Прибалтийский вопрос в политической публицистике И.С. Аксакова
Ширинянц А. А., Фурсова Е. Б.
Во второй половине XIX века одной из важнейших тем политической публицистики наряду с проблемой самоидентификации русской нации и единства русского народа как этнической и культурной общности (проблема русской идентичности) стала проблема государственной целостности. Как показывают современные исследования, национализм обычно крайне враждебно относится к тем национальным группам, которые, существуя в рамках данного государства, также пытаются сформировать собственную большую культуру или же являются национальными меньшинствами, обладающими (или обладавшими) государственностью вне пределов данной территории (1). Для России второй половины XIX века такими национальными группами были прибалтийские (остзейские) немцы и поляки. Евреи, обладавшие в прошлом государственностью и с трудом поддававшиеся ассимиляции, также вызывали враждебное отношение.
Остзейские бароны, стимулируемые Пруссией, польские русофобы, поддерживаемые европейскими странами, украинские и "западно-русские" националисты, политический характер движению которых придавали польские революционные деятели, стали в России главными элементами сепаратистских сил (2).
В правительственной политике и в политической публицистике второй половины XIX века тесно связанным с польским вопросом в "балтийско-польский узел" оказался прибалтийский вопрос.
"Остзейский (3) край" – Прибалтийский край, с 1801 по 1876 годы включал в себя три провинции – Лифляндию, Эстляндию и Курляндию, соединенные в отдельное генерал-губернаторство Российской империи. В этом крае существовал "особый режим", отличный от системы общероссийской государственности и характеризовавшийся господством немецкого языка, лютеранства, особым сводом законов (4), судопроизводством, управлением и т.д. Все это делало край, по выражению Аксакова, "музеем исторических редкостей социального и общественного устройства" (5).
Суть прибалтийского или "остзейского", "балтийского" вопроса, как его еще обозначали в публицистике и в правительственных документах, сводилась к коллизии, связанной с двухмиллионным коренным населением края – латами и эстами, которых, с одной стороны, насильственно "онемечивало" остзейское меньшинство и лютеранская церковь при полной идеологической и пропагандистской поддержке со стороны Пруссии ("Почти ежедневно, – указывал Аксаков, – в большей части прусских газет, помещаются статьи проповедывающие крестовый поход на Россию из-за братьев немцев, то есть из-за немецкой колонии в 180 тыс., угнетающей 1600000 ненемецкого населения" (6)), с другой, стремились обрусить и прорусски настроить центральная власть и православная церковь.
Пик обсуждения этого вопроса (7) пришелся на вторую половину 1860-х годов по ряду причин. Во-первых, именно в это время ясно обозначились политико-культурные противоречия романо-германского и славянского миров, наметилось противостояние немецких (или скорее прусских) и русских политических интересов. Во-вторых, внутри России с новой силой проявилось влияние так называемой "немецкой партии" при дворе, которая, всячески поддерживая остзейских немцев, да и вообще иностранцев, в карьерных и имущественных делах, тем самым, по мнению многих, пренебрегала государственными интересами России. В-третьих, в эпоху Великих реформ, либерализации общественной жизни и наметившегося подъема международного престижа России, укрепления ее целостности и роста правового порядка во внутреннем управлении, диссонансом звучали требования остзейских немцев о расширении автономии края, который по сути выпадал из правового поля общероссийского законодательства, так как система "остзейского права" утверждала приоритет местных законов над общими, а препятствия, чинимые деятельности в крае православной церкви, издевательства местных баронов над "туземцами", подчеркнуто пропрусская ориентация интеллигенции, предпочитавшей получать образование в германских университетах и не "замечавшей" русской культуры – все это будоражило общественное мнение, вызывало законное возмущение русских, опасавшихся, как писал Ю.Ф. Самарин, "признания балтийского германизма за политическую национальность"; успехов германизации "туземцев", сближения их с немцами против "русских начал" за создание особого остзейского "государства в государстве" (8) - т.е. всего того, что и составляло цель программы действий остзейцев.
При этом в самой Прибалтике и в Европе считали, что особого "прибалтийского" вопроса не существует. Немецкая печать старалась перевести обсуждение проблемы в плоскость национальной ненависти русских к немцам, сравнительного анализа достоинств русских и немцев как наций. Именно в таком ключе писали свои "пасквили-элегии" (выражение М.П. Погодина, которое принял и Аксаков) Егор Петрович Сиверс – остзейский поэт, профессор рижского политехникума (правнук адмирала петровских времен, окончивший Дерптский университет, в 60-е гг. выступил с рядом критических статей в "Baltishe Monatschrift".), Юлиус Эккарт – немецкий писатель, автор работы "Балтийская провинция России" (1869, на нем. языке), уроженец Лифляндии, редактировавший сначала газеты в Риге, а затем перебравшийся на службу в Гамбург и даже ставший германским консулом в Цюрихе, Э. Каттнер - автор труда "Призвание Пруссии на востоке", в котором доказывались права Пруссии на Прибалтику и живописалась "будущность немецких остзейских провинций под прусским господством", К.Х.Г. Ширрен – сын лифляндского пастора, родившийся в Риге, окончивший философский факультет Дерптского университета, защитивший докторскую диссертацию, преподававший в университете статистику, географию, историю России. С 1860 года Ширрен по преимуществу занимался историей остзейских провинций, собирая и публикуя архивные материалы. В 1861-1863 гг. он был председателем Ученого Эстонского общества, с 1863 по 1867 – деканом историко-юридического факультета Дерптского университета, а с 1863 по 1869 занимал кафедру русской истории (с 1865 – кафедра истории России). Профессор русской истории, автор многотомного издания "Исторические истоки крушения Лифляндской независимости" (Ревель, 1861-1881) и других книг – Ширрен на русском языке не опубликовал ни одной работы. Лекции его в университете отличались тенденциозностью. Они читались на немецком языке, для немцев и превозносили все немецкое в истории России. После его отставки в 1869 г. в связи с выходом брошюры "Лифляндский ответ господину Юрию Самарину" (Лейпциг, 1869, на нем. яз.), лекции по русской истории в Дерптском университете стали читать на русском языке, а сам Ширрен прокинул Россию, жил в Дрездене, и в 1874 г. занял кафедру всеобщей истории в Кильском университете. Апофеозом проостзейской публицистики стала именно его брошюра против Ю.Ф. Самарина (9).
Среди этих "пасквилянтов", по мнению Аксакова, особое место занимал фон Бокк – бывший вице-президент лифляндского гофгерихта (высшего суда), который, как писал Аксаков, "организовал в Берлине целую систему агитации общественного мнения против России и своими периодически являющимися пасквилями, как брандерами, распаляет прусский национальный патриотизм" (10), и по своему личному усердию и по своему общественному положению в крае должен быть признан быть "первенствующим корифеем" (11) этих антирусских писаний, стимулированных во-многом, появлением специальных работ Ю.Ф. Самарина.
Попав в 1847 году по делам службы в Ригу в составе комиссии МВД по ревизии городского управления, Самарин два года провел в Прибалтике. Изучив городские архивы Риги, он написал историю этого города (издана в 1852 году в Петербурге под названием "Общественное устройство г. Риги."). В своих "Письмах из Риги" (1848) Самарин первым в русской печати дал развернутую историко-политическую характеристику Остзейского края, поднял вопрос об отношении прибалтийских немцев к России, нарушениях прав местного населения и русских людей в крае (за что был на 12 дней заключен в Петропавловскую крепость). 17 февраля 1849 г. Аксаков сообщал родным: "письма до сих пор возбуждают сильную злобу немцев, везде прославляющих его (Самарина - авт.) или шпионом правительства, или опасным, вредным либералом…", 6 марта он писал: "Дела идут плохо: немцы торжествуют, и Самарин сидит…". Однако арест Самарина не охладил юного Аксакова, он был уверен, как видно из его письма 14 марта 1849 г., что "это обстоятельство должно принести самому делу огромную пользу. Уже в том польза, что эти письма будут прочтены тем, кому их прежде всех следует знать" (12).
Положив начало исследованию прибалтийского вопроса в "Письмах из Риги", Самарин затем всесторонне исследовал этот вопрос в выпусках "Окраин России", изданных за границей в 1868-76 гг., сформулировав задачу российской политики в Прибалтике: опека и поддержка дружественных России элементов - латышей и эстонцев, освобождение их от немецкого влияния. Развернутой рецензией на 1-й выпуск "Окраин России" – "Русское балтийское поморие в настоящую минуту" (Прага, 1868) стала статья Аксакова "По поводу "Окраин" Ю.Ф. Самарина" опубликованная в газете "Москва" 10 сентября 1868 года (13). В ней Аксаков, солидаризуясь с катковскими "Московскими ведомостями", оценивает книгу как "истинное событие в нашей общественной жизни". Эта книга, пишет Аксаков, – "гражданский поступок, заслуга пред всей Россией и ее Государем" (14).
Этой статье предшествовал ряд статей Аксакова, помещенных в газетах "День" и "Москва" (15). В первой из них – "Как понимает Остзейский Немец идеал России" (2 июня 1862) – Аксаков со свойственным ему сарказмом, отвечает "лифляндским, курляндским, эстляндским баронам, бюргерам и беамтерам (16)", остзейской печати в лице антиславянофильской "Рижской газеты", во имя "всеобщих гуманных целей" ратующих за "противодействие всякому одностороннему преобладанию (Betonen) национальности, будь она Русская, Польская, Немецкая, Латышская или Финская", и стремящихся к смешению "каким-то химическим процессом" всех их вместе "на немецкой закваске" в одну национальность – "Петровцев, с общим для всех мундиром…" (17). Идеал России, который проповедуют остзейские немцы, основан на глубоком, серьезном и искреннем чувстве этатизма, чувстве верности и преданности немцев государству, империи, но не русскому народу: "Дело в том, что преданные Русскому престолу – они как мы видели, проповедуют в то же время бой на смерть Русской народности (18); верные слуги Русского государства, они знать не хотят Русской Земли. Для них существует Россия – только как Российская империя, а не как Русь, не как Русская Земля, под защитою которой могут находиться области, населенные и другими народностями" (19). Таким образом, немецкий идеал – "это воплощение отвлеченной идеи государства, вне народности, такая Россия, в которой бы ничего Русского, выдающегося вперед, не было…" (20). Что касается "преданности и верности" немцев, то Аксаков не раз возвращался в к этому сюжету в своих статьях, всякий раз разъясняя, что, во-первых, "преданность и верность своему государю" не является нравственной монополией прибалтийских немцев, скорее это прерогатива русского народа, "ради которого и Россия называется Россией, и ее государь называется Государем Русским". Во-вторых, "преданность и верность" немецкого населения края – династические, в основе них – желание остзейских немцев "отделить русскую царствующую династию от России" (21).
В 1865-1868 гг. Аксаков всесторонне рассмотрел различные аспекты "прибалтийского вопроса", как части более широкого вопроса "о немецком элементе в России", и еще шире – вопроса "о государстве и национальности" (22). О характере и широте его рассуждений свидетельствуют даже заголовки его острополемичных статей, например – "На каком основании крестьянин Остзейского края лишен тех прав, которыми пользуется крестьянин в остальной России?" ("День", 27 ноября 1865), "По поводу введения русского языка в присутственные места Остзейских провинций" ("Москва", 13 сентября 1867), "В праве ли прибалтийские Немцы протестовать против реформ русского правительства во имя принципа национальности?" ("Москва", 23 сентября 1867), "Об угнетении Немцев в России!?" ("Москва", 21 октября 1867), "Немецкая вода в русском вине" ("Москва", 11 сентября 1868), "В каком смысле Остзейские Немцы дорожат своими отжившими привилегиями" ("Москва", 24 сентября 1868), "Чего ожидает русское общественное мнение от Остзейского края" ("Москва", 8 октября 1868) и др. Причем семь сентябрьских и октябрьских 1868 года статей Аксакова в газете "Москва", были посвящены тщательному "разбору" книги Ю.Ф. Самарина и защите ее основных положений от выпадов проостзейских публицистов, как за рубежом, так и в самой России.
Основной смысл статей Аксакова по прибалтийскому вопросу этого времени сводился к трем сюжетам, которые вызывали категорическое неприятие славянофильского мыслителя. Это, во-первых, защита остзейскими баронами давно устаревших привилегий, противоречащих смыслу общероссийских реформ 1860-х гг. Во-вторых, "германизация" остзейского края (23), онемечение "туземного населения" - русских подданных и противодействие остзейских баронов русификации, под которой подразумевалось введение русского языка в систему управления, судопроизводства и образования (чтобы "русская власть говорила по-русски") и поддержка православия в крае, являющемуся частью России (24). И, в-третьих, привлечение остзейцами заграничной (по преимуществу немецкой) прессы, с целью сформировать общественное мнение в Европе неблагоприятное для России и оказать давление на правительство (25). В русофобской пропагандистской экспансии, наибольшее неприятие Аксакова вызывала позиция прибалтийских немцев, выраженная в тезисе о том, что русские – варвары, а немцы – просветители, у русских – дикость, а у немцев – цивилизация (26), а также заявления европейской прессы об "угнетении немцев в России" (27).
Здесь нужно заметить, что именно в это время, во второй половине 1860-х годов в русской легальной печати обозначились три подхода в освещении прибалтийского вопроса: социологический, политико-философский и исторический, которые олицетворяли, соответственно, Самарин, Катков и Аксаков, Погодин. При этом все они, как и Самарин ставили задачу противодействия антирусской пропаганде и претендовали на "право защищать за границею государственные и народные интересы России против балтийского и польского провинциализма также свободно, как например гг. фон Бокк, фон Сиверс и другие, их же имя легион, защищают пред Западною Европою свои провинциальные интересы против России!" (28).
Ю.Ф. Самарин на основе обширного фактического материала, показывающего бедственное, угнетенное положение латышей и эстонцев в крае, аргументировал требование поддержки нарождающегося националистического антинемецкого, ориентированного на Россию, движения местного населения. М.П. Погодин, опираясь на русские и ливонские летописи, труды Н.М. Карамзина, исторические документы XVIII века и др., доказывал историческую необоснованность претензий немцев – потомков тевтонских рыцарей и христианских епископов, на господство в крае, требовал осуществления культурной экспансии православия и русского языка, чтобы "обрусить местное население". М.Н. Катков, отстаивая принципы единой и неделимой России, в основе которой - русская "государственная нация", высказывался за жесткое подавление любого инакомыслия и сепаратистских устремлений, требовал политики русификации окраин. И.С. Аксаков был против "ослабления государственного внешнего единства", считая, что отношением к коренной русской народности определяется и отношение к инородцам: "чем меньше веры в свою народность и в ее право, чем меньшим уважением пользуется она у себя дома от своей государственной власти, чем стесненнее ее внутреннее развитие и вообще деятельность внутренней органической жизни, – тем успешнее деятельность паразитов или чужеяди, – тем сильнее преобладание иноземцев, тем удобнее и легче развиваются, искусственно выгоняемые из почвы, племенной инородческий патриотизм и сепаративные стремления на окраинах" (29). Аксаков подчеркивает слова Самарина о том, что тот, "кто проповедует необходимость подтянуть, обуздать и осадить русское общество, двинув против него аппараты полицейской власти, – тот в то же время заигрывает с польскою шляхтой и молча пасует при встрече с балтийским рыцарством…" (30).
Важно подчеркнуть еще один момент. Расширяя социально-исторический масштаб, казалось бы частного прибалтийского вопроса, Аксаков находит черты удивительного сходства остзейского антирусского национализма с западнорусским полонизмом и требованиями гражданского и политического равноправия для евреев, проживающих в России, а также коренные отличия этих форм национализма от "славянского дела".
Так, уже в первой статье, посвященной прибалтийскому вопросу, в 1862 году Аксаков находит поражающее своей парадоксальностью "сходство Немецкого воззрения с Еврейским": "Евреи, так же как и Немцы, не признают в России Русской народности и подвергают еще сомнению вопрос (для Немцев уже давно решенный отрицательно!) о том: действительно ли Русские – хозяева в Русской земле? По их мнению, Евреи в Русской земле такие же хозяева, как и Русские. Такое требование Евреев…вполне совпадает с Немецким идеалом отвлеченного государства" (31).
Чуть позже, в статье 1868 года, отвечая на очередные антирусские выпады фон Бокка, оскорбившегося, в частности на то, что в русской прессе "встречается сравнение дел Западного края с делами Прибалтийских губерний", Аксаков указывает на то, что трудно не заметить аналогию "польского и немецкого дела" – схожесть поведения поляков в Западном крае и немцев в Остзейском крае Российской империи бросается в глаза. Во-первых, "Как в северо-западных губерниях Поляки, так и в Балтийском поморье Немцы – пришельцы и не принадлежат к туземной национальности края"; во-вторых, "как там, так и здесь Немцы и Поляки – господа в крае, в котором представляют значительное меньшинство"; в-третьих, именно в их руках "сосредоточена поземельная собственность, социальные привилегии и все средства давления на непольские и ненемецкие массы народа"; в-четвертых, в их среде господствует "стремление в Северозападном крае – ополячить Русских и Литовцев, а в балтийских губерниях – онемечить Латышей и Эстов"; в-пятых, "способы претворить туземную народность в польскую и немецкую – употребляются почти одинаковые: религия, школы, соблазны житейских выгод, угрозы, насилия, гонения, унижения…"; в-шестых, "высшие классы, составленные из людей чуждой краю национальности, т.е. из Поляков и из Немцев, – заслоняли, а в Балтийском поморье продолжают заслонять и теперь, массы сельского населения от верховной русской власти"; и, наконец, в – седьмых, "в этих массах угнетенного сельского населения – глубоко вкоренена национальная вражда к своим насильникам – к польским панам и к немецким рыцарям, – живет искреннее влечение к России, искренняя вера в Русского царя…" (32).
В статье 1867 года, подчеркивая отсутствие логической связи между прибалтийским и славянским вопросами, между "двумя несходными стремлениями: стремлением славянских племен в славянских землях (речь идет об австрийских и турецких славянах – авт.) и стремлением немецких пришельцев в не-немецком крае" (33), Аксаков предлагает свою трактовку "общечеловеческого принципа национальности", на котором, как он считает, основывается право любой "туземной народности", составляющей большинство населения, на свободное развитие и самостоятельность (34). В силу принципа национальности, в Остзейском крае пришлая народность (немцы – 10% населения), должна уступить народности туземного, коренного большинства (латыши и эсты – 90% населения). В настоящее же время, как указывает Аксаков, все притязания остзейцев на исключительное господство основаны на насилии, на факте завоевания. Что касается славянского вопроса, то Аксаков не устает подчеркивать то, "что славянские требования суть требования свободы, одной свободы, для туземного славянского населения…избавления от насилия чужеземцев", в этом плане эти требования коренным образом отличаются от немецких требований в прибалтийских губерниях, которые "суть требования неволи и рабства для всего многочисленного туземного населения: в порабощении туземных племен заключается, в этом крае, условие жизни для немецкой народности; только при насилии, при насильственном онемечении (да еще с помощью чужих внешних сил) возможно торжество немецкой национальности" (35).
Таким образом, Аксаков увязывает право народностей на свободное, самостоятельное развитие со своеобразно трактуемым принципом справедливости "противодействия завоевателям-чужеземцам": большинство коренного населения, проживающего компактно на определенной территории, должно быть свободно от культурно-национальной экспансии господствующего народа-завоевателя, составляющего меньшинство населения, однако, в свою очередь, господствующее национальное большинство, может и должно вовлекать в сферу своей культурной жизни все малочисленные народы, проживающие в пределах его влияния, уподобляя, в конечном счете, их себе.
Что касается практической программы, то все русские оппоненты остзейских немцев сходились в следующих требованиях: необходимости утвердить русские государственные начала в Прибалтике – управление по общероссийскому образцу, общерусское законодательство, русский язык в качестве государственного; уравнять в Прибалтике в правах с немцами коренное население края и, в особенности, в первую очередь, русских; провести земельную реформу в крае – наделить крестьян землей по русскому образцу реформы 1861 года (36); ввести в школы русский язык с тем, чтобы подготовить в будущем обрусение края (37); реформировать суд – ввести институт присяжных и выборы местных судей по русскому образцу (38); провести реформу городского управления; поддержать православие в крае.
Усилия Ю.Ф. Самарина, М.Н. Каткова, И.С. Аксакова, М.П. Погодина и других, менее известных публицистов, заставили правительство скорректировать позицию в прибалтийском вопросе, наметить план и начать реализацию реформ в крае, направленных на полное слияние Прибалтики с Россией. Об этом, в частности, свидетельствует составленная в 1870-71 гг. официальная записка "Балтийский вопрос с правительственной точки зрения", которая подводила итог правительственной политике в Остзейском крае в 1860-е гг., а также намечала программу действий на будущее (39) .
Однако если основной сферой деятельности правительства в период правления Александра II было народное образование: учреждение сети православных приходских школ с обучением на русском языке, поддержка православного населения края, которые сочетались с либеральным в целом курсе правительства по отношению к культурной и национальной автономии остзейского дворянства, то в эпоху Александра III, в 1880-1890-е годы, националистические идеи Аксакова и других консерваторов претворяются в жизнь в полной мере. Это, прежде всего, культурная русификация окраин: обрусение школ (преподавание на латышском и эстонском сохранялось лишь в младших классах волостных школ), распространение православия в крае, укрепление позиций православной церкви, изменение отношения к национализму латышей и эстонцев: если ранее он поощрялся как противовес прибалтийской немецкой доминантной культуре, то теперь воспринимается как помеха национальной политике, превращению края в "русскую губернию". Административная русификация была отмечена в это время ревизией сенатора Н.А. Манасеина 1882 года, мерами по ликвидации автономии остзейцев, подчинением органов управления центральной власти, подчинением народных школ Министерству Народного просвещения и т.д., которые, в конечном счете, так и не привели к искомому результату, так как, нивелируя культурно-политическое влияние немцев в крае, не предоставляло коренному населению Балтийских окраин доступа к управлению краем, стимулировав тем самым появление у национальной интеллигенции идеи создания собственной государственности.
В связи с этим Аксаков в своих статьях, опубликованных в газете "Русь" в 1882-1885 годах вновь возвращается к прибалтийской проблеме. С искреннею радостью приветствуя сенаторскую ревизию в Курляндской и Лифляндской губерниях, надеясь на то, что этот "великий акт нового царствования" послужит "новою эрою для этой части нашего отечества, зарей ее умиротворения и возрождения в тесном, общем со всею Россиею союзе" (40), Аксаков объясняет "величие" этого мероприятия тем, что, несмотря на проведенные там в последнее время реформы, Прибалтийская окраина до сих пор остается "аномалией не только в России, но и во всей Европе" (41).
Такое "воздержание" русского правительства от пересмотра остзейского законодательства, как считает Аксаков, обуславливается следующими обстоятельствами: во-первых, "слабым, даже до позднейших времен, сознанием национальных государственных интересов в русских правящих сферах, вследствие вольного или невольного, слепого подобострастия к "иностранной культуре"; во-вторых, "влиянием множества представителей прибалтийского дворянства, занимавших видные места на русской государственной службе" (42).
В этой, как и в других статьях, Аксакова последних лет его жизни, лейтмотивом проходят две идеи, значительные в плане характеристики его политических взглядов и особенно аксаковского "национализма". Речь идет об оценке того, что уже сделано в современной ему России и о том, что необходимо еще сделать в многонациональном русском государстве. Оценивая социально-экономические реформы, Аксаков утверждает, что "варварская Россия, в течение последних 25 лет, совершила у себя такие преобразования, которыми ее гражданский и социальный строй далеко опередил Русское Прибалтийское Поморье, а нашею крестьянскою реформою мы оставили за собою позади и всю Западную Европу с ее высшею культурою и цивилизацией" (43). Говоря о задачах национальной политики, Аксаков провозглашает "необходимость нового строя жизни,.. основанного на принципе равноправности и взаимного соглашения интересов, как различных национальностей между собою, так и этих национальностей с общими интересами государства" (44).
Конечная цель национальной политики правительства в крае, как считает Аксаков, "должна быть направлена к упразднению привилегированной автономии остзейского дворянства, которая именно и узаконяет принудительное господство немецкой стихии, в смысле не только культурном, но и административном, и социальном. Это упразднение обязаны мы совершить не только государственной пользы и достоинства ради, но в силу высших требований нравственной правды и здорового смысла" (45).
Аксаков выводит универсальную, на его взгляд, формулу преодоления "племенного антагонизма" немцев, латышей, эстонцев и русских в Прибалтийском крае: "Примирение этих враждующих народностей может состояться лишь на нейтральной почве – их общего подчинения единому русскому государственному началу" (46). Разъясняя существо формулы, он в 1885 году пишет о том, что "единственный справедливый способ уравновесить взаимные отношения трех или четырех в крае народностей, это – подчинить их общему имперскому праву, признать для них обязательным общий государственный язык и общие государственные законы, не касаясь ни их веры, ни народной индивидуальности" (47).
В целом же, источником силы Российской империи, считал Аксаков, являются не Остзейские провинции, не Польша и не Финляндия, как бы ни были они крепко связаны с Русью, а настоящая Русь – "живое, цельное тело, а не мозаическая сборка иноверцев и иноплеменных. К этому телу могут прилепляться прочие народные личности и тела, могут претворяться в его органическую сущность или только пользоваться его защитой, – но весь смысл бытия, вся сила, разум, историческое призвание, весь исторический raison d?etre – заключается именно в святой Руси…" (48).
Завершая характеристику взглядов Аксакова по балтийскому вопросу, нельзя не процитировать его эмоциональное восклицание, которым мыслитель заканчивает одну из последних своих статей. Смысл и содержание следующей фразы Аксакова не только ясны, но и близки современному россиянину: "Сколько аномалий в государственном строе наплодила наша долголетняя антинациональная политика!.. Сколько еще придется разделывать из того, что натворено под воздействием фальшивопонятого европеизма, гуманизма, либерализма – во вред истинным интересам русской народности, русской государственной чести и силе!" (49).
ПРИМЕЧАНИЯ:
1. См.: Лебедев С.В. Охранители истинно русских начал. Идеалы, идеи и политика русских консерваторов второй половины XIX века. – СПб.: Нестор, 2004 С. 169 и др.: Ведерников В.В. Еврейский вопрос в публицистике И.С. Аксакова (60-80-е гг. XIX в.) // Материалы XII научной конференции профессорско-преподавательского состава Волгоградского государственного университета. Волгоград, 1995. С. 60 и др.
2. Особняком стоял так называемый "еврейский вопрос" - вопрос об иудеях, "жидовстве", "еврействе", отождествлявшихся антисемитами со всеми антигосударственными политическими силами. Именно евреи, как считали, например, многие русские националисты и панслависты, в силу ряда причин вытеснили русский народ со всемирно-исторической арены, как народ, отличающийся соборностью и призванный нести освобождение своим единоплеменникам во всем мире.
3. Слово "остзеец" можно трактовать по-разному: прибалтиец, немец, сторонник "остзейского режима". Или, как предлагал "Кронштадский вестник" (9. X . 1863, № 115, С. 458): "Не следовало ли бы употреблять название "остзеец" лишь для людей, всеми силами стремящихся к сохранению средневековых предрассудков?".
4. Свод местных узаконений губерний остзейских повелением государя императора Николая Павловича составленный. Часть 1. Учреждения. СПб., 1845. С. 1-4.
5. Аксаков И.С. На каком основании крестьянин Остзейского края лишен тех прав, которыми пользуется крестьянин в основной России // Аксаков И.С. Полн. Собр. Соч., Т.6. Прибалтийский вопрос. Внутренние дела России. Введение к украинским ярмаркам. М.: Типография М.Г. Волчанинова, 1887. С.15.
6. Аксаков И.С. По поводу "Окраин" Ю.Ф.Самарина // Аксаков И.С. Отчего так нелегко живется в России? М.: РОССПЭН, 2002. С. 688.
7. Детальное освещение полемики см.: Исаков С.Г. Остзейский вопрос в русской печати 1860-х годов. Тарту: Изд –во Тартусского гос.ун-та, 1961.
8. См. См. Самарин Ю.Ф. Окраины России. Вып. I. // Самарин Ю.Ф. Сочинения, т. 8. С. 140-174.
9. Блестящую критику данной брошюры дал М.П. Погодин, выступивший в защиту Самарина. Книга М.П. Погодина "Остзейский вопрос. Письмо к профессору Ширрену" (М.1869) - своеобразный свод разногласий остзейской и консервативной русской публицистики по историческим вопросам. Она включает цикл статей, первоначально опубликованных в №№ 201, 202, 204, 205, 230 за 1869 год ежедневной политической и литературной газеты "Голос", выходившей в Петербурге (издатель-редактор А.А. Краевский) и бывшей в то время одной из самых распространенных газет России. Книга отпечатана на собственные средства автора в типографии газеты "Русский".
10. Аксаков И.С. По поводу "Окраин" Ю.Ф.Самарина // Аксаков И.С. Отчего так нелегко живется в России? М.: РОССПЭН, 2002. С. 688.
11. См.: Аксаков И.С. Еще о драгоценных откровениях г. фон-Бокка // Аксаков И.С. Полн. Собр. Соч., Т.6. Прибалтийский вопрос. Внутренние дела России. Введение к украинским ярмаркам. М.: Типография М.Г. Волчанинова, 1887. С. 83.
12. Аксаков И. С. Письма к родным, 1844-1849. М.: Наука,1988. С. 469,478, 480.
13. 11 и 12 марта 1867 г. в „Москве" (№ 56 и 57) были напечатаны две передовые статьи по остзейскому вопросу. В них говорилось о религиозных конфликтах в Остзейском крае (Прибалтийских губерниях), о непомерной тяжести действовавшего там "выкупного права" и резко критиковалась политика русского правительства, поддерживавшего немецких помещиков в Прибалтике, что способствовало онемечиванию этого края. Автором статей был Ю. Ф. Самарин (первая из них написана в соавторстве с В. П. Перцовым (См.: Самарин Ю.Ф. О православии в Прибалтийских губерниях // Ю. Ф. Самарин. Сочинения, т. IX. М., 1898, с. 441). Обсуждение "остзейского вопроса" было продолжено в передовых статях "Москвы" (№ 62—64 от 18, 19 и 21 марта1867), автором которых также был Самарин. 26 марта за эти статьи, а также за передовую в № 57 от 12 марта "Москве" было объявлено третье предостережение с приостановкой ее на три месяца. См.: Тютчев Ф. И. Письмо Аксаковой А. Ф., 17 марта 1867 г. // Ф. И. Тютчев / АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького; Гос. Лит. музей-усадьба "Мураново" им. Ф. И. Тютчева. М.: Наука, 1988. Кн. I. С. 292. Примечания.
Книга Самарина "Русское балтийское поморие в настоящую минуту" (Прага, 1868) послужила для Аксакова поводом возобновить обсуждение остзейского вопроса, прерванное в марте 1867 г. Опираясь на факты, изложенные Самариным, Аксаков резко критиковал деятельность властей прибалтийских губерний, а вместе с тем и деятельность царской администрации в целом ("Москва", 1868, № 127, 128, 130, 136, 138, 139 и 141 от 10, 11, 13, 21, 24, 25 и 28 сент.). Он неоднократно возвращался к "остзейскому вопросу" и к книге Самарина ("Москва", 1868, № 148 и 154 от 8 и 15 окт.). 21 октября 1868 г. "Москве" было объявлено третье предостережение с приостановкой ее на 6 месяцев за следование "прежнему резкому и крайне неумеренному направлению". Непосредственным поводом для этого послужила передовая статья от 15 октября (№ 154), в которой Аксаков, опираясь на факты, изложенные в книге Самарина, полемизировал с газетой "Весть", поддерживавшей официальную политику в отношении населения Остзейского края. Статья вызвала крайнее недовольство Александра II, который "прислал этот номер Тимашеву с приказанием поступить с редактором по законам", т. е. приостановить газету (См.: Сухотин С. М. Из памятных тетрадей // Российский Архив, 1894, № 4. С. 605). Все это повлекло окончательное прекращение "Москвы".
14. Аксаков И.С. По поводу "Окраин" Ю.Ф.Самарина // Аксаков И.С. Отчего так нелегко живется в России? М.: РОССПЭН, 2002. С. 687.
15. Всего в 6-й том полного собрания сочинений Аксакова, вошли 21 его статья (2 – из газеты "День", 15 – из газеты "Москва" и 4 – из газеты "Русь") по "прибалтийскому", т.е. остзейскому вопросу, первая из которых – "Как понимает Остзейский Немец идеал России" датируется 2 июня 1862 года, а последняя – "Еще раз об "Окраинах" Ю.Ф. Самарина" – 21 сентябрем 1885 г.
16. "беамтер" (с нем.), здесь – служащий, чиновник.
17. См.: Аксаков И.С. Как понимает Остзейский Немец идеал России // Аксаков И.С. Полн. Собр. Соч., Т.6. Прибалтийский вопрос. Внутренние дела России. Введение к украинским ярмаркам. М.: Типография М.Г. Волчанинова, 1887. С. 5, 7. "Везде царствует порядок и благоустройство; – иронизирует Аксаков, – все идет как по заведенной машине, и творцы, столбы и стражи такого порядка – Немцы, Немцы и Немцы!" (Там же. С.7).
18. В частности, сравнивая Россию с наковальней, а немцев с молотом, остзейцы, как отмечает Аксаков, встревожились пробуждением русского самосознания, которое по их мысли с неизбежностью приведет к обмену ролями – молотом станут русские, а наковальней – немцы. "Вот тут то и ошибаются Немцы. Понятие о наковальне и молотке, возведенное Немцами в государственную доктрину, чуждо Русскому народу; он никакой народности не бил и бить не охотник, а если кого и била – Петровия, так по вашей же Немецкой теории, в силу "западных же идей"". Аксаков И.С. Как понимает Остзейский Немец идеал России // Аксаков И.С. Полн. Собр. Соч., Т.6. Прибалтийский вопрос. Внутренние дела России. Введение к украинским ярмаркам. М.: Типография М.Г. Волчанинова, 1887. С. 8.
19. Аксаков И.С. Как понимает Остзейский Немец идеал России // Аксаков И.С. Полн. Собр. Соч., Т.6. Прибалтийский вопрос. Внутренние дела России. Введение к украинским ярмаркам. М.: Типография М.Г. Волчанинова, 1887. С. 6.
20. Аксаков И.С. Как понимает Остзейский Немец идеал России // Аксаков И.С. Полн. Собр. Соч., Т.6. Прибалтийский вопрос. Внутренние дела России. Введение к украинским ярмаркам. М.: Типография М.Г. Волчанинова, 1887. С. 6-7.
21. Аксаков И.С. По поводу введения русского языка в присутственные места Остзейских провинций // Аксаков И.