Историческая роль Рима и проблемы современности

Хорхе Анхель Ливрага

Когда говорится о Риме как об империи, как правило, утверждается, что его миссией была реконструкция, восстановление элементов эллинистической культуры в искусстве, литературе и науке. И это относительно верно. Однако, если Древний Рим в каких-то своих элементах и наследует эллинизму, все же надо признать, что на древнем полуострове было много самобытного, делающего Рим уникальным явлением. Его корни идут не только от таких малоизвестных народов, как тирренцы или сабиняне, но и от одной из великих империй — империи этрусков. Тот факт, что сегодня мы не можем прочитать их древние трактаты, не дает нам основания отрицать влияние, которое этруски оказали на развитие других цивилизаций.

Я много путешествовал по Европе и всегда рассказываю своим ученикам, что в каждой стране есть нечто замечательное, достойное внимания; что в каждой стране можно увидеть следы в камне — будь то арка, стена, каменная плита — с глубоко человечным содержанием, которое сумел вложить в них Рим. Из раздробленного эллинского мира, из разделенного на части, фрагменты и течения мира Александра Рим сумел создать единое целое, соединить все. Он создал плавильную печь, где из разных металлов возник удивительный сплав — римская цивилизация. Сколько мы могли бы говорить о Риме, как много нам могут поведать эти древние камни! Во время одной экскурсии в местечко Сегобрига в Кастилии я увидел огромную расколотую мраморную плиту, на которой по-латыни было написано: «Смотри, о странник, здесь прошли легионы Августа. И помни, мы проходим быстро, подобно ветру». Сегодня из всей этой фразы цитируются лишь последние слова, все остальное забыто. Но разве даже в этих словах не чувствуется нечто истинно римское, нечто великое? Разве в этих словах не слышится нечто от Оракулов?

Вспомним одну легенду времен начала существования Рима, далекого 507 года до н.э., когда пала древняя монархия. Царь этрусков не смог взять приступом город, впоследствии названный Вечным, и подверг его осаде. Отважный римский юноша вместе с небольшой группой людей (сейчас их назвали бы «коммандос») попытался убить завоевателя. Но он ошибся, потому что некоторые приближенные этрусского царя были одеты лучше своего господина — сейчас этого, наверное, не бывает, но цари древности были царями не столько по одежде или регалиям, сколько благодаря своему авторитету и любви к своему народу, — и случилось так, что вместо правителя юноша убил его писца. Храбрец был пойман и на допросе сказал, что единственное его желание — убить царя. Его спросили: «Ну и сколько вас, желающих убить царя? Кто они?» Юноша не отвечал. «Что ж, если не скажешь, мы будем держать твою руку в огне до тех пор, пока не заговоришь». Гай Муций Сцевола (так звали юношу) сам положил руку на огонь и держал ее, пока от руки не остались лишь обуглившиеся кости. И только тогда сказал царю: «Есть еще триста юношей, которые тоже поклялись убить тебя». — «Мы пришли, — сказал царь, — чтобы сражаться с людьми, а не с богами. Если таких, как ты, сотни, тогда нам лучше уйти».

Обратите внимание, что именно после этих событий появился символ — ладонь руки, который позднее стал символом Мира Августа (Pax Augusta). Что такое Мир Августа? И кем был Август? Давайте не будем обсуждать эту тему исключительно с точки зрения истории. Это можно прочитать в книгах или услышать на других лекциях. Но я — философ. И я расскажу вам об Августе и о его «безумии», его чудесном «безумии». О «безумном» стремлении объединить народы — людей различных рас, убеждений, людей, говорящих на разных языках.

Давным-давно, две тысячи лет тому назад, Август был гражданином мира. Он построил алтарь — Аra pacis, Алтарь мира. Алтарь с раскрытой ладонью, представляющей символ мира и согласия между всеми людьми. Он созвал правителей разных стран, представителей различных религий, всех и отовсюду, чтобы создать великое Государство, чье кровоточащее сердце должно исцелиться. И он провозгласил Согласие как самое разумное, самое прекрасное, самое гуманное и самое естественное равенство. Что такое Согласие — Concordia? Чем оно было для Августа? Что такое римское Согласие? Для Августа оно означало то, что означает и само слово con-cordia — «сердце с сердцем». Сегодня, пытаясь объединить людей на основе равенства, мы забываем, что одинаковое отталкивает друг друга, а противоположности притягиваются. Забываем, что за днем следует ночь, а за холодом — жара; забываем, что основой семьи является не связь мужчины с мужчиной или женщины с женщиной, а союз мужчины и женщины. Согласие Мира Августа было единством. Что получится, если мы захотим все уравнять, сделать одинаковым, если скажем, что эта картина такая же, как та, что столбы равны лампам или что светильники равны полу? Чтобы быть гармоничным, этот зал нуждается в разных предметах: ему нужны колонны, потолки, кресла, ковры, разные столы, нужна люстра, освещающая всех нас, нужен и этот красивый узор паркета. И Август это понял, Август открыл Согласие, не исключающее индивидуальности; Согласие, не подавляющее индивидуальность, не требующее, чтобы люди отказались от собственной силы, от того, что каждый несет в себе. И прежде всего, он дал возможность каждому жить с честью — с той древней честью, которая и сегодня присутствует в мире, но сокрыта от большинства глаз.

Единство, о котором мы говорим, было присуще даже рабам Рима. Во времена Августа один из городов был окружен варварами. Воины вышли на битву и были побеждены. В городе остались женщины, дети и рабы. Услышав о поражении, рабы обратились к своим госпожам: «Разрешите нам сражаться! Дайте нам оружие, дайте нам доспехи ваших мужей, и мы будем бороться». В это время катапульты забрасывали город посланиями: «Если этот город падет, женщины и дети будут предоставлены рабам, и рабы смогут ограбить дома и сжечь все, что захотят». Узнав об этом, рабы стали настаивать на своей просьбе и наконец получили разрешение. Вооружившись, они вышли на поле сражения и победили, а потом сложили в центре города большую пирамиду из оружия. Когда женщины спросили у них, почему они так поступили, рабы ответили: «Лучше быть рабами Рима, чем свободными в мире варваров».

Чему может научить нас это чувство чести, верность данному слову, которые в Риме были присущи даже рабам? Сегодня обещания ничего не значат. В те времена люди знали тайну силы данного слова. Вспомним того стража, охранявшего ворота Помпеи, который видел идущую с Везувия лаву, но остался на месте, так как не получил приказа оставить пост. Ему было приказано охранять ворота, и приказ не был отменен. Ему не было сказано: «Охраняй ворота от врагов, а не от лавы с Везувия». Ему сказали просто: «Охраняй ворота». И он остался там, перед воротами, с обуглившимися ногами, остался, встретив лаву с Везувия на своем посту.

В истории были люди, способные бросать вызов королям; рабы, бросавшие вызов целым армиям; стражи, которые не отступали перед грозной силой Природы. Откуда эта сила? Откуда эта мощь? Откуда этот идеал, каким являлся Рим?

Рим — это не город, не место. Рим — это центр, фокус, мощный источник, освещающий весь мир. Рим вобрал в себя все самое ценное, что было у других народов. Часто, говоря о Риме, его оценивают несправедливо. Говорят о развращении, об упадке. Конечно, было и это. Рим был сильно развращен, и он пал... Но почему пал Рим? Рим пал потому, что однажды был велик. Горе тем народам, у которых никогда не будет возможности пасть! Пасть может лишь тот, кто был велик. Несомненно, есть народы, которые умирают «детьми», умирают карликами. Они так и не смогли подняться, не смогли стать чем-то — и поэтому, естественно, не могли пасть. Говорят, что в Римской империи были бездны безнравственности. Да, это так. Но, с другой стороны, Рим имел высочайшие вершины чести и достоинства. Видели ли вы когда-нибудь горы, у которых есть пики, но нет склонов и пропастей?

В чем заключается наш Идеал, который мы называем Идеалом «Акрополя»? В стремлении опираться на самое лучшее, видеть вершины, а не пропасти. Мы стремимся вспоминать великих людей, а не карликов, помнить великие триумфы, а не поражения. У нас есть Идеал, корни которого уходят глубоко в землю и в память предков. Это Идеал великого мирового гражданства, при котором все люди могли бы быть римлянами не по происхождению, а благодаря высокому уровню культуры, нравственности, в силу глубокого чувства, которое нельзя почерпнуть из книг, ибо оно не относится к сфере интеллектуального. Это такое же наследство, доставшееся нам от предков, как вода, как земля.

Иногда мы забываем, что можно учиться у природы. Мы изучаем историю по книгам. Но давайте учиться и у воды. Вода падает с высоких облаков, спускается с гор и неустанно движется к морю, удаленному иногда на тысячи и тысячи километров. И вода бежит, струится по скалистым горам, среди утесов, она течет, преодолевая препятствия, течет, сопровождаемая песней водопадов, течет, даря жизнь новым деревьям и сметая все препятствия. Свободная, она, вернувшись в море, снова испаряется, чтобы подняться к небу; и так она движется по кругу от жизни к смерти, от смерти к жизни.

Рим научил нас тому, что можно иметь Столицу Мира. Он научил нас, что все дороги ведут в Рим. Иными словами, все дороги могут привести к центру силы и духовности. Знаете ли вы, что на римских дорогах (как и на древних дорогах здесь, в Америке) первыми пропускали тех, кто возвращался из Рима, а не тех, кто шел в Рим? Ибо возвращавшиеся из Рима несли с собой дух великой Столицы, и люди уступали дорогу тем, кто нес в себе этот дух. Сегодня мы не уступаем дорогу тем, кто является носителем духовного; по правилам дорожного движения мы пропускаем тех, кто движется справа.

Мы живем в эпоху технократии, но, друзья мои, техника же и убивает нас с вами. Она позволяет нам путешествовать, общаться, но посмотрите: единственное, что усовершенствовалось, — это машины, но не люди. Человек, управляющий космическими аппаратами, не стал лучше тех, кто стоял у кормила римских кораблей. Расти должен сам человек. Он должен обрести самого себя. Поэтому мы предлагаем новый Гуманизм, несущий в себе нечто от Рима. Речь идет не о гуманизме, опирающемся на преходящие ценности, а о Гуманизме, корнями уходящем в глубь Истории; о Гуманизме, который основан на Согласии и дает возможность жить «сердце с сердцем». Это не интеллектуальное согласие, а единение сердец. Это Согласие, благодаря которому мы можем видеть брата и в человеке с другим цветом кожи, и в человеке другого вероисповедания, поскольку он также наделен жаждой созидания.

Вспомним старого Катона, который пахал землю, когда к нему пришли с вестью, что он должен занять трон. Он сказал: «Дайте мне закончить эту борозду. Правители уходят, а борозды остаются». Безусловно, сегодня мы считаем борозды маловажными, недооцениваем все то, что исходит из земли, все то, что обладает внутренней глубиной. Мы забыли, что именно в этой глубине заключается сила нашей цивилизации. В ней заключалась мощь латинского мира — не во власти машин, а в чести. Вы задавались вопросом, почему римский воин был так храбр, даже стоя лицом к лицу с преобладающими силами атакующего противника? Римский воин нес в себе дух Рима, он чувствовал себя частью Империи, частью возвышенной и сильной Идеи. Человек силен и велик настолько, насколько силен и велик Идеал, который он несет в душе. Человек, узнающий в другом своего брата, брата по Согласию, брата, с которым он может идти вместе, способен преодолеть все препятствия, выйти из всех кризисов.

Идеи Единства, Согласия, Духовной Силы — это идеи, которые не умирают. Эти идеи, посеянные или даже втоптанные в землю, снова прорастают, подобно семенам. Тот, кто сеет семена, обязательно увидит мириады новых, выросших в колосьях. Те, кто сеет идеи Гуманизма и Духовности, кто стремится посеять чувство чести, которое оберегало Рим, сеют семена, и однажды в будущем они увидят поля с новыми колосьями и новыми семенами чести, новую силу, новую мощь.

Этому научил нас Рим. Он научил нас также, что первично не золото, а качество души. Рим показал, что мы можем преодолеть пропасти, построив мост на прочных опорах. Он убедил нас в том, что люди, которые кажутся сломленными, могут вновь обрести силу, позволяющую достичь любой цели. Рим научил нас силе Слова, божественной силе Слова, того Слова, о котором говорят все религии. Цицерон говорил, что Слово — это самая мощная из всех сил, что оно ведет армии, что перед его силой отступает мощь монархов. А что сказал Марк Аврелий, прибыв в Александрию, когда его приветствовали с поднятой рукой, как цезаря? Глядя на своих друзей, друзей по Риторике, он сказал: «Мне бы больше понравилось, если бы вы просто обняли меня». Когда его спросили почему, он ответил: «Цезари приходят и уходят, а Риторика остается». Риторика, та Риторика, которую нам завещал Рим, — это Риторика триумфа и силы, это не обычная риторика.

Сегодня в мире, где мы живем, мы постоянно встречаемся с одной и той же проблемой. И она заключается не в демократических или недемократических формах. Есть лишь одна форма в разных ее аспектах и окрасках — я называю ее «карликократией», «правлением карликов». Все стали карликами; одни говорят, что мир должен быть желтым, другие — что он должен быть зеленым, но все они — карлики. Если говорят об искусстве, то не ищут вдохновения у великих Мастеров Духа, не вдохновляются космическим Величием, не вдохновляются тем, что находится в Душе, тем, что Божественно. Говоря о политике, все сводят к массам; к людям относятся так, будто они пельмени в упаковке или шарики в коробке; все — карлики. Если речь идет о литературе или о поэзии, великих людей истории стараются представить мельче, чем они есть. С помощью психоанализа пытаются найти их слабости, жаждут любыми способами выявить их ошибки, недостатки, найти у великих темную, плохую сторону. Если говорят о св. Терезе Авильской, спрашивают, не было ли у нее фрустрировано либидо. Если говорят об Августе, утверждают, что он был великим Императором, но тело у него было слабое, и поскольку он не смог стать гладиатором, то вообразил... и т. д. и т. п. Я слышал, что снимается фильм о любовных похождениях Иисуса. Оказывается, некоторые считают, что Иисус передал человечеству свою доктрину Любви не потому, что нес в душе великую весть, а потому, что был охвачен мирской любовью и, не имея возможности реализовать это чувство, скажем так, ненароком приобщился к высоким материям. Это и есть то, что я называю карликократией, это как масса все пожирающих муравьев, это то, что принижает все и вся. Поэтому мы советуем молодым людям в «Акрополе» изучать Рим — ибо Рим имел много недостатков, но карликом он не был никогда.

Римляне были гигантами, а их супруги — героинями, подобно той, которая спросила Юлия Цезаря, возвращавшегося из боевого похода: «О Цезарь, шестеро моих сыновей были в легионах. Скажи мне, что с ними?» Натянув поводья, Цезарь сказал: «Матрона, плохие вести. Скорблю, но твои сыновья погибли». На это матрона сказала: «Цезарь, я не спрашиваю, живы они или нет, я спрашиваю, исполнили ли они свой долг». — «Да, матрона, они исполнили свой долг. Они умерли как герои, умерли за своих Орлов, умерли за то, во что верили глубоко и искренне». Со слезами на глазах, но со светлым сердцем она повернулась к своим родным и рабам: «Идемте. Пусть сегодня вечером будет праздник, ибо сыновья мои погибли за родину». Такими были женщины Рима, такими были его мужчины, такой была их идея: они ощущали себя Орлом — символом Империи, который обладал силой подняться высоко над горизонтом, глядя в даль.

Если вы отправитесь туда, то найдете следы величия, мудрые слова, остатки огромных стен. Это следы гиганта...Там прошел гигант, там прошел Рим.

Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.newacropolis.ru