Содержание
стр.
1. Введение. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. .1-3
2. «От убийства Кирова к Большому Террору»
а. Убийство С.М. Кирова и версии преступления. . . . . . . . . . . . 3-5
б. Политические последствия убийства. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
5-7
в. «Кировский поток»; Судьба ссыльного корреспондента А.А. Кириллова. . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
.7-12
г. Политические репрессии 36-38гг.: «Большой Террор». . . . . . 12-20
3. Заключение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . 20-21
4. Приложения . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . 23-35
- 1 -
Введение
В последнее время проблема «Большого Террора» привлекает всё большее внимание общественности. До сих пор не прекращаются споры по поводу убийства Сергея Мироновича Кирова и последовавшими за этим репрессиями, поразившими весь мир своей массовостью и жестокостью. В этой связи высказываются самые разные суждения: одни считают необходимым запретить анализ «Кировского Потока» и последовавших за ними многочисленных сталинских репрессий, т.к. якобы эта тема отрывает нас от решения других актуальных и немаловажных проблем. Другие, которые уверены в необходимости более глубокого изучения этого отрезка времени, как одного из основных во всей истории Советского периода, пишут многочисленные статьи и выпускают в печать всё новые и новые версии убийства. Нет сомнения, что большинство современных негативных явлений уходят своими корнями в прошлое. Поэтому, не изучив нашу историю, мы не сможем предотвращать ошибки, подстерегающие нас в будущем.
Я думаю, что вполне понятен мой интерес к данной трагедии и к её последствиям, затронувшим миллионы судеб. Почти в каждой семье были родные и близкие люди незаконно и жестоко репрессированные и потерявшие лучшие годы жизни в тюремных лагерях, миллионы безвинно казнённых жестокой системой сталинских репрессий. Не обошла эта беда и нашу семью: во вредительской деятельности, направленной на срыв колхозного строительства, животноводства и торговли в селе Кадые, был приговорён к расстрелу дедушка моего отца: Смирнов Фёдор Иванович. Человек, честно боровшийся с басмачами в Гражданскую войну и посвятивший свою жизнь партийной деятельности. Вся жизнь была искалечена моей прабабушке: Смирновой Нине Николаевне. Её пытались осудить, как жену вредителя и заговорщика в Кадые, но она бежала из села и была вынуждена провести несколько лет в бегах. У нас дома хранится письмо о посмертной реабилитации Фёдора Ивановича и возвращении ему и членам его семьи их честных имён.
В те годы волнами репрессий были уничтожены талантливейшие люди нашей
страны: врачи и ученые, учителя и инженеры, писатели и рабочие. Как много
они могли дать нам всем своего ума, культуры, какие у них могли быть
талантливые ученики и как всё это могло улучшить всю нашу дальнейшую жизнь.
Такого страшной истории и такой ужасной убийственной тирании одного
человека нет и не было ни у какого другого народа мира.
- 2 -
В этом реферате я попытаюсь проанализировать последствия убийства
Сергея Мироновича Кирова, выразившиеся в ужесточении сталинских репрессий.
На примере репрессированного и незаконно осуждённого репортёра Кириллова
А.А. я собираюсь показать весь ужас, всю бесчеловечность и
несправедливость сталинского террора, в период которого страна потеряла
тысячи умнейших людей. Убийство одного человека рикошетом отразилось на
судьбах миллионов людей. Сотни тысяч лишились жизней, миллионы - родных и
близких.
Так как смерть Кирова послужила поводом для первых арестов, и,
следовательно, открыла путь для осуществления террора, так необходимого
Сталину для поддержания страны в полном подчинении, то именно с главы об
убийстве я счел необходимым начать данный реферат. Здесь будут отражены
некоторые факты, связанные с преступлением, а также несколько версий и
объяснений этого убийства.
Далее речь пойдет о политических последствиях убийства Сергея
Мироновича Кирова. В главе «Политические последствия» будут
проанализированы важнейшие судебные указы выпущенные вскоре после убийства
и сыгравшие немаловажную роль в дальнейшем развитии сталинских репрессий,
указы, от которых зависели судьбы всех осуждённых и судьбы их семей.
Следующая часть под названием «Кировский Поток» посвящена самой первой
волне арестов, прошедших по стране в тридцать пятом году и ознаменовавших
собой начало террора и насилия просуществовавших вплоть до пятьдесят
третьего года. Здесь я собираюсь показать состав заключенных, категории
репрессированных во время «Кировского потока». Здесь же рассказано о судьбе
вышеупомянутого ссыльного корреспондента Алексея Кириллова. Основная часть
работы - «Большой Террор». Эта глава рассказывает о массовых арестах в
тридцать седьмом и тридцать восьмом годах.
Хотя тема «Большого Террора» за последнее время и приобретает всё
большее значение и привлекает всё большие внимание со стороны историков,
всё же она остаётся темой малоисследованной. При написании этой работы я
использовал историческую литературу по этой проблеме, дневники
современников и некоторые документы, хранящиеся в фондах музея Политической
Истории России. Особое место в литературе посвященной сталинским репрессиям
занимает Солженицын со своим произведением «АРХИПЕЛАГ ГУЛАГ», книга «О
Сталине и сталинизме» Роя Медведева, и произведение Роберта Конквеста
«Большой Террор». Жизнь в исправительно-трудовых лагерях того времени, куда
направляли политических заключенных,
- 3 - описывается в книге Евгении Гинзбург «Крутой Маршрут», а также во многих ныне опубликованных дневниковых записках и мемуарах репрессированных в те страшные годы.
«От Убийства Кирова к Большому террору»
1.Убийство С.М. Кирова и версии преступления.
1 декабря 1934 года в 16 часов 30 минут, у своего кабинета в Смольном,
выстрелом в затылок был убит Первый Секретарь Ленинградского Обкома ВКП(б),
Сергей Миронович Киров. Это убийство можно назвать преступлением века[1].
Оно послужило катализатором Сталинских репрессий и многих других бед
обрушившихся на нашу страну в течение двух следующих десятилетий. Огромное
количество граждан и политических деятелей было расстреляно, как
соучастников в организации преступления, а кто был настоящим организатором
или заказчиком убийства до сих пор не выяснено и ,наверное, разгадка этой
тайны навсегда потеряна для нас. Многие пытались найти ответ на
головоломку, но их старания лишь способствовали образованию всё новых и
новых догадок и версий, которые всё ещё остаются недоказанными и не
подтверждёнными. Надо сказать, что эти версии начали возникать сразу же
после совершения преступления и не прекращают появляться и по сей день.
Многие факты остались скрытыми от историков: убийца Николаев был схвачен на
месте преступления и расстрелян ,буквально, на следующий день, а суд
проходил за закрытыми дверями, не публиковались так же и результаты
следствия. Странно было и то, что в момент преступления рядом совсем не
было никого из охранников. Услышав выстрел, в этот коридор сбежались многие
партийные работники и были крайне удивлены полным отсутствием охраны. Там
не было даже главного телохранителя Сергея Мироновича, Борисова, который,
согласно инструкциям, должен был всегда находиться рядом с первым
секретарём обкома.
Всё это наводило на мысль, что организатор убийства - Сталин. В связи с
этим суждением имелись некоторые подтверждающие улики. Во-первых сразу
после трагедии все компрометирующие свидетели либо были сразу расстреляны,
как сообщники в организации преступления, либо просто исчезли в дальнейшем.
Во-вторых между Сталиным и Кировым в последнее время возникало всё больше
разногласий. Киров становился всё более популярным в партии и в народе, он
был очень убедительным оратором, сталинскую политику коллективизации и
индустриализации он проводил неуклонно, но, без того оттенка злобности,
который был характерен Сталину и его ближайшим соратникам, Киров был
беспощаден,
- 4 - но он не был ни злодеем ни раболепным исполнителем чужой воли. Такие люди, как он были препятствием на пути «Большого Террора», они собирались ослабить диктатуру и найти способ примириться с оппозицией. Сталин узнав об этих планах, увидел в них решительное препятствие в расширении собственной власти и дальнейшему установлению «Культа личности»[2].
Через некоторое время после убийства были уничтожены другие члены
политического бюро, открыто возражавшие Сталину. Вскоре был арестован Авель
Енукидзе, которого заставили выступить с самообвинениями и написать в
«Правде» статью, где он объявлял, что совершил много политических ошибок.
Сразу после Енукидзе умер Куйбышев, но потом обнаружилось, что он проходил
курс неправильного лечения по приказу Ягоды. От сердечного приступа
скончался Орджоникидзе, но выяснилось, что это было очередное «медицинское
убийство».
До сих пор не ясно, как правительство смогло предвидеть эту трагедию, ведь указ об ускоренном ведении всех судебных дел без адвокатов, за закрытыми дверьми и без рассмотрения апелляций были изданы буквально в тот же день. Практически сразу после расстрела Николаева были обнаружены и арестованы первые группы заговорщиков и организаторов.
В последствии эта версия получила хождение за границей, благодаря показаниям многих бежавших за рубеж офицеров, но и она не принималась всерьез до тех пор, пока её не подтвердил прозрачными намёками в своих выступлениях Никита Хрущев. Лично он был убеждён, что версия верная, но и он не смог привести основательных доказательств в подтверждение своих подозрений, хотя и распорядился провести специальное расследование, но оно, к сожалению, закончилось так и не начавшись[3].
Наряду с неофициальными версиями, появлялись и версии правительственные, правда все они не были обоснованы в достаточной мере, были очень противоречивы по отношению друг к другу и сменялись с невообразимой быстротой, что делало их в достаточной мере неправдоподобными. На проверку этих версий почти не осталось надежды, так как вся информация о трагедии хранилась в строжайшем секрете, а суды и следствия проходили за закрытыми дверьми и не опубликовывались, а в прессу в огромном количестве пускали статьи о раскрытии очередного заговора или о ещё одном расстрелянном «враге народа». Что касается убийцы Николаева, который был расстрелян сразу же после совершения преступления, то из материалов того времени следовало, что он действовал по собственному умыслу, но всё
- 5 - же считается, что, возможно, он выполнял приказ самого Сталина. Мне представляется очень справедливым суждение Джузеппе Боффа о том, что «Был ли Сталин замешан в этом деле или не был, но он воспользовался убийством Кирова и созданной этим общей атмосферы тревоги, для того чтобы направить в выгодное для себя русло развитие той скрытной от невооруженного глаза политической борьбы, которая развернулась на рубеже 1933-1934гг. И одной из центральных фигур которой был Сергей Миронович Киров».[4]
2.Политические последствия убийства.
Убийство Сергея Мироновича Кирова повлекло за собой множество политических последствий, в огромной степени повлияло на дальнейшую жизнь всего СССР, а так же искалечило множество судеб и погубило огромное количество жизней. Эта беда стала катализатором для прихода ещё большей беды - сталинского террора. На протяжении нескольких лет волны репрессий нещадно опустошали города и сёла нашей страны, уничтожали весь цвет русской интеллигенции: талантливейшие врачи, ученые и инженеры были уничтожены в то страшное время.
Всё началось, буквально, сразу после убийства Кирова и вынесения приговора первым арестованным по обвинению в организации и осуществлению этого террористического акта. Начали выходить указы, ужесточающие советское законодательство, вносящие изменения в судебные законы, относящиеся к политическим преступлениям. Самым первым вышло Постановление ЦИК СССР от 1 декабря 1934 года «О порядке ведения дел о подготовке или совершению террористических актов». Это постановление устанавливало скоротечность ведения всех дел по рассмотрению лиц, обвинённых в подготовке или совершению террористических актов. Постановление включало в себя несколько пунктов, главная задача которых, насколько возможно ускорить протекание всех дел, касающихся всех «врагов народа» и не дать возможность оправдаться. Суть данного документа состоялась в следующем:
o Следствие по этим делам заканчивалось в срок не более десяти дней.
o Обвинительное заключение полагалось вручать обвиняемому не более чем за одни сутки до рассмотрения дел в суде.
o Дела слушались без участия сторон.
- 6 - o Не допускать кассационного обжалования приговоров, как и подачи ходатайств о помиловании.
o Приговор к высшей мере наказания приводить в исполнение немедленно по вынесению приговоров.[5]
Вскоре после опубликования постановления от 1 декабря 1934 года началось дальнейшее ужесточение законодательства. Были введены законы, касающиеся не только самих «Изменников Родины», но и их семей и других родственников.
30 марта 1935 года был издан закон о Наказании членов семей изменников
Родины (все ближайшие родственники изменников Родины должны были быть
высланы в отдалённые районы страны, даже если они никакого отношения к
совершенному преступлению не имели).
Для ужесточения наказания семей изменников Родины, 7 апреля 1935 года был издан указ, разрешающий привлекать к уголовной ответственности детей старше 12 лет. Так же на них могли распространяться все виды уголовной ответственности, вплоть до смертной казни.
Очень много указов было издано по делам так называемых «бывших людей»: бывших кулаков, бывших царских придворных и т.д. Большинству из них была уготовлена участь быть сосланным в какие-нибудь отдалённые уголки страны и доживать там в ужасной нищете свои последние годы жизни. В Ленинграде было сослано больше миллиона человек из «бывших людей» и то, только за первые два года репрессий[6].
Со временем репрессии приобретали всё больший размах и требовали
обязательного образования новых внесудебных органов законодательства
(тройки и двойки).
27 мая 1935 года по приказу НКВД СССР в НКВД республик, краёв и
областей Союза Советских Социалистических Республик были образованы тройки
НКВД - УНКВД, на которые распространялись все права Особого Совещания. В
состав троек входили: начальник УНКВД, начальник отдела милиции и прокурор
области. В полномочия тройки входило вынесение, рассмотрение и вынесение
приговора без ведома суда.
30 июня 1937 года наряду с уже действующими внесудебными органами были созданы республиканские, краевые и областные тройки. Главной задачей этих троек было рассмотрение дел по части «бывших людей»: бывших кулаков, членов антисоветской партии, бывших белогвардейцев, жандармов и чиновников царской России.
- 7 -
В состав тройки входили: секретарь обкома ВКП(б), прокурор области и начальник управления НКВД.
Через некоторое время после введения троек, 4 августа 1937 года были
введены двойки, в составе которых был
прокурор СССР и нарком внутренних дел страны. Двойки и тройки отвечали всем
требованиям Сталина по ведению судебных дел политических преступников,
«врагов народа» и бывших людей. Как и было указано все следствия по делам
заканчивались в течении 10 дней, а многие просто и не начинались, большое
количество приговоров даже назначалось не тройками и двойками, а просто
приходило от правительства и о никаких ходатайствах о помиловании,
естественно, не могло быть и речи.
В 1935 году продолжалась, начавшаяся в 1933 году так называемая «чистка
партии». Наибольшее число членов партии было исключено в последние годы
«чистки». Всех партийных работников сурово наказывали по пустяковым, а
иногда и по вымышленным причинам. Очень строгое наказание ждало за «связь с
враждебными элементами» или просто за «недостаток бдительности».
Репрессии имели огромнейший размах и многие просто переставали верить в возможность существования такого немереного количества «врагов народа» и начинали задумываться над этим вопросом. Чтобы оправдать сталинский террор ещё в 1928 году был выдвинут тезис: по мере успехов социалистического строительства сопротивление классового врага будет усиливаться, а классовая борьба - обостряться[7].
3. «Кировский поток»
Как уже говорилось, убийство Сергея Мироновича Кирова повлекло за собой
множество ужасных и кровавых событий отразившихся на судьбах миллионов
граждан Советского Союза. Всё началось с арестов небольшого числа
подозреваемых в совершении преступления, скоротечного суда и казни. Сразу
же после завершения дел первых арестованных и после их расстрела, начались
массовые репрессии направленные на уничтожение всех подозреваемых в измене
отечеству. «Кировский поток» - это первая волна массовых арестов,
прокатившихся по стране зимой и весной 1935 года. Самым первым арестам были
подвержены многие личности, работавшие в окружении С. М. Кирова и те, кто
как-либо был связан с ним. Гонениям подвергались в первую очередь жители
Ленинграда и области. Именно во время «Кировского потока» начались
рассматриваться дела «бывших людей». Многие из этих не в чем не повинных
людей были вынуждены выехать за пределы Ленинграда или Москвы в глухие
деревни -
- 8 -
где-нибудь на окраине страны. По подсчетам, из Ленинграда было выслано
несколько десятков тысяч человек и большинство из них так и не смогло
вернуться в свои родные места[8]. Именно во время «Кировского потока» были
нанесены первые удары по русской интеллигенции. Начатые в эту пору гонения
на интеллигенцию продолжались ещё почти пять лет и закончились только к
сороковым годам. Одновременно с репрессиями в народе началась замена
командования военно-морских сил страны, продолжалась и так называемая
«чистка» партии. Именно «кировский поток» стал началом всего того
ужаса творившегося в стране в течении многих последующих лет и окончательно
закончившегося лишь со смертью Сталина.
Бессмысленно говорить о всех жертвах Сталина и его ужасного террора, так как число этих жертв невозможно представить и сосчитать. Количество людей, погубленных жестокой сталинской диктатурой всё ещё остаётся неизвестным и, возможно, ответ на этот вопрос безвозвратно ушел в прошлое, так и оставив человечество в неведении.
В этой главе я постараюсь более или менее подробно описать трагическую
судьбу репортёра Алексея Кириллова, который был незаконно осужден и выслан
со всей своей семьей в небольшой городок Казачинск, Красноярского края. Во
время ссылки в Казачинске он вёл дневник, в котором описывал каждый день
своего пребывания в этом городке. Надо отметить, что эту главу своей работы
я писал в основном используя именно материалы из дневника Алексея
Кириллова, хранящегося в фондах музея Политической Истории России[9].
Алексей Кириллов по профессии корреспондент, работал редактором отдела
печати ленинградской газеты «Смена». Почти сразу после убийства Сергея
Мироновича Кирова большей части сотрудников отдела, в котором работал
Кириллов, был отдан приказ о срочном отъезде из Ленинграда. Дело в том,
что эта печатная организация непосредственно соприкасалась в работе с
Первым Секретарём ленинградского Обкома, а следовательно несла некоторую
ответственность за смерть Кирова. Письмо о выселении семьи репортёра из
Ленинграда пришло, когда он находился в командировке в Красноярске.
Известие об убийстве Сергея Мироновича сильно потрясло корреспондента, но
ещё больше его потряс и возмутил тот факт, что он и почти все его коллеги
подозреваются в причастности к этому преступлению. Из Красноярска он хотел
выслать письмо с оправданием своему другу Акулишкину, где он писал:
«Тяжелый удар, обрушившийся на партию втройне тяжел для меня. Во - первых я
много соприкасался в работе с Сергеем Мироновичем и не могу без ужаса
думать о случившимся. Во - вторых я работал в ленинградской организации,
несу щей
- 9 - непосредственную ответственность за смерть Сергея Мироновича. В - третьих мои идейные колебания в момент 14 съезда партии, ставят меня в ряды людей особо отвечающих за действие гнусной банды убийц». Но письмо он так и не отправил, стыдно стало... не захотелось оправдываться за не совершенные им поступки[10]. Возможно, в последствие решение не посылать данное письмо отразилось на дальнейшей судьбе корреспондента и его семьи.
Вскоре после прихода вести об убийстве Кирова и о выселении Кириллова и его семьи из Ленинграда, пришла новая телеграмма с приказом о немедленном отъезде репортёра в Казачинск, без права на въезд в Ленинград, чтобы повидаться с семьёй. В телеграмме уверяли, что его жена в скором времени прибудет на проживание в Казачинск.
В Казачинске репортёра устроили на работу, но не на работу в местном
журнале или газете, а просто заставляли заниматься чисто механически
трудом, типа переписывания разного сорта бумаг и документов. Возмущенный
таким отношением и недоверием Кириллов пишет очередное письмо из
Казачинска, адресованное А.Л. Стецкому, с просьбой о замене работы на
другую, более подходящую к его профессии и, естественно, получает полное
соболезнований письмо, в котором разъясняется невозможность осуществления
его просьбы. Второго марта репортёр посылает письмо своей жене Людмиле, в
котором рассказывает о жизни в городке. В это же время он начинает
знакомиться с местными и высказывает председателю Щукину несколько своих
предложений по поводу подготовке города к весне, в общем, входит в доверие
к горожанам. Живя в Казачинске, Кириллов всё же не был полностью отрезан от
окружающего мира. Ему было разрешено выписывать некоторые газеты и он,
пользуясь этой возможностью, всё время мог узнавать последние новости и
всегда быть в курсе происходящих событий. Когда пришло письмо от жены с
сообщением: «Пятые сутки едем», радости его не было предела. Но вскоре его
ждало разочарование. Людмила, находясь в Красноярске, не смогла выехать от
туда: несмотря на все старания, встретиться с мужем ей так и не удалось. С
этого момента началась настоящая травля всего семейства корреспондента.
Надо сказать, что потратив около месяца на попытки выпросить у начальства
краткосрочный отпуск, Кириллову всё-таки удалось увидеться со своей женой.
Но сколько времени и сил ему потребовалось, чтобы на несколько дней выехать
в соседний город! У Людмилы пока что дела складывались удачней, чем у её
мужа, но это продолжалось недолго. Утром 24 апреля он должен был выехать в
село Ерзовку на проверку посева, предварительно получив телеграмму, что
Людмила довольна своей работой в
- 10 - местной школе и что занята ею по горло. Вдруг, неожиданно, перед самым отъездом, приходит послание из Красноярска: «Меня безобразно оклеветали. Приездом начальника, надеюсь, всё выяснится»[11].
Двадцатого мая, как пишет репортёр, произошло нечто ужасное. Вот запись
из дневника Кириллова: «Жена приобрела для парткабинета Политотдела книги
для создания библиотеки. Работала оно с увлечением, горячо, и дело
продвигалось, хотя книг в книжном магазине не было, и приходилось их
приобретать у букиниста или в комиссионном магазине, где и было куплено
полное собрание сочинений В.И. Ленина 1-го издания. При выдаче одного из
томов Ленина помполиту для его подготовки к очередному политзанятию,
которыми было поручено руководить Люське, из книги выпала старая,
пожелтевшая от времени листовка о профсоюзной дискуссии за подписью
Троцкого.
Людмила обратилась за советом к замначальнику Политотдела Шекку: что делать с этим документом? Шекк ответил: «Давай мне, я спрячу его в стол, под ключ».
Когда на другой день Кириллова проводили очередное политзанятие с помполитами, где как раз прорабатывалась тема «Профсоюзные дискуссии», Шекк вынул из стола листовку и показал её всем присутствующим. Это и послужило, как видно, поводом к тому, что в Оргбюро было подано от помполитов и Шекка заявление, что Кириллова «распространяет троцкистские листовки».
В отсутствие начальника Политотдела Черкасова, который как раз в эти дни находился в командировке в Москве, сам Шекк поставил на партийном собрании политотдельцев накануне 1 Мая вопрос об исключении Кирилловой из партии «за распространение контрреволюционного троцкизма».
Обо мне на собрании говорили, что я несколько раз исключался из партии
(это явная ложь!), что сейчас я в ссылке и тому подобную чушь. А Люську
окрестили «контрреволюционеркой» и вынесли решение об её исключении из
партии...»[12]
Людмиле, обвиненной в «распространении контрреволюционных листовок», распространять которые она даже и не думала (кстати, в 1-м издании произведений Ленина текст этой самой листовки напечатан в конце тома в виде приложения) ничего не оставалось, как терпеть эту клевету и сдать свой партийный билет. Для неё и детей настали черные времена. Дети политотдельцев кричали им в окно: «вы убили Кирова!». Разбили оконное стекло, бросая в него камни, старенькую мать репортёра и его сына-школьника по дороге в школу тоже забрасывали камнями. Не помогло и обращение за
- 11 - помощью в местное управление ГПУ, там её выслушали в полной растерянности и ничего не сказали.
Кириллов жил всю оставшуюся зиму всё время волнуясь за судьбу жены и детей. 1 января 1936 года произошел один совсем неожиданный и повернувший жизнь репортёра в другое русло случай, ему вернули его партбилет, но жене возвращать категорически отказались. Через некоторое время после возвращения партбилета, Кириллова устроили на новую работу - директора школы.
Всю весну 1936 года репортёр работал в школе и, одновременно, не
переставал заниматься колхозным хозяйством. Дневник репортёра Алексея
Кириллова обрывается записью от 19 апреля 1936 года. На все летние месяцы
он был послан Казачинским райкомом уполномоченным по посевной, а затем и
уборочной компании в село Рождественское - крупнейший колхозный район
области. Уже само это назначение было воспринято Алексеем, как знак
растущего к нему доверия партийной организации Казачинска. Этим же летом
Алексей одним из первых в районе прошел обмен партийными документами, но
«отмежеваться» от исключенной из партии жены наотрез отказался. В августе
по инициативе Кириллова был предпринят небольшой геологический поход по
Енисею с целью разведки полезных ископаемых.
Всё шло очень хорошо, Кирилловы ждали сообщения о возможности переезда обратно в Ленинград и никто даже не мог представить себе, какой кошмар ожидает их в будущем.
Как то раз поздно вечером, Людмила подошла к своему домику в Казачинске
и увидела подъезжавшую к ним телегу с начальником Казачинского НКВД,
Степаном Прокопьевичем Демидчиком и ещё одним незнакомым человеком, который
начал в доме обыск. Алексей был уже дома. Были конфискованы и увезены все
книги, находившиеся в избе, остальные вещи их не интересовали. Когда телега
уехала, Алексей сказал, что его исключили из партии, обвинив в
распространении в селе Рождественском троцкистской литературы, книг,
которые его попросили выписать из Красноярской библиотеки с целью
просвещения некоторых сельчан («Поднятая целина» Шолохова, однотомник
Пушкина, «Энергия» Гладкова и «Капитальный ремонт» Соболева). Всех поразила
и ошеломила дикая и чудовищная нелепица этого обвинения, ведь, в сущности,
с Алексеем произошло то же самое, что и с его женой в 1935 году.
На другой день, после обыска, Людмила пошла на работу в школу, куда её
Алексей устроил, как учительницу, и засела за проверку сочинений, которые
было необходимо вернуть авторам без задержки. Занятая работой, она совсем
отвлеклась от события прошлого дня и поэтому не придала особого значения
просьбе Алексея прогуляться с ним в Тайгу. Он пошел туда в одиночестве.
Именно во время этой одинокой прогулки окончательно созрело у Алексея
решение, спасти
- 12 - семью ценой своей гибели. Прощальное письмо уже было написано и лежало у него в кармане.
На другой день Кириллова опять пошла на работу. В учительской её задерживает завуч - даёт прочесть приказ по школе: «За непедагогическое отношение к ученикам (есть любимчики), за жевание бутерброда при входе в класс, за то, что не отметила роль большевиков в Пугачевском восстании - считать Людмилу Александровну Кириллову уволенной из школы с 6 октября 1936 года»[13]. Завуч этот часто появлялся в школе в нетрезвом виде, а сидя как- то на уроке, когда шло чтение «Капитанской дочки» любезно заметил после звонка: «Я к вам учиться прихожу».
Сразу же после школы она пошла в райзо к мужу, чтобы сообщить ещё одну печальную новость, сказать о её увольнении и о том диком приказе по школе.
За разговором решили, что надо пойти в Казачинское отделение НКВД к начальнику Степану Демидчику и от имени всей семьи попросить: если считают врагами - пусть судят, а если нет - пусть наконец прекратиться травля, которой их подвергают и конца которой не видать.
Вечером Людмила пошла в управление НКВД, а Алексей взяв ружье и собаку
пошел в тайгу. Людмила не знала, что живым видит мужа последний раз в
жизни. Вечером Кириллов застрелился на берегу Енисея. Секретарь райкома,
который сформулировал то чудовищное обвинение в троцкизме «доконавшее»
репортёра, узнав об этом, уволился и уехал из Красноярского края. В музее
Политической истории России до сих пор хранится предсмертная записка А.А.
Кириллова[14].
Корреспондент Кириллов является всего лишь одной из многочисленных
жертв «Кировского потока» и большинству из которых, подобно ему приходилось
сносить все оскорбления и неоправданные обвинения от горячо любимой
Советской Власти.
4. «Большой террор»
«Большой террор» или, как его ещё называли «Ежовщина», являлся
продолжением «Кировского потока», который проходил в стране с 1934 года.
«Кировский поток» был лишь первым шагом Сталина для установления своей
диктатуры, а во время «Большого террора» репрессии приобрели наибольший
размах. На деле, «Ежовщина» была исполнением приказа Наркома внутренних дел
№00445 и проходила с 5 августа 1937 года по 16 ноября 1938 года. Однако, по
датам «Большого террора» существуют среди историков существуют некоторые
разногласия. Одни считают, что всё началось в июне 1936 года, а другие
уверены, что «Большой террор» начался осенью
- 13 - тридцать седьмого года. За это время было расстреляно более сорока тысяч человек. Больше всего страдал Ленинград и Москва, в которой под высшую меру наказания попало более двадцати пяти тысяч человек. В этот период пострадали все слои населения СССР, а также военные, чиновники и интеллигенция. В 1936 году начались первые «открытые процессы», которые представляли из себя грандиозные, хорошо спланированные спектакли, не имевшие под собой никакой основы. Все эти процессы были лживы, но так хорошо спланированы, что никто в народе не догадывался о том, что судят вовсе не врагов народа. Три самых ярких процесса прошли в Москве, а затем начали проводиться многочисленные мелкие процессы в краях и областях СССР.
19 августа 1936 года в Москве в Октябрьском Зале Дома Союзов начался
первый чудовищный спектакль - так называемый «открытый процесс» над
лидерами оппозиции. На скамье подсудимых сидели главным образом бывшие
лидеры «новой» оппозиции - Г.Е. Зиновьев, Л.Б. Каменев, Г.Е. Евдокимов,
И.Н. Смирнов, И.П. Бакаев, С. Мрачковский, В.А. Тер Ваганян и другие,
причем многие из них уже во второй раз за два года оказались на этой
скамье. Всего в группе обвиняемых было шестнадцать человек, их в
обвинительном заключении назвали «троцкистско-зиновьевским террористическим
центром».
«Судебное разбирательство длилось до 24 августа и к его концу обвиняемые
уже совсем не «отпирались». Зиновьев говорил: «Мой ущербный большевизм
превратился в антибольшевизм, а благодаря троцкизму я дошел до фашизма...
Мы заняли место большевиков, эсеров, меньшевиков и белогвардейцев, которые
не могли открыто выступать в нашей стране[15]».
Все обвиняемые «охотно» рассказывали о своей роли в убийстве Сергея
Мироновича Кирова и о планах убийства таких крупных политических деятелей,
как Сталин, Молотов, Каганович, Чубарь, Эйхе. Каменев рассказывал, что
убийство Сталина планировалось осуществить во время VII конгресса
Коминтерна и что этот акт должен был вызвать замешательство в партии и
привести к мощному движению за возвращение к власти Троцкого, Каменева и
Зиновьева. Лишь один Н.И. Смирнов пытался отвергнуть большую часть
предъявленных ему обвинений, но и у него ничего не вышло, так как он был
«уличен» показаниями других подсудимых.
Хотя процесс и считался открытым, в зале присутствовало лишь несколько
десятков заранее отобранных «представителей общественности», а остальными
«зрителями» были сами сотрудники НКВД. Были отвергнуты многие элементарные
нормы судопроизводства. Никаких вещественных
- 14 -
доказательств прокурор СССР А.Я. Вышинский не предъявлял, а коллегия
Верховного суда, возглавляемая В.В. Ульрихом, их и не требовала. Всё
обвинение было построено на показаниях и признаниях самих обвиняемых. В
судебном разбирательстве также не принимали участия адвокаты, а
предложения некоторых зарубежных адвокатов встать на защиту обвиняемых были
отвергнуты. Все показания были однообразны: перечисление различных
преступлений или планов преступлений, которые подготавливали «центр» и его
«филиалы».
Г. Зиновьев, Л. Каменев и другие обвиняемые теперь реабилитированы и
поэтому доказывать то, что процесс был «дутым» нет необходимости. Однако в
1936 году доверие партии и большинства народа к Сталину, НКВД и советскому
суду было ещё очень велико, сомнения возникали у немногих и мало кто
решался высказать их даже в кругу самых близких друзей.
Этот «первый открытый процесс» вынес смертный приговор всем шестнадцати обвиняемым и вызвал очередную волну репрессий. В первую очередь арестовывали бывших членов «левых» оппозиций, все газеты были полны статьями о «разоблачении» скрытых троцкистов, большинство из которых и не собирались утаивать свое прошлое.
Второй политический процесс - спектакль начался зимой 1937 года. На
этот раз перед Военной коллегией Верховного суда СССР предстали Г.Л.
Пятаков, К.Б. Радек, Г.Я. Сокольников, Л.П. Серебряков, Я.А. Лившиц, Н.И.
Муралов, Я.Н. Дробнис, М.С. Богуславский и другие - всего семнадцать
человек. В большинстве подсудимые были известными деятелями партии,
активными участниками революции и Гражданской войны. Почти все в 1924-1928
годах принадлежали к «объединенной» оппозиции, но затем публично объявили о
разрыве с Троцким и были восстановлены в партии. Перед арестом осенью 1926
года они занимали, как правило, важные посты в хозяйственном и партийном
аппаратах, в органах печати и др. Теперь все они были обвинены в
принадлежности к так называемому «параллельному центру», в подготовке
террористических актов, в шпионаже, в вынашивании планов расчленения СССР и
восстановлении капитализма.
Процесс «параллельного центра», в отличие от первого «открытого
процесса», проходил уже с соблюдением некоторых юридических норм, которыми
пренебрегли на предыдущем судилище. Так, например, обвиняемым выделили
защитников, которые, впрочем, даже и не пытались защищать их от
несправедливых и необоснованных обвинений. Убедившись в безотказности
«следственной» машины Сталин разрешил пригласить на процесс большое число
иностранных корреспондентов и некоторых дипломатов. Но и теперь никаких
документальных и вещественных доказательств предъявлено
- 15 -
не было, а как только судья А. Вышинский говорил о предъявлении
доказательств, открытое заседание прекращалось и начиналось закрытое.
Единственным доказательством и теперь являлись показания обвиняемых.
Естественно, возникал вопрос, что побудило обвиняемых, которые, по
данным следствия давно уже потеряли стыд и совесть, превратились в убийц и
диверсантов и не могли надеяться на снисхождение, «чистосердечно»
признаваться в совершенных преступлениях. К тому же все обвиняемые делали
оговорку, что их не подвергали пыткам или давлению. Однако, чтобы
предупредить появление каких либо сомнений, Вышинский каждому из этих
«убийц, вредителей и диверсантов» задал вопрос о мотивах их чистосердечных
признаний. Но в