Имидж автора в публицистике

(роль сленговых и иных заимствований, маркированных как "чужое слово")

В. В. Шаповал

1999

I. Введение

1.Что рассказал о себе автор слогана "Курение опасно для вашего здоровья"?

"Воздействие журналистского слова на формирование мировоззрения читателя" было и остается главной целью всех средств массовой информации, независимо от того, идет ли речь об идеологических, эстетических или потребительских представлениях той или иной социальной группы читателей или, шире, адресатов средств массовой информации.

Сложный процесс формирования и развития системы ценностей, жизненных ориентиров и порой неосознаваемых предпочтений зависит от множества факторов. И не секрет, что далеко не всегда результат в данном коммуникативном процессе прямопропорционален непосредственному воздействию. За примером далеко ходить не надо. Минздрав (вполне авторитетный адресант сообщения) с каждой пачки сигарет и с каждого рекламного плаката предупреждает курильщика о том, что "курение опасно для здоровья", однако есть все основания утверждать, что эффективность данного сообщения оказывается не слишком высокой.

Среди многих факторов, объясняющих столь низкую эффективность надписи, может быть предположительно назван и один языковой. Заметим, что автор предпочел всем прочим эквивалентам слово опасно. Если вдуматься в слово опасно, то сразу вспомнятся многочисленные надписи предупредительного характера: "Под стрелой крана стоять опасно", "Через железнодорожные пути ходить опасно", "Сырую воду пить опасно" и т.д. Весь наш социальный опыт говорит нам о том, что в таких случаях элемент риска оказывается весьма умеренным. С учетом данного опыта и эта надпись прочитывается как очередная информация об относительно небольшом элементе риска, присутствующем в процессе курения. Эта информация, в неявном виде заложенная в подтекст сообщения, воспринимается нами по крайней мере на подсознательном уровне. В иных случаях можно увидеть ту же предупредительную надпись в альтернативной редакции: "Курение вредно для Вашего здоровья". Понятно, что вторая версия более адекватно ориентирует курильщика. Более того, и устная традиция (курить - здоровью вредить, курить - вредно) не знает слова опасно. Его даже нет среди синонимов слова вредный (вредный, нездоровый, вредоносный; и близкий ряд: губительный, гибельный, пагубный, погибельный) [Словарь син.-I: 175-6, 261].

Однако вернемся к автору первой редакции. Ведь в настоящей работе нас интересуют те языковые средства, которые создают имидж автора сообщения, конкретно говоря, имидж публициста как создателя текста, предназначенного для широкой аудитории. Что же можно сказать об авторе рассмотренной выше предупредительной надписи? Прямо ни одна буква текста не говорит ничего об авторе. Но кое-что можно все-таки заключить.

Безымянный автор этой формулировки предстает перед нами как профессионал высокого класса. Быть может, несколько поверхностно решающий для себя проблемы профессиональной этики. Он сумел очень удачно совместить формальный заказ на предупреждающую по своему содержанию надпись и соблюсти (скрытые) интересы табачной промышленности. При этом были учтены тонкие семантические различия между синонимами опасно и вредно и особенности массовых представлений аудитории (дорогу переходить на красный свет тоже опасно, но нарушают это правило практически все). Формально основной переводной эквивалент английского dangerous выбран правильно, это опасный, а не вредный. Ведь надпись эта создавалась вслед за Европой и была переводом некоторого "импортного" образца. Так что выбор слова опасно можно было обосновать. Но, что самое важное, умысел в данном случае доказать абсолютно невозможно. Хотя почва для этических сомнений, безусловно, есть. Вот почему общий вывод напрашивается такой: автор - человек, видимо, достаточно циничный, хотя и высокий профессионал.

2. Задачи работы и подходы к анализу материала

Этот пример понадобился нам для того, чтобы подойти к важному тезису, давно уже ставшему общепринятым в лингвистике и других смежных областях гуманитарного знания: устная и письменная речь каждого из нас настолько индивидуальна, что буквально на всех структурных уровнях тщательный анализ текста позволяет выявить целый комплекс индивидуальных личностных и социальных особенностей автора сообщения.

Задолго до появления социолингвистики и стилистики художественной речи эту взаимосвязь между личностью автора и его произведениями интуитивно почувствовал и образно выразил А.С. Пушкина в стихотворении "Ex ungue leonem" (По когтю [узнают] льва, лат.):

Недавно я стихами как-то свистнул

И выдал их без подписи своей;

Журнальный шут о них статейку тиснул,

Без подписи ж пустив ее, злодей.

Но что ж? Ни мне, ни площадному шуту

Не удалось прикрыть своих проказ:

Он по когтям узнал меня в минуту,

Я по ушам узнал его как раз.

Весьма важно подчеркнуть, что, несмотря на то, что громадное большинство говорящих проявляет свои индивидуальные речевые параметры бессознательно и практически безальтернативно, для профессионала такая роскошь оказывается просто непозволительной. И, следовательно, профессиональная оценка впечатления от своего и любого другого сообщения должна включать сознательный анализ индивидуальных признаков его автора (и, в конечном счете, воссоздание его предполагаемого образа). Вот как пишет об этом профессионал: "...хочется поразмышлять о самих письмах. Ведь многие из наших корреспондентов даже не подозревают, насколько исповедальны обращения в редакцию со стихами. Да не покажется преувеличением следующее мое утверждение: конверт, в который вложена записка и три стихотворения, говорит о человеке, может быть, гораздо больше, чем хотел бы рассказать о себе написавший письмо человек. Практически все. Как подписан конверт, как он запечатан, как оформлена поэтическая подборка и авторская врезочка к ней, почерк человека, его манера писать прямо ли, наискосок, размер вложенных в конверт листков, то, как они сложены или разорваны (на две, допустим, или четыре части), дают потрясающую в своей полноте характеристику автора. Наверное, линии ладони не скажут столько хироманту, сколько несколько листков, отправленных в редакцию. Каждое письмо - запечатленный образ. Поверьте, это не преувеличение" [Сергей Мнацаканян // Московский комсомолец. 1995. 18 июня. C. 4]. В этом рассуждении профессиональный журналист в большей степени обратил внимание на внеязыковые параметры имиджа автора. Речь-то шла о впечатлении от стихов, возникающего до их чтения. Но все же были упомянуты и характеристики текста: почерк, элементы композиции (врезочка, распределение материала по страницам).

Публицист (как и любой другой общественный деятель) должен понимать, какие особенности его устной и письменной речи формируют его профессиональный имидж, и сознательно предугадывать, какое впечатление данные особенности произведут на ту или иную аудиторию. Неумение или нежелание считаться с ожиданиями аудитории приводит к ослаблению эффективности коммуникации и даже к коммуникативным неудачам.

Так, например, лекторская манера речи политиков Гайдара и Явлинского (усвоенная в молодости и реализуемая, надо полагать, бессознательно) не является удачной, так как предполагает известную дистанцию с аудиторией, эмоциональную сдержанность и допускает довольно сложные синтаксические конструкции. Примерно о тех же проблемах говорит (и пишет в "Московских новостях") В.Шендерович, однако выбранная и культивируемая им форма подачи материала отличается диаметрально: условно говоря, не "коллеги", а "ребята"; не "аргументы", а "эмоции" - так можно очертить его (речевой) имидж по контрасту с двумя ранее упомянутыми.

Однако все эти соображения основаны на целостном и в общем поверхностном восприятии личности автора публицистических текстов. И они еще требуют поверки методами стилистического анализа. Мы заранее можем предполагать, что в явном виде (т.е. по пунктам и аргументированно) ни один автор свой творческий образ, журналистский имидж ни в одном тексте, ни во всех своих текстах не раскрывает. То есть отдельные черты имиджа публициста приходится вычитывать из текста или даже угадывать за текстом.

3. Стилистический анализ как средство выявления образа автора

Попытаемся уточнить, в какой именно части стилистики как науки лежит решение нашей задачи. "В той очень обширной, малоизученной и не отграниченной четко от других лингвистических и даже - шире - филологических дисциплин сфере изучения языка вообще и языка художественной литературы в частности, которая ныне называется стилистикой, следовало бы различать по крайней мере три разных круга исследований, тесно соприкасающихся, часто взаимно пересекающихся и всегда соотносительных, однако наделенных своей проблематикой, своими задачами, своими критериями и категориями. Это, во-первых, стилистика языка как "системы систем", или структурная стилистика; во-вторых, стилистика речи, т.е. разных видов и актов общественного употребления языка; в-третьих, стилистика художественной литературы" [Виноградов 1981: 20].

Выявление индивидуальных творческих особенностей публициста и, в частности, тех его речевых особенностей, которые рисуют определенный образ автора перед читателем, относится к стилистике речи.

Речь каждого человека обладает неповторимой образностью: "Само собой разумеется, что словесные образы, изучаемые в контексте литературного произведения или в системе словесно-художественного творчества, могут рассматриваться или в их отношении к индивидуальному стилю писателя, или в их отношении к строю и композиции отдельного художественного произведения, или даже в их отношении к целому направлению в развитии литературы," - писал акад. Виноградов [Виноградов 1981: 103].

Как можно видеть, авторская индивидуальность становится объектом изучения на самом нижнем, наиболее конкретном уровне анализа языковых особенностей произведения. Это первоочередной объект научного осмысления, даже если имеется в виду дальнейшее расширение рамок исследования и обобщение вплоть до литературного направления. "Независимо от того, обнаруживает ли себя автор в намеренно демонстративной форме, его образ раскрывается всем повествованием" [Шмелев 1977: 59].

Мы априорно можем предположить, что в самом общем виде имидж публициста на уровне речевых параметров будет задаваться жанром материала. Традиционно различают жанры информационные (репортаж, интервью) и аналитические (статья, корреспонденция, очерк) [Муравьева 1978: 144]. Материалы информационных жанров на первый взгляд обычно в меньшей степени индивидуализированы (если это интервью, то на первый план выходит личность интервьюируемого); аналитические же материалы не только в большей мере позволяют, но даже и предписывают более значительное проявление авторской индивидуальности, его оценок и позиций. Еще более заметной становится личность автора в фельетоне, этот тип текста, хотя и отличается от художественного обязательной фактической достоверностью, все же, как показала, в частности, Н.В.Муравьева, "тяготеет к художественной речи" [Муравьева 1980: 13-14].

В современной прессе некоторые элементы фельетонного стиля стали проникать с целью "оживляжа" и в другие жанры. Это приводит в конечном счете и к усилению индивидуальности авторского имиджа, даже в традиционно сухих информационных жанрах. Так, "Вечерняя Москва" предлагает прогноз погоды под рубрикой "В небесной канцелярии". Некоторые элементы легкого жанра (гороскопа), действительно, представлены в тексте.

4. Анализ подтекста как средство выявления образа автора

"Образ автора - это не просто субъект речи, чаще всего он даже не назван в структуре художественного произведения. Это концентрированное воплощение сути произведения, объединяющее всю систему речевых структур персонажей в их соотношении с повествователем - рассказчиком или рассказчиками и через них являющееся идейно-стилистическим средоточием, фокусом целого" [Виноградов 1971: 118]. Поскольку автор часто не проявляется прямо в тексте, для того, чтобы "выявить" черты его образа, приходится обращаться к анализу подтекста. Подтекст как теоретическое понятие формируется уже более ста лет [Кайда: 38]. Под термином подтекст обычно понимается "передача информации не путем открытого выражения, а путем использования потенциальных значений синтаксических форм" [Ахманова: 330-331].

В публицистике допустим только такой подтекст, который заранее запрограммирован автором в структурно-семантических сдвигах синтаксических структур, входит в композицию и проявляется при чтении связного текста и его составных частей. Такой тип подтекста, организованный средствами синтаксиса, получил название "сквозного" [Кайда: 44]. Роль верной "дешифровки" читателем образа автора при интерпретации подтекста чрезвычайно важна. Пока мы не представим, читая текст, кто же его написал, мы не можем адекватно оценить сообщение. И это вполне закономерно. Всякое произведение диалогично по своей сути: "реальное целостное понимание активно ответно и является ничем иным, как начальной подготовительной стадией ответа" [Бахтин: 1979: 247]. Читателю интересно читать, если ему есть что сказать в ответ. На активное восприятие текста читателя провоцирует вопросно-ответная композиция текста. "Восприятие вопросно-ответного построения текста напоминает решение задачи" [Муравьева 1978: 148]. В вопросах, скрытых в тексте, в полной мере отражается личность автора.

Анализ подтекста дополняет стилистический анализ материально выраженных компонентов текста. Так, акад. В.В.Виноградов в работе "Из анонимного фельетонного наследия Ф.М.Достоевского" [Виноградов 1972: 185-211] при определении авторства Достоевского продемонстрировал необходимость основывать выводы не только на анализе внешних (словесных) сигналах, но и на внутренней логике развития идей в тексте. Именно этот подход развивается современной наукой [Кайда: 55].

Стилистический имидж публициста

II. Структура речевой составляющей имиджа публициста

1. Понятие "имидж" в СМИ, в обыденной речи и в социологии

Прежде, чем обратиться к обнаружению и анализу тех составляющих речевого поведения авторов публицистических текстов, которые формируют образ публициста в читательском представлении, уточним понятие имидж.

Слово имидж (английское image, от латинского imago) значит "определенный образ известной личности или вещи, создаваемый средствами массовой информации, литературой, зрелищами или самим индивидом," - сообщает "Словарь новых иностранных слов" [Комлев: 48-49]. В таком значении это недавнее заимствование используется средствами массовой информации. В обыденной же речи сплошь и рядом слово имидж (уж коль появился синоним слову образ, надо их развести и поляризовать) используется для обозначения нарочитой внешней стороны, видимости, а не реальности.

Имидж или статусный образ в социологии понимается как составная часть определенной социальной роли: имидж - совокупность представлений, сложившихся в общественном мнении о том, как должен вести себя человек в соответствии со своим статусом... [Кравченко: 172; Социология: 161]. Образ человека складывается из огромного числа семиотических подсистем: одежда и прическа, соматика (мимика и жесты), образ жизни в целом и тот или иной выбор поведения в конкретных ситуациях и, разумеется, язык - всё это разноплановые, но взаимно соотнесенные "тексты", которые образуют имидж индивида [Елистратов 1995: 57].

В наше время важность "сквозного" стилистического единства имиджа публициста возрастает в связи с тем, что печатный текст с газетной полосы или журнальной страницы, подписанный, например, неким "Иксом", теперь, благодаря развитию электронных средств массовой информации, для всё более широкого круга читателей стал соотноситься не только с определенным кругом уже известных текстов того автора, но и с совершенно определенным человеческим образом: по телевизионным выступлениям мы представляем голос и особенности устной речи, манеру одеваться, жестикуляцию и мимику и т.д. и т.п. В отличии, например, от популярного в России начала XIX века Власа Дорошевича, известного лишь малой части читательской аудитории по фотографиям, современный публицист большинству своих читателей именно знакoм.

Это создает несоизмеримо более высокие требования к единству имиджа публициста. В частности, не только его письменная речь должна соответствовать теме и авторской позиции, но и манера устных выступлений и скандальные слухи о нем (нередко редактируемые им же самим) должны работать на завершение профессионального образа, созданного его собственными печатными публикациями или теле- и радиорепортажами.

С одной стороны, современные возможности помогают всесторонне познакомить широкую аудиторию с образом публициста, однако, с другой стороны, не следует упускать из виду тот факт, что слишком большой поток информации воспитывает в аудитории пресыщенность и привычку к поверхностному восприятию сообщений. Новые условия требуют от публициста не только более тщательных прогнозов касательно реакции предполагаемой аудитории, но и известного "спрямления" имиджа. Этому служат и стандартные заставки в программах ТВ, и привычные из номера в номер рубрики в газете.

В таких условиях текст реализуется на фоне предсказуемых композиционных элементов: устный на фоне каких-то привычных элементов визуального рядя, а письменный среди элементов организации полосы. Все это задает жесткие внешние требования по отношению к тексту, он каждый раз как бы облачается в одну и туже униформу. В предлагаемых условиях игры эффект "спрямления" имиджа проявляется в наработке индивидуальных штампов: это, например, слово "сегоднячко" у ведущих программы "Сегоднячко", это "тилизрютюлёчки" у ведущих "ОСП-студии", это "А сейчас..." в начале каждой второй фразы у В. Пельша в "Угадай мелодию". В общем, понятно, что это эрзац-элементы речевого имиджа, но и их нельзя игнорировать при изучение творческого образа.

2.Понятие "имидж" и личностные параметры в социолингвистике

Какие же индивидуальные составляющих речевого поведения авторов публицистических текстов можно считать "ушами" и "когтями" (по терминологии эпиграммы Пушкина, цитированной выше)? Какие приметы в устном и письменном тексте прочитываются нами как существенные черты образа публициста в читательском восприятии?

Обычно принято говорить о следующих особенностях личности автора, выявляемых при анализе текстов:

возрастные параметры личности;

социальные параметры личности;

территориальные параметры личности;

национальные параметры личности [Леонтьев и др.: 11-15].

Всякий устный или письменный текст в той или иной мере несет информацию обо всех указанных выше параметрах личности автора. В профессиональных текстах публициста эти особенности могут сглаживаться или намеренно (сознательно) акцентироваться. Приведем некоторые примеры.

2.1.Возрастные признаки

Каждое поколение имеет свои речевые особенности, по которым и происходит социальная идентификация представителей одного поколения. Однако, во-первых, эти особенности оцениваются в комплексе с социальными особенностями человека. Причем последние преобладают. А во-вторых, более или менее доступные описания существуют только для молодежного сленга [Запесоцкий и др., Лурье и Файн, Макловски и др., Митрофанов и Никитина]. Вот почему, опираясь на существующую литературу, мы можем более или менее определенно говорить о речевых особенностях молодежи, проявляющихся в качестве черт, формирующих имидж публицистов телепрограмм и публикаций, адресованных подростковой и юношеской аудитории.

Такой дисбаланс глубоко закономерен. Именно молодежь во все времена старалась как-то выделиться, в том числе и речью на фоне других групп общества.

Рассмотрим информационный материал о футбольном гении Рональдо. Вольдемар Кыш назвал его "Зубастое счастье "Интера"" [Я - молодой. 1998. № 44-45. С. 3]. Такой комплимент внешности звезды кажется странным. Однако уже выбором названия автор заявляет о своей принадлежности к молодому крылу тусовки, в котором весьма ценятся погремки (псевдонимы) вовсе не комплиментарного свойства: Хряк, Свинья, Крыса и проч. очень популярны на Арбате. В статье также представлено довольно много жаргонизмов. Эти слова анализируются ниже (см. III.3).

Например, яркие черты молодежного сленга сознательно культивируются в речи ведущих и корреспондентов юношеской программы "Башня" (РТР) или в речи "тусовочного персонажа" Артема Троицкого, но невозможно представить себе, чтобы ведущая программы "Герой дня", ориентированной на широкий возрастной охват телеаудитории, Светлана Сорокина вдруг стала бы уснащать свою речь сленговыми словечками. Это было бы неуместно при беседе с гостями, пришедшими сыграть свои "взрослые" социальные роли политиков, бизнесменов, комментаторов и т.п.

2.2.Социальные признаки

"Социальные особенности речи выявить труднее," - констатировали специалисты в 1977 году [Леонтьев и др.: 12]. Сложность определения социальных параметров личности автора текста связана с тем, что в отличие, например, от отклонений в орфографии или грамматике, или диалектных фонетических и лексических особенностей речи, до конца не изживаемых и периодически проявляющихся бессознательно, социальные признаки речи усваиваются и контролируются человеком более или менее сознательно в процессе усвоения определенных социальных ролей. "Таким образом, речевые особенности человека прямо и непосредственно связаны с выполняемыми им социальными ролями. Это - во-первых, но, во-вторых, в речи человека отражается и более постоянная его характеристика - социальный статус (место, которое он занимает в обществе). В понятие социального статуса входит профессия человека, уровень его культуры и т. п.

Все эти компоненты социального "портрета" человека отражаются в его речи: в уровне ее "литературности", в выборе (в широте выбора) слов и выражений, в умении строить фразу и находить более (или менее) удачные слова для выражения разных состояний. Иначе говоря, даже выполняя одну и ту же социальную роль, разные люди могут говорить (и говорят) по-разному.

Третье, что связано с социальными особенностями речи человека, - это так называемые "социальные диалекты" [Леонтьев и др.: 15]. После десятилетия перестройки, когда в общенародный русский язык и в язык средств массовой информации хлынула волна модных слов из различных социальных диалектов, отдельные лексические элементы жаргонного происхождения встречаются в самых разных публицистических жанрах и теряют или во всяком случае ослабляют свою прежнюю жаргонную маркированность: нал (наличные деньги), совок (советский человек, негативное), лимон (миллион, встречающееся в художественных произведениях 1920-х гг.) [Русский язык ХХ: 81-82, 119, 135, 145-6, 200-1].

Таковы, например, заимствования из криминального арго: наезд (проявление враждебности), навар (доход), стукач (доносчик), травка (наркотик для курения), шестерка (человек на побегушках);

из компьютерного сленга: зависнуть (задуматься, стать в тупик перед чем-то), файл (по-английски просто "папка");

из сленга представителей искусства: сюр (от сюрреализм), хит;

из молодежного сленга: тусовка и производные: тусня, тусовщик и др., фанат [Вольдемар К. Зубастое счастье "Интера" // Я - молодой. 1998. № 44-45. С. 3] и др.

В составе социальных особенностей речи выделяются профессиональные особенности, которые порой получают права гражданства в тестах, ориентированных на массовую аудиторию. Так, пищевка в телеинтервью политика Геннадия Селезнева или оборонка в статье Екатерины Титовой (оборонная и пищевая промышленность) - это профессионализмы по происхождению.

Или, например, представители правоохранительных органов с экрана телевизора говорят "возбуждено уголовное дело", "осужденный по статье такой-то", однако тележурналисты, специализирующиеся по теме криминала обычно следуют литературной норме.

При всей относительности социально значимых параметров речевой характеристики личности, всегда существует некоторое количество модных, ходовых словечек, которые по мнению большинства читателей и зрителей характеризуют тот или иной социальный слой. Например, "упал - отжался" - это из речи военных, точнее говоря, этой репликой в массовом сознании включается образный ряд, связанный с поведением и мировоззрением, приписываемым большинству военных. Соответственно, когда по просьбе журналистки генерал Лебедь во время интервью начинает показывает, как надо отжиматься от пола, он работает на разрушение стереотипа и выступает в качестве соавтора, активно влияя на ситуацию общения со зрителем. Равным образом, когда экс-премьер Кириенко, начиная фразу словами "Я его уважаю за то, что он не сдал своих людей...", вдруг прерывает ее вставной конструкцией "слово сдал я здесь беру в цитату", мы понимаем, что он на ходу корректирует свой образ. В принципе никого не удивляет уже, что словцо из карточной терминологии (сдавать карту), перешедшее в семидесятые годы в жаргон фарцовщиков (сдать в значении "продать") и в криминальный жаргон (сдать в значении "предать"), в наше время стало популярным в политических играх. Но сама попытка дистанцироваться от социальной маски, связанной с этим словцом, безусловно была оценена частью аудитории позитивно.

2.3.Влияние территориальных диалектов

Периодически в речи человека могут проскальзывать некоторые черточки, характерные для диалекта, усвоенного в детстве. Например, политический обозреватель Евгений Киселев при всей стандартности его орфоэпических навыков периодически произносит смог (от мочь) как смо[х], а не смо[к]. Это черта южнорусского наречия. Ср. у Есенина рифмы типа порог - вздох [Аванесов: 131].

В отличии от фонетических явлений, грамматические и лексические черты диалектного происхождения, отражающие опыт раннего детства, в речи профессиональных журналистов не встретились. На лексическом уровне диалектные явления могут присутствовать в качестве экзотизмов (см.: III, 3): Выставили водку и шило (спирт) [Голованов Василий. Ненцы идут // Столица. - 1997. - N 6 (12 мая). - C. 62-67: 67].

2.4.Национальные признаки

Национальные признаки в речи - это прежде всего акцент на фонетическом уровне. Он, как правило, полностью не изживается. Национальные признаки в печатном тексте оставляются или по недосмотру (тогда это небрежность), или же специально (тогда это прием создания имиджа автора текста). Так, образ автора-иностранца создается такими ошибками: S неким чувством страха я отправился в Преображенский рынок, на территории которой располагается гостиница [Столица. 1997 (10 янв). № 0. С. 88] Наличие особого кода сигнализируется латинским S в качестве буквицы. Ошибки намеренно сгущены в начале материала (см. выделения), периодически они встречаются и далее: в форме пирамидных кучек, разетка, еще на две недельки смогу протянуться, удостоверяющий меня как иностранный гражданин.

3.Имидж: "речевые маски" и языковая игра

Важно учитывать то, что имидж - это не портрет. Даже в рамках одного материала автор может (в том числе и имеет право) менять речевые маски, прятаться за цитаты и за чужие мнения, намекать и провоцировать читателя на неверные ожидания, чтобы потом более эффективно показать ему другую сторону явления и "перекрестить в свою веру". Всё это порой предполагает и оправдывает и эмоциональную разноголосицу, и стилистический полифонизм, и неоднозначность образа автора. Разумеется, если это идет от понимания своей коммуникативной задачи и путей ее достижения, а не от небрежности в стилистической правки.

Эффективность публицистических текстов в последнее десятилетие часто искусственно создается тонкими или грубыми приемами языковой игры [Баранов 1997; Буй 1995: 298]. Привлечение жаргона не только позволяет автору создавать эффект "превращенной реальности" [Баранов 1994], но и прятаться за (порой несвойственную ему в жизни) речевую маску. Иногда это вызвано требованиями рынка: если "пипл", как говорится, "хавает чернуху", то кому-то приходится с видом знатока писать о наркотиках, оставляя, быть может, истинное лицо для домашнего употребления. Например, во фразе "Именно поэтому кокаин так популярен среди воров, бандитов и проституток" [Каменченко П. Берегите нос // Столица. - 1997 (12 мая). - № 6. - С. 59] ощущается почти анекдотический конфликт между формой и содержанием. Ясно, что автор по своему речевому имиджу невероятно далек от упомянутых им социальных групп. Но это имидж близок его потенциальным читателям, которые не то чтобы больше, чем прежде, стали интересоваться криминалом. Просто о нем стали больше писать. И здесь возникает вопрос о том, "кто заказывает музыку". Где ныне находится источник социального заказа на крутой журналистский имидж? Может быть, он во всеобщем страхе перед будущим?

III. Стилистические средства создания имиджа публициста

1.Общая схема рассмотрения материала

Краски для создания речевого имиджа публициста можно найти на любом структурном уровне языка: всюду, где есть альтернатива, где есть стилистический выбор, где возможно использование одной из минимум двух функционально взаимозаменяемых единиц с разной коннотацией и экспрессией.

При всей важности роли лексических и фразеологических средств, нельзя упускать из виду и единицы других парадигматических уровней: от фонем и ударений, до средств связи между предложениями и более крупными композиционными частями текста, играющих важнейшую роль в создании "единства стиля" [Муравьева 1980: 11]. Учитывая все вышеизложенное, мы избрали следующую схему изложения и первичного анализа материала:

явления фонетического уровня и графика;

явления морфологического уровня и словообразование;

явления лексического уровня и фразеология.

2. Фонетические и графические средства

Следует различать бессознательно реализуемые особенности речи и сознательный выбор в речи. Например, рассмотренная выше спорадически проявляющаяся южнорусская черта в речи Евгения Киселева (смог, от мочь, произносимое как смо[х]) - это бессознательное в его речевом поведении. Как и специфическое ударное (точнее говоря, долгое) [ъъ] в по идее безударном что на месте нормативного безударного что [штъ] в речи Ельцина. А вот то же явление в речи актера Безрукова, пародирующего Ельцина, - это результат сознательного выбора и тренировки.

Довольно популярна в рекламных текстах игра в неграмотность. Например, оттеночный гель для волос "Палетта" рекомендуется текстом, в котором представлена словесная игра на основе омофонов: редкое оттенись на глазах у зрителя исправляется на сленговое оттянись (получи удовольствие). При этом за кадром голос произносит [ат'т'ин'ис']. Как мы понимаем, текст адресован вчерашним и даже сегодняшним школьникам, в биографии которых русская орфография связана с немалыми драмами. Голос за кадром сразу признается своим (молодой, озорной, "сленгующий" - всё ясно, "наша" девчонка).

Более простой прием - подчеркивание неграмотности иностранца (разетка, душ по десятку) [Столица. 1997 (10 янв). № 0. С. 88].

В качестве средства привлечения внимания в современных текстах используются и заглавные буквы: Торты, Пирожные, Дни Рождения!!! Этот прием в известной мере характеризует и автора. Так, Чехов в "Записных книжках" отметил: Мужик пишет про старосту они, и каждое слово начинает с большой буквы. Вряд ли акад. Д.С.Лихачев станет писать: Люди Русские! И это не от отсутствия патриотизма, а от присутствия чувства меры.

Использование иностранной графики также довольно широко представлено в современной прессе. Например, в материалах Игоря Свинаренко под названием "Moscowские новости" из американского городка под названием Moscow [Столица. 1997 (8 дек.). № 22. С. 35 и др.]. Этот графический прием настраивает читателя на то, что автор компетентен в зарубежной тематике.

Использование латинского S в русском тексте в качестве первой заглавной буквы привлекает читательское внимание. Это прочитывается как сигнал "импортности". S неким чувством страха [Столица. 1997 (10 янв). № 0. С. 88] Этот графический прием согласуется с рядом других содержательных элементов текста: врезка с редакторским представлением материала читателю начинается с "Нехорошо делать столичный журнал без участия иностранцев"; в нем прямо сказано, что "отчет изобиловал нарушениями правил русской лексики, орфографии, пунктуации". Последние сгущены в начале материала, и периодически встречаются далее, напоминая читателю, что автор - иностранец. Этим же читатель объяснит себе некоторые странности в отборе ряда второстепенных бытовых деталей, которые акцентируются в репортаже (якобы?) иностранца, пережившего ночь в дешевой гостинице. Собственно говоря, такой образ рассказчика нужен был именно для оправдания обновленного взгляда на привычное явление (остранения, говоря термином В.Б. Шкловского).

3. Морфологические и деривационные средства

Специфические морфологические средства могут осознаваться как устаревшие (водою вместо обычного водой) или как просторечные, диалектные, то есть социально маркированные. Например, Слава Тарощина в аналитическом материале о русском экстремизме пишет: "Нашенькие" тоже начинали с облегчениев [Новая газета. 1999 (1 марта). № 8. С. 10]. Автор предполагает в читателе способность оценить троекратную цитатность морфологического нарушения. Выше цитируется Астафьев, цитирующий мужиков: "Антихрист... с облегчениев начинает".

Там же находим и авторский неологизм в титуле: Сага о вертухайной реальности. Сложный процесс оценки этого неологизма, запрограммированный автором, заставляет предположить в нем интеллигента-гуманитария, сформировавшегося в брежневское время. Слово вертухай (надзиратель) - из криминального арго, оно известно из творчества А.Галича и др., но не зафиксировано в свежем словаре городского сленга [Югановы]. Слово вертухай здесь скрещено с современным выражением виртуальная реальность. Таким образом, автор уже самим названием адресуется в первую очередь к старшему поколению интеллигенции, как кажется.

4. Лексические и фразеологические средства

4.1. Элементы жаргонов и сленгов

Прежде всего отметим, что та часть словарного состава русского языка, которая является стилистически нейтральной, лишь в незначительной степени участвует в формировании речевого имиджа публициста. Наиболее ярко эта функция проявляется у слов, обладающих ярко выраженной коннотацией. Таковы, например, слова из сленга, в общем известные большинству читателей молодого и среднего возраста.

Рассмотрим две публикации, в которых обсуждаются (не осуждаются) попытки заставить классиков "ботать по фене".

Дмитрий Писаренко озаглавил свой материал "Ярославна - клёвая шкирла" (Ярославна - красивая девушка) [Аргументы и факты. Нояб. 1998. № 45(942). - С. 8]. Анна Амелькина опубликовала отчет о своей одной (из тысячи и одной) встрече под названием "Мне жить в ломы, где пащут за ништяк" (Мне жить неприятно, где работают за огрызок) [Комс. правда. 4 дек. 1998. № 228(21963). - С. 22]. Оба заголовка являются цитатами из обсуждаемых текстов на сленге или жаргоне. Явная ориентация на молодежную аудиторию определила и особенности авторской речи, которые мы анализируем ниже (см.: IV.3)

В материале о футболисте Рональдо [В. Кыш. Зубастое счастье "Интера" // Я - молодой. 1998. № 44-45. С. 3] довольно много жаргонизмов, которые не касаются футбола. Эти слова призваны создать образ автора: Рональдик стал косить под Буратино (прогуливал уроки); чемпионство получил на халяву (даром); бабки и башли (деньги); хрена с два и др.

4.2. Цитаты и парафразы

Цитатность текстов средств массовой информации в наши дни находит параллели и в словесном художественном творчестве, где в соответствии с постулатами постмодернизма порой создаются произведения, представляющие со