Греко-римские интеллектуальные связи в эпоху конца Республики.
В начале нашей работы следует отметить несколько важных для нее моментов. Тема: "Греки интеллектуалы в Риме" не предполагает того, что мы будем касаться только греков-ученых, территориально находящихся в Риме. Ее не следует понимать и как изучение положения греков на всем пространстве римской империи. Мы не будем подробно затрагивать такие отдельные сюжеты, как интеллектуальная жизнь в Александрии, Афинах и других центрах греческой учености. Нам представляется, что эта тема подразумевает взаимоотношения интеллектуалов греков и интеллектуалов римлян, где бы они не происходили. Основное внимание будет, конечно, уделено самому городу Риму, но общение тех же римлян с греками в Азии или на Родосе тоже будет предметом нашего интереса.
Во-вторых, стоит отметить, кого следует понимать под греками. Это не только и не столько население Аттики и вообще Балканской Греции. Греки – это и сирийцы и египтяне и лесбосцы и родосцы и тарсийцы и другие уроженцы восточной части Средиземноморья. Так называли их сами римляне, не делая между ними различия. Они, например, называют греками представителей философских школ в Афинах, тогда как за II – I вв. до н.э. главой этих школ ни разу не был афинянин.
Основными источниками по периоду Республики для нас были "Сравнительные жизнеописания" Плутарха, который, будучи сам греком, уделяет особое внимание общению римских и греческих интеллектуалов. Многочисленные сочинения Цицерона: его письма, речи, диалоги "Брут" и "Об ораторе", "Тускуланские беседы" дали представление о системе восприятия греков в римском обществе. Материал по императорскому периоду дали Страбон, уделявший некоторое внимание интеллектуальной элите городов Римской империи и Светоний и Тацит, осветившие греческие связи римских императоров.
Прежде, чем мы обратимся к греко-римским ученым связям I в до н.э. нам кажется необходимым осветить предысторию проникновения греков в Рим.
Знакомство Рима с греками и греческой культурой, очевидно состоялось уже в период войн Рима за Италию. Посредническую роль здесь сыграли города Великой Греции. Основанные в VII-V веках до н.э. греческие колонии на берегу Италии, продолжали быть проводниками греческого влияния и в конце республиканского периода. В раннее же время, когда в сферу римского влияния попали такие значительные греческие города, как Неаполь (греческая колония Партенопея) в 326 г. до н.э. и особенно Тарент в 272 г., можно говорить об определяющей роли этих городов в эллинизации Рима.
Уже во время войны с Пирром, римляне познакомились с греками из материковой Греции. В 280 г. Пирр и Рим обмениваются посольствами. От Пирра в Рим был отправлен послом Киней, профессиональный оратор, ученик Демосфена. Он произнес речь в Сенате перед римлянами. Рим же отправил к Пирру Гая Фабриция, который, как пишет Плутарх (Pyrrh, 18) был приглашен Пирром на пир, где Киней рассказал ему об Эпикуре и его учении. Автор литературной истории Рима Дж. Уайт Дафф[1] замечает, что ни Кинею, ни Фабрицию тогда не понадобился переводчик. Дафф делает вывод, что уже тогда римляне имели представление о греческом языке[2].
Свидетельства о преподавании греческого языка в Риме в последующие десятилетия мы имеем от Светония, который пишет про Ливия Андроника и Энния: "Древнейшие ученые, которые в то же время были поэтами и наполовину греками (я говорю о Ливии и Эннии, которые, как известно, учили в Риме и на родине на обоих языках)…" (Suet. De Gramm.,1). Благодаря им, были выполнены первые переводы греческих литературных произведений на латынь, так Ливий Андроник перевел "Одиссею", которая надолго стала учебным произведением в римских школах. Они же познакомили римлян с греческой драмой.
Сартон пишет, что "наука вошла в Рим через дверь медицины"[3]. Он приводит свидетельство о том, что уже в 219 г. до н.э. врач Архагат с Пелопоннеса открыл в Риме лечебное учреждение, taberna. Ему было дано римское гражданство, но позже он был обвинен в нечестии, так как больше доверял терапии, чем защите пенатов.
II век до н.э. можно считать веком эллинизации Рима. Значительную роль здесь сыграли Македонские войны, в результате которых в Рим попало множество греческих пленных. В это время в среде римской элиты зарождается движение эллинофильства. Одной из первых ярких фигур здесь был Луций Эмилий Павел. Моммзен поэтично пишет: "Он был уже стариком, когда ему, упоенному песнопениями Гомера, суждено было увидеть фидиева Зевса. Но он был еще молод душой и вернулся на родину с солнечным сиянием эллинской красоты в душе и непреодолимым влечением к золотым яблокам Гесперид"[4]. Эмилий Павел привез в Рим библиотеку царя Персея для своих сыновей (Plut. Aem. Paul., 28). Это было первое крупное частное собрание книг в Риме. Оно стало базой учености сыновей Эмилия Павла, в первую очередь Сципиона Эмилиана и его кружка. Как пишет Моммзен: "В Риме уже давно не было недостатка в греческих учителях; теперь они стали массами стекаться сюда, на новый прибыльный рынок сбыта своих знаний… ". Одним из первых грамматиков, которых называет Светоний, в Риме появился в 169 г. до н.э. Кратес из Мала, который прибыл в составе посольства от царя Аталла, но на Палатине он провалился в отверстие клоаки и проболел весь период своего посольства. "… тут-то он и стал устраивать беседы, без устали рассуждая, и этим подал образец для подражания" (Suet. De.Gramm., 2).
Приблизительно к этому времени относятся и свидетельства о проникновении в Рим первых представителей философских школ. Дж.Уайт Дафф пишет, что время их проникновения в Рим – неясно. Но известно, что уже в 173 г. до н.э. из Рима изгнали эпикурейцев, а в 161 г. до н.э. из Рима были изгнаны все иностранные риторы и философы[5]. Но уже через несколько лет, в 155 г. до н.э. в Рим прибыло знаменитое философское посольство. Причиной его появления было то, что афиняне разрушили город Ороп на границе Аттики и Беотии и были оштрафованы за это римлянами на 500 талантов. Чтобы избежать уплаты столь большого штрафа, афиняне отправили в Рим послов – глав ведущих философских школ: академика Карнеада, перипатетика Критолая и стоика Диогена Вавилонского. Сартон отмечает значимость выбора философов в качестве послов, так как всего шесть лет назад они были изгнаны из Рима[6]. Моммзен пишет, что проделку афинян невозможно было оправдать с точки зрения здравого смысла. Поэтому послами выбрали тех, кто мог доказать "что можно привести столько же веских доводов в защиту несправедливости, сколько и в защиту справедливости. Плутарх в биографии Катона описывает пребывание этого посольства в Риме. "Сразу же к ним потянулись самые образованные молодые люди, которые с восхищением внимали каждому их слову. Наибольшим влиянием пользовался Карнеад: неотразимая сила его речей и не уступающая ей молва об этой силе привлекала влиятельных и стремившихся к знаниям слушателей, и его слава разнеслась по всему городу". (Plut.Cat.Maj.,22) Стоит отметить, что речи Карнеада для молодежи, как и беседы с ним могли быть только на греческом. (Хотя для Сената речи были переведены Гаем Ацилием). Это указывает на уже широкое распространение в Риме греческого языка. Если верить Плутарху, то в основном, римское общество приняло философов благожелательно и "они с удовольствием глядели на то, как их сыновья приобщаются к греческому образованию и проводят время с людьми, столь высоко почитаемыми". (Plut.Cat.Mai., 22). Слушать философов приходили не только молодые люди, но и образованная римская элита. Квинт Лутаций Катул в диалоге Цицерона "Об ораторе" говорит, что не раз слышал, как римляне были рады приезду посольства и что члены кружка Сципиона Эмилиана, "которые всегда открыто общались с образованнейшими людьми из Греции… и сами эти мужи, да и многие другие были постоянными их слушателями" (Cic. De Orat., I,37). Оппозицию эллинофильским настроениям представлял Катон. Но видимо, ситуацию нельзя утрировать так, как это делает Плутарх, выставляя Катона единственным недовольным проникновением греческого влияния. Видимо, в Сенате преобладали такие настроения, если в 161 г. он принял закон против философов. Катон был лишь наиболее инициативным. Как сообщает Плутарх, он упрекнул Сенат в бездействии и заставил его скорее решить дело в пользу афинян, чтобы "они, вернувшись в свои школы, вели ученые беседы с детьми эллинов, а римская молодежь по-прежнему внимала законам и властям". (Plut.Cat.Mai.,22).
Уже упоминавшийся кружок Сципиона Эмилиана был центром культурной жизни в Риме середины II в. до н.э. Он формировался вокруг Публия Корнелия Сципиона Эмилиана, сына Эмилия Павла. Кроме него в кружок входили представители высшей римской знати: Гай Лелий, Луций Фурий Фил, и Спурий Муммий, брат разрушителя Коринфа, Луция Муммия, все отличившиеся на ораторском поприще. Из литераторов в кружок входили Теренций, сатирик Луцилий и греки Полибий и Панэций. Трудно переоценить персонажей, входивших в этот кружок. Все они – значительные фигуры в римской литературной жизни. Склонность Сципиона и его окружения к греческой культуре проявлялась не только в его увлечении греческой литературой, но и во внимании к попадавшим так или иначе в Рим грекам. Так он приблизил к себе Полибия, попавшего в Рим в качестве заложника, и Панэция, который оказался в Риме около 144 г. и своей деятельностью, как научной, так и преподавательской оказал значительное влияние на развитие в Риме стоического движения. Из близких Сципиону Эмилиану лиц учеником Панэция был Гай Фанний, зять Гая Лелия. (Cic. Brut, 101).
Впрочем, не был совершенно чужд греческой культуры и ее ярый противник Катон. С одной стороны, по словам Плутарха, он хотел “смешать с грязью всю греческую науку и образованность”, насмехался над Исократом, и Сократа считал пустомелей и властолюбцем (Plut.Cat.Maj., 23). С другой стороны, еще в молодости Катон был в Таренте, в войске Фабия Максима, и там слушал пифагорейца Неарха. “Слушая эти речи, - пишет Плутарх, - он еще больше полюбил простоту и умеренность”. Уже в старости Катон обратился к греческим авторам и совершенствовал свое красноречие по Фукидиду и Демосфену. На примере Катона хорошо видны два приоритетных направления, которые римляне ценили в греческой образованности на протяжении всего изучаемого нами периода: это нравственный аспект философии, ее этическая часть и греческое красноречие. Катон был знаком и с другой греческой литературой, например с Одиссеей. Он цитирует ее для Полибия, когда тот, ходатайствуя за афинских изгнанников и получив возможность вернуться на родину, предложил вернуть грекам и те должности, которые они занимали до этого в Ахайе. Катон сравнил его с Одиссеем, который забыв в пещере Полифема шляпу и пояс, решил за ними вернуться. (Plut.Cat.Maj., 9).
***
Культурные центры греческого мира
В I в до н.э. Рим представлял собой центр политической, но не культурной жизни. Центры культурной жизни традиционно лежали в греческих областях. Афины в этот период продолжают играть роль культурной столицы. Здесь располагались четыре основные философские школы. Академию в I в до н.э. возглавляли весьма известные персонажи. Это, Филон из Лариссы (110-88 гг.), основатель так называемой 4-ой Академии, затем Антиох из Аскалона, основатель 5-ой Академии, его брат, Арист из Аскалона (68-50 гг.) и Феомнест из Навкратиса (44 г.). Популярность Филона и Антиоха в Риме I в. до н.э. трудно переоценить. Побывав там в разное время они нашли там учеников среди высших слоев римского общества.
Ликей, ведущий начало от Аристотеля, возглавляли не менее значительные фигуры. В первой половине I в. до н.э. это Андроник с Родоса, затем Кратипп из Пергама и Ксенарх из Селевкии. Перипатетик Кратипп был одним из самых популярных учителей, которых римляне слушали в Афинах.
Стою в этот период возглавляли исключительно азиаты. Из важных для Рима фигур во главе ее стоял в первой половине I в до н.э. Антипатр из Тира, который умер в 45 г. до н.э.
Наконец, эпикурейцы. Главы этой школы, Федр и Патрон, имели связи с римлянами, в частности с Цицероном.
Афины этого времени играли для Рима роль высшего образовательного центра, причем первого, который посещали римляне за пределами Италии. Расширить образование в Афинах отправляются Аттик, Цицерон, Брут, Катон Младший, сын Цицерона, Марк, и его племянник – Квинт. После Афин римляне, как правило, посещали Родос. В рассматриваемый период они учились там у знаменитого стоика Посидония и ритора Аполлония Молона. Можно сказать, что Родос играл в это время для римлян такое же значение, как и Афины. Они, как правило, соседствовали в научном маршруте.
Посетив Афины и Родос, римляне могли посетить азиатские города. Так побывать там собирается сын Цицерона, которому помешало участие в гражданской войне. Да и сам Цицерон, завершив обучение в Афинах, отправился в Азию, как пишет Плутарх, слушал там Ксенокла из Адрамития, Дионисия Магнесийского и карийца Мениппа. (Plut.Cic.,4).
Из азиатских городов Страбон особенно выделяет город Тарс, говоря, что "жители Тарса с таким рвением занимались не только философией, но и другими общеобразовательными предметами, что превзошли Афины, Александрию и любое другое место, какое ни назовешь, где существуют школы и обучение философии" (Strab., XIV, 5.13). Однако, он говорит, что все, кто занимается здесь наукой – местные уроженцы. Это необычно, так как в Афинах, как можно судить по главам философских школ, это были, в основном, иностранцы. Об этом пишет и Цицерон: "В Афинах наука давно исчезла между самими афинянами; их город остается лишь местом научных занятий, коим граждане чужды и коими увлечены лишь чужеземцы, плененные, так сказать, именем и славою города…". (Cic., De Orat., III, 42). В Тарс же иностранцы приезжали неохотно. Однако отсюда вышло много стоических философов, например, Зенон из Тарса, ученик Хрисиппа, Антипатр из Тарса (умер в 125 г.), Архедем из Тарса, учитель Панэция и т.д.[7] Страбон пишет и о том, что в Тарсе было много школ риторики. Таким образом, это был важный культурный центр, который дал, пожалуй, наибольшее число образованных греков, посетивших Рим. "Рима как раз такой город, который может дать нам представление о множестве ученых из Тарса; и действительно, он полон тарсийцами и александрийцами" (Strab. XIV, 5.15).
Сообщение Страбона о том, что Рим был полон александрийцами, особенно примечательно, так как конкретные персонажи, приехавшие в Рим из Александрии нам известны только начиная со времени Августа, когда в Рим приезжает сразу несколько александрийских ученых. Римская молодежь тоже, кажется, не особенно интересовалась Александрией, как местом возможного получения образования. (Strab. XIV, 5.15).
Центром греческой культуры на Западе была Массалия, которая, будучи основанной греками - фокейцами, осталась греческим городом. Да и жившие в этой местности галлы были сильно эллинизированы. В этом образовательном центре учились, в основном, галлы, но не только. Страбон пишет: "Хотя город только недавно стал школой воспитания варваров, он обратил галатов в таких друзей эллинизма, что те составляют даже свои документы на греческом языке; в настоящее же время город склонил знатнейших римлян, стремящихся к знанию, приезжать сюда для учения вместо путешествия в Афины" (Strab. IV, 1.6).
Центры греческой жизни находились и в самой Италии. Города юга Италии во многом сохранили еще свое греческое устройство и оставались для Рима проводниками греческой культуры и в I в до н.э.[8] Наиболее эллинизированными городами, как пишет Моммзен, здесь были Тарент, Регий, Неаполь и Локры.[9] Они не были всемирно известными философскими или риторическими центрами, но давали римлянам то, что они искали и в Афинах и на Родосе – атмосферу греческой жизни. Как пишет Г.Бауэрсок: "Состоятельный римский юноша мог провести праздники в Неаполе, говоря по-гречески и даже нося греческую одежду"[10]. В этих городах устраивали греческие игры, которые постепенно приобретали общеэллинское значение и уже при Августе начинали оспаривать популярность у игр в самой Греции. (Strab., V, 4.7). Особенно популярным центром греческой жизни был Неаполь. "Приезжавшие сюда на отдых из Рима поддерживали в Неаполе греческий образ жизни; это – люди, нажившие средства обучением юношества и другие лица, жаждущие спокойной жизни по старости или по болезни. Некоторые римляне также находят удовольствие в подобном образе жизни и, вращаясь среди массы людей одинакового с ними культурного уровня, поселяются здесь, привязываются к этому месту и с радостью избирают его своим постоянным местопребыванием". (Strab., V, 4.7).
Римляне приобретали виллы на берегу Неаполитанского залива. Этот район был очень важен для образованных римлян. К.Ломас называет это "феноменом неаполитанского залива" ("Bay of Naples Phenomenon")[11]. Первым приобрел здесь виллу, в Латерне, Сципион Африканский (ее описывает Сенека, жалуясь на ее скромность и даже убогость (Sen. Ep. 86.4)), в более позднее время – Помпей, Цицерон, Варрон. Сулла, Марий, Цезарь имели виллы в районе Неаполя. Диалоги Цицерона воспроизводят царивший там дух эллинистической жизни.
Дав очерк основных культурных центров греческого мира, мы можем перейти непосредственно к наиболее популярным фигурам греков – интеллектуалов, жизнь которых была так или иначе связана с Римом.
Фигуры наиболее популярных в Риме греков
Начало I в. до н.э. связано в римской истории с митридатовыми войнами. Они одновременно привели знатных римлян в Грецию и Азию, а греков – в Рим, в качестве пленников или беглецов. Таким образом, многие из греков в этот период оказались в Риме и дали импульс для развития римской культуры. Кроме того, в Рим попали и многочисленные художественные и культурные ценности, захваченные римлянами в Греции и Азии, в том числе и библиотека Аристотеля и Феофраста. Страбон рассказывает историю этой библиотеки. Аристотель передал свою библиотеку Феофрасту, который оставил ее своему ученику Нелею. Тот увез ее в город Скепсис в Пелопоннесе и оставил наследникам, людям далеким от учености. Когда они узнали, что для Пергамской библиотеки разыскивают книги, они спрятали их в яму. Книги были испорчены сыростью и червями. Затем их продали Апелликонту с острова Теоса, который пытался их восстановить, дополняя на свое усмотрение и, таким образом, опубликовал их с большим количеством ошибок. Когда же Сулла захватил Афины в 86 г., он увез библиотеку Апелликонта в Рим.
В каком качестве библиотека прибывала в Риме – неизвестно (публичные библиотеки организованы в Риме только при Августе), но римляне могли открыть доступ и в свои частные библиотеки. Видимо, Сулла ее не открыл, так как грамматик Тираннион получил доступ к этой библиотеке только "благодаря заискиваниям перед библиотекарем", как пишет Страбон. (Strab., XIII, 1.54). То же самое делали и книготорговцы, которые переписывали книги для продажи, не выверяя рукописи. Тираннион же, как Пишет Плутарх, многое привел в порядок, а Андроник с Родоса, возглавлявший в то время перипатетическую школу в Афинах, составил к ним указатель и издал. С этого времени ученому миру стало доступно собрание Аристотеля. (Plut., Sul., 26).
Грамматик Тираннион попал в Рим обычным в это время для грека путем, в качестве пленного, когда в 71 г. Лукулл, в ходе очередной войны с Митридатом взял г. Амис. Плутарх пишет, что Тиранниона выпросил себе Мурена и затем отпустил его на волю. Лукулл же, "не хотел, чтобы такому человеку, высоко почитаемому за свою ученость, пришлось стать сначала рабом, а потом вольноотпущенником: подарить ему мнимую свободу означало отнять настоящую. (Plut., Luc., 19).
Тираннион занимался в Риме обработкой попадавших сюда греческих рукописей. Так работал он и над библиотекой Цицерона, который пишет, что Тираннион составил удивительный перечень его книг. Цицерон просит Аттика прислать переписчиков, которых Тираннион мог бы использовать как склейщиков и помощников в составлении ярлыков (Cic. Ep.CIX,1).
Лукулл также собрал во время путешествия по Азии множество рукописей. Как пишет Плутарх, он предоставил свои книгохранилища все желающим, в том числе и попавшим в Рим грекам. (Plut. Luc., 42). Лукулл имел с ними обширные связи. "Для всех греков, приезжавших в Рим, его дом был родным очагом и эллинским пританеем", - пишет Плутарх. (Plut. Luc., 42). Греки с удовольствием посещали его библиотеки и проводили время в совместных беседах. Лукулл приглашал греков и на обеды, причем говорил при этом: "Кое-что из этих расходов делается и ради вас, достойные греки. Но большая часть – ради Лукулла" (Plut. Luc., 41).
С Лукуллом в Риме находились в дружбе и два попавших сюда во время митридатовых войн философа: Филон из Лариссы и Антиох из Аскалона. Оба они в разное время возглавляли Академию: Филон до 88 г., когда спасаясь от разорившего Афины Митридата он вместе с другими афинянами бежал в Рим. За ним последовал и Антиох. В Риме они воспитали целое поколение любителей платоновской философии: их учениками были: Лукулл, Цицерон, Варрон, Аттик, Брут и другие. Воззрения их были различны. Филон, в отличие от предшествовавшего ему Карнеада, не отрицал возможность постижения истины и "искал чего-то среднего между вероятностью и знанием".[12] Отойдя от всеобщего отрицания, Филон разрабатывал этическое учение. Антиох же, более резко порвал с учением Карнеада: "Антиох ввел Стою в Академию, так что о нем говорили, что он философствует как стоик" (Sext.Emp. Pyrr., I,220,235). Антиоха считали и возвратившимся к Древней Академии, как Плутарх (Luc., 42) и стоиком, как Цицерон: "Антиох, которого звали академиком, если и изменил что-то немногое, то все равно остался настоящим стоиком"[13].
Ученики Антиоха и Филона в Риме противостояли друг другу. Еще когда сам Антиох был в Риме, Лукулл, как пишет Плутарх, "приложил немало стараний, чтобы сделать Антиоха своим другом и постоянным сотрапезником, и выставлял его на бой против последователей Филона". (Plut. Luc., 42). Приверженцем Филона был Цицерон, который слушал его в Риме, так как, по словам Плутарха, "среди последователей Клитомаха он больше всех внушал римлянам восхищение и любовь не только своим учением, но и нравом" (Plut. Cic., 3). Сам Цицерон пишет об этом в своем диалоге "Брут": "Тогда же в Рим прибыл глава Академии Филон, бежавший с лучшими из афинян из отечества во время войны с Митридатом, и я целиком вверился ему, движимый необыкновенной любовью к философии. Разнообразие и величие философских предметов доставляли мне высочайшее удовoльствие" (Cic., Brut, 306). Однако Цицерон слушал и Антиоха, как он сам пишет (Ibid., 315). "По прибытии в Афины, я шесть месяцев слушал Антиоха, славнейшего и разумнейшего философа Старой Академии". Однако, хотя Цицерон и восхищался красотой слога Антиоха, но он не одобрял те перемены, которые Антиох произвел в основах учения, отойдя от Карнеада, и его более привлекали взгляды противников Антиоха. (Plut. Cic., 4). В 45г. Цицерон написал "Академическое сочинение", где излагал точки зрения Антиоха и Филона. В начале Цицерон вложил их в уста Катула, Лукулла и Гортензия (Cic.Ep.Att., XIII, 19.5). Можно предположить, что Лукулл излагал точку зрения Антиоха. Но как раз в это время Варрон пожелал, чтобы Цицерон изображал его в своем сочинении, и Цицерон отдал ему точку зрения Антиоха: "Это более всего подходит к тому роду философии, которым он, мне кажется, больше всего восхищается" (Ibid., Att., XIII, 16.1). Варрону он пишет: "Итак, я сочинил беседу между нами, происходящую в кумской усадьбе, когда вместе с нами был Помпоний. Тебе я предоставил точку зрения Антиоха, которую ты одобряешь, как я, мне казалось, понял; себе я взял точку зрения Филона" (Ibid., Fam. IX, 8.1). О том, что Варрон учился у Антиоха вместе с Цицероном пишет Августин (De Civ. Dei, XIX,3). Однако, когда Варрон засомневался, Цицерон собирался передать эту точку зрения Бруту, "ведь и он последователь Антиоха" (Ibid., Att., XIII, 25).
Плутарх пишет, что Брут был поклонником Древней Академии и "неизменно восхищался Антиохом из Аскалона, однако же другом себе избрал его брата Ариста". (Plut., Brut, 2). Арист возглавлял Академию после смерти Антиоха. Таким образом, Антиох и Филон оказали значительное влияние на умы римлян, приобретя в Риме множество сторонников и противников.
Хотя Антиох и склонялся в сторону стоицизма, наиболее влиятельным стоиком среди римской элиты был, безусловно, Посидоний. Большую часть своей жизни он провел на Родосе. Посидоний поддерживал отношения с образованными римлянами. Учиться у Посидония приезжали многие, в том числе и Цицерон (Plut., Cic., 4). В последствии Цицерон переписывался с Посидонием и послал ему написанное на греческом сочинение о своем консульстве. Цицерон хотел, чтобы Посидоний написал об этих событиях более изящно, но тот ответил, что чтение воспоминаний "не только не побудило его к писанию, но даже совсем устрашило" (Cic. Ep. XXVII, 2). Посидоний приезжал в Рим, видимо дважды. Плутарх пишет в биографии Мария, что Посидоний приезжал к нему незадолго до смерти Мария, то есть около 86г., чтобы побеседовать "о делах своего посольства" (Plut. Mar., 45). Возможно, Посидоний и преподавал в Риме. Как мы знаем о истории философского посольства 155 г. и по истории Кратеса из Малл, греки, приезжавшие в Рим в качестве послов, параллельно успевали заниматься и преподаванием.
Слушал Посидония на Родосе и Помпей. Плутарх пишет, что Помпей возвращаясь из Сирии, заехал на Родос и там слушал выступление всех софистов. А Посидоний читал в присутствии Помпея лекцию "Об изобретении вообще" и записал ее. (Plut., Pomp., 42). Цицерон же в "Тускуланских беседах" описывает эту встречу иначе (или это уже другая встреча). Посидоний был болен, у него невыносимо болели суставы. Помпей, пришел к нему, и сказал, как ему жаль, что он не может услышать речи философа. На что Посидоний ответил: "Уж ты-то можешь их послушать – я не допущу, чтобы столь видный муж пришел ко мне понапрасну". И Посидоний стал рассуждать о том, что нет блага, кроме чести" (Cic. Tusc., II,61). Однако, кроме того, что Посидоинй был ведущим стоиком этого времени и ученым, с очень широкой областью интересов (Целлер пишет, что он владел всем знанием того времени[14]), Посидоний еще и обладал прекрасным риторическим стилем. Сартон считает, что его влияние было обусловлено "скорее риторическим мастерством, чем научной проницательностью и глубиной его философии"[15].
Возглавлявший в это время перипатетическую школу Кратипп, хоть и был менее влиятельной фигурой и, скорее всего, не был в Риме, все же пользовался у римлян определенной популярностью. У него обучался философии Гай Марцелл, когда он находился в изгнании после битвы при Фарсале (Cic. Brut., 250). Кратипп тогда преподавал в Митилене. Брут говорит Цицерону в диалоге "Брут", что "после его обучения у Кратиппа, ученейшего человека, и, видимо, твоего большого друга, он кажется мне еще более похожим на тебя всем обилием своих занятий". (Ibid.) Кратипп обучал не только этого изгнанника. Брут, находясь в Афинах после убийства Цезаря, слушал философов, в том числе и Кратиппа. (Plut. Brut., 24). Кратипп виделся и с Помпеем, когда тот приехал на Лесбос после поражения при Фарсале. Он специально пришел к Помпею из города и "согласившись с его доводами, пытался внушить ему лучшие надежды", то есть пытался ободрить его (Plut., Pom., 75). Наконец, Кратипп должен был сопровождать сына Цицерона в поездке по Азии, которую он хотел совершить после обучения в Афинах (у того же Кратиппа). Гай Требоний, наместник Азии, пишет Цицерону: "Я позаботился также о том, чтобы Кратипп был вместе с ним, дабы ты не считал, что в Азии он будет свободен от тех занятий, к которым его побуждают твои советы" (Cic. Ep. Fam., XVI, 21.2).
Однако греческое влияние в Риме, естественно, не ограничивалось областью философии. Первая половина I в. до н.э. – это расцвет в Риме александрийской учености, развивавшейся в кружке Катулла. Логично предположить, что кружок любителей греческой поэзии поддерживал какие-то отношения с греками. И хотя традиция не свидетельствует об обширных греческих связях этих поэтов, у нас есть информация по крайней мере об одном греке, входившем в этот кружок. Это Парфений. Он был уроженцем города Никеи в Вифинии и попал в плен к римлянам в ходе войны с Митридатом.[16] Об этом пишет Свида. Он сообщает, что в Риме Парфений попал к Цинне, который, возможно был отцом Гая Гельвия Цинны, известного поэта. Парфений был отпущен, как учитель греческого языка и, как пишет Свида, дожил до времени Тиберия, что достаточно легко опровергается невозможностью такого долгожительства. Парфений приобрел известность среди неотериков, позже он обучал греческому Вергилия, как пишет Макробий. Хотя от Гельвия Цинны, приятеля Катулла, дошло лишь несколько фрагментов, считают, что у Цинны можно заметить заимствования из Парфения. Т.П.Вайзмен доказывает это разными изощренными способами[17]. Например, произведение Цинны, менее известное, чем его "Смирна" – Propempticon – прощальные стихи, написано для Азиния Поллиона, на его путешествие в Киликию. Парфений тоже написал Propempticon, из которого сохранилось одно слово – Corycus – город в Киликии. Влияние Парфения на поэму Цинны "Смирна" доказывается много сложнее. Однако Т.П.Вайзмен считает, что Цинна начала ее писать как раз в 65-64гг, то есть через год, после того, как приобрел пленного Парфения. Влияние Парфения обнаруживается и в работах Лициня Кальва и в стихах Катулла. Возможно, он влиял и на других поэтов. Существует точка зрения, что это Парфений принес в Рим поэтическую традицию Каллимаха и Эвфориона. Т.П. Вайзмен считает, что Цинна был не только патроном, но и учеником Парфения, а Цинна был одним из старших представителей этой школы поэтов.
Одним из примеров того, как мог Парфений воздействовать на римских поэтов служит его сочинение "О любовных страстях", посвященное Корнелию Галлу, соученику Октавиана и другу Вергилия. В этом сочинении содержится 36 коротких новелл на сюжеты о любви, которые Галл, писавший любовные элегии, должен был переложить стихами. "И уже самому тебе представляется возможность переложить гексаметром или дистихами те истории, какие ты сочтешь наиболее подходящими" (Parth.,2).
Кроме Парфения в римские поэтические круги входили и другие. Например, А.Лициний Архий. Он был родом из Антиохии, посетил города южной Италии: Тарент, Регий, Неаполь, где получил права гражданства, а со 102 г. поселился в Риме. Здесь он нашел влиятельных покровителей среди римской знати. Цицерон пишет, что "Лукуллы тотчас приняли его в свой дом". (Cic., Pro Arch., 5). Как мы говорили, дом Лукулла был всегда открыт для греков. Цицерон говорит о круге общения Архия: "Он пользовался расположением знаменитого Кв. Метелла Нумидийского и сына его Пия; его слушал Марк Эмилий; он общался с Квинтами Катулами, отцом и сыном, пользовался уважением Лициния Красса". (Pro Arch., 6). Все это образованные римляне из высшей знати. Кв. Метелл Нумидийский в 100г. уехал в изгнание на о.Родос и "жил там жизнью философа", как пишет Плутарх (Plut.Mar., 29). В изгнание его сопровождал Л.Элий Стилон, величайший римский грамматик и антиквар, учитель Варрона и Цицерона (Suet. De Gramm., 3).
Архий сопровождал М.Лукулла в Сицилию, а на обратном пути посетил Гераклею и получил там права гражданства, так как в 89 г. был принят закон о предоставлении прав римского гражданства жителям союзных городов, Архий обратился к одному их своих патронов, Кв.Метеллу Пию, тогда претору, с просьбой предоставить ему права римского гражданства и получил их. В 80-70гг. Архий сопровождал Л.Лукулла в его поездке по Азии и не присутствовал в Гераклее во время цензов. По этой причине в 62 г. он был обвинен в незаконном присвоении прав римского гражданства. Защиту его взял на себя Цицерон и успешно завершил ее. Архий отблагодарил своих покровителей, написал для Лукуллов поэму и собирался написать сочинение в честь Метеллов. Цицерон пишет об этом так: "…он, сочинив для Лукулла поэму на греческом языке, теперь смотрит в сторону Цецилиевой драмы" (Cic, Ep. XXII,15). Однако о Цицероне Архий ничего не написал (Ibid.) Трудно говорить о связи Архия с кружком неотериков, его эпическое творчество вряд ли пользовалось у них популярностью. Но, во всяком случае, в римском обществе были возможности общения с греческими поэтами. Цицерон упоминает еще одного греческого поэта Фиила, который долго жил в Риме, но покинул Цицерона в 61г. (Ibid.).
Наиболее же важной областью греческого влияния была, естественно риторика. М.Л.Гаспаров пишет, что риторика и философия находились в это время в состоянии острой конкуренции. "Легко понять, - пишет он, - что из этой толпы римских учеников, нахлынувших на Грецию, десятки и сотни шли в обучение к риторам и лишь единицы к философам"[18]. Впрочем, и к философам римляне шли в поисках красоты слога, так и Антиох и Посидоний были любимы за свой ораторский дар. А Филон даже "ввел обычай в одни часы учить риторике, в другие – философии" (Cic. Tusc., II,9). Цицерон и его окружение тоже следовало этому правилу: "… до полудня упражнялись в красноречии, а после полудня спускались в свою Академию". (Ibid.). И все же, огромною популярностью пользовались профессиональные риторы. Надо сказать, что здесь у римлян был большой выбор. Но, безусловно, первой фигурой здесь был Аполлоний Молон. Он преподавал на Родосе, но прибыл туда позже Посидония (Strab.,XIV,2). До этого он, видимо, преподавал в Риме, где его слушал Цицерон (Cic. Brut., 307). Причем Молон приезжал в Рим дважды, так как Цицерон пишет, что он опять слушал Молона, когда при диктатуре Суллы он приезжал в Сенат послом по делу о вознаграждении родосцев (Ibid., 312). В 78г. Цицерон еще раз слушал его уже на Родосе. "Это был превосходный судебный оратор, выдающийся писатель и наставник, способный не только подмечать и указывать недостатки, но и руководить образованием и обучением. Он старался, сколько можно было, умерить мое расплывчатое словообилие – это следствие некой юношеской безудержности и вольности и ввести мое половодье в твердые берега (Ibid., 316). Молон придерживался середины между аттицизмом и азианизмом. Если в "Бруте" Цицерон пишет о достаточно критическом отношении Молона к его речам, о его способности указать недостатки, то версия Плутарха представляет собой исключительно восхваление Цицерона. Он пишет, что Молон не знал латыни и Цицерон произносил перед ним речь по-гречески. Прослушав речь, Аполлоний "погрузился в тревожные думы", а когда Цицерон опечалился, Аполлоний сказал: "Тебя, Цицерон, я хвалю и твоим искусством восхищаюсь, но мне больно за Грецию, когда я вижу, как единичные наши преимущества и последняя гордость – образованность и красноречие – по твоей вине тоже уходят к римлянам" (Plut., Cic., 4). Возможно, это версия из источника более позднего времени, когда Цицерон стал уже культовой фигурой. Молона на Родосе слушал и Цезарь (Plut., Ces., 3).
Уже по биографии Цицерона можно представить себе огромный выбор ораторов, который давала Греция. Цицерон слушал многих из них: Деметрия Сира – в Афинах (Cic.,Brut, 315) (он, видимо преподавал аттическое красноречие), и множество ораторов в Азии: Мениппа Стратоникейского, которого Цицерон считал самым красноречивым человеком во всей Малой Азии; знаменитого Ксенокла из Адрамиттия (Plut.Cic., 4; Cic.Brut., 316), который как пишет Страбон, "даже произнес в Сенате речь в защиту провинции Азии, когда ее обвиняли в приверженности к Митридату (а значит, посещал Рим). (Strab., XIII, 2.66). Кроме того, Цицерон слушал Эсхила Книдского (Cic.Brut., 316) и Дионисия Магнесийского (Plut.Cic., 4).
Греческое окружение представителей римской знати
Итак, мы видим, что образованные римляне общались с греками в период своего обучение и не упускали возможности послушать их в Риме, когда они туда попадали. Многие, как Лициний Архий и Антиох находили себе в Риме покровителей их высших слоев общества. Если су