МИНИСТЕРСТОВО ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ИНСТИТУТ
РАДИОТЕХНИКИ ЭЛЕКТРОНИКИ И АВТОМАТИКИ
(ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ)
Реферат по истории
Тема: Последние страницы истории романовской монархии (лето 1914
– февраль 1917 годов)
Вариант 13.
Студент:
Группа:
Преподаватель:
МОСКВА 2000
План реферата.
I. Введение.
1). Война.
II. Последние страницы истории романовской монархии (лето 1914 – февраль
1917 годов)
1). Отношение фракций Госдумы к участию России в мировой войне. Ход войны и эволюция «ура-патриотизма».
2). Политические партии и вопрос о власти.
Противостояние Госдумы и правительства: от лозунга
«правительства доверия» к лозунгу «правительства спасения страны».
3). Николай II. Григорий Новых (Распутин).
Министерская чехарда. Дворцовый переворот правых политических сил – отстранение Николая II от власти.
Формирование Временным комитетом Госдумы Временного правительства Г. Львова. Состав Временного правительства.
4). Петросовет как оплот правосоциалистических партий.
Библиографический список.
Введение.
Война.
Из дневника Николая II:
« 19 июля 1914 года, Суббота.
Утром были обычные доклады. После завтрака вызвал Николашу
(великий князь Николай Николаевич, дядя Николая II) и объявил ему о
его назначении верховным главнокомандующим вплоть до моего приезда в
армию. Поехал с Аликс в Дивеевскую обитель.
Погулял с детьми. В 6 Ѕ поехали к всенощной.. По возвращении
оттуда узнали, что Германия объявила нам войну. Обедали… Вечером
приехал английский посол с телеграммой от Георгия (Георга V). Долго
составлял с ним вместе ответ. Потом видел еще Николашу и Фредерикса.
Пил чай в 12 ј.
20 июля 1914 года, Воскресенье.
Хороший день, в особенности в смысле подъема духа. В 11 час. поехал с Мари и Анастасией (дочерьми) к обедне. Завтракали одни. В 2 ј отправились на «Александрии» в Петербург и на карете прямо в Зимний дворец. Подписал манифест об объявлении войны. Из малахитовой прошли выходом в Николаевскую залу, посреди которой был прочитан манифест и затем отслужен молебен. Вся зала пела «Спаси, Господи» и «Многие лета».
Сказал несколько слов. При возвращении дамы бросились целовать
руки и немного потрепали меня и Аликс. Затем мы вышли на балкон на
Александровскую площадь и кланялись огромной толпе народа. Около 6
час. вышли на набережную и прошли к катеру через большую толпу из
офицеров и публики. Вернулись в Петергоф в 7 ј. Вечер провели
спокойно.» (Дневники императора Николая II).
Опубликованный на следующий день царский манифест традиционно
переложил ответственность за начало войны на противоположную сторону:
«Мы, Николай Второй, Император и Самодержец Всероссийский… объявляем
всем верным нашим подданным.
Следуя историческим своим заветам, Россия, единая по вере и криви со славянскими народами, никогда не взирала на их судьбу безучастно. С полным единодушием и особой силой пробудились братские чувства русского народа к славянам в последние дни, когда Австро-Венгрия предъявила Сербии заведомо неприемлемые для державного государства требования …
Вынужденные, в силу создавшихся условий, принять необходимые меры предосторожности, МЫ повелели привести армию и флот в военное положение, но, дорожа кровью и достоянием НАШИХ подданных, прилагали все усилия к мирному исходу начавшихся переговоров.
…союзная Австрии Германия, вопреки НАШИМ надеждам на вековое доброе соседство и не внемля заверению НАШЕМУ, что принятые меры отнюдь не имеют враждебных ей целей, стала домогаться немедленной их отмены и, встретив отказ в этом требовании, внезапно объявила России войну.
Ныне предстоит уже не заступаться только за несправедливо обиженную родственную НАМ страну, но оградить честь, достоинство, целостность России и положение ее среди Великих Держав. МЫ неколебимо верим, что на защиту Русской Земли дружно и самоотверженно встанут все верные НАШИ подданные.
В грозный час испытаний да будут забыты внутренние распри. Да
укрепится еще теснее единение ЦАРЯ с ЕГО народом и да отразит Россия,
поднявшаяся как один человек, дерзкий натиск врага…» (Новое время,
1914, 21 июля).
После опубликования манифеста о вступлении России в войну
«пятнадцать миллионов мирных русских крестьян,-- писал великий князь
Александр Михайлович, -- должны были оставить в 1914 г. домашний очаг,
потому что Александр II и Александр III считали необходимым защищать
балканских славян от притязаний Австрии. Вступительные слова
Манифеста… свидетельствовали о послушном сыне, распятом на кресте
своей собственной лояльности…» (Великий князь Александр Михайлович.
Указ. соч., с. 148).
Красиво написал великий князь, и красиво получалось: в развязывании этой (пока еще неочевидно мировой, а, скорее, очередной балканской) войны виноват-де не Николай II, а покойные дед и отец императора. Думается, что царский родственник был бы значительно ближе к пониманию подлинных причин участия России в первой мировой бойне, если бы обратил внимание не на первые, а на последние строки манифеста. Хотя, конечно, и Николай II, так же как и его предки, отнюдь не был чужд (о чем есть свидетельства) мечтаний об установлении российского контроля за черноморско-средиземноморскими проливами.
К войне на Балканах, как отмечалось выше, готовились загодя,
готовились с учетом уроков русско-японской войны. Генерал А.И.Деникин
вспоминал, что «невзирая на пассивное противодействие ряда лиц,
стоявших во главе военного министерства и генерального штаба, -- лиц
неспособных или донельзя безразлично и легкомысленно относившихся к
интересам армии, работа кипела. В течение девяти лет русская армия, не
достигнув, конечно, далеко идеалов, все же сделала огромные успехи.
Можно сказать с уверенностью, что, не будь тяжкого маньчжурского
урока, Россия была бы раздавлена в первые же месяцы отечественной
(имеется в виду Первая мировая) войны.
Но чистка командного состава шла все же слишком медленно. Наша мягкотелость («жаль человека», «надо его устроить»), протекционизм, влияния, наконец, слишком ригористически (строго) проводимая линия старшинства засорили списки командующего генералитета вредным элементом…» (Деникин А.И. Очерки русской смуты. М., 1991, с. 26)
В результате, как всегда, не успели, как всегда, Германия
«внезапно объявила России войну»… Эта «внезапность» германского
нападения, объявленная в манифесте царя, разумеется, должна быть
отнесена к традиционной отечественной политической мифологии, а
неготовность России к войне – к не менее традиционной российской
политической реальности. Вот что писал об этом еще один выдающийся
генерал А.А.Брусилов: «Я был твердо убежден, что всемирная война
неизбежна, причем, по моим расчетам, она должна была начаться в 1915
году…
Мои расчеты основывались на том, что хотя все великие державы
спешно вооружались, но Германия опередила всех и должна была быть
вполне готовой к 1915 году, тогда как Россия с грехом пополам
предполагала изготовиться к этому великому экзамену народной мощи к
1917 году, да и Франция далеко не завершила еще своей подготовки…
В каком же положении находилась к этому времени наша армия и в какой боевой готовности в этот момент оказалась Россия…
Пехота была хорошо вооружена соответствующей винтовкой, но
пулеметов было у нее чрезмерно мало… …минимально необходимо было
иметь… на дивизию…160 пулеметов. В дивизии же было всего 32 пулемета.
Не было, конечно, бомбометов, минометов и ручных гранат…
… Что касается артиллерии, то в ее организации были крупные дефекты, и мы в этом отношении значительно отставали от наших врагов…
Конечно, никто в то время не предполагал, что на всех фронтах миллионные армии в скором будущем глубоко закопаются в землю и перейдут к той системе войны, которая столь осмеивалась в японскую кампанию……нужно признать, что… пехота наша обучалась в мирное время самоокапыванию отвратительно, спустя рукава, и вообще саперное дело в армии было скверно поставлено…
Воздушные силы в начале кампании были в нашей армии поставлены
ниже всякой критики. Самолетов было мало, большинство их были слабые…
Знаменитые «Ильи Муромцы», на которые возлагалось столько надежд, не
оправдали себя… Дирижаблей у нас в то время было всего несколько штук,
купленных по дорогой цене за границей… В общем… по сравнению с нашими
врагами мы технически были значительно отсталыми, и, конечно,
недостаток технических средств мог восполняться только лишним
пролитием крови (что, собственно, и произошло)…» (Брусилов А.А. Мои
воспоминания. М., 1983, с. 48-52, 56-58).
Отношение фракций Госдумы к участию России в мировой войне.
Ход войны и эволюция «ура-патриотизма».
Отношение россиян к такой «неожиданной» и неожиданно
«отечественной» войне было неоднозначным. Например, задавшись
вопросом: «Как принята вообще в России война 1914 года?», кадетский
лидер П.Милюков дал следующий ответ: «Сказать просто, что она была
«популярна», было бы недостаточно…Конечно, в проявлениях энтузиазма –
и не только казенного, -- не было недостатка, особенно вначале.
Рабочие стачки – на время – прекратились. Не говорю об уличных и
публичных демонстрациях. Что касается народной массы, то ее отношение,
соответственно подъему ее грамотности, было более сознательное, нежели
отношение крепостного народа к войнам Николая I или даже
освобожденного народа к освободительной (русско-турецкой) войне
1877—1878 гг., увлекшей часть нашей интеллигенции. Но в общем
набросанная нашим поэтом картина – в столицах «гремят витии», а в
глубине России царит «вековая тишина» -- эта картина оставалась
верной. В войне 1914 года «вековая тишина» получила распространенную
формулу в выражении: «Мы – калуцкие», то есть до Калуги Вилигельм не
Дойдет» (Милюков П.Н. Воспоминания. М., 1991, с. 390—391).
Последнее не покажется преувеличением, если вчитаться в следующие
строки генерала А. Брусилова: «Если бы в войсках (до войны) какой-либо
начальник вздумал объяснить своим подчиненным, что наш главный враг –
немец, что он собирается напасть на нас, то этот господин был бы
немедленно выгнан со службы, если только не предан суду. Если в
меньшей степени мог бы школьный учитель проповедовать любовь к
славянам и ненависть к немцам. Он был бы сочтен опасным панславистом,
ярым революционером и сослан в туруханский или нарымский край.
Очевидно, немец, внешний или внутренний, был у нас всесилен, он
занимал самые высшие посты…
… Даже после объявления войны прибывшие из внутренних областей
России пополнения совершенно не понимали, какая это война свалилась им
на голову. Сколько раз спрашивал я в окопах, из-за чего мы воюем, и
всегда неизбежно получал ответ, что какой-то там Эрц-Герц-Перц
(австрийский эрцгерцог Франц Фердинанд) с женой были убиты, а потому
австрияки хотели обидеть сербов. Но кто же такие сербы – не знал почти
никто, что такое славяне – было также темно, а почему немцы из-за
Сербии вздумали воевать, было совершенно неизвестно. Выходило, что
людей вели на убой неизвестно из-за чего, то есть по капризу царя…
… Чем был виноват наш простолюдин, что он не только ничего не
слыхал о замыслах Германии, но и совсем не знал, что такая страна
существует, зная лишь, что существуют немцы, которые обезьяну
выдумали, и что зачастую сам губернатор – из этих умных и хитрых
людей. Солдат не только не знал, что такое Германия и тем более
Австрия, но он понятия не имел о своей матушке России. Он знал свой
уезд и, пожалуй, губернию, знал, что есть Петербург и Москва, и на
этом заканчивалось его знакомство со своим отечеством. Откуда же было
взяться тут патриотизму, сознательной любви к великой родине!»
(Брусилов А.А. Указ. соч., с. 70-71).
Поскольку правительству оказалось недосуг заниматься географическим, историческим и политическим образованием народа, или оно сочло это излишним, то естественно, что трудную и опасную в условиях начала войны задачу объяснения населению России того, что же происходит, взяла на себя оппозиция, прежде всего социалистическая.
Уже 26 июля 1914 года при голосовании в IV Государственной думе
(начала работать в ноябре 1912 года. Из 442 депутатов: октябристов и
примыкавших к ним – 98, националистов и умеренно правых – 88, правых и
примыкавших к ним – 65, группа центра – 33, кадетов и примыкавших к
ним – 59, прогрессистов /занимали промежуточную позицию между
октябристами и кадетами/ и примыкавших к ним – 48) по вопросу о
предоставлении военных кредитов правительству, фракция эсдеков (и
правого /8 депутатов/ и левого /6 депутатов/ ее крыла) выступила со
следующей декларацией о войне: «Настоящая война, порожденная политикой
захватов, является войной, ответственность за которую несут правящие
круги всех воюющих теперь стран. Пролетариат, постоянный защитник
свободы и интересов народа, во всякий момент будет защищать культурные
блага народа от всяких посягательств, откуда бы они не исходили –
извне или изнутри. Но когда раздаются призывы к единению народа с
властью, мы, констатируя, что народы России, так же как и все народы,
вовлечены в войну помимо своей воли, по вине их правящих кругов,
считаем нужным подчеркнуть все лицемерие и всю беспочвенность этих
призывов к единению.
Не может быть единения народа с властью, когда она не является
исполнительницей сознательной воли народа, когда народная масса, на
которую ложится все бремя войны, бесправна, когда рабочая и
крестьянская печать задушена, когда рабочие организации разгромлены,
когда тюрьмы переполнены борцами за свободу и счастье народа и когда
мы только что пережили расстрел петербургских рабочих войсками и
полицией (незадолго до вступления России в войну на улицах Петербурга
впервые с 1905 года вновь появились баррикады. Для снятия
внутриполитического напряжения и предотвращения взрыва народного
возмущения правительство срочно нуждалось в обнаружении врага
Российского государства. Революционеры на эту роль уже не подходили.
Требовался враг внешний, угроза со стороны которого сплотила бы народ
вокруг власти.). Не может быть единения с властью и тех многочисленных
народностей России, которые подвергаются национальным преследованиям и
живут в атмосфере насилия и угнетения… Мы выражаем глубокое убеждение
в том, что эта война окончательно раскроет глаза народным массам
Европы на действительный источник насилия и угнетения, от которых они
страдают, и что теперешняя вспышка варварства будет в то же время и
последней вспышкой» (Большевистская фракция IV Государственной думы.
Л., 1938, с. 507-508). О присоединении к этой декларации социал-
демократов подумывал и лидер трудовиков (10 депутатов) А.Ф. Керенский,
но раздумал.
Позднее, когда правое крыло эсдеков перешло на ставшие в
политических кругах популярными позиции оборончества (т.е. временного
приоритета решения внешнеполитических задач по отношению к
внутриполитическим), В. Ленин от имени ЦК РСДРП сформулировал
конкретные задачи, методы и цели борьбы пролетариата с
«империалистической» войной: «Обе группы воюющих стран нисколько не
уступают одна другой в грабежах, зверствах и бесконечных жестокостях
войны, но чтобы одурачить пролетариат и отвлечь его внимание от
единственной действительно освободительной войны, именно гражданской
войны против буржуазии как «своей» страны, так и «чужих» стран, для
этой высокой цели буржуазия каждой страны ложными фразами о
патриотизме старается возвеличить значение «своей» национальной войны
и уверить, что она стремится победить противника не ради грабежа и
захвата земель, а ради «освобождения» всех других народов, кроме
своего собственного…
Задачей с.-д. Каждой страны должна быть в первую голову борьба с
шовинизмом данной страны. В России этот шовинизм всецело охватил
буржуазный либерализм («кадеты») и частью народников вплоть до с.-р.
(эсеров) и «правых» с.-д.(меньшевиков)…
Ближайшим политическим лозунгом с.-д. Европы должно быть
образование республиканских Соединенных Штатов Европы, причем в
отличие от буржуазии, которая готова «обещать» что угодно, лишь бы
вовлечь пролетариат в общий поток шовинизма, с.-д. будут разъяснять
всю лживость и бессмысленность этого лозунга без революционного
низвержения монархий германской, австрийской и русской. В России
задачами с.-д. ввиду наибольшей отсталости этой страны, не завершившей
еще своей буржуазной революции, должны быть по-прежнему три основные
условия последовательного демократического преобразования:
демократическая республика (при полном равноправии и самоопределении
всех наций), конфискация помещичьих земель и 8-мичасовой рабочий день.
Но во всех передовых странах война ставит на очередь лозунг
социалистической революции…
Превращение современной империалистической войны в гражданскую есть единственно правильный пролетарский лозунг…» (Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 26, с. 16-17, 21-22).
Как видим, в 1914 году о «социалистической революции» в России В.
Ленин речи еще не вел «ввиду наибольшей отсталости этой страны».
Отрезвление от оборончества и ура-патриотизма во всех слоях населения, среди всех политических сил наступило в России примерно через год после начала войны. Вслед за разгромом в Восточной Пруссии элитных частей русской армии (1914) и утраты в итоге кампании 1915 года ряда территорий (Польша, часть Прибалтики и т.д.), вряд ли компенсировавшейся успехом в Закавказье, война постепенно стала приобретать характер позиционной, а следовательно, очевидно длительной войны. Теперь все должны были решить внутренние мобилизационные ресурсы воюющих государств, проще говоря, численность населения, стратегические запасы, уровень продовольственного самообеспечения и промышленная мощь страны. Последнее резко повышало политическую значимость и роль буржуазии. Для России это означало актуализацию и обострение вопроса о власти.
Политические партии и вопрос о власти. Противостояние Госдумы и правительства: от лозунга «правительства доверия» к лозунгу
«правительства спасения страны».
Неудивительно, что именно тогда буржуазное большинство Госдумы
задумалось о «…последней попытке найти мирный исход из положения,
которое с каждым днем становилось все более грозным. Средство, для
этого употребленное, состояло в образовании, в пределах
законодательных учреждений, большинства народного представительства,
которое взяло бы в свои руки руководство дальнейшими событиями. Момент
для такой попытки был довольно благоприятен (лето 1915 года).
Настроение в обеих палатах сложилось однородное, несмотря на различия
политических партий. Это был своего рода суррогат «священного
единения» -- после того, как оно было разрушено между правительством и
страной. Но предстояло превратить это настроение в политический факт»
(Милюков П.Н. Воспоминания, с. 404).
«Политический факт» состоялся 22 августа 1915 года, когда 236 депутатов Госдумы и 3 группы членов Госсовета подписали соглашения об образовании Прогрессивного блока, заявив: «Нижеподписавшиеся представители фракций Государственной Думы, исходя из уверенности, что только сильная, твердая и деятельная власть может привести отечество к победе и что такою может быть власть, опирающаяся на народное доверие и способная организовать активное сотрудничество всех граждан, пришли к единогласному заключению, что важнейшая и насущнейшая задача создания такой власти не может быть осуществлена без выполнения следующих условий:
Создание объединенного правительства из лиц, пользующихся доверием страны и согласившихся с законодательными учреждениями относительно выполнения в ближайший срок определенной программы.
Решительное изменение применявшихся до сих пор приемов
управления, основывавшихся на недоверии к общественной
самодеятельности, в частности: а) строгое проведение начала законности в управлении; б)
устранение двоевластия военной и гражданской власти в вопросах, не
имеющих непосредственного отношения к ведению военных операций; в)
обновление состава местной администрации; г) разумная и
последовательная политика, направленная на сохранение внутреннего мира
и устранение розни между национальностями и классами…» (цит. по:
Милюков П.Н. Тактика фракции Народной свободы во время войны. Пг.,
1916, с. 33).
Николай II. Григорий Новых (Распутин). Министерская чехарда.
Дворцовый переворот правых политических сил – отстранение Николая II от власти. Формирование Временным комитетом Госдумы Временного правительства Г. Львова. Состав Временного правительства.
Но дело не ограничивалось лишь требованием формирования
правительства «народного доверия», т.е. подконтрольного Госдуме. Члены
блока предложили и весьма характерный персональный состав этого
правительства (впоследствии почти полностью реализованный в виде
Временного правительства князя Г. Е. Львова, что, на наш взгляд,
говорит о принципиальной приемлемости для буржуазного большинства IV
Госдумы сотрудничества с чуть прикрытым флером представительности
самодержавием. Предложенный состав правительства выглядел так: «…
премьер – Родзянко, министр внутренних дел – Гучков, министр
иностранных дел – Милюков, министр финансов – Шингарев, путей
сообщения – Некрасов, торговли и промышленности – Коновалов,
главноуправляющий земледелием и землеустройством – Кривошеин, военный
министр – Поливанов, морской – Савич, государственный контролер –
Ефремов, министр просвещения – гр. Игнатьев, обер-прокурор Синода – В.
Львов» (Утро России, 1915, 13 августа).
Однако вместо установления контроля за исполнительной властью
думская оппозиция неожиданно получила не права, а прямую
ответственность за ход войны. Правительство ловким маневром включило
парламентариев в состав государственного органа, создав Особое
совещание для обсуждения и объединения мероприятий по обороне
государства. Положение об Особом совещании по обороне (17, 30 августа
1915 года) гласило: «1. Для обсуждения и объединения мероприятий по
обороне государства и для обеспечения армии и флота предметами боевого
и прочаго материальнаго снабжения учреждается, под представительством
Военного Министра, Особое совещание.
К предметам ведения Особого Совещания, в частности, относятся:
1) высший надзор за деятельностью всех правительственных заводов, арсеналов и мастерских, а также частных заводов и иного рода промышленных предприятий, изготовляющих предметы боевого и прочаго материальнаго снабжения армии и флота;
2) содействие образованию новых заводов и иного рода промышленных предприятий;
3) распределение необходимых, в видах снабжения армии, заказов между русскими и иностранными заводами и иного рода промышленными предприятиями…
2. Особое Совещание есть высшее государственное установление. Никакое
правительственное место или лицо не дает Особому Совещанию предписаний
и не может требовать от него отчета…
3. В состав Особаго Совещания входят: 1) Председатель Государственнаго
Совета; 2) Председатель Государственной Думы; 3) девять Членов
Государственнаго Совета и девять членов Государственной Думы… 4)
представители от министерств; Морскаго, Финансов, Путей Сообщения…; 5)
пять представителей от Военнаго Министерства…; 6) представители
Всероссийских земскаго и городскаго союзов (контролировавшихся
кадетами), по одному от каждого…; 7) четыре представителя Центральнаго
военно-промышленного комитета (находившегося под контролем
октябристов)…» (Особые совещания и комитеты военного времени: Свод
законов. Пг., 1917, с.7-9).
Увертливость правительства возмутила думскую оппозицию. Тем более
что вышеизложенное совпало с устранением с поста Верховного
главнокомандующего популярного в Думе великого князя Николая
Николаевича и самоназначением 23 августа на этот пост императора
Николая II, в связи с чем А. Деникин писал: «В августе 1915 года
государь, под влиянием кругов императрицы и Распутина, решил принять
на себя верховное командование армией. Этому предшествовали
безрезультатные представления восьми министров и некоторых
политических деятелей, предостерегавших государя от опасного шага.
Официальными мотивами выставлялись, с одной стороны, трудность
совмещения работы управления и командования, с другой – риск брать на
себя ответственность за армию в тяжкий период ее неудач и отступления.
Но истинной побудительной причиной этих представлений был страх, что
отсутствие знаний и опыта у нового Верховного главнокомандующего
осложнит и без того трудное положение армии, а немецко-распутинское
окружение (Николая II), вызвавшее паралич правительства и разрыв его с
Государственной думой и страной, поведет к разложению армии.
Ходила, между прочим, молва, впоследствии оправдавшаяся, что
решение государя вызвано отчасти и боязнью кругов императрицы перед
все более возраставшей, невзирая на неудачи армии, популярностью
великого князя Николая Николаевича…» (Деникин А.И. Указ. соч., с.27).
Более определенно о последней причине такого поступка царя записал в
своем дневнике английский посол во Франции лорд Берти: «Принятие
российским императором верховного командования не совсем неожиданно.
Он до некоторой степени подозревал, что великий князь Николай вышибет
его, если он сам не вышибет великого князя… Император становится не
популярным» (Берти Ф. За кулисами Антанты. Дневник британского посла в
Париже. 1914-1919. Л., 1927, с. 72). Правда, точнее было бы сказать
более определенно: «император давно непопулярен», ибо уже в начале
1912 года, т.е. задолго до начала Первой мировой войны, до
празднования 300-летия Дома Романовых, до скандала с делом Бейлиса,
общественное мнение так сформулировало свое отношение к Николаю II: «В
данное время всякое уважение к царю пропало» (Дневник А.В. Богданович
// Три последних самодержца. М. – Пг., 1924, с. 495).
Хотя думская оппозиция заявляла, что создание Прогрессивного блока
– это шаг в сторону ее сотрудничества с исполнительной властью,
Николай II и его близкое окружение пришли к иному мнению, и «… 29
августа (1915 года) И.Т. Горемыкин (тогдашний премьер-министр) выехал
в Ставку к государю. Еще через день (31 августа) он вернулся и…
сообщил коллегам, что Государственная дума 3 сентября должна быть
распущена…
Протянутую руку оттолкнули. Конфликт власти с народным
представительством и с обществом превращался отныне в открытый разрыв.
Испытав безрезультатно все мирные пути, общественная мысль получила
толчок в ином направлении. Вначале тайно, а потом все более открыто
начала обсуждаться мысль о необходимости и неизбежности революционного
исхода» (Страна гибнет сегодня. Воспоминания о Февральской революции
1917 года. М., 1994, с. 5).
Подобная оценка событий конца лета 1915 года возлагала
ответственность за все случившееся в дальнейшем (1917 год)
непосредственно на царя. Императорское же окружение, естественно
придерживалось версии прямо противоположной. Уже хорошо известный нам
автор считал, что «императорский строй мог бы существовать до сих пор,
если бы «красная опасность» исчерпывалась такими людьми, как Толстой и
Кропоткин, террористами, как Ленин и Плеханов, старыми психопатками,
как Брешко-Брешковская (народница, одна из создателей эсеровской
партии, эмигрантка с 1919 года, известная в демократических кругах как
«бабушка русской революции».) или же Фигнер, или авантюристами типа
Савенкова или Азефа. Как это бывает с каждой заразительной болезнью,
настоящая опасность революции заключалась в многочисленных носителях
заразы: мышах, крысах и насекомых… Или же выражаясь более литературно
следует признать, что большинство русской аристократии и интеллигенции
составляло армию разносчиков заразы. Трон Романовых пал не под напором
предтеч советов или же юношей-бомбистов, но носителей
аристократических фамилий и придворных званий, банкиров, издателей,
адвокатов, профессоров и др. общественных деятелей, живших щедротами
Империи. Царь сумел бы удовлетворить нужды русских рабочих и крестьян;
полиция справилась бы с террористами. Но было совершенно напрасным
трудом пытаться угодить многочисленным претендентам в министры,
революционерам, записанным в шестую книгу российского дворянства, и
оппозиционным бюрократам, воспитанным в русских университетах»
(Великий князь Александр Михайлович. Указ. соч., с. 162-163).
Парадоксальность великокняжеской оценки чисто внешняя, поскольку она базировалась на реалиях последних лет царствования Николая II, когда личность этого императора стала неприемлемой для всех слоем российского общества – это во-первых, а во-вторых, свержение царя (и в итоге монархии), действительно, произошло отнюдь не только «снизу», как утверждала советская историография, но и «сверху», т.е. методом традиционного дворцового переворота, опиравшегося на военно- бюрократическую верхушку империи. Впрочем, об этом позже.
Итак, с осени 1915 года пути Госдумы и царского двора разошлись.
Отныне император сделал ставку на единственную политическую силу,
которая осталась ему верной, -- на черносотенцев, к которым он всегда
относился с искренней симпатией. В результате, «обломки провинциальных
отделов «Союза русского народа» были восстановлены и принялись за ту
же работу, которой занимались в 1905-1907 гг.: они резко нападали на
Прогрессивный блок, на Городской и Земский союзы, видя в оживившейся
деятельности общественных организаций подготовку революционного
выступления. Под их влиянием назначенная «не позднее 15 ноября» (1915
года) сессия Государственной думы была отсрочена без точного указания
срока созыва -- первый случай за время существования законодательных
учреждений. Съезды Городского и Земского союзов, назначенные на 5
декабря, были запрещены. Депутация этих союзов с жалобами на роспуск
Государственной думы и с требованиями «министерства доверия» не была
принята государем…
…Отъезд царя на жительство в Ставку выдвинул оставшуюся в
Петрограде императрицу – посредницу и средоточие всех
«безответственных» влияний. Министры, желавшие укрепить свое
положение, начали ездить к императрице с докладами. Шайка крупных и
мелких мошенников и аферистов окружила царицу и пользовалась своим
влиянием, чтобы за денежную мзду обходить закон и доставлять частные
изъятия и льготы: назначение на должности, освобождение от суда, от
воинской повинности и т. д. Слухи об этих сделках распространились в
обществе и совершенно уронили уважение ко двору» (Страна гибнет
сегодня… с.6-7).
О последней российской императрице следует сказать несколько слов,
ибо Александра Федоровна Романова (урожденная Алиса Гессенская) –
фигура несомненно трагическая и для России по-своему роковая, так как,
обладая твердым характером, она оказывала на Николая II огромное
влияние, направленность которого хорошо видна из ее письма к нему от
25 июня 1915 года: «Россия, слава Богу, не конституционная страна,
хотя эти твари (депутаты Госдумы) пытаются играть роль и вмешиваться в
дела, которых не смеют касаться! Не позволяй им наседать на тебя! Если
им сделать уступку, то они поднимут голову» (Переписка Н. И А.
Романовых (1914-1917), т. 3. М.--Пг., 1923, с. 244).
Исповедуя подобные взгляды, писала известная поэтесса того времени
З.Н. Гиппиус, «…царица относилась к войне, как к делу семейному. Нам
трудно понять, а между тем это естественно. Ведь воюют между собой все
«Джорджи», «Вильямы», «Ники». Война – дело Ники, и победа над
Вильгельмом будет его победой, его славой.
Царица не забывает о «России». О России, для этого случая, есть
все готовые слова, которые следует говорить, как есть и предписания,
что следует делать главным заинтересованным лицам: Ники и ей самой.
Ей, царице, «матери России» ( и наследника), нужно, прежде всего,
стать «утешительницей», ухаживать за раненными, служить «царскому
воинству», и она принимается за дело без промедления. Создает
лазареты, одевается сама и одевает своих молоденьких дочерей сестрами
милосердия…
Именно потому, что война – дело личное, семейное, царица обязано
вмешаться в него, бороться радом с Ники не только против «Вильяма», но
и против других его врагов – всех, кто может отнять у него славу
победы… Ники добр и прост, не видит зла, но она-то, царица, видит.
Ведь это ей открывает тот, кто все видит, все знает, -- Бог (через
Распутина)» (Гиппиус З. Живые лица. Воспоминания. Кн. 2. Тбилиси,
1991, с. 65-66)
Вот и вновь появляется на наших страницах уже упоминавшийся ранее
еще один из героев российской драмы того времени Григорий Новых –
«сибирский челдон, с молодых лет отличавшийся пьяной и распутной
жизнью, откуда и прозвище Распутин…
Слово, всякий каприз Григория Распутина – стали законом для царицы, а царь уже давно был в полном подчинении у жены. Самые близкие к царю сановники, люди, которых он уважал и ценил, немедленно теряли уважение царя, свои места и положения, как только они обнаруживали малейшую брезгливость к Распутину. С другой стороны, самые отпетые негодяи, тупицы и бездарности получали феерические повышения, назначались на самые ответственные должности, вплоть до министров, если только они умели подделаться к Распутину… Дошло до того, что созыв или роспуск Государственной Думы, смена министерства, война и мир зависели от Распутина…» (Любош С. Указ. соч., с. 271-272).
Последнее – не преувеличение. Вот, например, довольно типичное
послание «святого старца» императору и императрице: «Миленькаи папа и
мама! Вот бес то силу берет окаянный. А Дума ему служит; там много
люцинеров и жидов. А им что? Скорее бы божьего помазаннека долой. И
Гучков господин их прихвост, клевещет, смуту делает. Запросы. Папа.
Дума твоя, что хошь, то и делай. Какеи там запросы с Григории. Это
шалость бесовская. Прикажи. Не какех запросов не надо.Григорий»
(Падение царского режима. Т. 3. Л., 1925, с. 435).
В 1916 год Россия вступила, по словам А.Д. Протопопова, ставшего в
том же году министром внутренних дел, в следующем состоянии: «Финансы
расстроены, товарообмен нарушен, производительность страны – на
громадную убыль… пути сообщения – в полном расстройстве… двоевластие
(Ставка и министерство) на железных дорогах привело к ужасающим
беспорядкам… Наборы обезлюдили деревню, остановили землеобрабатывающую
промышленность, ощутился громадный недостаток рабочей силы,
пополнялось это пленными и наемным трудом персов и китайцев… Общий
урожай в России превышал потребность войска и населения; между тем
система запретов вызова – сложная, многоэтажные – реквизиции, коими
злоупотребляли, и расстройство вывоза создали местами голод,
дороговизну товаров и общее недовольство… Многим казалось, что только
деревня богата; но товара в деревню не шло, и деревня своего хлеба не
выпускала… Единственного пути к установлению цен – конкуренции – не
существовало… Таксы развили продажу «из-под полы», получилось
«мародерство»… Армия устала, недостатки всего понизили ее дух, а это
не ведет к победе» (цит. по: Милюков П.Н. Воспоминания, с. 434).
Итак, «общее недовольство», «армия устала»… Плюс к этому –
очевидный кризис власти: полуразогнанная Дума, господство придворной
камарильи, некомпетентный Верховный главнокомандующий в чине
полковника… Достаточно было искры, чтобы вспыхнул пожар революции.
Поэтому власти с огромным беспокойством ожидали очередной годовщины
Кровавого воскресенья. Начальник полицейского отделения по охране
общественной безопасности и порядка в столице полковник Глобачев
доносил 8 ноября 1916 года: «…отношение различных течений
революционного подполья к вопросу о выступлениях 9 января в настоящее
время вполне определилось и представляется в следующем виде: социал-
демократы меньшевики и инициативная группа социал-демократов
ликвидаторов (сторонников исключительно легальных методов борьбы с
режимом) решили воздержаться от всяких выступлений, даже хотя бы в
виде однодневной забастовки. Социалисты-революционеры… призывают к
забастовке и устройству митингов, предоставляя во всем остальном
полную свободу действий в зависимости от личной инициативы каждого
отдельного члена организации и того, как сложится обстановка.
Что же касается социал-демократов большевиков, то последние стоят на крайней точка зрения, агитируя не только за проведение однодневной забастовки, которую они предполагают перевести в общеполитическую, но и