Главные типы великорусского деревянного храма

Грабарь И. Э., Горностаев Ф. Ф.

Различие обеих групп становится особенно ясным, если от типов сложных обратиться к более простым. Простейшим выражением церкви является часовня. Если в северной деревне нет храма, то в ней всегда стоит часовня, в которой в известное время совершаются молебствия причтом ближайшего прихода. Иногда это довольно большие сооружения, являющиеся нередко приписными к приходу церквами, но чаще это только крошечные постройки, в низкие двери которых редкий человек пройдет, не сгибаясь. Наиболее распространенным типом такой часовни является обыкновенная изба и даже просто амбар с сенями, или, вернее, с предсением. Не будь на князьке креста, никто и не догадался бы о назначении этого сооружения. Часовни и церкви этого типа, т.е. имеющие в основании четырехугольник и перекрытые, как изба, на два ската, - издавна в летописях и актах называются церквами, построенными "клецки", "клетцки", или, правильнее, "клетски", иными словами, как клети или избы. Эта группа церквей – самая многочисленная, и притом "клетский" храм, по всей вероятности является первичной храмовой формой. Возможнее всего, что именно эта форма, заимствованная у обычного жилища, была дана первым деревянным храмам на Руси по принятии христианства. Едва ли строители этих первых храмов видели каменный византийский храм или что-либо ему подобное и по необходимости должны были приспособлять формы своих жилищ к новому назначению.

Наряду с часовнями, срубленными "клетски", встречаются и такие, которые имеют форму восьмигранника [стояла близ села Белая Слуда, Красноборского района Архангельской области]. Подобная часовня, если бы даже она была лишена увенчивающего ее креста, остановила бы внимание своей формой, столь непохожей на обычные формы жилищ или их службы. Очевидно, строитель ее задался целью отметить церковное значение сооружения е одним только крестом на его вышке, и самою формою стройки. Здесь каждый "венец" срублен "по округлому", "в восьмерик", и вся "стопа" покрыта по способу, никогда не применяющемуся в избе, именно на восемь скатов, в виде палатки или шатра. Таких "шатровых храмов на Севере чрезвычайно много, и когда летописи или старинные акты упоминают о церкви этого типа, то всегда прибавляют: "древяна вверх". Этим определялось главное внешнее свойство храма – стремление вверх всей его центральной массы.

Какими образцами руководствовались строители первого такого храма, решить трудно, но с большим вероятием можно построить следующую схему происхождения и эволюции этого типа. Первые деревянные храмы, как мы видели, должны были по необходимости наследовать формы обычного жилья и рубились в виде клетей, "клетски". С появлением каменных храмов плотники получили уже образцы, которым могли следовать, и естественно, что с этого времени они начали воспроизводить в дереве те из каменных форм, которые поддавались хотя бы приблизительному воспроизведению. Основная форма византийского храма – его четырехугольный массив – не представляла в конструктивном отношении ничего нового для русского плотника, так как эта же форма лежит в основе каждой избы. Гораздо замысловатее было повторять в дереве круглый купол и алтарные полукружия. Между тем отказаться от их округлого вида было тем труднее, что как раз на Севере этим частям каменного храма уделяли особенное внимание, и как купол, так и восточные полукружия являлись как бы центральной мыслью зодчего, выливавшего здесь весь запас своего декоративного воображения. Надо думать, что "восьмерик" и был той деревянной формой, в которой плотнику хотелось передать впечатление круглого купола. Это тем более правдоподобно, что и алтарные полукружия стали обделываться как половины восьмигранников, потребовавших покрытия шатров. Особенно ясно это чувствуется в некоторых клинчатых храмах. Глядя на их алтарный гранник прямо с востока, видишь над ним высокую кровлю и щипец и получаешь впечатление почти шатровой церкви. Передать впечатление волнистой поверхности кровли первых каменных храмов, покрытых по аркам или "закомарам", плотник не мог, и несомненно, что он вынужден был крыть свой четырехугольный сруб на два ската. Однако вполне отрешиться от закомар ему не хотелось, и воспоминание о кружалах сохранилось в формах "бочек" или "кокошников" шатровых церквей. Присутствие последних, а также их покрытие чешуей косвенно подтверждает стремление плотника к подражанию формам каменного храма.

Когда появился первый шатровый храм, нельзя сказать даже приблизительно. Мы знаем лишь, что эта форма восходит к глубокой древности. Как раз древнейшие из сохранившихся до нас деревянных храмов русского Севера принадлежит именно к этому типу восьмериков, и они так совершенны по своим пропорциям, что нужны были столетия для того, чтобы выковались эти стройные формы. И действительно, в летописи мы находим прямые указания на то, что эта форма существовала уже с незапамятных пор. Когда в 1490 году в Великом Устюге сгорела соборная церковь, срубленная в 1397 году, "древяна вельми велика", то, по просьбе соборных попов, великий князь велел ростовскому владыке Тихону поставить вновь такую же. Однако церковь стали рубить не по старине, а "крещатой". "Устюжанам тот оклад… стал нелюб, и хотели они о том бить челом великому князю". Владыка не велел бить челом и обещал поставить церковь "круглу, по старине, о двадцати стенах", которую и срубили в 1492 году1. По весьма правдоподобной догадке И.Е. Забелина, 1397 год, быть может, не является первым годом, когда она получила "круглую", т.е. восьмигранную форму, ибо в этом году она была поставлена также на месте сгоревшей старой, срубленной в 1292 году, и тоже называлась "великой". По мнению покойного исследователя, "происходила как бы некоторая борьба между народною формою храма и его церковною формою, которая особенно поддерживалась и распространялась духовною властью. В деревянном зодчестве эта последняя форма имела оклад крещатый, который ростовский владыка хотел водворить и в Устюге. Но народ не пожелал этого и сохранил в неприкосновенности свою старозаветную шатровую форму.

Шатровых храмов, рубленных восьмериком с самой земли, уцелело только несколько, тогда как огромное большинство их имеет в основании четверик, переходящий на известной высоте в восьмерик. Этот прием, однако, уже более поздний, и древнейшие из таких храмов не восходят дальше середины XVII века.

Каждая из этих двух основных групп деревянных храмов – клетских и шатровых – имела свое развитие, однако последнее обстоятельство только усложнило, но не изменило отличительных черт обеих групп.

Есть еще третья, довольно многочисленная группа великорусских храмов, но она по справедливости должна быть отнесена к ветви украинской архитектуры. Она появляется в Великороссии во время теснейшего сближения с Украиной, т.е. не ранее середины XVII века. В зависимости от своего внутреннего конструктивного устройства, храмы новой группы то приближаются к украинскому первообразу, то удаляются от него. В современных актах эта форма обозначается термином "четверик на четверике" или "восьмерик на четверике", что указывает на многоярусность сооружения в отличие от церквей избной формы – "клетских", а также шатровых – "древяных верх". Такая форма была особенно в ходу в самом конце XVII и в начале XVIII века. Иногда чередовали четверики с восьмериками: внизу ставился четверик, на нем рубили восьмерик, потом снова четверик и опять восьмерик.

Кроме этих трех главных групп есть еще три, вызванные к жизни главным образом запрещением строить шатровые храмы, - обстоятельством, произведшим целый переворот в каменной архитектуре XVII века и не замедлившим отразиться вскоре и на деревянном церковном зодчестве. Правда, запрещение это, исходившее из Москвы, далеко не всегда и не везде достигало своей цели, и в местах, очень отдаленных от патриаршего ока, народ упорно держался своих излюбленных форм и по-прежнему рубил церкви "вверх". Мы знаем много шатровых церквей, построенных уже в середине XVIII века. И только в тех случаях, когда нельзя было срубить церковь "по-старине", ей давали новую форму. Эта форма была тем "освященным пятиглавием", которое усиленно проповедовалось тогдашними иерархами как единственно приличествующее православному храму. Его настойчиво рекомендовали для замены шатра, казавшегося, вероятно, недостаточно церковной, слишком произвольной и народной формой. Пятиглавие известно было русскому каменному зодчеству уже давно, но с XVII века оно становится почти обязательным. Когда в актах того времени речь идет о пятиглавой деревянной церкви, то про нее говорится, что она строена "на каменное дело".

Наконец, еще две группы вызваны, несомненно, стремлением к "преукрашенности" и вероятным желанием строителей дать что-либо оживленное взамен изгоняемого шатра. К первой из них надо отнести многоглавные церкви, довольно поздние по времени появления их на Руси, если не считать 13-главой деревянной Софии в Новгороде и каменных – Софии Киевской, да московского Василия Блаженного. Ко второй группе относятся церкви с очень живописным и оригинальным по форме кровельным покрытием "кубом", т.е. изогнутой четырехскатной кровлей с выпяченными боками и довольно грузной по пропорциям, "кубастой", по народному выражению. Эта всецело декоративная форма покрытия возникла, по всей вероятности, из комбинированных форм "бочки", которая служила одним из постоянных украшений шатровых церквей и применялась, конечно, с особенной любовью в дни гонений на шатры. Появление ее едва ли может быть отнесено ранее половины XVII века.

Все перечисленные формы храмов повторяются до самого конца XVIII века и, если иной раз в них встречаются некоторые уклонения, то только самые незначительные. Это лишь отдаленные отражения тех вкусов, которые нарождались и исчезали на Москве, а позже и в Петербурге. Их быстрая смена не могла, однако, оставить слишком заметных следов на северных деревянных храмах, как произведениях чисто народных, устойчивых по своим традициям и приемам строительства. И все же в самом качестве строительных материалов, в их размерах, в мелочности декоративных украшений чувствуется уже та надвигающаяся враждебная сила, которая, в конце концов, прекратила наиболее значительную, самобытную и прекрасную область народного творчества. Чем дальше в глубь времен отодвигается памятник, тем более чувствуется простота и мощь его строителей. Когда стоишь подле древнего сруба, то не можешь отделаться от мысли, что эти поистине гигантские бревна, каких нынче ни в одном лесу не сыщешь, срублены не нынешними людьми, а великанами. В воспоминании встают циклопические постройки Греции и грандиозные сооружения Египта. Какая-то неведомая нашим дням могучесть чувствуется в них, но не одна физическая, а и сила духовная, мощь того религиозного духа, который подсказывал чудесные формы "преудивленных" храмов и в благочестивом соревновании толкал строителей на созидание храмов-сказок, храмов-богатырей во славу божию.

Клетские храмы

Храмы, рубленые "клетски", разбросаны по всей Великороссии, но чаще всего они встречаются в центральных губерниях, не обильных, подобно Северу, лесом. По своему плановому приему и сходству с избой, храмы эти невелики размером и не требуют больших денежных затрат на свое сооружение. Простейший и, вероятно, древнейший вид храма состоял из одной центральной большой клети с двумя меньшими прирубами с востока и запада, стоявшими прямо на земле, или, по-народному, "на пошве". Перекрытая кровлями на два ската, по подъему совершенно сходными с обычным подъемом кровель жилищ, и осененная крестом, эта постройка вполне удовлетворяла своему назначению со стороны чисто литургической, но слишком мало отличалась своей внешностью от обыкновенного жилья. Недоставало той видной и существенной части, которой в каменном храме являлся купол. Попытки дать этот купол или главу деревянному храму, устроенному "клетски", весьма разнообразны. Конечно, глава эта получила здесь исключительно символический и чисто декоративный характер, не будучи конструктивно-служебной частью здания. Она являлась, скорее, принадлежностью кровли, так как между ней и церковным помещением находился чердак и над клетями храма всегда устраивался потолок.

Главе всегда сопутствует "шея", соответствующая цилиндрическому основанию каменного купола – его барабану. Как глава, так и ее шея покрывались в чешую. Образцом такого простейшего клетского храма может служить та небольшая, недавно сгоревшая церковка в Плесе на Волге, которую Левитан написал в своей известной картине "Над вечным покоем".

Соединение шеи главы с коньком двускатной кровли весьма разнообразно и часто представляет в миниатюре среднюю часть типичного для данной эпохи храма. Например, у той же Плесовской церкви в подножии шеи ее главки помещено было подобие купола или свода, перекрывающего четырехугольный постамент. Последний как бы имитирует главный корпус, рисовавшийся воображению строителя храма, и таким образом весь этот мотив является миниатюрным повторением городского храма XVIII века, - эпохи, к которой относится и сооружение Плесовской церкви1. Приблизительно также водружена главка на кровле церкви в Синозерской пустыни Устюженского уезда Новгородской губернии [село Синичье Чагодощенского района Вологодской области]. Разница лишь та, что в Плесовской церкви постамент – низкий, тогда как здесь он высокий с перехватом, дающим впечатление двухъярусной церкви и имитирующим "четверик на четверике" - мотив конца XVII века. Более древним видом соединения главы с кровлей клетской церкви является применение небольшой "бочки" или деревянного "кокошника", представляющих в миниатюре характерную черту каменного храма, "закомару". Этот мотив часто встречается в Олонецкой губернии и по Онеге, где народ особенно тяготел к формам бочки и кокошника. Прелестное применение его мы видим в знаменитом Даниловом скиту, где он встречается над въездными воротами и повторяется на кровле часовни в деревне Березках, скитских выселках. Простейшим, а вместе с тем и древнейшим является прием укрепления шеи непосредственно на кровле. В этом случае она как бы врезывается всем своим корпусом в конец крыши. Таким именно образом "насажена" шейка главы полуразвалившейся церкви в селе Монастырь Чердынского уезда Пермской губернии. По клировым записям, она построена в 1614 году и является едва ли не древнейшей из дошедших до нас клетских церквей2. Таким же образом врезались в кровлю шейки двух глав Богоявленской церкви в Елгомской пустыни Каргопльского уезда [ныне – в селе Елгома Няндомского района Архангельской области]. Эта церковь принадлежит также к числу древнейших в России, ибо постройка ее относится к 1644 году. Видоизменением этого приема служит устройство в подножии шеи главы части шатра, врезающегося в кровлю.

В дальнейшем своем развитии клетский храм получает "подклет", и таким образом, помещение самого храма возводится в "горнюю клеть" Это вполне соответствовало назначению здания, ибо и в жилых домах лучшие, парадные места, отводились верхнему этажу или "горницам", тогда как низ шел под службы3. Взгляд этот сложился, по всей вероятности, под влиянием климатических условий, заставивших поднять жилища на целый этаж ввиду снежных заносов и затяжных половодий. На Севере избы и до сих пор ставятся высокие, двухэтажные, и тем понятнее стремление строителей храма рубить его как можно выше. Естественно, что им хотелось выделить его среди окружающего жилья и вознести дом божий над домами людей. Если церковь типа Плесовской отличались от изб и сараев только главками, то Синозерская, даже лишившись своих глав, не оставляла бы сомнения в том, что это – не обыкновенное жилище. Ее суровый силуэт и серьезные линии придают ей известную торжественность и важность. Будучи приподнята на целый этаж, она потребовала устройства особого крыльца, по своей конструкции совершенно тождественного с крыльцами жилищ, но, конечно, значительнее и наряднее их. Крыльцо Синозерской церкви срублено "на отлете", т.е. не прямо примыкает к стенам ее, а поставлено на некотором расстоянии. Лестница ведет сперва на особую площадку, стоящую на подклете, забранную со всех сторон и крытую. Такая площадка называется "рундуком". Отсюда уже идет другая лестница, тоже крытая, которая ведет в храм. Иногда крыльца прилегали и плотно к стенам, и тогда устраивались на два входа с двумя рундуками по сторонам. Крыльцам храма соответствуют, как в и жилищах, сени, представляющие собой крытые галереи, заменившие паперти каменных храмов. Галереи эти, или, как их местами называют, "нищевники", так как в них помещаются нищие, примыкают к храму с западной стороны или же огибают его с трех сторон, оставляя открытыми алтарь и ближайшую к нему часть среднего помещения для молящихся.

Дальнейшее плановое развитие клетского храма заключается в увеличении той западной части его, которая когда-то служила притвором. Эта часть, носящая название "трапезной", или просто "трапезы" храма, является вторым помещением для молящихся, часто значительно большим, нежели первое, главное помещение, настолько большим, что являлась необходимость установки двух или даже четырех столбов для поддержки потолка. Еще больше усложнились клетские храмы с устройством при них "приделов", т.е. примыкающих к главному меньших храмов, составляющих с ним общую группу. Такой придел по облику своему действительно должен походить на отдельный храм, увенчанный главой с алтарем и трапезой или отдельным притвором, т.е. на законченное целое, примыкающее к главному храму. Такое условие чрезвычайно невыгодно для клетских храмов, представляющих по своему складу и строю законченное целое, но что и здесь возможны неожиданно красивые мотивы, показывает прелестная церковь в Осинове Шенкурского уезда [ныне – Виноградовского района Архангельской области], где удачно применен прием "двойней" - двух одинаковых смежных клетей4.

Алтари клетских церквей бывают двоякой формы. Простейшие имеют вид четырехугольной, клети, прирубленной к главной клети храма с восточной стороны. Более сложные прирублены в виде гранника о пяти наружных стенах. Такое устройство называется "по круглому" и заимствовано, так или иначе, с алтарных полукружий каменных храмов.

Окончательное развитие клетских храмов заключается в придании их кровлям той формы, которая установила за ними название "клинчатых церквей", т.е. имеющих крышу в форме клина. Такова кровля упомянутой выше церкви Елгомской пустыни и особенно церкви в селе Спас-Вежи близ Костромы. Среднее место между обычной кровлей и клинчатой занимают покрытия Успенской церкви в Усть-Паденьге Шенкурского уезда5 [ныне – Шенкурского района Архангельской области] и Никольской церкви в селе Глотове Юрьевского уезда Костромской губернии [в 1960 году перевезена в город Суздаль]6. Образование клинчатой формы, отличающейся от двускатного покрытия обыкновенной избы высоким подъемом конька, дающим острый угол, вызвано желанием строителей более отличить храм от сходных с ним жилищ, придав кровлям его необычную для жилища высоту. При устройстве крутого подъема кровли строители столкнулись с тем обстоятельством, что чем круче кровля, тем ближе подвигаются к стенам ее сливы, что, за отсутствием желобов, чрезвычайно невыгодно отражалось на нижнем основании клетей храма, подвергавшихся быстрому гниению от западавших атмосферных осадков. Стремление устранить этот недостаток заставило изобрести ту особую форму окончания верхних частей клетей, которая называется "повалом", от слова "повалить". Повалы эти в клетских храмах образуются от постепенного удлинения верхних венцов западных и восточных стен клетей. Таким образом, верхние венцы северных и южных стен храма как бы сваливаются со стены, образуя дуговой подкарнизный выгиб, что и будет "повалом". Эти повалы служат основанием для устройства "полиц" или сливов, далеко отводящих воду от стен храма. Из перечисленных выше клетских церквей повал Усть-Паденьгской церкви очень незначителен, несколько больше он у Елгомской, еще больше у Осиновской и особенно велик в древней Монастырской. В небольших часовнях достигали ломаной формы кровли и без помощи сильных повалов, попросту захватывали под полицы части коротких стен. Такой прием мы видим в часовне села Вятчинина Соликамского уезда Пермской губернии, срубленной, видимо, в XVIII веке. Многогранная форма алтаря при высоком клинчатом подъеме кровли дает, в сущности, прототип шатровой церкви. Весьма возможно, что глаз древних строителей постепенно настолько привык к этой форме, что переход к церкви "древяной вверх" был для них не труден и, вероятно, почти неприметен. Им должно было казаться, что новшества никакого эта форма не ввела.

Удачное применение повалов, сохраняющих от гниения основание храма, вызвало применение их и при устройстве галерей. Повалами здесь называются те огромные бревенчатые выпуски от прилегающих к галереям стен храма, которые служат основанием для нижнего венца галерей. Устроенные таким образом галереи кажутся висящими, прилепленными к стенам храма, что дает общей храмовой группе своеобразный и живописный характер. Такое применение повалов, освобождающих строителей от устройства особого подклета для галерей, встречается часто и в жилищах, особенно при устройстве холодных частей избы – сеней, крылец и т.п.

В заключение нужно упомянуть, что как бочечные части кровли, так и клинчатые состоят не из стропильных частей, а представляют собой не что иное, как продолжающуюся рубку стен, где удлинением или укорочением соответствующих венцов дают верхней части клети ту или иную форму, как мы уже видели в Вятчининской часовне. Таким образом, кровля храма составляет со стенами одно монументальное целое, позволяя доводить их размеры до размеров гигантских. Купола и их шеи, как уже было упомянуто, всегда крылись в чешую, прямые же скаты, полицы и проч. крылись в два слоя с прокладкой бересты, или "скалы", обрезным "красным" тесом, называвшимся поэтому "подскальником". Нижним концам его придавали форму притупленного острия копья. Покрытие кровель железом и обшивка стен снаружи храма тесом есть явление весьма позднее, вызванное желанием сохранить ветшающий храм или сделать его теплым. При толстых 12-вершковых бревенчатых стенах обшивка тесом вновь выстроенного храма являлась бы ненужной роскошью, особенно если принять во внимание трудность приготовления теса без помощи продольной пилы.

Примечания:

1. По клировым записям, она была построена в 1748 году, и нет никаких оснований считать ее значительно более древней, как это допускали некоторые исследователи.

2. Клировая ведомость за 1906 год.

3. В подклетах храма, или подцерковьях, никаких служебных помещений нет.

4. Введенская церковь с приделом Николая Чудотворца, на основании клировых записей, считается построенной в 1176 году. Однако в этом году церковь была, вероятно, только поновлена, обшита тесом и была значительно расширена ее трапеза, так как из тех же записей следует, что как главный храм с престолом Введения Богородицы, так и придел Николая Чудотворца поставлены, каждый с отдельным входом, в 1684 году и, по-видимому, тогда уже срублены были "двойней". Во всяком случае, этот мотив не мог принадлежать концу XVIII века, и был повторен со старой церкви, если бы она и была тогда возведена вновь. "Двойня" была в ходу в древнерусском гражданском зодчестве.

5. Успенской эта церковь стала именоваться лишь с 1893 года, когда была перенесена на приходское кладбище, до этого же она была Воскресенской. Она была построена в 1675 году и на новое место перенесена без всякого изменения во внешнем и внутреннем устройстве, расширены только окна да обиты железом бочки и главка.

6. Построена в XVIII веке.

Шатровые храмы

На Севере, богатом великолепным строевым лесом, больше всего был в ходу тип церкви, называемый в летописях и актах "древяна вверх". Церкви эти обыкновенно очень велики по объему и достигают нередко чрезвычайной высоты. Вся сущность строительного приема, характеризуемого термином "древяна вверх", заключается в устройстве главного помещения для молящихся в виде башни. Кровельное покрытие такой башни, устроенной "кругло", т.е. гранником, неминуемо образовало форму гранника же, имеющего почти всегда вид восьмискатной пирамиды, увенчанной главой. Такая форма получила название "шатра". Высокий подъем шатра, подобно клинчатому перекрытию, также требовал повалов и полицы для отвода влаги.

Шатровый храм значительно отличался от клетских и своей высотой, и своим сильно подчеркнутым стремлением вверх. Изумительно, как красива, до чего проста и рациональна и как обдуманна эта глубоко национальная форма храма. Сохраняя традиционные три части – алтарь, главное помещение и трапезу, планы шатровых храмов имеют одно существенное отличие от планов клетских, а именно – главная часть храма образует восьмиугольник. Преимущество такой формы перед четырехгранником заключается, прежде всего, в возможности значительно увеличить вместимость храма при употреблении бревен даже гораздо меньшей длины, нежели те, которые нужны для четырехгранника. Затем устойчивость восьмигранного сруба несравненно значительнее как при неравномерной осадке здания, поставленного прямо на "пошву", так и в смысле сопротивления постоянным северным ветрам. То же можно сказать и про шатровую кровлю. В особенности выгодна эта форма при сопротивлении ветрам, тогда как широкая сторона кровель клетских церквей по своему положению на север и юг находится в условиях, чрезвычайно неблагоприятных. Но самое важное преимущество шатровых церквей заключается в их центральном приеме, позволяющем придавать храму крестообразный вид, непринужденно окружать его приделами, трапезными, галереями, и придавать бочками и кокошниками всему этому необыкновенно живописный и грандиозный вид.

Плановое развитие шатровых храмов шло тем же путем, как и клетских. Первичный прием состоял в делении храма на три части, из которых самая обширная, восьмигранная, помещалась в центре, а с востока и запада к ней прирубались два четырехгранника для алтаря и притвора. Таково устройство Георгиевской церкви в Вершине на реке Верхней Тойме Сольвычегодского уезда [ныне – Верхнетомского района Архангельской области]. Построенная в 1672 году, она является одной из самых стройных церквей по всей Северной Двине, притом она сохранила до наших дней свой первоначальный облик. Этот тип шатрового храма надо признать наиболее древним, ибо таким же точно образом срублена и более древняя церковь Владимирской Божией матери в Белой Слуде Сольвычегодского уезда [ныне – Красноборского района Архангельской области]1. По клировым записям, она построена в 1642 году и отличается от предыдущей церкви устройством особой галереи, огибающей ее с запада и захватывающей северную и южную стены восьмерика, в которых прорезаны двери. Иногда галереи эти заменялись рублеными помещениями, конечно, в целях увеличения вместимости. Такое помещение устроено вокруг обычного западного прируба у церкви Николая Чудотворца в селе Панилове на Северной Двине, в Холмогорском уезде [ныне – Холмогорского района Архангельской области]. Церковь эта еще древнее Белослудской и, быть может, древнее всех церквей, дошедших до нас в безусловно нетронутом виде. Она была освящена в 1600 году и, вероятно, срублена в 1599 году.

Нет возможности передать то исключительное впечатление, которое она производила. Покривившаяся, с выпяченными кое-где бревнами, она грозила рухнуть при малейшем порыве ветра, и было жутко стоять в ветреный день подле ее скрипевших стен. Но уходить от них не хотелось, как не хотелось покидать и ее внутренних помещений, если удавалось забраться в них. Ее необычайная подлинность странным образом манила к себе, почти гипнотизировали ее никем никогда не порченые стены, древний лемех и всё еще слюдяные оконца. Недавно она была разобрана до основания и сложена вновь, причем былое ее очарование, в значительной степени основанное на гипнозе подлинности, неминуемо должно было исчезнуть2.

В этом же типе и Сретенская церковь в Красной Ляге Каргопольского уезда [ныне – Каргопольского района Архангельской области], построенная в 1655 году. Восьмерик ее только несколько вытянут в вышину и удлинен шатер, к тому же она лишена своей живописной некогда галереи и крыльца, следы которых еще можно видеть по гнездам в срубе. Кроме того, алтарь у нее раздвоен посредине, образуя как бы два прируба.

Изумительно строги, почти суровы в своей величавой простоте эти великаны, вросшие в землю, как бы сросшиеся с нею. Окруженные древними, столетними елями, эти храмы часто и сами кажутся издали такими же елями, только могучее, еще стройнее высятся их верхи из лесной чащи. С окружающей природой они действительно составили одно неразрывное целое, притом далеко не в одном только фигуральном значении слова: сама природа и позволила, и заставила так рубить храмы, чтобы над ними проносились века. Идея вечности и необъятности церкви христовой выражена здесь невероятно сильно и до последней степени просто. Простота очертаний достигла в них до высшей художественной красоты, и каждая линия говорит за себя, ибо она не принужденна , не надуманна, а, безусловно, необходима и логически неизбежна. Как великолепны пропорции частей, как разумны и очаровательны декорации, нужные для выразительности храма!

Храм, с основания до главы, со своими жизненно необходимыми повалами, со своими священными бочками алтаря и трапезной, со своим величественным шатром – весь срублен из расширяющихся или суживающихся венцов, образующих все эти формы. Как, в сущности, проста и как монументальна их вековая незыблемость. Украшения до того просты, что, на первый взгляд, кажется, будто их нет совсем. Ни одной назойливой, вульгарной, шокирующей черточки. Чешуя-лемех сплошь покрывает главу, шею, шатер и бочку и своей дробностью прекрасно оттеняет мощность срубов, украшая и смягчая стремительность уходящей верх кровли3. Обрезные концы "полиц" и "спусков" кровель, умеренная декорация служебных частей, главным образом крылец – вот все, что художник-зодчий разрешил себе приукрасить. И здесь он обнаруживал поистине редкостное чувство сочных пятен, которых достигал, мастерски играя эффектами света и теней. Он часто пользовался пленительной неожиданностью ракурсов и всегда искал красивых силуэтов. Каким уверенным рисунком он владел, видно на изящном, прямо бесподобно нарисованном шатре небольшой часовни Георгия Победоносца на реке Ерге, в Среднепогостском Сольвычегодского уезда [ныне – Верхнетомского района Архангельской области].

Дальнейшее развитие шатровых церквей состояло в применении шатра к обычному плану клетских церквей. Восьмигранный сруб в этом случае подымается на высоту потолка помещения и покоится на четверике. Образцом этого типа шатровых церквей может служить церковь Дмитрия Солунского в Верхней Уфтюге, Сольвычегодского уезда [ныне – Красноборского района Архангельской области]. Идея башни здесь сохранена, но прием получил уже характер чисто декоративный. Шатер уже не поражает своей грандиозностью, он невелик, благодаря размерам нижнего квадратного основания. Нередко церкви этого типа бывали очень небольшими, как, например, церковь Климента папы Римского в Шуе Кемского уезда [ныне – селе Шуерецком Беломорского района Карельской АССР], построенная, по клировым записям, в 1787 году. Однако иногда строителям хотелось придать храму величественность, что заставляло нередко удлинять как четверик, так и восьмерик и даже самый шатер. Это приводило к таким вытянутым, почти столпообразным сооружениям, как церкви в Малой Шальге Каргопольского уезда [ныне – Каргопольского района Архангельской области], в Почозере Пудожского уезда [ныне – Каргопольского района Архангельской области] или в Поче Тотемского уезда [ныне – Тарногского района Вологодской области].

Приспособив план клетского храма под шатровый прием, и придав ему для увеличения вместимости обширную трапезную, строители приспособили и многогранный алтарь, удержав довольно остроумно покрытие его бочкой, всегда сопутствующей шатру. Прекрасным образчиком этого типа шатрового храма может служить церковь Петра и Павла в Пучуге Сольвычегодского уезда [ныне – Верхнетомского района Архангельской области]. Многогранный алтарный прируб имеет и церковь в Верхней Уфтюге, но он покрыт на скаты, и только верх его кровли снабжен декоративной бочечкой с главкой. Несколько ближе к приему Пучужской церкви стоит бочечное покрытие алтарного гранника холодной церкви в селе Поче Тотемского уезда [ныне – Тарногского района Вологодской области], построенной в 1700 году4. Благодаря, однако, сложной конструкции всего восточного прируба, как бы разделенной средним перехватом на два самостоятельных срубика, соответствующих двум престолам, кровельная бочка кажется слишком случайной и конструктивно недостаточно убедительной.

Тот же прием бочечного завершения алтарного пятигранника вылился в форму, вполне законченную и совершенную, в Пучужской церкви. Как и все шатровые храмы с квадратным основанием, церковь в Пучуге очень поздняя, даже наиболее поздняя среди них, ибо, по клировым ведомостям, она построена в 1788 году. И все же, несмотря на эту, исключительно позднюю дату, она отличается замечательной стройностью и соразмерностью частей, и во всем ее облике как будто живет еще тот суровый, архаический дух, который чувствуется в древних храмах, рубленных восьмериками с самой земли. Почему этот исконный тип постепенно стал вытесняться восьмериком на четверике, сказать с безусловной определенностью трудно. Вероятнее всего, что понемногу начинала сказываться экономичность, а также и влияние Украины, откуда массами перекочевывали на Север монахи "со всем монастырским строением и животами", гонимые упорным преследованием доминиканцев. Эти гонения, особенно сильные в первой четверти XVII века, не совсем прекратились и с занятием в 1633 году Киевской митрополичьей кафедры знаменитым Петром Могилою, усердным ревнителем православия и непримиримым врагом Унии. Киевский воевода Ян Тышкевич, ярый ненавистник православия доставлял немало хлопот Могиле, когда последний задумал вновь отбирать от униатов захваченные ими в свое время монастыри и церкви, в числе которых были и киевский собор и Выдубицкий монастырь. Киевские беглецы направлялись не только в ближайшие московские земли, но забирались и далеко за Москву, поднимаясь на крайний Север и заселяя Архангельский край. Естественно, что их тянуло к своим стародавним формам, а как раз прием восьмерика на четверике занимал одно из самых видных мест в зодчестве Украины. В пользу такого предположения говорит и то обстоятельство, что самые ранние церкви этого типа не восходят далее третьей четверти XVII столетия. Одной из древнейших среди них является Троицкая Церковь в Шеговарах Шенкурского уезда [ныне – Шенкурского района Архангельской области], построенная в 1666 году.

В Шеговарской церкви, такой же чрезмерно вытянутой в вышину, как и церковь в Малой Шальге, есть еще одна новая особенность, до того не встречавшаяся. Она касается не самой конструкции ее, а только особого декоративного приема, вызванного стремлением к "преукрашенности" и получающего с этих пор чрезвычайную популярность. Это – украшение четырех угловых граней восьмерика небольшими исключительно декоративными бочками, или так называемыми теремками. Восьмерик ставился на четверик всегда таким образом, что четыре из его восьми стенок совпадали с четырьмя стенами четверика и служили как бы их непосредственным продолжением. Четыре других стенки восьмерика рубились прямо на углах четверика, и на образуемых благодаря этому четырех угловых выступах водружались теремки. Теремки эти были особенно в ходу по Онеге и в Олонецком крае. Они скромно скрашивают суровую простоту деревянных храмов и чрезвы