А. С. Хомяков. "О старом и новом" 1839 г.
"Если моя книга займет внимание читателей и хоть отчасти поможет им вспомнить или даже, может быть, узнать "забытое прошлое", то я достиг моей цели и ничего другого не желаю".
М. И. Пыляев
Одновременно со строительством Санкт-Петербурга (в основном с 1711 года) появляются одна за другой царские пригородные резиденции, расположенные на побережье Финского залива на облюбованных еще ранее Петром Великим местах, - Петергоф, Стрельна, Дубки и другие. Дворцы и парковые ансамбли Петровских времен либо не сохранились до наших дней, либо дошли в перестроенном и измененном виде. Поэтому в основе моего реферата лежат не книги современных авторов, а следующие издания: книга М. И. Пыляева "Забытое прошлое окрестностей Петербурга" 1889г, книга С. Н. Величковского "Царское Село" 1911г. и "Описание Петергофа" А. Гейрота 1868г. Большое место в моей работе посвящено описанию внутреннего убранства Дворцов, а также обычаям и нравам Петровского времени. Таким образом, мне хотелось передать дух той эпохи. Вполне сознавая неполноту и несовершенство настоящей монографии, я буду считать, однако ж, цель достигнутою, если читатели раскроют для себя какие-либо новые стороны в личности Петра Великого.
ЕКАТЕРИНГОФСКИЙ ДВОРЕЦ
Одержав знаменитую Полтавскую победу и утвердившись на берегах Невы, Петр Великий деятельно занялся устройством юной столицы – Петербурга. Мысль превратить его пустынные окрестности в места общественных увеселений по образцу иностранных загородных дач стала любимой его страстью. С этой целью он стал раздавать своим вельможам окрестные острова: Меншикову подарил Крестовский остров, Шафирову – Елагин, графу Головкину – Каменный, царевне Натальи Алексеевне – Петровский. В 1711 году, в память первой победы, одержанной над шведам и 6 мая 1703 года, когда он лично в звании капитана бомбардирской роты взял два шведских судна и вместе с любимцем своим Меншиковым был награжден орденом св. Андрея Первозванного, вблизи места, бывшего свидетелем этого важного события, заложил деревянный дворец. Этот дворец был подарен Петром его супруге для летнего пребывания и в честь нее назван Екатерингофским. Одновременно с этим подле Екатерингофа на островке, носившем у шведов название Овечий остров, Петр построил двухэтажный каменный дворец с башней, в которой он особенно любил проводить время в уединении и, глядя в подзорную трубу, ожидал появления из Кронштадта желанных ему кораблей. По этой причине этот дворец назывался Подзорным. Впоследствии этот дворец был обращен в адмиралтейские магазины, а остров, на котором он находился, получил название Подзорный. В царствование Елизаветы Петровны, в 1745 году, по проекту графа Миниха Екатерингофский дворец был расширен новыми постройками, из одноэтажного сделан двухэтажным. Но стены, построенные при Петре, уцелели. Дворец сделался гораздо обширнее, в нем в обоих этажах была 21 комната, причем в нижнем этаже сохранено было убранство петровского времени, с присущей ему простотой. А в верхнем этаже господствовали пышность, роскошь и великолепие, свойственные вкусу уже позднейшего времени.
Вот что описывает в своем очерке "Екатерингофский дворец" М. И. Пыляев. "Помимо вообще роскошного убранства Екатерингофского дворца и множества, находящихся в нем драгоценностей особенное внимание посетителя привлекают вещи, принадлежащие незабвенному царю Петру. Из них в нижнем этаже помещены: икона Владимирской Божьей Матери, поставленная здесь еще при жизни Петра Великого перед его опочивальней; шкаф, в котором хранится парадный кафтан, синий, с золотым шитьем по карманам, борту и рукавам, который Петр носил в торжественные дни; лосиный колет, с золотым позументом по борту и рукавам, носимый Петром в сражениях. В спальне стоит кровать, сколоченная, по преданию, самим Петром, без всяких украшений, простая, из соснового дерева, с наволочками из шелковой ткани и шелковым же одеялом зеленого цвета, теперь уже совсем выцветшими, с нашивными золотыми гербами; на стене голландская картина, представляющая морской вид; напротив кровати небольшое старинное зеркало в зеркальных рамах и поставиц с чашками китайской работы и резной посудой; в столовой круглый стол, доставленный Петру Великому из Архангельска, сделанный из лиственницы, над ним два компаса и над камином большой компас с указателем ветра, соединенный с флюгером, установленным на крыше дворца, и портрет Петра Великого, представленного одетым в латы.
В верхнем этаже находится пять изображений деяний и побед Петра Великого, сделанные из меди выпукло. В угловой комнате стоит резное изображение Петра Великого в лавровом венке, окруженного воинскими доспехами и снарядами, поднесенное ему после Полтавской победы иностранцем Кинчем; на этом изображении надпись: " Ob devictos Svevos ad Poltavam MDCCZX. D. 29. I" и стих: " Vicit tortunam atque Herculis aedem (т.е. победил счастие и мощь Геркулеса) ".
В некоторых комнатах установлены китайские шкафы, комод, бюро, лакированные ширмы с позолотой по черни и разными живописными изображениями. Эти китайские вещи привезены были еще при жизни Петра из Пекина полномочным послом, лейб-гвардии капитаном Львом Измайловым, и на покупку их Измайлову выдано было десять тысяч рублей. На стене висит большое старинное зеркало. Замечательны также барельефное изображение Петра Великого из бронзы, а также тканый вензель его, первый опыт изделия русской мануфактуры его времени. Интересна также старопечатная картина, на которой представлена императрица Екатерина I в императорской мантии, со скипетром в руках, окруженная изображениями русских государей от Рюрика в виде родословного древа, с надписью внизу: "Екатерина Алексеевна, Императрица и Самодержица Всероссийская, мужеви своему Петру Великому всяким благотворением бесприкладно угодив и от него за великодушное в военных с ним походах труды и подвиги мужеский дух имети свидетельствуя – и в необычайную честь преславно венчанные, по отшествии его в вечное с великою Россиан печалию, скипетра его с великих их же образованием приемшая, вторая в России Ольга, достойная такого монарха наследница".
На стене, по лестнице из нижнего этажа в верхний, вместо обоев повешана карта на холсте Азиатской России, начерченная, очевидно, ради шутки: положение стран света на ней извращено, вверху море Индейское и Песчаное, внизу Север и Ледовитое море, к западу, Камчатка и на берегу реки Амура царство Гилянское, еще более убеждает в шуточности этой карты надпись: "До сего места Александр Македонский доходил, спрятал, колокол оставил". На этой карте, шутки ради, царь Петр экзаменовал нетвердых в знании географии". (Сейчас мы можем видеть эту карту в одном из залов Эрмитажа) .
Во времена Елизаветы Петровны Екатерингофский дворец достраивался и процветал. В нем существовала обширная библиотека, до ста томов, в красивых переплетах с золотыми гербами и надписью: "Екатерингофского дворца". Содержание книг в этой библиотеке касалось исключительно только жизни и дел императора Петра Великого.
С кончиной Елизаветы Петровны Екатерингофский дворец совершенно опустел, и только раз в год тишина его садов оживлялась наплывом публики. Ежегодно 1 мая здесь праздновали встречу весны. В 1796 году Екатерингоф был присоединен к городу, причем получил особую привилегию: в городской черте Петербурга на улицах было строго воспрещено курение табака, а гуляющим по Екатерингофу оно было дозволено.
Время прошло, все вокруг дворца запустело, пруды покрылись плесенью, и вековой обычай петербуржцев встречать весну 1 мая в Екатерингофе, был утрачен. Деревянный дворец до нашего времени не сохранился. После октября 1917 года Екатерингофский сад был переименован в сад им. 1-го Мая, а в 1948 году – в парк им. 30-летия Комсомола.
ДУБКИ
20 сентября 1714 года, после разгрома шведского флота у Гангута, Петр I прибыл на реку Сестру. Живописные пейзажи этого чудесного уголка северной природы произвели на него столь сильное впечатление, что он тут же распорядился основать у реки Сестры свою летнюю резиденцию.
Вскоре в глухой чаще, недалеко от Зеленой горки, раскинулся табор солдат-строителей. Заросли лесов прорезала ровная просека - первая дорога, протянувшаяся в Устьрецкий порт. А у самого края дороги, недалеко от порта, из густых зарослей сосняка уже выглядывали черно-белая полосатая будка и длинная жердь шлагбаума. Здесь у своих пушек круглосуточно стояли часовые-канониры. С того времени прибрежный участок между рекой Сестрой и Финским заливом стал называться Канонирским.
Первым зданием, выстроенным здесь в 1719-1720 годах из добротного кирпича местного производства, был дворец Петра I в Дубках. Здание дворца располагалось на длинной песчаной косе, глубоко вдающейся в Финский залив. Каменный двухэтажный дворец соединялся галереями с деревянными павильонами (архитектор С. ван Звитен) . Над его сооружением работало более двух тысяч солдат и приписных государевых крестьян. Они же под наблюдением царя, собственноручно посадившего около 200 молодых деревцев, высадили в Дубках 2000 деревьев.
Развивая на Балтике судостроение, Петр распорядился строжайше охранять строевой лес на всем побережье. 22 сентября 1720 года он издал специальный указ "О запрещении рубить дубовый лес в ближних от Санкт-Петербурга провинциях под смертной казнью". Исключения допускались лишь в тех случаях, когда дубовые бревна "ставились к Адмиралтейству на галеры и на блоки, и на прочие дела на какие годны".
Деревья делали эту местность особенно красивой со стороны залива, откуда можно было наблюдать, как сквозь густые кроны дубов проглядывали каштаны, а также высаженные в усадьбе Петра яблони и груши.
Мало кому известно, что Дубковский парк стоит на земле, которая была еще завезена сюда мужиками "государевых деревень" более 200 лет назад. Крестьяне Капорска, а также Петербургского, Шлиссельбургского и Ямбургского уездов доставили сюда черную землю и заполнили водой из Финского залива глубокий заградительный ров.
Вдоль побережья между дворцом и гаванью "пригонные люди" огромными деревянными бабами забивали сваи, засыпали пространство между ними песком и камнем. Сделанная таким способом искусственная насыпь не только ограничивала доступ водам Финского залива в Дубки, но потом долгие годы служила дорожкой для прогулок вдоль набережной. Недалеко от берега по направлению к Кронштадту был выстроен маяк, указывавший путь кораблям в Сестрорецк.
Несколько лет спустя после закладки дворца в Дубках вновь возникла мысль о построении плотины на реке Сестре, чтобы "фонтаны действовать могли противу Петергофского". Трубы для них уже были заказаны на Олонецких заводах.
Осенью же 1720 года, когда "плотяной мастер" Венедикт Беер доложил об окончательном его решении строить плотину на крутом повороте реки Сестры, Петр в знак своего согласия водрузил на указанном месте флаг государства Российского. По-видимому, в то время уже не было речи о фонтанах. Теперь плотина нужна была для более важных целей: "дабы машины действием воды в действие приводились". С 1 января 1721 года начались работы по строительству первых сооружений Сестрорецкого оружейного завода.
В 1726 году внутреннее убранство дворца перевезли в Петербург, а здание передали Сестрорецкому заводу под склады. Позже оно было разобрано.
Дубовая роща и в наши дни является лучшим украшением Сестрорецкого парка.
СТРЕЛЬНА
На берегу Финского залива, на 19-й версте Петергофской дороги, на речке Стрелке стоит загородный дворец Стрельна. Петр Великий здесь в 1708 году разбил летнюю свою резиденцию; царь предполагал тут устроить фонтаны по образцу версальских, для чего им и было приступлено к прокладке водопроводов из источников деревень Глядино и Забродье, находящихся в тридцати верстах от Стрельны.
Но этому предположению не суждено было осуществиться; фельдмаршал Миних, исполнявший тогда должность инженера, представил Петру более удобным для такого загородного дворца местность, где теперь стоит Петергоф. Государь согласился и по повелению, данному им в 1711 году, приказал на "мызе Стрельне" выстроить пару изб для приезда, птичий и скотный дворы и ежели возможно, то хотя маленькую сажалку для рыбы.
Первые постройки здесь стал возводить немецкий архитектор Брандт; позднее, в 1716 году, работами здесь стал руководить генерал-архитектор Леблон; им был построен каменный, в четыре этажа дворец, длиной в сорок четыре, шириной в шесть и вышиной в 8 ѕ сажени, с парадной лестницей и великолепной перед ней террасой.
Вместе с этими постройками вокруг дворца был разбит сад на манер версальского и вырыты три канала: один от террасы, два другие – пересекающие первый; Петр засадил собственноручно образуемый средним каналом круглый остров соснами, семена которых собрал сам близ Тюринга на Гарце.
В 1721 году Берхгольц видел новую дачную резиденцию Петра, и вот как он ее описывает: "На мызе Стрельне находится большой еще строящийся дворец, стоит он очень высоко и на прекрасном месте; против фасада дома протекает река, а перед нею расположена чудная рощица. Три террасы необыкновенной длины, спускающиеся уступами с горы в сад, уже готовы и снабжены надлежащими трубами для фонтанов, которые будут бить там со всех концов, что царю, как я слышал, уже теперь стоило значительных сумм. На середине верхней террасы, которая, как и обе другие, длиной во всю ширину сада, заложен уже фундамент обширного дворца, который, говорят, будет лучше Версальского дворца, полная модель которого, сделанная из дерева, стоит в царском саду. От главного корпуса здания через все террасы спускается в сад большой широкий каскад со сводом внутри, из которого выйдет нечто вроде грота.
Вода для него, для фонтанов на террасах и других всех, какие еще будут устроены в саду, проведена с высоких мест посредством другого канала, находящегося позади дворца и так обильно снабжающегося ею все это множество фонтанов, что они могут бить день и ночь. Прямо против каскада идет другой, очень широкий канал; он окружает рощицу, которая почти образует остров, потому что разделяется на два рукава и отрезает ее от твердой земли. Через эту рощицу прямо против дворца просечена красивая аллея для приятного вида на море".
Вскоре Петр забросил начатые им постройки и всю заботу перенес на Петергоф, а мызу Стрельну подарил своей дочери, великой княжне Анне Петровне.
При этом еще государь приписал к этой мызе 1987 квадратных десятин пахотной и луговой земли и леса, и поселил здесь несколько десятков рабочих, набранных из солдатских детей. Подарок произошел в 1722 году, 22 января. Предание гласит, что, будто Петр I после бракосочетания своего в 1707 году в маленькой екатерингофской церкви повелел церковь эту перенести в Стрельну. Впоследствии из этой церкви был устроен придел в нынешнем стрельнинском храме. По преданию, сам Петр участвовал при рубке стрельнинской церкви. По другому рассказу, она была прежде немецкой киркой и по приказанию Петра была обращена в православную церковь. Она была выстроена из соснового леса и была окрашена без обшивки; в 1708 году, как значится на старом антиминсе (четырехугольный отрезок ткани с изображением "Положение Христа во гроб" в центре и четырех евангелистов по углам) , освещена Варлаамом, митрополитом Киевским и Галицким.
Церковь посвящена Преображению, с приделом во имя св. Николая чудотворца. До 1837 года храм был крайне запущен. В 1855 году в нем последовали капитальные перестройки. Помимо исторического иконостаса в этом храме хранилось Кресло Петра I, выполненное в готическом стиле с вышитой золотой полосой на спинке. На этом кресле сидел сам Петр, ожидая приезда своей невесты.
Недалеко от каменного дворца близ устья Стрелки Петр построил для себя лично небольшой деревянный домик в стиле барокко по проекту Ж. -Б. Леблона. Петр I сам определил местоположение дворца – на месте шведской мызы – и назвал его "малым домом". В нем было два зала и восемь комнат со светелкой, здесь помещалась постель с подушками и одеялом Петра Великого и шкаф из орехового дерева.
Перед дворцом были устроены площадка с двумя фонтанами из пудожского камня, цветники, оранжереи, плодовый сад, пасека, огород с медоносными растениями, пруд. Недалеко от оранжерей стояла огромная липа, при Петре на ней была построена беседка, в которую вела высокая круглая лестница. Здесь государь часто сидел, пил чай и любовался морем. Вблизи этой липы стоял вяз, посаженный Петром Великим. Петр сам лично привез его сюда и своими руками посадил на этом месте.
Рядом с дачей государевой "Стрелина мыза" в петровское время стояла дача светлейшего князя Меншикова: в рукописи Богданова о ней говориться следующее: "…Дом один, покоев два, изба людская одна". Затем соседней к ней была дача телесного лей-медика Блюментроста. Согласно описанию Богданова, дача эта не отличалась тоже, как и первая, большой роскошью; здесь стоял один дом с двумя покоями, да была конюшня и одна изба людская.
После смерти Петра I в 1725 году строительство замедлилось, затем совсем прекратилось. В 1730 году произошел пожар. После ремонтных работ в 1797 году Павел I подарил Стрельнинский дворец своему сыну великому князю Константину Павловичу. С этого времени дворец стал называться Константиновским. 28 декабря 1803 года снова возник пожар в помещении первого этажа. Восстановительные работы вели известные архитекторы А. Н. Воронихин и Л. И. Руска.
РОПША
В сорока девяти километрах к юго-западу от Санкт-Петербурга, на реке Стрелке, впадающей в Финский залив, расположен поселок Ропша. Селение Ропша упоминается еще в московских Писцовых книгах XVI столетия. Дальнейшая история этой местности связана с именем Петра I. Во время шведского владычества Ропша принадлежала генералу Гасферу. Петр Великий построил на этом месте небольшой деревянный дворец в голландском вкусе и рядом церковь. Вокруг дворца был разбит парк с цветниками регулярной планировки. Дворец этот простоял до 1780 года, когда, окончательно обветшавший, был разобран.
На склонах Ропшинских высот были обнаружены подземные ключи, воду которых провели к фонтанам Петергофа. В 1710 – 1713 гг. Петр I часто приезжал в Ропшу наблюдать за строительством канала для снабжения водой петергофских фонтанов. В 1714 году Петр I подарил мызу Ропша князю Ф. Ю. Ромодановскому, начальнику Преображенского приказа – учреждения, имевшего исключительное право суда и следствия по наиболее важным политическим делам. Ромодановский был человек нрава жестокого, один вид, взгляд и голос его вселяли ужас. Петр воздавал Ромодановкому царские почести, величая его в письмах и на словах "величеством". Ромадановский возводил царя во все чины как генералиссимус всех потешных и регулярных войск. Петр, зная его строгую честность, терпел и сносил от него всякие неприятности. Вот что писал про него царь в 1713 году графу Апраксину: "С дедушком нашим, как с чертом, вожуся, а не знаю, что делать. Бог знает какой человек! Он казнил множество воров и убийц, но, видя, что злодеяния продолжаются, велел повесить за ребра двести преступников". Никто не смел въехать к нему на двор. Сам царь оставлял свою одноколку у ворот его; не садился с ним рядом в карете, всегда спереди. В обществе все стояли перед ним. Приходившие же к нему, какого бы они звания не были, должны, прежде поклону хозяину, осушить большой кубок простого вина, приправленного перцем, подносимый на золотом блюде ручным медведем. Если кто отказывался от этого напитка, медведь тому вцеплялся в волосы и раздирал платье. При Ромодановском в Ропше устраивались большие охоты, оканчивавшиеся шумными пирушками.
Рядом с владениями Ромодановского находилась усадьба государственного канцлера Г. И. Головкина с деревянным домом и регулярным парком. В 1725 году Головкин начал строить двухэтажный каменный дом. После смерти канцлера имение перешло его сыну М. Г. Головкину. Женившись на дочери И. Ф. Ромодановского он стал владельцем и соседнего имения – приданого жены. Две старинные усадьбы в Ропше объединились в руках одного владельца. При М. Г. Головкине дом, вероятно, под руководством архитектора П. М. Еропкина был расширен: появились одноэтажные боковые галереи, заканчивавшиеся флигелями.
После вступления на престол Елизаветы Петровны Головкин оказался в опале. Ропшинское имение было конфисковано и превращено в царскую резиденцию Старый головкинский дом стал тесным для многочисленной свиты императрицы, и она поручила архитектору Б. –Ф. Растрелли перепланировать и расширить его.
Прежние палаты Головкина были удлинены в обе стороны. К их боковым флигелям пристроили одноэтажные галереи. У концов галерей построили с одной стороны церковь, с другой – павильон "Эрмитаж".
Елизаветинский дворец Растрелли, вероятно, был похож на другие его дворцы. Однако говорить о том, насколько велика роль этого архитектора в устройстве ансамбля, трудно, так как памятник сильно изменился в последующие годы.
После убийства во дворце Петра III Ропша была надолго заброшена. Позже Екатерина II подарила мызу графу Григорию Орлову.
Купец И. Л. Лазарев, в 1785 году купивший Ропшу у наследников Орлова, произвел полное ее переустройство. Ропша превратилась в подлинный столичный пригород. Талантливый инженер Г. Энгельман руководил перестройкой усадьбы, а садовник Т. Грей реконструировал парк, заменив регулярную планировку пейзажной. У дворца появились молодые дубовые, ясеневые и еловые рощицы, по берегам пруда – ивы, березы и ольха.
Парк был обнесен оградой из туфа, а к подножию паркового фасада дворцового флигеля был пристроен фонтан "Рушник", питавший систему каскадов. По заказу Лазарева архитектор Антонио Порта перестроил дворец. Вместе с ним работали архитекторы Ю. М. Фельтен, С. П. Берников, Л. Руска, Е. Т. Соколов.
С небольшими изменениями Ропшинский дворец сохранился до наших дней в том виде, какой он получил после перестройки в конце XVIII века.
Двухэтажное здание на высокой террасе и гранитном цоколе обращено в парк портиком. Глубокая аркада на рустованных столбах и стилобате несет портик коринфского ордера с фронтоном. Здание венчает ротонда с колоннадой дорического ордера.
Простота и строгость свойственны противоположному дворцовому фасаду. По всей его длине расположены большие одинаковые прямоугольные окна с сандриками. Венчающий карниз сильно вынесен вперед. Центральная часть фасада подчеркнута рустовкой и фронтоном с полуциркульным окном.
К основному двухэтажному корпусу примыкают под прямым углом два одноэтажных флигеля для гостей. Флигели декорированы выступающими пилястрами и фронтонами по торцам.
Чрезвычайно проста, но выразительна была отделка интерьеров. Среди них примечателен центральный парадный зал. На стенах бледно-розового цвета выделялись стройные каннелированные пилястры, над входами размещались нарядные лепные украшения – десюдепорты – с аллегорическими фигурами, олицетворявшими виды искусства. Цилиндрический потолок был украшен кессонами, орнаментами и розетками.
Тонкий вкус проявился в исполнении многочисленных изразцовых каминов в разных залах дворца, в литых решетках лестниц и других деталях, выполненных безвестными крепостными мастерами.
ОРАНИЕНБАУМ
По завоевании побережья Финского залива от шведов Петр Великий почти все лучшие земли роздал своим приближенным. Любимец его - князь Александр Данилович Меншиков получил самую большую часть всей завоеванной земли; в эту часть входили два города – Ямбург и Копорье и множество мыз, в числе которых одна небольшая финская деревушка напротив Кронштадта, на берегу Финского залива при реке Карости (по-фински означает "слободка") . Возвышенное положение, на котором стояла деревушка, понравилось Меншикову, и в 1714 году он здесь заложил загородный дом, развел при нем большой сад с фонтанами, водопадами, оранжереями, зверинцем, назвав усадьбу Ораниенбаумом (оранжевое, т.е. апельсиновое дерево) . Есть предание о том, что при первом прибытии сюда русских было найдено оранжевое дерево.
Дворец Меншикова стоял на возвышенной террасе, каменные палаты князя состояли из главного корпуса и двух павильонов, соединенных с ним крутыми полукруглыми колоннадами. По другим рассказам, павильонов не было; в одном из павильонов была домовая церковь, другой носил название Японской залы. Зала, по некоторым сведениям, построена в 1756 году, а церковь, как утверждают еще позже. Сам же дворец построен в 1710-1727 гг. архитекторами Д. -М. Фонтана и Г. -И. Шеделем. Позднее в 1728-1743 его частично перестроили М. Г. Земцов, И. А. Мордвинов, П. М. Еропкин, И. К. Коробов. Внизу лежали болота, поросшие ольхой и камышом, сообщения с морем не было, низменный, болотистый, покрытый высокой травой берег тянулся на версту.
Для устранения этого неудобства Меншиков прорыл канал к морю. Существует предание, что как заложение усадьбы, так и прорытие канала было сделано князем по просьбе Екатерины I. Император Петр Великий, любя морские прогулки, часто в небольшом судне пускался в Кронштадт в бурную погоду; расстояние последнего от Петербурга неблизкое. Государыня, имея в виду опасность от таких частых прогулок, упросила Меншикова построить дом на пути к Кронштадту, зная, что Петр непременно будет заезжать к своему любимцу и от него уже будет возвращаться берегом на лошадях.
Канал, по преданию, сделан в три дня, в работах участвовало более девяти тысяч крепостных крестьян Меншикова. Когда государь по нему проехал, то сказал: "Дело знатное, хотя, должно быть, немного и коштовато". По преданию, ижорский князь не любил скупиться, когда дело требовало издержек. Император сам не любил роскоши, но любил блеск и пышность у других и поощрял эту страсть.
В частной жизни своей царь был образец строжайшей умеренности, одежда его обыкновенно была самая простая: летом кафтан из толстого сукна, темного цвета, фабрики купца Серикова, тафтяной камзол, цветные шерстяные чулки, башмаки на толстых подошвах и высоких каблуках с медными или стальными пряжками, на голове треугольная поярковая шляпа или черный бархатный картуз. Зимою тот же наряд, но вместо бархатного картуза носил он шапку из калмыцких барашков; вместо суконного кафтана надевал другой, из красной материи, передние полы этого кафтана были подбиты соболями, а спинка и рукава – беличьим мехом; вместо сапог носил мехом вверх мягкие, шитые из северного оленя ичиги.
Царь неохотно менял свой костюм и даже в бытность свою в Париже при пышном дворе молодого Людовика XV не изменил наряда. Петр, приехав туда, заказал себе только новый парадный парик, и когда ему принесли его, то он обрезал парик наполовину, по мерке своего старого. Наряд Петра после его отъезда из Парижа вошел у парижан в моду под названием "habit du tzar" или "habit du farouche" ("Платье царя"; "платье дикаря") . Государь любил одеваться парадно только при спусках кораблей. На этих торжествах царь был в богатом, шитом золотом адмиральском мундире и в андреевской ленте. Когда в день коронации Екатерины, она поднесла царю голубой гродетуровый кафтан, шитый серебром, царь взял его в руку и слегка тряхнул им, отчего несколько канители осыпалось на пол.
- Смотри, Катенька, - сказал он ей, указывая на упавшие блестки, - слуга сметет это вместе с сором, а ведь здесь с лишком дневное жалованье солдата.
Петр ездил летом в длинной одноколке, выкрашенной в красную краску, на низких колесах, парою. Зимой – в санях в одну лошадь, с двумя денщиками. Ел царь очень мало и не был разборчив на пищу. Любимые блюда его были: каша, щи, студень, ветчина, жареная утка, молодой редис. Петр не терпел многочисленной прислуги, лакеев он называл шпионами, которые худо слышат, еще хуже пересказывают. Царь говорил Ивану Неплюеву, определяя его во флот: - Трудиться надобно, братец, я и царь ваш, а у меня на руках мозоли! Кто из вас хочет быть первым, тот будь всем слуга!
Действительно, Петр Великий был для всех слуга, для самого последнего из подданных: он тонет – сам царь бросается в пучину его спасать; у него болит зуб – царь сам выдергивает его и лечит. Петр Великий не терпел церемониальных приемов и возложил на Меншикова угощение вельмож своих и министров иностранных.
Такие обеды Меншикова в торжественные дни состояли из двухсот кушаньев, которые приготовлялись лучшими французскими поварами и подавались на золотом сервизе. Меншиков имел своих камергеров, камер-юнкеров и пажей из дворян, последние числились в гвардии сержантами. Меншиков ездил в городе с необыкновенной пышностью, в золотой карете, сделанной наподобие веера, на низких колесах, с золотыми гербами на дверцах и большою короною на империале, запряженной шестью лошадьми. Сбруя их состояла из малинового бархата с золотыми и серебряными украшениями. Впереди шли скороходы и лакеи в богатых ливреях, потом ехали музыканты и пажи верхами в синих суконных и бархатных кафтанах с золотыми позументами по швам; у кареты шли шесть камер-юнкеров, из которых один держался за ручку дверец; отрядом драгун заключалось княжеское шествие.
Ораниенбаум был любимым загородным дворцом Меншикова – здесь в эпоху своего могущества он давал великолепные празднества для высочайшего двора.
ПЕТЕРГОФ
Успех постройки укреплений Кронштадта и Кроншлота, предназначенных оберегать столицу и вновь созидавшийся флот от вторжений неприятельских, заботил Государя и требовал частого его присутствия на возводимых укреплениях. Для сбережения времени Петр I ездил в Кронштадт южным берегом Финского залива, до того места, где переезд был более удобен (там, где в Петергофе находилась купеческая пристань) . На этом месте, для пристанища судов, устроена была небольшая пристань, а вблизи, на возвышении у оврага, построены были две светлицы (заезжий двор) , с особым строением для рабочих. По другую сторону светлиц построена была при Петре церковь во имя Благовещения Пресвятой Богородицы. Трудами переселенцев-мастеровых церковь была срублена из находившегося тогда по близости соснового леса. В летнее присутствие Петра I в Петергофе он нередко посещал этот храм и во время литургии имел обыкновение читать апостол, а после литургии заходил со своей свитой в дом священника.
Петр I избрал удобное место для постройки небольшого попутного дворца, из окон которого, отдыхая, мог любоваться видом моря и воздвигавшегося вдали Кронштадта. Местность для постройки была избрана между деревушками Кусоя и Похиоки, недалеко от переправы. Попутный дворец или палатку (как говорилось тогда) , Петр I построил в голландском вкусе и назвал Монплезиром.
В указе Петра от 20 ноября 1707 года, упоминается рассказ о Петергофе, по поводу наряда сорока тысяч рабочих к весне будущего года, для производства работ, в Петербурге, Кронштадте, на острове Котлин, а также в Петергофе.
Из журнала Петра Великого видно, что только в конце 1709 года Петр дал приказ "строить забавные дворцы каменною изрядною архитектурною работою".
Упоминается также о работах в Петергофе и в 1710 году, и работы эти производились на основании повеления 1709 года "строить забавные дворцы" и нет никакого сомнения, что в это время производилась постройка Монплезира, хотя окончательная отделка этого увеселительного или забавного дворца, сделавшегося потом любимым летним местопребыванием царя не могла быть окончена раньше 1711 года.
В 1714 года Петр приказал комиссару от строения Сенявину построить в Петергофе в продолжение лета "палатки маленькие, по данному текену (образцу) ". Вероятно, это были палатки: Mon-Bijoux, названия впоследствии Марли и Эрмитаж.
Хотя при постройке Монплезира имелись в виду помещения для состоявших неотлучно при государе и всюду сопровождавших его денщиков, а также и на случай приезда гостей. Но Государь вскоре усмотрел недостаточность скромной своей летней резиденции, особенно по возвращении из прутского похода, когда государь пожелал торжественно заявить признательность свою к необыкновенной женщине, спасшей его и русскую армию от величайшей опасности во время неудачного прутского похода. По одной из версий брачный союз Петра Великого был совершен и повсеместно отпразднован 19 февраля 1712 года. Нет сомнения, что с изменением домашней жизни государя, должна была произойти и значительная перемена во всей внешней обстановке царского двора, для которого помещение в попутном монплезирском дворце было уже недостаточно.
В январе 1715 года последовал указ: "Въ Петергофъ палатки сделать, также каналъ отъ моря выкопать; а буде трудно будетъ всю землю выносить, то только съ сторонъ канала землю выкопать и камнемъ дикимъ выкласть; землю же употребить на низкiя места, прочее же делать по чертежу". В журнале Петра сказано: "домъ заложить каменный и подвести каналъ отъ него къ морю". Так положено было основание главному дворцу в Петергофе.
С этих пор быстро следуют распоряжения за распоряжениями, из которых можно ясно сказать, что в это время взгляд государя на будущую судьбу Петергофа окончательно установился. Петр I, путешествуя по Европе, не забывал о Петергофе, из заграницы он отправлял целые грузы деревьев для посадки в дворцовых садах; принял на службу архитектора Растрелли, которому, как написано в письме Петра I к Меншикову: " приказать, чтобы даромъ времени не тратилъ, и сделал модель палатамъ и огороду (саду) въ Стрельне". В Амстердаме государь посещал вместе с живописцем Кселем, аукционы, на которых покупал картины известных фламандских художников, преимущественно морские виды знаменитого тогда живописца Адама Сило. Картины эти впоследствии были размещены государем в Монплезире и составили первую картинную галерею в России. Летом 1716 года Леблону поручено было рассматривать все проекты новых сооружений и без его подписи на чертежах, не приступать к постройкам. Кроме рассмотрения проектов построек, генерал-архитектору Леблону было также поручено управление основной в том же году в Петербурге шпалерной фабрики.
Разведение обширного сада в Петергофе занимало государя даже во время его пребывания за границей, это подтверждает письмо от 3 марта 1717 года к Меншикову: "Понежи Леблонъ присылкою чертежей умедлилъ, а время уже коротко, того для съ симъ курiеромъ посылаемъ къ вамъ чертежи петергофскому огороду съ описями своего мненiя, притивъ которыхъ велите делать". На приложенном чертеже рукою государя были обозначены с мельчайшими подробностями все строения, беседки, цветники, птичники, съемка и насыпка земли. Было затрачено много сил и трудов для разведения петергофских садов, когда каждый куст или огромное дерево приказывали привозить из самых отдаленных мест империи, не смотря на большие расстояния и трудность перевозки. Из сохранившихся документов следует, что липовые деревья были куплены в Амстердаме; сорок тысяч ильмовых деревьев и кленов привезены из московской губернии; до шести тысяч буковых деревьев доставлены из Ростова. Грабина подвозилась из Великих Лук; яблони из Швеции; ветла, барбарис и кусты роз из Данцига и Ревеля. Петр I требовал даже, чтобы из Сибири привозили кедры и по одному экземпляру всех деревьев, растущих на южном берегу Каспийского моря. Петр Великий, очень бережливый, расчетливый во всем, не скупился, когда дело шло о покупке редких насаждений или разведении новых садов. Опытность Петра I проявлялась во всем, и в каждом деле, начатом по его приказу, он был всегда главным распорядителем. Особую заботливость его о разведении петергофских садов подтверждает собственноручное наставление. Государь писал: 1) "Рощи изредить, а деревья, кторыя толще, те сажать въ техъ местахъ, где мело лесу, а которыя тоньше, подле косой дороги, что отъ палатъ къ Монплезиру, и отрубать ихъ не дальше 12-ти футовъ, чтобъ удобнее по времени острич и въ томъ садовнику вспомочь людьми, чтобъ времени не пропустить. 2) Стараться скор