Московский комитет образования.
Московский Техникум Автоматизации и
Радиоэлектроники.
РЕФЕРАТ
Студентки группы 96-БУ-1-9к
Копковой Елены Вячеславовны
Руководитель проекта:
Пушкарева И.В.
Москва 1999г.
План
1. Введение
1. Реформы Петра 1
Военные реформы
Реформы в области торговли и ремесел
Реформы в промышленности
1. Социальная политика Петра.
1. Государственное устройство.
1. Заключение
1. Список используемой литературы:
Первая четверть 18 в. - важная эпоха в истории нашей страны,
ознаменованная значительными сдвигами в ее жизни, в экономике,
развитии производительных сил, государственном строе и культуре.
Но особенно поразительным было изменение роли России в
международных отношениях. Именно в этот период Россия вошла
в число сильнейших держав Европы.
К концу 17 в. обширное Русское государство, территория
которого простиралась от Каспийского моря на Юге до Полярного
океана на Севере и от Польши на Западе до Тихого океана, Камчатки
и Китая на Востоке, занимало в международных отношениях место,
не соответствовавшее его действительным силам и возможностям.
Конечно, в 17 в. и даже до 18 в., начиная примерно со второй
половины 15 в., Русское государство росло, расширялось,
накапливало силы и постепенно все более привлекало внимание
сначала соседних, а затем и более отдаленных государств. Но вплоть
до начала 18 в., до Петра I, сфера участия России в европейских
международных отношениях ограничивалась соседними странами
Восточной и Юго-Восточной Европы - Польшей, Швецией и
вассалом Оттоманской империи - Крымским ханством. Участие в
западноевропейских делах Россия не принимала, а ее политические
контакты со странами Западной Европы были эпизодическими.
Правительства западноевропейских стран в свою очередь
принимали в расчет силы и возможности России только в тех
случаях, когда дело касалось пограничных с Россией государств –
Польша, Швеция и, в конце 18 в., - Турция. Да и взаимные познания
России и стран Западной Европы друг о друге были весьма
ограниченными. Наша страна больше интересовала в то время
некоторые из этих государств, прежде всего Англию и Голландию,
как торговый партнер, источник дешевых товаров и хороший рынок
сбыта.
Незавидным было в 17 в. и положение России относительно ее
ближайших соседей. Швеция и Польша, воспользовавшись
крайним ослаблением России в начале 17 в., рвали на части и ее
территорию. Польша по Деулинскому перемирию 1618 г. завладела
коренными русскими землями, в том числе Смоленском. Под
вопросом было само независимое существование России, ибо
поляки отказывались признать царем Михаила Федоровича,
ссылаясь на «права» на Российский престол королевича Владислава.
Только в 1634 г. удалось добиться отказа Владислава от притязаний
на Московский престол. В результате длительной борьбы между
Россией и Польшей в 50-60-х годах 17 в. России по Андрусовскому
перемирию 1667 г. удалось вернуть Смоленск и овладеть
левобережной Украиной; Киев так же перешел к России.
Андрусовское перемирие было дополнено в том же году, так
называемым, Московским союзным постановлением.
Это был перелом в отношениях между двумя соседями, перелом
от многовековой вражды и войны к миру и союзу, обусловленный
наличием общей для них опасности со стороны татар и турок. Но
если в отношениях между Россией и Польшей во второй половине
17 в. установилось равновесие, основанное на равенстве сил и
известном совпадении интересов, то положение России
относительно другого западного соседа - Швеции было чревато
длительными конфликтами.
По Столбовскому договору 1617 г., шведы полностью оттеснили
Россию от Балтийского моря, захватив исконные русские земли на
побережье Финского залива. Русское государство было лишено
естественного пути сообщения со странами Западной Европы,
общение, с которыми было важным условием преодоления
отсталости страны. В середине 17 в. правительство России сделало
попытку вернуть себе выход к Балтийскому морю. Но Швеция была
в то время сильной военной державой, и для успешной борьбы с нею
силы России оказались пока еще недостаточными, тем более, что
одновременно шла война с Польшей за Украину. Ликвидировать
условия Столбовского договора, пробиться к Балтийскому морю в
17 в. не удалось. Это была самая жгучая проблема, важнейшая
задача русской внешней политики, и, давно уже став традиционной,
она никогда не снималась с повестки дня, но решать ее пришлось
уже Петру I в первые десятилетия 18 в.
Третьим соседом России в Европе было в 17 в. крымское ханство
вассал и форпост оттоманской империи. Россия в 17 в. Ежегодно
выплачивала крупные суммы крымской феодальной верхушке.
Однако это не обеспечивало безопасность ее южных границ. Почти
каждый год с наступлением весны татарские орды глубоко
проникали в пределы русской земли, жгли, грабили, убивали,
угоняли население и скот. Постоянные татарские набеги тормозили
развитие производительных сил, мешали вовлечению в
хозяйственный оборот наиболее плодородных земель, создавали
непреодолимые препятствия развитию земледелия и скотоводства на
обширных просторах значительной части русского государства.
Правительству приходилось помимо ежегодных «дач» крымским
татарам, тратить большие средства на создание оборонительных
сооружений от татарских набегов - засечных черт.
Самые насущные потребности хозяйственного развития
требовали от русского правительства все более решительной борьбы
с набегами татар, принятия эффективных мер по обеспечению
безопасности южных границ. Это вело к все более крупным
столкновениям с татарами и стоявшей за их спиной Турцией.
Однако здесь, на южных границах, в 17 в. добиться изменения
положения не удалось.
Военные столкновения с Турцией и Крымом в 70-80-х годах 17 в.
не принесли заметных успехов, которые были бы способны
улучшить позиции России относительно ее южных соседей.
Стоявшие перед русской внешней политикой неотложные задачи на
юге также переходили к Петру I, к 18 в. Таково было положение
России в Европе 17 в. Говорить о ее выдающейся роли в военно-
политическом аспекте или хотя бы о значительном месте среди
европейских государств для этого времени было бы искажением
истины, ненужным преувеличением. Место России было
достаточно скромным, даже в области ее сношений с ближайшими
соседями, не говоря уже о странах Западной Европы. Полностью
отрезанная от Балтийского моря, Россия задыхалась в тисках
блокады, фактически осуществлявшейся ее западными соседями.
Она была лишена естественных непосредственных связей с
передовыми в те времена государствами Западной Европы, что
тормозило ее развитие и сохраняло отставание от стран Запада в
технике и культуре. Даже ее внешняя торговля в то время шла либо
через соседние страны, оказываясь под контролем Швеции и
Польши, либо велась по Белому морю и Ледовитому океану, вокруг
Северной Европы, путем трудным, далеким, опасным для
тогдашних небольших парусных кораблей. Едва ли нужно
упоминать, что и те немногочисленные суда, которые приходили в
северные порты России, были судами иностранными, так как
собственного торгового флота у России не было.
Отчетливо представив себе международное положение России к
концу 17 в., мы сможем теперь правильнее оценить то новое в этом
положении, что появилось в ходе последующего развития событий, в
результате больших жертв, принесенных русским народом,
героических усилий русской армии и флота, созданных Петром I в
итоге небывалого дотоле развития производительных сил страны, ее
экономики, связанного с проводившимися Петром I реформами. Эти
реформы проводились в течение всего правления Петра I. Нередко
случалось так, что новые соображения и предписания упраздняли
недавно созданное и не выдержавшее проверки временем.
Военная реформа была первоочередным преобразовательным
делом Петра I, наиболее продолжительным и самым тяжелым как
для него самого, так и для народа. Она имеет очень важное значение
в нашей истории; это не просто вопрос о государственной обороне:
Реформа оказала глубокое действие и на склад общества, и на
дальнейший ход событий.
Война перерабатывала сбродное ополчение вольницы и даточных
в настоящую регулярную армию. Среди непрерывной борьбы
новоприборные полки, оставаясь много лет на походной службе,
сами собой превращались в постоянные. После Нарвы началась
неимоверная трата людей. Наскоро собираемые полки быстро таяли
в боях, от голода, болезней, массовых побегов, ускоренных
передвижений на огромных расстояниях - от Невы до Полтавы, от
Азова и Астрахани до Риги, Калиша и Висмара, а между тем
расширение театра военных действий требовало усиления
численного состава армии. Для пополнения убыли и усиления
армейского комплекта один за другим следовали частичные наборы
охотников и даточных их всяких классов общества, из детей
боярских, из посадских и дворовых, из стрелецких детей и даже из
безместных детей духовенства; в продолжение одного 1703 г.
забрано было до тридцати тысяч человек. Армия постепенно
становилась всесословной; но в нее поставлялось кое-как на ходу
выправленное или совсем не боевое сырье. Отсюда возникла
потребность в другом порядке комплектования, который давал бы
заранее и правильно подготовленный запас. Случайный и
беспорядочный прибор охотников и даточных был заменен
периодическими общими рекрутскими наборами, хотя и при них
иногда повторялись старые приемы вербовки. Рекрутов холостых в
возрасте от 15 до 20 лет, а потом и женатых от 20 до 30 лет
распределяли по «станциям», сборным пунктам в ближайших
городах партиями человек в 500-1000, расквартировывали по
постоялым дворам, назначали из них же капралов и ефрейторов, для
ежедневного пересмотра и надзора и отдавали их отставным, за
ранами и болезнями, офицерам и солдатам с этих сборных учебных
пунктов рекрутов рассылали, куда требовалось, «на упалые места»,
для пополнения старых полков для сформирования новых. По
объяснению самого Петра, цель таких армейских питомников –
«когда спросят в дополнку в армию, то всегда на упалые места были
готовы». Это и были «бессмертные» рекруты и солдаты, как их тогда
прозвали. Указ гласил, что кто их них на учебной станции или уже
на службе умирет, будет убит, или сбежит, вместо того брать
нового рекрута с тех же людей, с которых взят выбывший. Первый
такой общий набор был произведен в 1705 г.; он повторялся
ежегодно до конца 1709 г. и все по одной норме: по одному рекруту с
20 тяглых дворов, что должно было давать в каждый набор по 30
тыс. рекрутов и даже более. Всего велено было собрать в эти первые
пять наборов 168 тыс. рекрутов, но не известен действительный
сбор, ибо наборы производились с большими недоимками. С начала
шведской войны до первого общего набора считали всех рекрутов
вольницей и даточными до 150 тыс.
Значит, первые 10 лет войны обошлись примерно 14-
миллионному населению более чем 300 тыс. человек. Так была
создана вторая, полтавская регулярная армия, комплект которой к
концу 1708 г. только по трем первым наборам был поднят с 40 тыс.
в 1701 г. До 113 тыс. Таким же порядком комплектовалась и
Усиливалась армия и в дальнейшие годы.
Усиленные наборы нужны были не только для увеличения
комплекта, но и для пополнения убыли от побегов, болезней и
страшной смертности в полках, из которых реформа устроила
солдатские морильни, а также вследствие больших недоборов. В
1718 г. числилось по прежним наборам «недоимочных»,
недобранных рекрутов 45 тыс., а в беглых - 20 тыс. При дурном
устройстве содержания гораздо больше рекрутов гибнет еще в
учебные годы от голода и холода, чем в боях от неприятеля. К
концу царствования Петра всех регулярных войск, пехоты и
конницы, числилось уже от 196 до 212 тыс., да 110 тыс. казаков и
другой нерегулярной рати, не считая инородцев. Притом создана
была новая вооруженная сила, незнакомая древней Руси - флот. С
началом Северной войны азовская эскадра была заброшена, а
после Прута было потеряно и Азовское море. Все усилия Петра
обратились на создание балтийского флота. Еще в 1701 г. он мечтал,
что у него здесь будет до 80 больших кораблей. Спешно вербовали
экипаж: в 1702 г., по свидетельству князя Куракина, «кликали в
матросы молодых ребят и набрано с 3 тыс. человек». В 1703 г.
Лодейнопольская верфь спустила 6 фрегатов; это была первая
русская эскадра, появившаяся на Балтийском море. К концу
царствования балтийский флот считал в своем составе 48 линейных
кораблей и до 800 галер и других мелких судов с 28 тыс. экипажа.
Для управления, комплектования, обучения, содержания и
обмундировки всей этой регулярной армии был создан сложный
военно-административный механизм с коллегиями Военной и
Адмиралтейской, Артиллерийской канцелярией во главе с
генералфельдцейхмейстером, с Провиантской канцелярией под
начальством генерал-провиант - мейстера, с главным
комиссариатом под управление генерал-кригскомиссара для
приема рекрутов и их размещения по полкам, для раздачи войску
жалования и снабжения его оружием мундиром и лошадьми; сюда
надо прибавить еще генеральный штаб во главе с генералитетом,
который по табели 1712 г. состоял их двух генерал фельдмаршалов,
князя Меньшикова и графа Шереметьева, и из 31 генерала, в числе
которых было 14 иностранцев. Войска получили указанный мундир.
В основу регулярной реорганизации военных сил положены
были также технические перемены: в порядке комплектования
прибор охотников заменен рекрутским набором; мирные кадровые
полки, «выборные», как их тогда называли, превратились в
постоянный полковой комплект; в соотношении родов оружия дано
решительное численное преобладание пехоте над конницей;
исполнен окончательный переход к казенному содержанию
вооруженных сил. Эти перемены, и, особенно последняя, сильно
подняли стоимость содержания армии и флота. Смета только на
генеральный штаб, не существовавший до Петра, уже 1721 г. была
сведена в сумме 111 тыс. рублей.
По смете 1685 года стоимость войска доходила почти до 10
миллионов рублей. В продолжение всего царствования Петра
сухопутная армия росла и дорожала, и к 1725 г. расход на нее более
чем упятерился, превысил 5 миллионов тогдашних рублей, а на
флот шло 1,5 миллиона рублей; в сложности это составляло 52-58
миллионов рублей на наши деньги, и менее 2/3 всего тогдашнего
бюджета доходов.
Петр не снял и с сословия обязательной службы, поголовной и
бессрочной, даже не облегчил ее, напротив, отяготил ее новыми
повинностями и установил более строгий порядок ее отбывания с
целью извлечь из усадеб все наличное дворянство и пресечь
укрывательство. Он хотел завести точную статистику дворянского
запаса и строго предписывал дворянам представлять в Разряд, а
позднее в Сенат списки недорослей, своих детей, и живших при них
родственников не моложе 10 лет, а подросткам-сиротам самим
являться в Москву для записей. По этим спискам учащенно
производились смотры и разборы.
Так, в 1704 году сам Петр пересмотрел в Москве более 8 тыс.
недорослей, вызванных из всех провинций. Эти смотры
сопровождались распределением подростков по полкам и школам. В
1812 г. велено было недорослям, жившим по домам или
учившимся в школах явиться в канцелярию сената в Москве, откуда
их отправили в Петербург на смотр и там распределили на три
возраста: младшие назначены в Ревень учиться мореплаванию,
средние - в Голландию для той же цели, а старшие зачислены в
солдаты, «в каковых числах за море и я, грешник, в первое
несчастье определен», жалобно замечает в своих записках В.
Головин, одна из средневозрастных жертв этой переборки.
Высокородие не спасло от смотра: в 1704 г. сам царь разбирал
недорослей «знатных самых персон» и 500-600 молодых князей
Голицыных, Черкасских, Хованских, Лобановых-Ростовских и т.п.
написали солдатами в разные гвардейские полки - «и служат»,-
добавляет князь В. Куракин. Добрались и до приказного люда,
размножавшегося выше меры по прибыльности занятия: в 1712 г.
предписано было не только по провинциальным канцеляриям, но и
при самом сенате пересмотреть подьячих и из них лишних молодых
и годных в службу забрать в солдаты. Вместе с недорослями особо
вызывались на смотры и взрослые дворяне, чтоб не укрывались по
домам и всегда были в служебной исправности. Петр жестоко
преследовал «нетство», неявку на смотр или для записи.
Осенью 1714 года велено было всем дворянам в возрасте от 10
до 30 лет явиться в наступающую зиму для записи при сенате, с
угрозой, что донесший на не явившегося, кто бы он ни был, хотя
бы собственный слуга ослушника, получит все его пожитки и
деревни. Еще беспощаднее указ 11 января 1722 г.: не явившийся на
смотр подвергался «шельмованию», или «политической смерти»; он
исключался из общества добрых людей и объявлялся вне закона;
всякий безнаказанно мог его ограбить, ранить, даже убить; имя его,
напечатанное, палач с барабанным боем прибивал к виселице на
площади «для публики», дабы о нем всяк знал, как о прислушателе
указов и равном изменникам; что такого нетчика поймает и
приведет, тому обещана была половина его движимого и
недвижимого имения, хотя бы то был его крепостной.
Эти крутые меры были малоуспешными. Посошков в сочинении
«О скудности и богатстве», написанном в последние годы
царствования Петра, яркими чертами изображает плутни и
извороты, на какие пускались дворяне, чтобы «отлынять» от
службы. Не только городовые дворяне, но и царедворцы при наряде
в поход пристраивались к какому-нибудь «бездельному делу»,
пустому полицейскому поручению и под его прикрытием
проживают в своих вотчинах в военную пору; безмерное
размножение всяких комиссаров, командиров облегчало уловку.
Иной ускользал от призыва подарками, притворной болезнью или
юродство на себя напустит, залезет в озеро по самую бороду - бери
его на службу. «Иные дворяне уже состарились, в деревнях живучи,
а на службе одной ногой не бывали.»
Стоит также сказать несколько слов о порядке отбывания
службы. Петр удержал прежний служебный возраст дворянина - с 15
лет; но теперь обязательная служба была осложнена новой
подготовительной повинностью - учебной, состоявшей в
обязательном начальном обучении. По указам 20 января и 28
февраля 1714 г. дети дворян и приказного чина, дьяков и подьячих,
должны обучиться цифири, то есть арифметике, и некоторой части
геометрии, и полагался штраф такой, что невольно будет жениться,
пока сего выучится»; венечных памятей не давали без письменного
удостоверения о выучке от учителя. Для этого было предписано во
всех губерниях при архиерейских домах и в знатных монастырях
завести школы, а учителями посылать туда учениками заведенных в
Москве около 1703 г. математических школ, тогдашних реальных
гимназий.
Так, с 15 лет дворянин должен был служить рядовым в полку и
заканчивать подготовительное обучение. Молодежь знатных и
богатых фамилий обыкновенно записывалась в гвардейские полки,
победнее и худороднее - даже в армейские. По мысли Петра,
дворянин офицер регулярного полка; но для этого он непременно
обязан прослужить несколько лет рядовым. Закон 26 февраля 1714 г.
решительно запрещает производить в офицеры людей «из
дворянских пород», которые не служили солдатами в гвардии и «с
фундамента солдатского дела не знают.» И воинский устав 1716 г.
гласит: «Шляхетству российскому иной способ не остается в
офицеры происходить, кроме что служить в гвардии». Этим
объясняется дворянский состав гвардейских полков при Петре; их
было три к концу царствования: к двум старым пехотным был в
1719. г. Прибавлен драгунский, потом переформированный в
1720. конногвардейский полк. Эти полки служили военно-практической школой для высшего и среднего дворянства:
прослужив рядовым в гвардии, дворянин переходил офицером в
армейский пехотный или драгунский полк.
А теперь посмотрим значение изложенных выше перемен.
Преобразование дворянского поместного ополчения в регулярную
всесословную армию произвело троянскую перемену в
дворянской службе.
Во-первых, разделились два прежде сливавшиеся ее вида,
служба военная и гражданская. Во-вторых, та и другая осложнилась
новой повинностью, обязательной учебной подготовкой. Третья
перемена была, может быть, самая важная для судьбы России как
государства. Регулярная армия Петра утратила территориальный
состав своих частей. Прежде не только гарнизоны, но и части
дальних походов, отбывавшие «полковую службу», состояли из
земляков, дворян одного уезда. Полки иноземного строя,
набиравшиеся из разноуездного служилого люда, начали разрушение
этого территориального состава. Вербовка охотников и потом
рекрутские наборы довершили это разрушение, дали полкам
разносословный состав, отняв состав местный. Рязанский рекрут,
надолго, обыкновенно навсегда, оторванный от своей Пехлецкой или
Зимаровской Родины, забывал в себе рязанца и помнил только,
что он драгун фузелерного полка полковника Фамендина; казарма
гасила чувство землячества. То же случилось и гвардией. Прежнее
столичное дворянство, оторванное от провинциальных дворянских
миров, само сомкнулось в местный московский, столичный
дворянский мир. Постоянная жизнь в Москве, ежедневные встречи в
Кремле, соседство по подмосковным вотчинам и поместьям сделали
Москву для этих «царедворцев» таким же уездным гнездом, каким
был город Козельск для дворян и детей боярских козличей.
Преобразованные в полки Преображенский и Семеновский и
перенесенные на невское финское болото, они стали забывать в себе
москвичей и чувствовали себя только гвардейцами. С заменой
местных связей полковыми казарменными, гвардия могла быть
под сильной рукой только слепым орудием власти, под слабой
преторианцами или янычарами. В 1611 г., в смутное время, в
дворянском ополчении, собравшимся под Москвой под
предводительством князя Трубецкого, Заруцкого и Ляпунова, чтобы
выручить столицу от засевших в ней ляхов, какой-то инстинктивной
похотью сказалась мысль завоевать Россию под предлогом ее
обороны от внешних врагов. Новая династия установлением
крепостной неволи начала это дело; Петр созданием регулярной
армии и особенно гвардии дал ему вооруженную опору, не
подозревая, какое употребление сделают из нее его преемники и
преемницы, и какое употребление она сделает из его преемников и
преемниц.
А теперь обратимся к реформам в области промышленности и
торговли. Одной из плодотворнейших идей, какие начинают
шевелиться в московских умах 17 в., было сознание коренного
недостатка, которым страдала финансовая система Московского
государства. Эта система, возвышая налоги по мере увеличения
нужд казны, отягощала народный труд, не помогая ему стать более
производительным. Мысль о предварительном подъеме
производительных сил страны, как о необходимом условии
обогащения казны, и легла в основу экономической политики Петра.
Он поставил себе задачей вооружить народный труд лучшими
техническими приемами и орудиями производства и ввести в
народнохозяйственный оборот новые промыслы, обратив
народный труд на разработку не тронутых еще богатств страны.
Задав себе это дело, он затронул все отрасли народного хозяйства;
не осталось, кажется, ни одного производства, даже самого
мелкого, на которое Петр не обратил бы зоркого внимания:
земледелия во всех его отраслях, скотоводства, хмелеводства,
виноделия, рыболовства и т.д. - всего коснулась его рука. Но более
всего потратил он усилий на развитие обрабатывающей
промышленности, мануфактур, особенно горного дела, как
наиболее нужного для войска. Он не мог пройти мимо полезной
работы, как бы скоромна она ни была, чтобы не остановиться, не
войти в подробности.
Познакомившись с Западной Европой, Петр навсегда остался под
обаянием ее промышленных успехов. Эта сторона
западноевропейской культуры, кажется, более всего приковала к
себе его внимание: фабрики и заводы главных промышленных
центров Западной Европы - Амстердама, Лондона, Парижа он
изучил особенно тщательно, записывая свои наблюдения. Он
познакомился с Западной Европой, когда там, в государственном и
народном хозяйстве господствовала меркантильная система,
основная мысль, которой, как известно, состояла в том, что каждый
народ для того, чтобы не беднеть, должен сам производить все, им
потребляемое, не нуждаясь в помощи чужестранного труда, а чтобы
богатеть, должен ввозить как можно меньше, а вывозить как
можно больше. Усвоив себе такой же взгляд по наблюдениям или
самобытно, Петр старался завести дома всевозможные
производства, не обращая внимания на то, во что обойдется их
заведение. Его поклонник Посошков, кажется, верно, истолковал его
мысль, говоря, что хотя в первые годы новое домашнее
производство обойдется и дороже заморского, зато потом,
упрочившись, окупится. Здесь Петр руководился двумя
соображениями:
1. Россия не уступает другим странам, а превосходит их обилием
разных природных богатств, еще не тронутых и даже
не приведенных в известность;
2. Разработку этих богатств должно вести само государство
принудительными мерами. Завести новое полезное производство,
шелковицу, виноградарство, отыскать нетронутую доходную статью
и разработать ее - это стало главным предметом народо-
хозяйственных забот Петра.
Из наблюдений над порядками западноевропейской
промышленности и из собственных соображений и опытов Петра
вышел ряд мер, которые он прилагал к развитию русской
промышленности. Вот краткий их перечень.
Вызов иностранных мастеров и фабрикантов. Вслед за Петром в
1698 г. в Россию приехала пестрая толпа всевозможных
художников, мастеров и ремесленников, которых Петр за границей
пригласил на свою службу; в одном Амстердаме он нанял тысячу
мастеров и ремесленников. Одной из главных обязанностей русских
резидентов при иностранных дворах также был набор иноземных
мастеров на русскую службу. В 1702 г. по Германии был
опубликован манифест Петра, приглашавший в Россию иноземных
капиталистов, фабрикантов, ремесленников на выгодных условиях.
С тех пор начался усиленный прилив в Россию заграничного
фабричного и ремесленного люда; иноземцы соблазнились
выгодными условиями, какие им предлагались, и точным
исполнением данных обещаний cо стороны русского
правительства. Ни за кем из своих Петр не ухаживал так, как за
иностранными мастерами: по инструкции Мануфактур-коллегии в
случае, если иноземный мастер захочет выехать за границу до
контрактного срока, производилось строгое расследование, не было
ли ему какого стеснения, не обидел ли его кто-нибудь, и хотя бы он
не выразил прямого недовольства, а только показал вид
недовольного, предписывалось жестоко наказывать виновных.
Такие выгоды давались иноземным мастерам и фабрикантам с
одним непременным условием: «учить русских людей без всякой
скрытности и прилежно».
2.Посылка русских людей за границу для обучения мастерству. В
продолжение царствования Петра по всем главным промышленным
городам Европы рассеяны были десятки русских учеников, за
обучение которых Петр дорого платил иноземным мастерам.
Особенно заботило Петра обучение мануфактурам. Срочнонаемные
иноземные мастера, обязавшиеся обучать русских, делали это
неохотно и небрежно и, отложив сроки, уезжали, оставляя «учеников
без совершенства их науки», возбуждая подозрение, не дают ли они
на то присяжного обязательства своим цехам на родине. Петр
предписывал Мануфактур-коллегии посылать в чужие края
склонных к мануфактурному обучению молодых людей, обещая им
казенное содержание за границей и привилегии их фамилиям в меру
их успехов.
3.Законодательная пропаганда. Государственное руководство и
церковное пасторство воспитали в древнерусском человеке две
совести: публичную - для показа согражданам и привратную - для
себя, для домашнего обихода. Первая требовала наблюдать честь и
достоинство звания, в каком кому привелось состоять; Вторая
все разрешала и только требовала периодической покаянной очистки
духовником хотя бы раз в год. Эта двойственность совести много
затрудняла успехи промышленности в России. На посадских
торгово-промышленных людях лежало тяжелое тягло «по торгам
и промыслам»; они оплачивали прямым налогом свои городские
дворы и промысловые заведения, вносили пошлину в 5 процентов с
торгового оборота и несли ответственные безмездные службы по
нарядам казны. По Уложению всякий, промышляющий в городе,
обязан приписаться к городскому тягловому обществу или
участвовать в городском тягле. Но привилегированные классы,
служилые люди и духовенство, особенно богатые монастыри,
вели беспошлинную торговлю, стесняя купеческий рынок, и без
того тесный при господстве натурального хозяйства и бедности
сельского населения.
При своей гражданской недобросовестности эти классы, не
стыдясь промысла, не гнушаясь званием, свысока, с
пренебрежением смотрели на торгашей, как на «подлое
всенародство», наклонное к обману, к обмеру и обвесу, порокам, с
помощью которых изворачивались в своем трудном положении
многие из торгового люда. В записках иностранных наблюдателей
плутовство московского купечества стало общим на тему: не
обманешь - не продашь. Между тем на земских соборах 17 в.,
например, в 1642 г., как и в сословных завещаниях с
правительством, торгово-промышленные люди в лице своих
выборных представителей являются единственным классом русского
общества, в котором еще светился политический смысл,
пробивалось гражданское чувство, понимание общего блага. У
Посошкова, крестьянина-промышленника, успевшего подумать о
многом, о чем не умели думать высшие классы, звучит заслуженное
чувство профессиональной досады, когда он пишет, что торгуют
дворяне, бояре и их дворовые, офицеры, церковные причетники,
приказные люди, солдаты и крестьяне, и торгуют беспошлинно,
отбивая хлеб у тяглового торговца. Русским купцам приходилось
вести тяжелую конкуренцию с опытным и сплоченным иноземным
купечеством, покровительствуемым подкупными московскими
властями. Пора, желчно замечает Посошков об этих иноземных
купцах в Москве, пора им отложить свою прежнюю гордость;
хорошо им было над нами ломаться, когда наши монархи сами в
купеческие дела не вступались, а управляли бояре. Иноземцы,
приехав, «засунут сильным персонам подарок рублев во сто - другое,
то за сто рублев сделают они, иноземцы, прибыли себе
полмиллиону, потому что бояре не ставили купечество ни в яичную
скорлупу; бывало на грош все купечество променяют».
Все время своего царствования Петр проповедовал о досто-
инстве, «честности и государственной пользе ремесленных
занятий», настойчиво провозглашал в своих указах, что такие
занятия никого не обесчестят, что торги и ремесла столь же полезны
и почетны для государства, как государственная служба и ученье.
Вероятно, не один дворянин поморщился, прочитав в указе о
единонаследии, что обделенные отцовскою недвижимостью кадеты
не будут праздны, а принуждены будут «хлеба своего искать
службою, ученьем, торгами и прочим», и этого не ставить ни в
какое бесчестие им и их фамилиям ни словесно, ни письменно. В
свой кабинетный дневник законодательных предложений рядом с
капитальными преобразовательными замыслами Петр заносил и
меморию о посылке в Англию для учения делать сапоги, слесарные
работы и пр. В 1703 г., когда основывали Петербург, он велел
строить в Москве рабочий дом для праздношатающихся и при нем
завести различные ремесла, а в 1724 г., когда он слыл уже одной из
великих держав в Европе, он велел учить незаконнорожденных
всяким художествам в устроенных специально для того домах в
Москве и других городах. Мысль положить ни в чем не повинные
плоды греха одною из основ русской буржуазии, очевидно, впервые
пришла в голову не Екатерининскому дельцу И. И. Бецкому, автору
проекта о создании в России среднего чина людей из числа
питомцев Воспитательного дома. При тогдашнем складе понятий и
вкусов надобно было обладать известной силой мысли и
гражданской смелостью, чтобы самодержавному солдату и
мастеровому в законодательных актах пропагандировать буржуазные
идеи, казавшиеся тогда столь мало достойными внимания
серьезного законодателя. Промышленное предприятие, обдуманно
начатое и умело проведенное, Петр признавал государственной
заслугой, потому что оно увеличивало количество полезного
народного труда и давало хлеб голодным людям. Здесь
фискальный инстинкт Петра углублялся до понимания коренных
основ гражданского общежития.
4. Промышленные кампании, льготы, ссуды и субсидии.
Торгово-промышленные заботы Петра, имевшие целью, между
прочим, отучить высшие классы гнушаться промышленным людом
и делом, не были бесплодны. При нем люди знатные и сановные,
корифеи бюрократии, являются промышленными
предпринимателями, фабрикантами и заводчиками об руку с
простыми купцами. Самым возбудительным средством для
промышленной предприимчивости были льготы - казенные субсидии и ссуды; но при этом Петр хотел дать промышленности устройство,
которое оправдало бы эти правительственные заботы.
Насмотревшись на приемы и обычаи западноевропейских
капиталистов, Петр старался и своих капиталистов приучить
действовать по-европейски, соединять капиталы, смыкаться в
компании. До Петра Русь выработала несколько видов или форм
соединения промышленных сил. Так, среди крупного купечества
обычной формой такого соединения был торговый дом. Это –
неразделенных родственников, отца или старшего брата с
сыновьями, младшими братьями, племянниками. Здесь не было ни
складки капиталов, ни товарищеского совещательного ведения
капиталов: всем делом орудовал посредством нераздельного
капитала большак, который и отвечал перед правительством за
своих подручных, домочадцев-участников, этих купеческих
сыновей, братьев, племянников, как их стали звать
впоследствии, равно и за простых приказчиков. В конце 16 в. славен
был торговый дом солеваров братьев Строгановых, за которыми
считали до 300 тысяч рублей наличного капитала. В конце 17 в.
известен был дом архангельских судостроителей Бажениных, у
которых была своя верфь на Северной Двине. Кроме того,
встречаем в 17 в. различные виды складства. Это собственно союзы
для сбыта, а не для производства: купец, ездивший по ярмаркам,
забирал на комиссию товары у их производителей и продавал их
вместе со своими, делясь с выручкой с доверителями по
соглашению. Одну из форм такого складства пытался ввести Ордин-
Нащокин, по плану, которого маломочные торговцы складывались с
крупными для поддержания высоких цен на русские вывозные
товары.
Как в торговом доме основой союза служило родство, так в
комиссионном складстве доверие. Не говорю об артелях,
представляющих соединение капитала и труда. Петр предоставил
этим самородным союзам действовать, как умеют, хотя и принимал
их во внимание. Но он считал их недостаточными средствами в
международной торгово-промышленной конкуренции. В тот