого закона нет; крестьяне решили, что закон есть, но помещики положили его под сукно. Волнение, обнаружившееся в Рязанской губернии, отозвалось на со­седних: Тамбовской, Воронежской, Пензенской, распространялось и далее, до Казан­ской губернии. Всюду крестьяне приходили в губернские города и требовали у на­чальства государева закона о воле для тех, кто запишется в ополчение; пришлось прибегать к вооруженной силе, чтобы усмирить это волнение.

Итак, мы подходим к завершающей части работы - к отмене крепостного права. Далее я намерен рассмотреть, как готовилась эта великая реформа.

Было бы неверно предполагать, что крепостное право отменили без соответст­вующих приготовлений и проектов решения вопроса. Но единственное отличие про­ектов этого времени от предшествующих - это наличие огромного опыта по решению данной проблемы (правительство могло ориентироваться на более ранние проекты) и отсутствие желания императора оставить дела в таком же состоянии, в каком они находились до него, прикрывшись лишь незначительными реформами, которые но­сили всего лишь рекомендательный характер, как это делалось всегда.

ВСТУПЛЕНИЕ НА ПРЕСТОЛ АЛЕКСАНДРА II

Таково было положение дел, когда 19 февраля 1855 г. вступил на престол новый император. Ипервыми актами его царствования было выражено и подчеркнуто наме­рение нового правительства нерушимо охранять дворянские права. Вот почему же­лавшие развязки тяжелого вопроса мало ожидали от нового царствования. Пока пра­вительство было отвлечено внешней борьбой, доставшейся по наследству от прежнего царствования. Наконец, 18 марта 1856 г. был заключен Парижский мир. В этот про­межуток некоторые сравнительные перемены еще более убедили дворянство, что его права останутся неприкосновенными. При воцарении нового императора министром внутренних дел был Бибиков, некогда на должности генерал-губернатора Западной Руси, т. е. В Киевской и прилежащих губерниях, показавший себя приверженцем крестьянских интересов; тогда он выработал в Западной и Юго-Западной Руси извест­ные свои инвентари, т. е. акты, которыми определялось по каждому имению, сколько крестьяне должны платить или работать на помещика; инвентари, таким образом, стесняли произвол землевладельцев по отношению к крестьянам. Инвентари произ­вели сильный ропот в западнорусском дворянстве. Вскоре по вступлении нового императора на престол, в августе 1855 г., Бибиков, всегда неприятный Александру, был удален и на место его был назначен министром внутренних дел человек, равно­душный к вопросу и считавшийся другом дворян, - Ланской. Бибиков, стесняя произ­вол дворян, на министерском посту настоял, чтобы исправники, которые прежде выбирались дворянством, назначались от короны. В начале нового царствования этот закон был отменен, и уездная полиция опять была возвращена дворянству в лице выборного исправника. Итак, дворянское общество остановилось на мысли, что новое царствование будет царствованием дворянским, и довольно спокойно встретило манифест о мире, который призывал общество «к устранению вкравшихся в нем недостатков». Это принято было за фразы, которые писались из приличия, а не за программу нового царствования.

ПОДГОТОВКА КРЕСТЬЯНСКОЙ РЕФОРМЫ.

Вдруг случилось нечто необычное. В марте 1856 г., т. е. вскоре по заключении мира, император отправился в Москву. Здешний генерал-губернатор, известный крепостник граф Закревский, ходатайствовал перед императором о желании местного дворянства представиться государю по поводу распространившегося среди него слуха, что правительство замышляет отмену крепостного права. Император принял москов­ского губернского представителя дворянства князя Щербатова с уездными представи­телями и вот что приблизительно сказал им: «Между вами распространился слух, что я хочу отменить крепостное право; я не имею намерения сделать это теперь, но вы сами понимаете, что существующий порядок владения душами не может остаться неизменным. Скажите это своим дворянам, чтобы они подумали, как это сделать».[2] Эти слова, как громом, поразили слушателей, а потом и все дворянство, а дворяне только что надеялись укрепить свои права и с такой надеждой готовилось встретить коронацию, назначенную на август того года. Новый министр - Ланской обратился к императору за справкой, что значат его московские слова. Император отвечал, что он не желает, чтобы эти слова остались без последствий. Тогда в министерстве внутрен­них дел начались подготовительные работы, цель которых еще пока не была выяс­нена.

На коронации в августе 1856 г. собрались в Москву по обычаю губернские и уезд­ные предводители дворянства. Товарищу министра внутренних дел Левшину пору­чено было узнать, как они отнеслись к вопросу «об улучшении участи крепостных крестьян» (тогда еще избегали слова «освобождение»). Левшин позондировал и с печалью донес, что дворянство ни с той, ни с другой стороны не поддается; некоторый луч надежды подавало лишь одно западнорусское дворянство, преимущественно литовское. Недовольные бибиковскими инвентарями, предводители этих дворян как будто выразили готовность содействовать правительству, почему виленскому генерал-губернатору Назимову поручено было так настроить дворян, чтобы они сами обрати­лись к правительству с заявлением желания улучшить положение своих крестьян; тем дело и кончилось.  

СЕКРЕТНЫЙ КОМИТЕТ ПО КРЕСТЬЯНСКИМ ДЕЛАМ

Между тем по старому обычаю составлен был секретный комитет по крестьян­ским делам подобно тем, которые составлялись в царствование Николая. Этот комитет открыт был 3 января 1857 г. под личным председательством императора из лиц, особо доверенных. Комитету поручено было выработать общий план устройства и улучше­ния положения крепостных крестьян. Работы этого комитета показывают нам, что в 1857 г. не существовало еще никакого плана, не собрано было еще сведений о поло­жении дела, не выработаны были даже основные начала освобождения; так, например, еще не решили, освобождать ли крестьян с землею или без земли. Комитет принялся за дело. Между тем в ноябре прибыл в Петербург давно ожидаемый виленский гене­рал-губернатор Назимов с результатами своих совещаний с местным дворянством. Назимов явился, повесив голову; предводители дворянства, может быть под влиянием праздничных впечатлений в Москве, наговорили лишнего, за что получили должное наставление от своих избирателей, дворян литовских губерний. Местные губернские комитеты, составленные для рассмотрения инвентарей Бибикова, решительно объя­вили, что не желают ни освобождения крестьян, ни перемены в их положении. Когда Назимов об этом доложил, составлен был следующий рескрипт на его имя, помечен­ный 20 ноября 1857 г. В рескрипте значилось, что государь с удовольствием принял выраженное Назимовым желание литовских дворян улучшить положение крепостных, поэтому позволяет местному дворянству образовать комитет из своей среды для выработки положения, которым осуществилось бы это доброе намерение. Комитеты эти должны быть составлены из депутатов от уездных дворян губерний, по два от каждого уезда, и из опытных помещиков, назначенных генерал-губернатором. Эти губернские дворянские комитеты, выработав свои проекты нового устройства кре­стьян, должны были внести их в комиссию при генерал-губернаторе; она, рассмотрев проект губернских комитетов, должна выработать общий проект для всех трех литов­ских губерний. Рескрипт указывал и начала, на которых должны быть основаны эти проекты. Вот эти три начала: крестьяне выкупают у помещиков свою усадебную оседлость; полевой землей они пользуются по соглашению с землевладельцем. Даль­нейшее устройство крестьян должно быть таково, чтобы оно обеспечивало дальней­шую уплату крестьянами государственных и земских податей. Крестьяне, получив усадьбу и землю от землевладельцев, устраиваются в сельские общества, но остаются под властью помещика как вотчинного полицейского наблюдателя. С большим удив­лением встретили местные дворяне рескрипт, данный Назимову, с трудом понимая, чем они подали повод.

Но тут блеснула еще другая искра в Петербурге. Решено было обращенное к ли­товскому дворянству приглашение заняться устройством положения крестьян сооб­щить к сведению дворянства остальных губерний на случай, не пожелают ли они того же, чего пожелало дворянство литовское. Говорят, мысль обобщения дела впервые подана была великим князем Константином, который перед тем был введен в состав секретного комитета; скоро эта мысль получила гласное выражение. Тогда же пред­ставлялся государю воронежский губернатор Смирин; государь неожиданно сказал ему, что дело крепостных крестьян решил довершить до конца и надеется, что он уговорит своих дворян помочь ему в этом. Смирин обращается к Ланскому за разъяс­нением этих слов и с вопросом, не получит ли на этот счет воронежское дворянство какое-нибудь предписание. «Получит»,- отвечал Ланской, засмеявшись. Тогда кто-то вспомнил, что некоторые петербургские дворяне выразили желание определить точное положение крестьянских повинностей в пользу землевладельцев; акт был заброшен; теперь его откопали, и последовал 5 декабря новый рескрипт: «Так как петербургская дворянство выразило желание заняться улучшением положения крестьян, то ему разрешается устройство комитета и т. д.».[3] Дворянство с расширен­ными глазами встретило этот рескрипт, данный на имя петербургского генерал-губер­натора графа Игнатьева. Наконец, все эти рескрипты Назимову и циркуляры министра внутренних дел разосланы были губернаторами всех губерний, с тем чтобы эти акты приняты были к сведению. С большим нетерпением ожидали в Петербурге, как отне­сутся дворяне к этому сообщению.

ГУБЕРНСКИЕ КОМИТЕТЫ

Первым выступило рязанское дворянство, оно выразило желание устроить из своей среды комитет по выработке проекта нового устройства крепостных крестьян. Волей-неволей одна за другой следовали этому примеру и прочие губернии, причем Московская была в числе последних. К половине июля 1858 г. во всех губерниях открыты были губернские комитеты, составленные подобно тому, как велено было составить губернские комитеты литовским генерал-губернаторствам, именно они составились под председательством губернского предводителя из депутатов - по одному из уездного дворянства - и из назначенных особо местным губернатором помещиков. Эти губернские комитеты и работали около года, выработав местные положения об устройстве быта помещичьих крестьян. Так пущено было вход неясно задуманное, недостаточно подготовленное дело, которое повело к громадному зако­нодательному перевороту.

В феврале 1859 г., когда открывались первые губернские комитеты, тогда и сек­ретный комитет по крестьянским делам получил гласное официальное существование, как главный руководитель предпринятого дела. При нем, по мере того как начали поступать выработанные губернскими комитетами проекты, образованы были две редакционные комиссии, которые должны были дать окончательную выработку губернским проектам. Одна из них должна была выработать общие положения об «освобождении» крестьян, как, наконец, решили говорить о деле; другая должна была выработать местные положения для разных частей России, которые по своим усло­виям требовали изменения в общих положениях. Первая комиссия общих положений составилась из чиновников, прикосновенных к делу освобождения ведомств (это были министерство внутренних дел, финансов, государственных имуществ и второе отделе­ние Собственной е. в. канцелярии, как учреждение кодификационное); вторую редак­ционную комиссию составили из представителей дворянств, но не выборных, а из экспертов по назначению председателя комиссии из состава губернских комитетов или вообще из среды дворянства. Председателем редакционной комиссии назначен был человек, пользовавшийся особым доверием императора, начальник военно-учеб­ных заведений Ростовцев, который плохо знал положение дел, никогда не занимаясь изучением экономического положения России, но теперь, обнаружив искреннее жела­ние помочь делу, внушал доверие. Ростовцев и составил редакционную комиссию местных положений, призвав к ней опытных людей из среды губернских комитетов; работа преимущественно сосредоточилась в тесном кругу наиболее мыслящих рабо­тавших людей, приглашенных в состав комиссии; то был новый министр внутренних дел, Николай Милютин, и дворяне-эксперты: из самарского комитета - Юрий Самарин и тульского комитета - князь Черкасский. Они вместе с делопроизводителями комис­сии Жуковским и Соловьевым и составили тот круг, который, собственно, и понес на себе всю тяжесть работы. В главном комитете поддерживал их великий князь Кон­стантин; оппозицию дела составили преимущественно два приглашенных в редакци­онную комиссию члена: петербургский губернский предводитель дворянства граф Шувалов и князь Паскевич, к которыми также присоединился принадлежавший к составу московского дворянства граф Бобринский.

Эти две редакционные комиссии должны были, выработав общие и местные по­ложения, внести их на рассмотрение общей комиссии, состоявшей при главном коми­тете, которая должна была подвергнуть положение окончательному рассмотрению. Эти работы и шли в продолжение 1859-1860 гг., постоянно развивая и выясняя осно­вания нового закона. Губернские комитеты закончили свои занятия к половине 1859 г.

ПРОЕКТЫ РЕФОРМ

Когда разобрали проекты губернских комитетов, то нашли, что они по характеру своему представляли три различных решения дела. Одни проекты были против вся­кого освобождения, предлагая только меры улучшения положения крестьян; во главе их стоял проект московского губернского комитета. Другие допускали освобождение крестьян, но без выкупа земли; во главе их стоял проект петербургского комитета. Наконец, третьи настаивали на необходимости освобождения крестьян с землей; первый губернский комитет, высказавший мысль о необходимости выкупа земли, которая должна была отойти во владение крестьян, был тверской, руководимый своим губернским предводителем Унковским. Вот из какой среды вышли главные начала, на которых основано Положение 19 февраля.

АНАЛИЗ ПРИЧИН, ЗАДЕРЖАВШИХ ОТМЕНУ КРЕПОСТНОГО ПРАВА.

Мне кажется, что причины, столь сильно затормозившие Россию в движении к капитализму, ибо именно отмена крепостного права знаменует начало формиро­вания капиталистических отношений в России, не таятся в глубине, а напротив, лежат на поверхности: Просвещенная деспотия абсолютно восточного типа могла находиться в этом состоянии сколь угодно долг