Роль общественного мнения в канун гражданской войны в США
Алентьева Татьяна Викторовна - кандидат исторических наук, доцент кафедры всеобщей истории Курского государственного университета.
Американский историк Дж. Рейнолдс, исследуя состояние южной прессы в период се-цессии Юга, весьма красноречиво озаглавил свою книгу: "Редакторы создали войну". В качестве доказательства своей правоты он приводит мнение виргинской газеты, высказанное в 1861 г., когда Гражданская война Севера и Юга уже началась: "Пресса и телеграф разрушили страну. Подчинение их цензуре могло бы сохранить Союз" [1]. Это утверждение представляется парадоксальным и, разумеется, во многом преувеличенным. Но нельзя не признать, что в возникновении и обострении конфликтных ситуаций в обществе, которые ведут к противостоянию, конфронтации и даже к Гражданской войне, роль прессы, формирующей общественное мнение, чрезвычайно велика.
Гражданская война - катастрофа более страшная, чем война с внешним врагом. Она разводит по разные стороны баррикад единый народ, раскалывает семьи и даже личность человека. Она носит тотальный характер и оставляет тяжелые душевные травмы, которые долго влияют на жизнь общества. Каковы причины, приводящие к катастрофе братоубийства? Можно ли их сводить только к конфликту классов и отдельных социальных групп? Можно ли считать Гражданскую войну 1861-1865 гг. только лишь конфликтом промышленной буржуазии Севера и плантаторов-рабовладельцев Юга в их борьбе за власть и влияние в Союзе? [2].
Гражданская война - несомненно более сложный конфликт множества сил с разными интересами и идеалами. Видимо, стоит несколько отойти от рассмотрения причин гражданской войны, лежащих только в плоскости экономических и материальных интересов, хотя, безусловно, они играли существенную роль. И попытаться взглянуть на это явление в свете цивилизационного подхода, поскольку разлом социума происходит зачастую не по классовому признаку, а в соответствии с идейной позицией, убеждениями и взглядами. В Гражданской войне Севера и Юга на стороне плантаторов-рабовладельцев было немало белых бедняков, не владеющих рабами. В то же время в армии северян были широко распространены антинегритянские расистские настроения. На формирование позиций сторон огромную роль оказывает общественное мнение, иначе трудно объяснить страшное ожесточение и длительность Гражданской войны в США 1861-1865 гг. В данной статье мы попытаемся проанализировать состояние общественного мнения, как на Севере, так и на Юге, по важнейшему для страны вопросу - причинах Гражданской войны, а также рассмотреть борьбу мнений в кризисный для страны период 1860-1861 гг.
В отечественной американистике сложилось рассмотрение Гражданской войны как Второй американской революции, призванной решить проблему рабства и проблему гомстедов. В последних публикациях В.В. Согрин справедливо отмечает чрезвычайную важность этих проблем и неразрешимость противоречий, разделивших Север и Юг США [3].
Гражданские войны могут возникать не только как классовый или политический, но и как цивилизационный конфликт, в котором противоборствующие стороны отстаивают разную систему ценностей [4]. Они могут порождаться искусным разжиганием страстей, натравливанием общественного мнения на тех, из кого конструируют "образ врага", разумеется, при наличии серьезных оснований для подобной конфронтации. Решающим средством в такой накаленной атмосфере становятся не доказательства, а хлесткие фразы, стереотипы, периодические повторения, вколачивание в общественное сознание подходящих мифов, зачастую дезинформация и фальсификация подлинных фактов. Что довольно часто наблюдалось в период Гражданской войны в США. Так, в 1864 г. газеты "Нью-Йорк уорлд" и "Нью-Йорк джорнэл оф коммерс" напечатали поддельную прокламацию президента А. Линкольна, в которой в мрачных тонах рисовалось положение дел для Севера и провокационно объявлялось о мобилизации в армию еще 400 тыс. чел. [5]. В то же время распространение настроений толерантности, настойчивый поиск компромиссов могут в определенных условиях способствовать смягчению ситуации и мирному разрешению зреющего конфликта.
Первыми, кто обратил внимание на фактор общественного мнения в связи с Гражданской войной в США, были А.В. Ефимов и Г.П. Куропятник [6], но в задачи их статей не входил анализ прессы, этого могущественного средства формирования общественного мнения. В то же время в отечественной американистике до сих пор не анализировалось состояние общественного мнения, как на Севере, так и на Юге, на основе изучения периодической печати.
В американской историографии фактор общественного мнения привлекал внимание исследователей, но также в недостаточной степени. Центральной проблемой, которую уже на протяжении более ста лет пытаются решить американские историки, является выяснение причин Гражданской войны, выявление виновников трагедии [7]. Вот почему в американской исторической науке весьма значителен интерес к периоду, предшествовавшему конфликту. Невозможно точно определить то количество работ, в которых рассматривается назревание Гражданской войны в США [8]. И это неудивительно, поскольку изучение данного этапа американской истории связано с главнейшим вопросом второй американской революции: в чем причина кровавой междоусобицы, унесшей огромное количество жизней? Нация, насчитывающая в 1860 г. 32 млн., послала на войну 3 млн. людей. Потери составили почти 1 млн. человек [9].
Еще в 1959 г. в сборнике "Причины Гражданской войны" [10] видный либеральный американский историк Кеннет Стэмп попытался суммировать разные подходы и создать общую картину состояния мнений историков по данной проблеме, однако вынужден был констатировать, что в объяснении причин войны современные историки находятся еще дальше друг от друга, чем были ее участники. Вместе с тем он выражал уверенность, что продолжающиеся дискуссии способствуют более глубокому пониманию "нашего величайшего национального кризиса" [11]. Традиция издания сборников, представляющих различные позиции историков, продолжается. В связи с этим стоит отметить появление книги "Лицом к врагу. Взгляды на Гражданскую войну", в которой собраны 36 эссе, написанных различными историками и по-разному интерпретирующих события [12].
Суммируя объяснения причин Гражданской войны, К. Стэмп на первый план поместил пропагандистскую войну, которую вели друг против друга обе секции Союза. Он приводит в доказательство этой точки зрения документы: передовицы из газет, заявления политиков, последующие исторические труды, написанные непосредственными участниками событий. Следующая группа причин, выделяемых К. Стэмпом и другими учеными, рост национализма и борьба за "права штатов". Если идея роста и развития южного национализма является общепризнанной или, по крайней мере, разделяется большинством историков, занимающихся историей Юга, таких как Д. Фауст [13] или М. Гриссом [14], то сложнее дело обстоит с национальной идентичностью Севера. Любопытно, что в последнее время появился ряд исследований, доказывающих, что на Севере сложилась собственная национальная идентичность, отличная от Юга и во многих отношениях, противоположная ему [15]. Именно резким контрастом национальных идентичностей Севера и Юга объясняется теперь ожесточенность Гражданской войны. Современный историк Филипп Палудан считает, что главное для историка понять, не почему Юг отделился, а почему Север решил сопротивляться отделению. Это решение, как считает Палудан, было следствием самоидентификации северян как демократической и свободной нации, а также результатом их намерения сохранить "закон и порядок" [16].
Среди причин Гражданской войны центральной многие историки по-прежнему считают проблему рабства, но не в экономическом, а скорее в моральном аспекте, поскольку враждующие стороны смотрели на этот институт с прямо противоположных позиций. Если "фанатики Севера" объявляли рабство злом, то "фанатики Юга", наоборот, провозглашали его благом для рабов и их хозяев [17].
Традиционно часть американских исследователей возлагала и продолжает возлагать ответственность за возникновение Гражданской войны на фанатиков-аболиционистов [18]. Однако в настоящее время появился ряд интересных работ о других фанатиках-экстремистах, уже на Юге, называемых современниками "пожирателями огня" [19]. Современные исследователи с позиций постмодернизма пытаются объяснять причины "неотвратимого конфликта" цивилизационными различиями, различиями ментальности и культуры, южным и северным национализмом и патриотизмом, либерализмом Севера и консерватизмом Юга, а также с точки зрения психоистории, культурной антропологии, гендерного фактора и т.д. [20].
Следует особо отметить ряд работ американских исследователей, в которых предпринимается попытка изучить фактор общественного мнения в связи с конкретными событиями, предшествовавшими Гражданской войне. Это работы А. Невинса, Д. Поттера, Д. Фермера о позиции в отношении сецессии Юга и начала Гражданской войны отдельных крупных изданий Север и их редакторов [21]. Также следует выделить работу двух историков журналистики Л. Ратнера и Л. Дуайта, которые изучали влияние экстремистских групп на формирование общественного мнения [22].
И все же дискуссия постоянно вращается вокруг проблемы: кто именно виновен в развязывании войны, что защищали в ней северяне и южане. Вот почему важной в научном плане остается задача изучения общественного мнения в США в связи с началом Гражданской войны.
При становлении современного информационного общества, общества массовой культуры, в ходе глобализации информационных процессов стало очевидно, что огромную роль в возникновении внутренних и внешних конфликтов играют информационные войны, которые могут носить как информационно-технический, так и информационно-психологический характер. Неизмеримо вырастает роль общественного мнения, поскольку все большие массы людей активно начинают вмешиваться в политику и влиять на нее. Об этом совершенно справедливо писал знаменитый испанский философ X. Ортега-и-Гассет:
"Закон общественного мнения - это закон всемирного тяготения. Без него история не была бы наукой. Задача истории в том, ...чтобы показать, что сила общественного мнения - не утопическое мечтание, а самая настоящая реальность, действующая постоянно в жизни общества... Поэтому, если мы хотим формулировать закон общественного мнения строго, как закон тяготения в истории, то ...придем к давно известной и бесспорной формуле: против общественного мнения править нельзя" [23].
Особенно возрастает роль общественного мнения в переломные моменты истории, когда не отдельному человеку, а большим социальным общностям или даже целым нациям надо принять решение, согласиться или отвергнуть предлагаемые политическими лидерами решения.
Очевидно, что газеты и журналы оказывали решающее воздействие на выработку общественного мнения в XIX в., что отмечалось многими современными политическими и общественными деятелями. Французский политический деятель Алексис де Токвиль писал:
"Свобода печати оказывает влияние не только на общественное мнение, но и на мнение каждого человека. Она способствует не только изменению законов, но и меняет нравы".
При этом он утверждал, что американская пресса, благодаря своей активности и широкому распространению, оказывает огромное влияние на все сферы общественной жизни:
"Когда же случается так, что большое число печатных изданий начинает действовать в одном направлении, их влияние на долгое время становится преобладающим, и общественное мнение, обрабатываемое все время с одной стороны, в конце концов поддается их воздействию" [24].
Несомненно, вдумчивый наблюдатель-путешественник верно подметил важнейшую черту американской политической жизни - активную роль прессы в формировании общественного мнения по важнейшим проблемам внутриполитической жизни. Печать в Америке, по мнению философа и писателя Г. Торо, имела не меньший авторитет, чем Священное писание:
"Газета - вот Библия, которую мы читаем каждое утро и каждый вечер, стоя и сидя, в поездке и на ходу" [25].
Важно отметить, что американские редакторы, особенно крупных газет, были довольно часто независимы в своих суждениях, поскольку не нуждались в партийном патронаже и опеке со стороны правительства. Многие из них открыто заявляли о своей внепартийности. Так, редактор "Нью-Йорк тайме" Г. Рэймонд писал:
"Об общественной прессе не следует судить по редакторам, которые унижают звание журналиста ради партийной горячки. Ее функции более высоки, и ее обязанности, если их правильно выполнять, более возвышенны. Чтобы завоевать доверие общества, газета должна быть независима от партий" [26].
За счет больших тиражей владельцы газет получали солидные доходы от рекламы и печатания объявлений. Журналистика США с самого начала развивалась децентрализованно, в стране так и не возникло ни одного общенационального издания. Местная пресса всегда играла в ней ключевую роль. Главным экономическим, культурным и журналистским центром страны с начала XIX в. становится Нью-Йорк. Однако он все-таки не был единственной столицей прессы, как Лондон или Париж для своих стран, в силу огромных размеров США. Наибольшим же влиянием пользовались газеты, которые американские исследователи именуют "гигантами журналистики" и которые отражали феномен "персональной журналистики". В 1860 г. "Нью-Йорк геральд" имела в среднем ежедневный тираж 77 тыс. экз. Это был самый большой тираж в мире, поскольку даже лондонская "Тайме" имела на 25 тыс. экз. меньше. "Нью-Йорк трибюн" хвасталась, что ее ежедневный выпуск составлял 55 тыс. экз., а еженедельное издание - 287750 экз. [27]. "Нью-Йорк сан" имела ежедневный тираж порядка 60 тыс. экз., "Нью-Йорк тайме" - 35 тыс. экз., "Нью-Йорк ивнин пост" - 20 тыс. экз. Тиражи видных южных газет были намного меньше, ежедневный выпуск "Чарлстон меркьюри" составлял в 1860 г. около 10 тыс. экз. [28].
Коммуникативные связи в XIX в. имели свою специфику. Доверие к печатному слову было велико, и газеты обладали значительным влиянием. Для многих читателей газета являлась единственным "окном в мир", главным источником информации, учебником и руководством в культурном пространстве быстро меняющейся эпохи [29]. Кроме того, газета оказывалась главным ориентиром в выборе партийно-политических пристрастий. Круг читателей любой газеты был значительно больше, чем ее тираж. Широко практиковалось чтение вслух, особенно в небольших городках и селениях, обсуждение и пересказ наиболее интересных статей в тавернах, кафе, на улице в хорошую погоду. В гостиницах были специальные залы для чтения газет, где приезжие или просто завсегдатаи могли прочесть свежие издания [30].
"Дни книг отошли в прошлое, - заявлял редактор наиболее крупной и влиятельной "Нью-Йорк геральд" Д. Беннет, - как и дни театра, и дни церкви. Та роль, которую они играли в движении человеческой мысли и человеческой цивилизации, теперь смело может быть передана газете. Газета способна направить больше душ к Небу и большее их число спасти от Ада, чем все церкви и часовни Нью-Йорка, а, кроме того, она одновременно умеет еще заработать деньги" [31].
Неудивительно поэтому, что сами редакторы считали, что пресса провоцирует население обеих секций Союза, подогревает страсти и ведет страну к расколу.
"Как могут две секции нашей страны надеяться жить в мире, пока журналисты продолжают делать все, чтобы они бросались друг на друга? Мы не можем осуждать северную прессу потому, что мы имеем многое из того же самого секционного духа на Юге", - заявляла газета из Арканзаса [32].
А вот что писала газета из Теннеси, демонстрируя довольно глубокое понимание причин нарастающей конфронтации:
"Пожалуй, нет из 40 южных журналистов и одного, который знает реальное положение дел на Севере, отливы и приливы в его общественном мнении".
И при этом, считает реакция, журналисты-северяне не лучше понимают проблемы Юга. Осуждая собратьев по перу в обеих секциях, газета выносила жесткий обвинительный вердикт:
"И все же каждый из них использует все возможности, чтобы ввести в заблуждение и нанести ущерб народу и Союзу штатов. И даже теперь, когда страна находится на грани распада, война путем искажений и злоупотреблений продолжается с удвоенной яростью теми, кто процветает и жиреет на предубеждениях" [33].
20 декабря 1860 г. штат Южная Каролина объявил о своем выходе из Союза американских штатов. От имени народа штата Южная Каролина провозглашалось, что "союз... существующий между Южной Каролиной и другими штатами под именем Соединенные Штаты Америки... расторгается" [33]. Решение южнокаролинской легислатуры было встречено с ликованием ведущими чарлстонскими редакторами. Вскоре на улицах уже продавался экстра-выпуск "Чарлстон меркьюри" с огромным заголовком: "Союз разрушен" с сообщением о выходе штата из Союза.
"Двадцатый день декабря, - писала эта газета, - будет начертан в календарях мира как начало новой эпохи в истории человеческой расы" [34].
Другие газеты Южной Каролины имели не менее кричащие заголовки:
"Великолепная независимость! Штат Южная Каролина навечно! Ордонанс о сецес-сии прошел 20 декабря 1860 года!"
Редактор "Уикли джорнэл" (Г. Кэмден) объявлял:
"Союз распущен!.. Большое, великое, благоодное дело сделано, и решение 20 декабря 1860 г. в Чарлстоне, штат Южная Каролина, не может быть пересмотрено" [36].
Сецессионистские газеты в других штатах Юга восхваляли решение Южной Каролины. Они признавали, что ее действия фактически гарантировали отделение всех штатов Залива и создание Южной Конфедерации. Газета "Миссисипиан" писала:
"Храбрая Южная Каролина! Долго вынашивающая идею сецессии Южная Каролина! ...Она поведет за собой большую армию Южной Конфедерации" [37].
В январе-феврале 1861 г. еще шесть штатов вышли из Союза: Миссисипи (9 I), Флорида (10 I), Алабама (11 I), Джорджия (19 I), Луизиана (26 I), Техас (1 II). Позднее к ним присоединились еще четыре: Виргиния (17 IV), Теннеси (6 V), Арканзас (6 V) и Северная Каролина (20 V) [38]. Территория всех 11 отделившихся штатов достигала 733144 кв. миль - 40% территории страны [39].
8 февраля 1861 г. представители отделившихся штатов приняли конституцию "Конфедеральных штатов Америки" [40]. 18 февраля 1861 г. временным президентом Южной Конфедерации был избран Джефферсон Дэвис (1808-1889), крупный плантатор из Миссисипи, ранее являвшийся сенатором конгресса США. 21 января 1861 г. он покинул сенат США, заявив на прощание, что он "в течение многих лет защищал, как существенный элемент суверенитета штатов, право любого из них покинуть Союз" [41]. Вице-президентом был избран Александр Гамильтон Стефенс из Джорджии (1812-1883).
Застрельщиками раскола единого Союза выступили южные экстремисты - "пожиратели огня". Главным представителем этого движения в Южной Каролине был Роберт Ретт (1800-1876), который посвятил расколу Союза всю жизнь и именовал себя "отцом сецессии" [42]. Будучи одним из собственников и редакторов наиболее экстремистской газеты Юга "Чарлстон меркьюри", он активно использовал ее для агитации за сецессию южных штатов.
В период 1860-1861 гг. сецессионисты (сторонники отделения Юга) развили невероятную активность, добиваясь выхода южных штатов из Союза. Кроме Ретта, в других штатах Юга действовали не менее экстремистски настроенные журналисты и политики: в Виргинии - издатель и редактор "Фармерс реджистер", плантатор Эдмунд Руффин (1794-1865) [43], в Луизиане - профессор политической экономии и издатель "Де боус ревью" Джеймс Де Боу (1820-1867) [44], в Алабаме - видный политик Уильям Йенси (1814-1863) [45], в Техасе - Луис Уигфолл (1816-1874) [46], в Джорджии - сенатор Роберт Тумбc (1810-1885) [47]. Зажигательные передовицы южных газет с призывами к отделению, написанные ими; пламенные речи, произносившиеся в многочисленных аудиториях, свидетельствуют о невероятной активности и энергии этих людей в борьбе за полную и немедленную независимость южных штатов.
"Никто не может отрицать, - утверждалось в "Де боус ревью", - что закон самосохранения является первым естественным законом. Мы имеем право защищаться, мы должны потребовать власти... Если мы не будем бороться, Юг погибнет. Тогда южное рыцарство будет лишь плодом необузданного воображения, мужество южан лишь грезой, а справедливость и правота нашего дела - нашим проклятьем и позором" [48].
Подчеркивая, что основой южной цивилизации является институт рабовладения, газета "Чарлстон меркьюри" утверждала, что любое посягательство на него вызовет не только крах южной экономики, но и уничтожит Юг как таковой:
"Собственность на рабов является основой всякой собственности на Юге. Когда ее надежность поколеблена, все другие виды собственности тоже нестабильны, это повлияет на банки, фондовые биржи, облигации. Воцарятся смятение, недоверие и угнетение... Погубить Юг, освободив его рабов, не то же самое, что погубить какой-либо другой народ... Это будет потерей свободы, собственности, дома, родины - всего, что придает ценность жизни. И эта потеря, по всей видимости, будет сопровождаться такими страданиями и страхом, каким не было равных в истории человечества. Мы должны сохранить наши свободы и установления, в противном случае нас ожидают худшие беды, чем любой другой народ в мире" [49].
Анализ деклараций о сецессии различных штатов Юга позволяет представить весь спектр мнений, сформированных южной пропагандой. Одновременно они позволяют судить о том, как южане объясняли причины конфликта с Севером, ведущие к Гражданской войне. Некоторые из них довольно кратко формулируют причины, подтолкнувшие к выходу из Союза, другие приводят более развернутую аргументацию. Тем не менее ведущей идеей в них является защита института рабства от посягательств со стороны Севера. Южане четко осознавали и безапелляционно заявляли, как свидетельствуют главные документы сецессии, что раскол Союза происходит из-за института рабства. который они стремятся во что бы то ни стало сохранить, в то время как Север стремится к его постепенному уничтожению. Вот как это выглядит в декларации Миссисипи:
"Наша позиция целиком основана на институте рабства - величайшем материальном интересе в мире. Рабский труд создает продукты, которые составляют самую обширную и самую важную часть мировой торговли... По этому институту уже долгое время намеревались нанести удар, а теперь почти достигли своей цели. Нам не осталось иного выбора, кроме подчинения аболиционистам или расторжения Союза, чьи принципы были извращены и теперь используются для того, чтобы погубить нас" [50].
Важно подчеркнуть, что на первом месте стояли именно экономические интересы южан.
"Мы должны либо смириться с деградацией и потерей собственности стоимостью в четыре миллиарда долларов, либо выйти из Союза, созданного нашими отцами, для того чтобы сохранить этот вид собственности, наряду со всеми остальными", -
подчеркивалось далее в декларации Миссисипи [51]. Конечно, в общественном мнении большинства жителей южных штатов рабство представлялось в виде незыблемой социальной основы, и любые посягательства на этот "благословенный институт" ими встречались в штыки.
Несомненно, накал страстей в огромной степени возрос в связи с президентскими выборами 1860 г. Для Юга совершенно неприемлемой была бы победа республиканской партии. Причем в глазах южан не имело особого значения, кого республиканцы выдвинут в качестве кандидата в президенты. Рожденная в 1854 г. в оппозиции биллю Канзас-Небраска, республиканская партия была ненавистна для южан, опасавшихся за судьбу своего "особого института". Их не устраивал основополагающий принцип республиканцев - недопущение рабства на новые территории [52]. Этот принцип подрубал экономические корни рабства. Будучи экстенсивной системой, оно не могло развиваться дальше, не распространяясь на новые земли.
Победа "черного" республиканца (редко кто на Юге называл эту партию просто республиканской), по их мнению, угрожала институту собственности, посягала на конституционные основы, означала создание коалиции враждебных южанам сил. Южная интерпретация гарантий собственности на рабов была подтверждена Верховным судом в решении по делу Дреда Скотта в 1857 г. Теперь партия, возникшая на Севере, бросала вызов этим гарантиям. Выступая в Конгрессе, представитель Алабамы сказал, что если Север выберет Сьюарда или Чейза или любого другого члена республиканской партии в президенты, то это будет отвергнуто Югом и приведет к разрушению Союза. "Мы никогда не подчинимся избранию в президенты крайнего республиканца", - заявил сенатор-южанин Кроуфорд. Сенатор Иверсон из Джорджии в своем выступлении отметил, что, по его мнению, южные штаты пойдут на расторжение Союза, если на выборах президента будет избран "черный" республиканец из секционной партии Севера [53]. Президентские выборы 1860 г. явились не просто столкновением различных партийных программ, победа республиканской партии расценивалась южанами как утрата политической власти в Союзе.
Назначение кандидатом в президенты от республиканской партии выходца из южного штата Кентукки А. Линкольна нисколько не успокоило южан. Южная пресса охотно подхватывала и перепечатывала негативную информацию о Линкольне из демократических газет Севера. Избирательная кампания 1860 г. на Юге проходила в атмосфере опасений, страхов, истерии и кризиса. В Линкольне Юг видел представителя крайних аболиционистских доктрин. Об агентах аболиционистов, распространяющих свои радикальные доктрины и подбивающих негров к поджогам и убийствам, сообщили повсюду. Слухи, один нелепее другого, охватывали Юг мгновенно: то о гигантском заговоре в Техасе с целью освободить рабов и подчинить этот штат янки, то о намерениях негров отравить колодцы, жечь дома плантаторов, совершать насилия и грабежи.
Избрание Линкольна, утверждала газета из Алабамы "показывает, что Север намерен освободить рабов и силой навязать межрасовые браки на Юге".
"Если Джорджия останется в Союзе, управляемом Линкольном и республиканцами, - утверждала другая газета, - то через 10 лет или даже меньше наши дети будут детьми от смешанных браков".
"Лучше 10 тысяч смертей, чем подчинение черным республиканцам!" - утверждала южная пропаганда [54].
Сецессионистам необходимо было убедить всех южан в том, что с избранием республиканского президента федеральная власть стала опасной и гибельной для Юга, его особой цивилизации, основанной на рабском труде. В ход пускались уже апробированные в 1856 г. утверждения, что республиканская партия является неприемлемой для Юга. В декларации о причинах сецессии, принятой Джорджией, главный акцент делался на негативных для Юга последствиях победы республиканцев на президентских выборах.
"Партия Линкольна, называемая республиканской, под своим нынешним именем и при своей нынешней организации - недавнего происхождения. Признано, что это партия антирабовладельческая. Ее кредо привлекает к ней разрозненных сторонников забытых политических ересей и проклятых теорий политической экономики, защитников ограничений свободы торговли, протекционизма, особых привилегий, расточительства и коррупции в управлении, но в то же время ее главная миссия и ее цель - уничтожение рабства" [55].
Большая часть сецессионистской риторики представляла собой вариации этой идеи. Пропагандисты Юга уверяли нерабовладельческое население, что оно принадлежит к высшей расе, в превосходстве и избранности белых. Губернатор Джорджии Браун заявлял в своем обращении к легислатуре штата, что
"среди нас есть работающие белые бедняки, но они не принадлежат к низшему классу. В их представлениях негры не равны им... Они принадлежат к той действительно настоящей аристократии, которой является раса белых людей" [56].
Большинство южных газет, заявляя, что нет особой разницы между республиканцами и аболиционистами, тем не менее указывали, что именно активная аболиционистская агитация и деятельность создают нестабильность в Союзе, подрывают сами основы южной цивилизации.
Главная претензия к Северу, многократно повторяемая в его прессе, в речах и заявлениях политиков и закрепленная в декларациях о причинах сецессии, - это обвинение в ведении аболиционистской пропаганды, в возбуждении в рабах духа восстания и мятежа. В "Ордонансе Южной Каролины о сецессии" в качестве одной из главных причин указывается неуважение северных штатов к институту собственности на рабов, активная аболиционистская пропаганда:
"Эти штаты присвоили себе право судить о правомочности наших внутренних институтов и отрицали права на собственность, установленную в пятнадцати штатах и признанную Конституций. Они осуждали институт рабства как греховный. Они позволили открыто учреждать у себя общества (аболиционистские. - Т.А.), явная цель которых заключалась в том, чтобы нарушать покой и отчуждать собственность граждан других штатов. Они подстрекали тысячи наших рабов покинуть свои дома и помогали им в этом. Тех, кто остался, их эмиссары побуждали к восстанию" [57].
Хотя эти аргументы не отличались оригинальностью, они встречали благоприятный отклик, поскольку многократное повторение этих простых и четких формулировок не просто закреплялось в мозгу, но и воздействовало на собственнические чувства южан. Другим мощным рычагом воздействия на общественное мнение было обращение к чувству попранной справедливости в отношении Юга, прежде всего в связи с доступом к земельному фонду на новых территориях [58].
По-прежнему важной в пропагандистском отношении считалась мысль о том, что земли, завоеванные у Мексики, являются общим достоянием, как свободных, так и рабовладельческих штатов, поэтому на них также должен распространяться институт рабства наравне со свободным трудом. В Декларации Джорджии подчеркивалось:
"Мы проливали за эти земли свою кровь и платили свои деньги. Мы требовали их раздела по линии Миссурийского компромисса или равного участия в использовании всего этого фонда. Эти предложения были отвергнуты, волнение стало всеобщим, и опасность для общества была велика. Позиция Юга была непоколебима, ...приобретенное принадлежит всем" [59].
Не случайно все предложения компромиссов, предлагаемые сторонниками Юга на Севере в 1860-1861 гг., включали требование продления линии Миссурийского компромисса до Тихого океана.
На Юге благодаря неустанным усилиям южной пропаганды сложилось представление об особом пути развитии. Создание южной пропагандой мифов сочеталось с резкой и нелицеприятной критикой северной модели развития. В этот период начинается формирование концепта "южного самосознания" и "южной культуры" как особой доминанты в американской культурной традиции. Происходит становление регионального самосознания, выразившееся в мифологизации прошлого, поиске архетипов и политических идей, способных противостоять Северу. Создается целый набор пропагандируемых мифологем ("миф о кавалерах", "плантаторский миф", "миф об античной демократии" и т.д.) [60].
В это время у южан начинает формироваться негативный образ Севера, "агрессивных янки", стремящихся уничтожить основы "южной цивилизации". В ряде статей в южном журнале "Саузерн квотерли ревью", издаваемом писателем У. Симмсон, речь шла о существовании в рамках североамериканского Союза двух цивилизаций - "северной" и "южной". Само собой, разумеется, подразумевалось превосходство "южной" цивилизации над "северной".
Английский журналист У. Рассел, путешествуя в 1861-1862 гг. по США, отмечал в своих дневниках, что южане считают себя особым народом со своей собственной судьбой [61].
"Нет ничего во всех темных пещерах человеческой страсти столь жестокого и смертельного, как ненависть, которую южнокаролинцы выражают по отношению к янки, - писал корреспондент лондонского "Тайме" из Чарлстона. - Вражда греков к туркам была ребячьей игрой по сравнению с враждебностью, проявленной «джентри» штата Южная Каролина по отношению к «толпе Севера»... Штат Южная Каролина, как мне объясняли, был основан джентльменами... Ничто на свете, говорили они, не заставит нас подчиняться любому союзу со зверскими, фанатичными подлецами-аболиционистами из штатов Новой Англии!" [62].
Назревавшая Гражданская война многими современниками-южанами воспринималась как новая война за независимость, теперь уже не колоний от Англии, а южных штатов от Севера, как продолжение благородного дела борьбы за свободу и права штатов, в защиту Конституции и идеалов 1776 г. Декларация о сецессии штата Миссисипи заканчивалась пропагандистским призывом к спасению всех святынь Юга и основ южной цивилизации,
"поскольку их (северян. - Т.А.) откровенная цель - ниспровергнуть наше общество, не только отнять нашу собственность, но и погубить нас самих, наших жен и детей, разрушить наши дома, наши алтари и очаги. Чтобы избежать этих бед, мы возвращаем себе полномочия, которые наши отцы делегировали правительству Соединенных Штатов, и с этих пор мы будем искать новых гарантий нашей свободы, равенства, безопасности и спокойствия" [63].
Эти идеи находили самое широкое подтверждение в южной прессе. Газета "Нэчез фри трейдер" (Миссури) заявляла 19 ноября 1860 г.:
"Рубикон перейден. Мы должны действовать. Если мы не можем иметь равенство штатов в Союзе, мы получим его вне Союза - свободную и независимую республику южных соединенных штатов Америки".
У большинства жителей Юга, во многом благодаря южной пропаганде, отсутствовала объективная картина происходящего. Они нисколько не задумывались о том, к каким трагическим и необратимым последствиям для страны могла привести их "революция"; раздел общего дома, разрушения и бедствия Гражданской войны - все это казалось не слишком большой ценой за сохранение особого уклада жизни Юга. Южане страшно обижались, когда северяне стали именовать их мятежниками и повстанцами, считая, что это несправедливо. Но в действительности, они выступали не как революционеры, а как люди, стремившиеся законсервировать "отживающий" свой век институт рабства.
Их намерения по разрушению страны были призваны не только сохранить аграрный характер Юга, но и подчинить его экономику диктату более развитых в промышленном отношении европейских держав. Англия не скрывала своего удовольствия, наблюдая, как разваливается на части страна, которая ранее являлась ее колонией, и как огромная часть этой страны готова была стать ее полуколонией, ее аграрно-сырьевым придатком, не видя в этом никаких негативных последствий. Главный тезис состоял в том, что Юг, отделившись и отменив протекционистские тарифы, сможет покупать дешевые и более качественные английские товары. Таким образом, общественное мнение Юга в конечном счете не только оправдало курс на сецессию и развязывание Гражданской войны, но и оказалось достаточно монолитным и сплоченным, поскольку даже юнионисты и их пресса вынуждены были смолкнуть под напором аргументов защитников особой цивилизации Юга.
На Севере отражение в общественном мнении углублявшегося секционного конфликта создавало более сложную и противоречивую картину. В печатных изданиях Севера как в зеркале отражались все те чувства и настроения, которые доминировали в обществе в драматические месяцы между избранием кандидата республиканцев А. Линкольна на пост президента в ноябре 1860 г. и захватом южанами федерального форта Самтер в апреле 1861 г. В этот период множество людей на Севере полагало, что к южным угрозам не стоит относиться серьезно. В обществе сохранялись иллюзии возможности достижения очередного компромисса с Югом, многие надеялись, что перспектива мирного сохранения Союза остается. В этот сложный и противоречивый период существовало множество мнений, и никто не мог предсказать, что произойдет на следующий день. В пестром спектре общественного мнения политическая пропаганда создавала свои стереотипы и мифы, формировала образ врага или образ друга.
Большинство газет Севера отвергало сравнение с