Палеолитическое искусство Сибири в трудах отечественных ученых (на примере анализа истории изучения проблем сибирской палеолитической антропоморфной скульптуры)
И.В. Шмидт, Омский государственный университет, кафедра теории и истории мировой культуры
Проблемы палеолитического искусства привлекают внимание многих ученых. Но те, кто занимается их решением сегодня, могут констатировать некоторый застой в этом направлении. Для того чтобы продолжить изучение интереснейшего явления культуры человеческого общества, вероятно, необходимо проанализировать более чем вековую историю решения проблем, связанных с изучением древнейшего искусства. Понимая, как обширна область и многочисленны формы его существования, к рассмотрению предлагается история изучения палеолитического искусства конкретного сибирского региона, и не во всем его объеме, а только в рамках антропоморфной скульптуры.
Фактическое изучение сибирского палеолитического искусства началось в конце XIX века и связано с именами И.Д. Черского и А.Л. Чекановского. Художественно оформленные находки со стоянки Иркутский госпиталь были оценены ими как произведения искусства. А.Л.Чекановский определил эти столбики как подвески на основе увиденных им аналогичных у сибирских аборигенов [1, с. 20]. Высказанные замечания сделаны профессионально, это можно проследить по нескольким сохранившимся статьям, но фактический материал сгорел в 1879 г. вместе с остальными экспонатами Иркутского музея Русского Географического общества.
С высокими эстетическими оценками найденных предметов согласился граф А.С. Уваров - один из основоположников русской археологии, вероятно, имевший возможность их наблюдать ещё до исчезновения. После данной им характеристики в отдельной главе своей монографии "Археология России. Каменный период" в научной среде проблемы древнейшего сибирского искусства не обсуждались почти полвека [2, с. 243].
За это время как в мировой, так и в отечественной археологии были решены вопросы, связанные с существованием древнейших культур человечества, с их особенностями распространения и бытования. Главной чертой, позволявшей вести рассуждения о своеобразии палеолитических культур, было наличие в некоторых из них предметов искусства. На территории России первыми наиболее известными были художественные находки с палеолитической стоянки Мезино, на которой работал П.П. Ефименко в 1909 г. [3, с. 420-425]. В Сибири о древнейшем искусстве заговорили в конце 20-х годов; оно стало известно благодаря удачным раскопкам, проведенным молодым ученым М.М. Герасимовым на стоянке Мальта. Сегодня мы спокойно относимся к этому открытию, а в то время сознание отечественных ученых находилось под сильным влиянием заключения Б.Э. Петри, который после проведения ряда исследовательских работ на сибирских памятниках констатировал отсутствие художественных способностей у древних сибиряков [4, с. 16]. Заявление крупного ученого, стоящего у истоков русской археологии, и молодость М.М. Герасимова, зачастую расценивающаяся как неопытность, заставили усомниться большинство археологов в достоверности не только датировки, предлагаемой молодым ученым, но и в подлинности самих художественных произведений, обнаруженных в первые годы работы и монографично опубликованных в 1931 г. [5]. В этом отношении контрастно выступает реакция зарубежных археологов, в частности бельгийского ученого К. Хенце, определившего открытие Мальты как переворот в науке. Уже через год после публикации Герасимовым результатов работ, т.е. в 1932 г., К. Хенце включает сибирский палеолитический материал в свои лекции по семантике древнейшего искусства [6, с. 25].
Обстановка в отечественной науке по поводу существования сибирского палеолитического искусства нормализовалась в 1936 г., когда недалеко от Мальты, на стоянке Буреть, расположенной на р. Ангаре, известнейший в Сибири археолог А.П. Окладников находит аналогичные мальтинским женские скульптурки, датирует их палеолитом и дает первые характеристики [7, с. 104-108]. Данное обстоятельство, выражаясь образно, подводит черту первому периоду изучения сибирского палеолитического искусства, который характеризуется первым фактически и теоретически подтверждаемым открытием древнейшего искусства данного региона и достаточно острой борьбой, связанной с его признанием.
Второй период связан более с теоретическими обработками коллекций Мальты и Бурети, периодически пополняемыми экземплярами новых экспедиционных работ, которые велись и ведутся на этих памятниках. Его начало практически совпадает с началом практических работ на сибирских стоянках, более точно - с моментом публикации М.М. Герасимовым результатов своих исследований - "Мальта, палеолитическая стоянка" (1931 г.). Это пример первой теоретической обработки художественного фактического материала древнейшей Сибири, проведенной на высоком научном уровне. Автор с методологической предусмотрительностью делит весь объем художественного материала на несколько групп, которые в дальнейшем тщательно анализирует.
Он предоставляет науке первую классификацию узоров, нанесенных на поверхность большинства костяных находок Мальты, которая в настоящий момент не требует дополнений: 1) спирали, замкнутые круги на плоскости, всегда выполненные ямочным орнаментом; 2) спиральные линии, опоясывающие стержни, выполненные тонкой волосной линией; 3) волнообразные и прямые параллельные линии; 4) композиции из рядов неглубоких круглых ямок [8, с. 18].
Антропоморфные скульптурки поразили его реалистическим стилем воплощения и точностью передачи черт лица и фигуры. Ученый пришел к заключению, что каждая из фигурок обладает сильным своеобразием, что проявляется в чертах лица, фигуры, татуировке; так рассматривался им узор на телах скульптурок. По этой причине он не видел возможности объединения их в какие-либо группы. Сравнивая сибирских Мадонн с их европейскими современницами, он выделил общие и отличительные черты и поставил вопрос о культовости этих изображений в связи с образом их ношения.
С некоторыми моментами теоретической работы М.М. Герасимова не согласился А.П. Окладников, открывший стоянку Буреть. Сравнивая мальтинский и буретский материал, он отметил ряд общих моментов и предложил классификацию сибирских палеолитических статуэток, что М.М. Герасимов считал невозможным. Первая его классификация делит весь накопленный к 1960 г. антропоморфный материал на три группы: I, II и особую. В первую включены статуэтки удлиненных пропорций, во вторую - массивных пропорций, в особую - со специфически изогнутым туловищем и высоко поднятой седалищной частью (сюда отнесены преимущественно экземпляры мальтинской коллекции; в этой группе он видел истоки своеобразной стилистической манеры, характерной для позднейшего палеолитического искусства, когда широко, как полагал ученый, распространяется стилизация изображений, напоминающая сидящую фигуру) [9, с. 286]. По существу, предложен метод фиксирования эволюции палеолитического искусства, в основу которого положено тщательное наблюдение за изменением формы предмета.
Идею классификации поддержали все ученые, занимающиеся этой проблемой. Самая большая и тщательно проведенная классификационная работа проведена З.А. Абрамовой. Ей принадлежат две монографии, где мы имеем возможность наблюдать развитие процесса классифицирования коллекций разных масштабов: в пределах территории СССР и Евразийского континента. В обеих автором отдельно выделяется сибирский материал. Антропоморфная коллекция характеризуется при этом следующим образом: 1) сибирские статуэтки не имеют преднамеренно моделируемых форм: груди у них чаще всего обозначены в слабом рельефе неглубокой линией, бедра расширены незначительно, ягодицы не выступают назад или по бокам, а подняты вверх; 2) пропорциональные особенности сибирских Венер заключаются в том, что статуэтки имеют чаще всего голову, по объему равную грудной клетке, а нижняя часть торса и ноги непропорционально удлиненны; 3) наличие моделировки лица и оформления головок; 4) присутствие сплошного орнамента, изображающего одежду; 5) просверленные отверстия в нижних частях ног [10, с. 12]. Кроме того, автор предполагает необходимость деления коллекции по размерам и материалу изготовления.
При сравнивнении классификаций А.П. Окладникова и З.А. Абрамовой, безусловно, виден прогресс научной мысли в этом направлении, но в настоящий момент уже есть повод для беспокойства, т.к. экземпляры, пополняющие коллекцию, не имеют должной обработки и упоминаются в сообщениях на конференциях в общем потоке информации. При этом фактологические пополнения сибирской палеолитической коллекции антропоморфной скульптуры очень интересны.
В 1980 г. С.А. Васильев, проводя раскопки на Майнинской стоянке, обнаружил глиняную антропоморфную скульптурку, немного поврежденную и без орнаментации [11, с. 72]. Этот экземпляр уникален по материалу изготовления.
В 1988 г. томскими учеными был обнаружен обломок бивня мамонта с гравировкой сложной сцены, где можно выделить два антропоморфных персонажа [12, с. 127]. Эта находка примечательна тем, что изображение человека выгравировано на предмете мобильного искусства, а не на скальной поверхности. Одной из последних была обнаружена костяная фигурка у деревни Лиственка в 1996 г. Время и ситуация сохранили для нас фрагмент статуэтки; её верхняя часть на уровне плечевого пояса обломана, как предполагают ученые, ещё в процессе изготовления. Показаны спина с легким прогибом в пояснице, слегка округлый живот, длинные, изящно оформленные ноги. Признаки пола не выражены. Длина изделия - 19,7см. На сегодня это самая большая статуэтка сибирской коллекции [13, с. 14].
Решение вопроса об интерпретации узора, нанесенного на поверхность произведений мелкой пластики, вызвало активные дискуссии, как между А.П. Окладниковым и М.М. Герасимовым, так и между другими заинтересованными учеными. М.М. Герасимов предположил, что на поверхности скульптурок орнаментом из полулунных насечек передана татуировка, с меньшей долей вероятности изображен волосяной покров [14, 16]. А.П. Окладников допускает изображение меховой одежды, которая и сегодня используется северными народами. О татуировке не может идти и речи, т.к. насечки покрывают затылок и темя - участки тела, где она при её наличии видна быть не может. Делая ссылку на этнографический материал, он замечает, что татуируют обычно лицо, а на сибирских статуэтках лицо не затронуто орнаментом [15, с. 106-107].
К подобному приёму интерпретации узора резко отрицательно отнеслась Н.П. Горбачева, которая, занимаясь историей одежды, полагает, что шитая одежда в самых ранних формах появилась не раньше неолита. Наличие иголок в палеолитических культурных слоях, по её мнению, ещё не говорит о том, что их использовали для изготовления одежды. Сибирский случай изображений она склонна рассматривать как передачу фигур людей, замаскированных под животных [16, с. 17].
"Классической" в истории решения данного вопроса станет позиция А.П. Окладникова. С ней вскоре согласится и М.М. Герасимов; уже аксиомой она войдет в работы С.Н. Замятнина, З.А. Абрамовой, А.Д. Столяра, Б.А. Фролова.
Переоценка данной позиции была начата в 1990-х годах В.Е. Ларичевым, который предполагает, что система лунок на поверхности скульптурок не передает ни татуировку, ни меховую одежду, а являет собой пример первых в истории человечества календарных записей [17]. С его мнением очень трудно как согласиться, так и не согласиться. Всё дело в том, что для подтверждения своей позиции он использует математические вычислительные приемы, "чуждые" гуманитариям. Помимо "трудной" методики обработки образцов "художественной" деятельности древних людей, он допускает мнение о том, что первобытный человек интересовался не только продовольственными вопросами, но и особенностями и закономерностями движения светил по ночному небосклону; более того, он сумел просчитать и зафиксировать основные ключевые моменты этих передвижений.
Здесь у основной массы ученых, начинает срабатывать стереотип, касающийся интеллектуального уровня наших палеолитических предков, который начиная со школьных учебников не поднимали выше деревянной дубины. Это затрудняет ведение дискуссий, и одной из интереснейших научных точек зрения отказывают в полновесном обсуждении. Но, думается, эта ситуация скоро изменится, т.к. недавно в археологической науке появилось новое направление - палеоастрономия, которая занимается выявлением уровня астрономических знаний в первобытные времена.
Не менее интересной была дискуссия, связанная с интерпретацией назначения палеолитических Венер. Интерпретация, особенно в археологии, всегда является главной частью любого творческого изучения проблемы. И здесь нам необходимо оговорить один момент: советские археологи, участвуя в обсуждении вопросов данной проблемы, выглядели молодо. На Западе долгая история развития интерпретационных методик привела к появлению сторонников двух концепций существования первобытного искусства: заинтересованного и незаинтересованного. Заинтересованное искусство, по мнению ученых, было призвано решать основные проблемы первобытного общества: продовольственные, хозяйственные, культурные. Его появление сопровождалось магическими обрядами, и место его существования было сакральным. Незаинтересованное искусство удовлетворяло духовные потребности индивида либо коллектива людей. В XX веке подобный подход, выделение двух ипостасей первобытного искусства уже не использовался, а признанная не без помощи этнографических наблюдений многогранность художественного творчества наших далеких предков включала основные позиции обоих направлений; споры возникали лишь по соотношению составляющих.
Именно на этом этапе развития данной научной мысли в дискуссию включились наши ученые, активно обсуждая проблему как на основе отечественных, так и зарубежных материалов. Важно подчеркнуть: в советской научной мысли никогда не было разделения на сторонников одной либо другой концепции существования первобытного искусства. Каждый учитывал наличие различных черт и побудительных моментов в культуре, обуславливающих содержание искусства. Но среди "учитываемого" многообразия каждый для себя определил комбинацию объясняющих моментов. Иногда эти моменты так причудливо переплетаются, что объяснения выглядят неубедительно, а в условиях трудностей информационного обмена логику рассуждений проследить на достаточном уровне почти невозможно, поэтому остановимся только на констатации конкретных моделей, без учета эволюции мысли.
Большинство ученых считают, что в коллекции сибирской антропоморфной скульптуры образ женщины является главным и, пожалуй, единственным. Безусловно, все согласны с магическим контекстом трактовки этого образа. М.М. Герасимов первым поставил вопрос о таком значении женских сибирских изображений. Его предположение основывалось на способе ношения этих фигурок. Только у сибирских статуэток внизу есть небольшие отверстия, за которые их пришивали, вероятно, к одежде. Трассологический анализ показывает характерную заполированность поверхности скульптурок, возможную при долгом трении о мягкий материал. Единственное, что в дальнейшем смущало исследователя, это то, что божества, таким образом, носились в неестественном положении вниз головой [18, с. 28-53].
В ряде своих работ А.П. Окладников внимательно рассматривал проблему значения женских палеолитических статуэток и пришел к следующим выводам: 1) женский образ удостоен внимания древних художников благодаря особой роли женщины, выполняемой в те далекие времена. В связи с этим в первобытном обществе очень рано появляются представления о сверхчеловеческих существах женского пола: владычицах природных сфер и явлений, покровительницах животных и людей. К этому заключению он пришел, проводя параллели от первобытности к этнографическому материалу северных народов, где женские изображения имеют прямое отношение к охотничьей магии; 2) помимо покровительниц охоты, женские изображения могли быть символами плодородия, подобно якутской богине Айсыт; 3) не отрицается возможная связь древних фигурок и с культом мертвых [19, с. 48].
Чуть позже А.П. Окладников выскажет предположение о наличии в палеоискусстве и чисто художественных образов, свободных от магической нагрузки [20, с. 57], но невозможно проследить, что побудило его к этому мысли. З.А. Абрамова предлагает три основных подхода к интерпретации древних женских образов: 1) преобладание женских изображений в первобытном антропоморфном искусстве является проявлением господства материнского рода, и в таком случае эти статуэтки можно рассматривать как образы родоначальниц; 2) зависимость хозяйственной жизни человеческого общества эпохи палеолита от природных условий скоро привела к появлению образа хозяйки стихий природы, что соответствует развитию идеи плодородия; 3) на общем фоне заинтересованности в наличии подобных изображений, вероятно, не пренебрегали и эстетическими моментами творчества [21, с. 68].
Интересна позиция этнографа Д.Н. Зеленина, который видел в палеолитических статуэтках вместилища для духов болезней. Учитывая различия в моделировке тел фигурок, ученый предполагает, что они являлись олицетворением и вместилищем различных болезней: водянки, чахотки, истощения и других, приводящих к антропологическим отклонениям [22, с. 62-64].
Ян Елинек, характеризуя мальтинское искусство, останавливается на социально-эстетическом значении фигурок. Он полагает, что тучность тела в те времена была показателем благосостояния, а не отклонений в здоровье [23, с. 591].
Этнограф А.С. Токарев, внимательно ознакомившись с взглядами, соглашается с положением, объясняющим символику верхнепалеолитических европейских статуэток как хозяек очага и хранительниц огня. Приводятся этнографические примеры из культур северных народов, подтверждающие это положение у чукчей, коряков, эскимосов... Но он выступает категорически против толкования этих фигурок как изображений предков-прародительниц, т.к. появление подобного культа произошло в более поздние времена [24, с. 14-17].
С.В. Иванов, исследуя обычаи и традиции амурских народов, привел пример существования у них фигурок-кукол. Их использование было явно магическим: их изготовляли шаманы, за ними ухаживали, одевали и украшали, им поклонялись. Эти фигурки могли быть куклой-ребенком, куклой-подростком, куклой-девушкой... Существовали куклы мужского пола. Жизненный уклад кукол почти ничем не отличается от жизни людей. Ученый предполагает, что эти обряды пришли с эпохи первобытности [25, с. 69].
В.Е. Ларичев в данном вопросе имеет своеобразную точку зрения. Во-первых, он выступает против строгого разделения скульптурок по половой принадлежности; учитывая их назначение, к определенному полу их отнести очень трудно, большинство скульптурок андрогинны, более того, зачастую сочетают в себе как антропоморфные, так и зооморфные черты [26, с. 129]. Во-вторых, используя оригинальную методику обработки материала, он доказывает, что сибирские палеолитические статуэтки - ни что иное, как вычислители движения небесных светил или "блуждающих" звезд. Они были необходимы для точного предупреждения небесных явлений, которые в свою очередь влияли на уклад земной природной жизни [27, с. 171].
Такое многообразие позиций относительно значения и использования древних антропоморфных статуэток чрезвычайно приятно и интересно, но к появлению широкомасштабной дискуссии они не привели. Все заключения выстроены на основе мнений, почерпнутых либо из этнографических наблюдений, либо из собственного мировоззрения; причем из работ не совсем ясен ход доказательства высказываемых позиций.
В этом отношении выделяются работы В.Е. Ларичева, который, по мнению многих, высказывает фантастические положения, но он их и доказывает. Его методика предусматривает работу непосредственно с фактическим материалом: дотошное, скрупулезное изучение всех параметров, от механических до астрономических, дает много полезной информации. Все результаты проверяются "текстом", нанесенным на поверхность экземпляров коллекции. "Текст" из лунок и ямок является и объектом изучения, и средством проверки полученной информации.
Для дискуссии, важной составляющей процесса получения научных знаний, необходимо владение знаниями начальной математики и астрономии. К использованию этих наук в процессе обработки художественного материала уже обращался Б.А. Фролов, тоже занимающийся проблемами первобытного искусства, признавая существование бытового и временного счета уже в палеолитические времена, но он никак не аргументирует свои позиции в отношении способов использования данных предметов, т.е. не показывает механизм работы "текста"[28].
Итак, изучение фактического материала сибирского палеолитического искусства, в частности мобильного искусства - антропоморфной скульптуры, началось в 1930-х годах и с наиболее "видимых" проблем: оформление, форма, материал, стиль. Почти одновременно появляются исследования, связанные с разработкой классификаций и интерпретаций, основанные на использовании статистических и этнографических данных. И если классификацию можно назвать техническим моментом, а следовательно, не вызывающим острых дискуссий, то интерпретация, в основу которой, по большому счету, положены мировоззренческие умозаключения и метод этнографических параллелей, должна быть полем накала научных страстей. Но дискуссии, если и были, то они останавливались на уровне антитезиса, т.к. для последующего синтеза каждая из сторон должна была бы предложить методы исследования, подтверждающие их научные выводы.
Мы подошли к самому "больному ", на наш взгляд, вопросу - методика исследования палеолитического мобильного искусства. В отечественной науке таковой не существует; таким образом, в отношении теории и практики методологического исследования мобильного палеолитического искусства мы находимся в XIX в. Метод этнографических параллелей по отношению к культурным явлениям палеолитического времени по целому ряду показателей не оправдан. Методы первичной обработки, отвечающие за вопросы фиксирования форм, материалов, стилей для нового, качественного иного уровня исследования, не подходят. Методика, предлагаемая В.Е.Ларичевым, гуманитариев не устраивает, но они ничего не могут предложить взамен. По сути дела, отечественная наука, занимающаяся проблемами палеолитического творчества, и в частности мобильного искусства, оказалась в "методологическом" тупике, что и сказывается на общем состоянии научного направления.
Список литературы
Фролов Б.А. О чем рассказала сибирская Мадонна. М., 1981.
Уваров С.А. Археология России. Каменный период. М., 1881. Ч.1.
Ефименко П.П. Первобытное общество. Киев, 1953.
Петри Б.Э. Сибирский палеолит. Иркутск, 1923.
Ларичев В.Е. Открытие в Сибири антропоморфной скульптуры древнекаменного века и проблема интерпретации так называемых женских статуэток // Исторический ежегодник, 1999. Омск, 1999. В печати.
Ларичев В.Е. Лунно-солнечная календарная система верхнепалеолитического человека Сибири. Препринт. Новосибирск, 1983.
Окладников А.П. Палеолитическая статуэтка из Бурети (раскопки 1936 г.) // МИА СССР. N 2. М.; Л., 1941.
Герасимов М.М. Мальта, палеолитическая стоянка. Иркутск, 1931.
Окладников А.П. Палеолитические женские статуэтки Бурети // МИА СССР N 79. М.; Л., 1960.
Абрамова З.А. Изображение человека в палеолитическом искусстве Евразии. М.; Л., 1966.
Васильев С.А., Ермолаева Н.М. Майнинская стоянка памятник палеолита Сибири // Палеолит Сибири. Новосибирск, 1983.
Ожередов Ю.И. К вопросу о позднеплейстоценовой фауне по материалам археологии // Материалы I Международного симпозиума. Эволюция жизни на земле. Томск, 1997.
Акимова Е.В., Кокорин А.В., Ковбаса П.Я. Изделия из бивня мамонта в XIX культурном слое стоянки Лиственка // 275 лет сибирской археологии : Материалы XXXVII РАЭСК. Красноярск, 1997.
Герасимов М.М. Мальта, палеолитическая стоянка. Иркутск, 1931.
Палеолитическая статуэтка из Бурети (раскопки 1936 ) // МИА СССР. N 2. М.; Л., 1941.
Горбачева Н.П. К вопросу о происхождении одежды // СЭ. 1981. N 4.
Ларичев В.Е. Матерь Мира ( календарь беременности женщины древнекаменного века Сибири и семантика скульптур палеолитических Венер) // Изв. СО РАН. Сер.ист., филологии и философии. Новосибирск, 1992;
Он же. Богиня Луны // Древние культуры южной Сибири и Северо-восточного Китая. Новосибирск, 1994;
Он же. Пращур Богов // Методология и методика археологических реконструкций. Новосибирск, 1994.
Герасимов М.М. Палеолитическая стоянка Мальта (раскопки 1956-1957) // СЭ. 1958. N 3.
Окладников А.П. Якутия до присоединения к Русскому государству // История Якутской АССР. М.; Л., 1955. Т.1.
Окладников А.П. История Сибири. Древняя Сибирь. Л., 1968. Т.1.
Абрамова З.А. Палеолитическое искусство на территории СССР // Свод археологических источников. М., 1962. Вып. А 4-3.
Елинек Я. Большой иллюстрированный атлас первобытного человека. Прага, 1982.
Токарев С.А. К вопросу о значении женских изображений эпохи палеолита // СЭ. 1934. N 4.
Иванов С.В. Орнаментированные куклы ольчей // СЭ. 1936. N 3.
Ларичев В.Е. Богиня Луны // Древние культуры Сибири и Северо-Восточного Китая. Новосибирск, 1994.
Ларичев В.Е. Синодические обороты планет в календарных системах древнекаменного века Сибири (мальтинская культура) // Методы реконструкции в археологии. Новосибирск, 1991.
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.omsu.omskreg.ru/