"Слово о полку Игореве"

Пауткин А. А.

Среди произведений древнерусской литературы "Слово о полку Игореве" занимает совершенно особое место. Его международная известность столь велика, что произведение средневекового автора можно отнести к своеобразным символам культуры Киевской Руси. "Слово" переведено на многие языки мира, изучается представителями различных областей гуманитарного знания, вызвало огромное число откликов в культуре нового времени. Несмотря на длительную историю изучения, этот памятник до сих пор вызывает у исследователей немало вопросов, порождает научные споры, а подчас и скептические суждения. Многие сложные проблемы отпали бы, если бы наука и современные читатели располагали подлинником рукописи "Слова". Трудно установить точную дату создания этого анонимного произведения. В медиевистике нет единого мнения по этому вопросу. Большинство авторитетных исследователей относят появление "Слова" в Киево-Черниговской Руси к периоду между 1185 г. и 90-ми гг.XII в. Единственный список "Слова" был случайно обнаружен в конце XVIII в. в составе сборника, объединившего в себе части XVI и XVII вв. Такие разновидности рукописей, собранные из тетрадей, переписанных в разное время, называются конволютами. Счастливая находка коллекционера А.И.Мусина-Пушкина стала эпохальным событием в истории накопления сведений о древней письменности, в процессе расширения круга литературных источников. Однако довольно скоро ценнейшая рукопись навсегда была утрачена во время пожара Москвы 1812 г.

В основе произведения лежат реальные исторические события, происходившие весной 1185 г., когда новгород-северский князь Игорь Святославич в окружении своих ближайших родственников отправился в поход против половецких ханов.

К этому времени история русско-половецких отношений насчитывала уже много десятилетий. Заселив северное Причерноморье, кочевники, относящиеся к группе тюркских народов, с 60-х гг. XI в. стали совершать набеги на русские города. Угроза грабежей и разорения нависла над многими удельными княжествами. Русь несла не только экономический урон. Половцы угоняли в неволю множество людей, проявляя при этом крайнюю жестокость. Постепенно набеги и опасное соседство южных земель Руси со степью превратились в повседневную реальность. Борьба с кочевниками шла с переменным успехом. Некоторые князья прославились своими победами над половецкими ханами. Особыми заслугами в этой борьбе обладал Владимир Мономах (ум. в 1125 г), после побед которого половцы на долгие годы утратили способность к серьезному сопротивлению.

С наступлением раздробленности русских земель половцы превратились в силу, которую стали использовать в междоусобной борьбе те или иные правители. Одним из первых стал приглашать на Русь степняков Олег Святославич - дед главного героя "Слова". Постепенно установилась практика создания временных коалиций, закрепляемых династическими браками русских князей и дочерей половецких ханов. Половецкое общество не было единым. Каждый влиятельный хан вел самостоятельную политику в отношении Руси. Иногда в сражениях XII в., происходивших между дружинами русских князей, половецкие воины могли поддерживать представителей обеих сторон. К подобным действиям ханов подталкивали как посулы богатой добычи, так и родственные связи с той или иной ветвью княжеского рода. Главными представителями половецкой знати в эпоху неудачного похода Игоря были могущественные ханы Гзак и Кончак.

Открытие и опубликование "Слова о полку Игореве". Судьба рукописи.

Вторая половина XVIII века была временем возросшего интереса к российским древностям. Активно пополнялись собрания рукописей, актов, документов прошлого. Собирание раритетов стало даже своеобразной модой среди образованных дворян. Коллекции некоторых "дилетантов" могли соперничать с государственными архивами или библиотеками профессиональных ученых-историков. Одним из наиболее известных собирателей книжных сокровищ Древней Руси был граф Алексей Иванович Мусин-Пушкин (1744-1817).

Мусины-Пушкины - старинный дворянский род, возводивший своих предков к легендарному Ратше, дружиннику XIII в. Потомок Ратши в десятом колене стал в XV в. родоначальником Мусиных-Пушкиных (ср. стихотворные строки А.С.Пушкина: "Я просто Пушкин, не Мусин…" ("Моя родословная", 1830). Особого возвышения предки собирателя достигли в XVII в. Алексей Иванович - вельможа эпохи Екатерины Великой, видный государственный деятель ее царствования. Он был весьма образованным, влиятельным и чрезвычайно богатым человеком. Мусин-Пушкин был женат на Екатерине Алексеевне Волконской (1754-1829). В молодости он состоял адъютантом при фаворите императрицы Григории Орлове и сделал придворную карьеру. Уже в 70-е годы XVIII в. проявил интерес к истории, искусству и литературе. Коллекционер древностей, историк-любитель, издатель памятников, он был действительным членом Российской Академии, президентом Академии художеств. Русский историк В.О.Ключевский назвал графа Мусина-Пушкина "антикварием-публицистом". Мусин-Пушкин был поклонником историка В.Н.Татищева, вокруг него объединялся "Кружок любителей отечественной истории", куда входили Н.Н.Бантыш-Каменский, И.П.Елагин, А.Ф.Малиновский, И.Н.Болтин и др. Он не делал тайны из своего собрания. В его библиотеке работали многие ученые рубежа XVIII - XIX вв., в том числе и Н.М.Карамзин.

Имя Мусина-Пушкина вошло в историю культуры в связи с открытием и опубликованием "Слова о полку Игореве", однако именно им было осуществлено также первое издание "Русской Правды" и "Поучения" Владимира Мономаха.

Будучи обер-прокурором Святейшего Синода, коллекционер имел возможность инспектировать монастырские библиотеки. Многие архивные собрания находились в XVIII в. в плачевном состоянии. Через своих комиссионеров библиофил приобретал старинные рукописи. Он выкупил у наследников или получил в дар ряд известных собраний Москвы.

Почти до самого конца XVIII в. Мусин-Пушкин проживал в Петербурге, на Мойке. Выйдя в отставку при Павле I, он перебрался в Москву, где купил большую городскую усадьбу, состоявшую в Басманной части. Дом на Разгуляе (ныне старое здание МИСИ) стал тем местом, где были сконцентрированы несметные книжные сокровища. Здесь и суждено было впоследствии погибнуть вместе с другими рукописями подлиннику "Слова о полку Игореве".

Вопрос о том, как было обнаружено всемирно известное произведение, всегда оставался сложным, запутанным. Сам коллекционер не любил распространяться о своих приобретениях и только незадолго до своей смерти, уже после московского пожара 1812 г., уничтожившего рукопись "Слова", поведал, что приобрел ее у заштатного архимандрита Ярославского Спасо-Преображенского монастыря Иоиля (Быковского) (1726-1798).

В царствование Екатерины II было упразднено немало монастырей. В их число попала и древняя Спасо-Преображенская обитель, место нахождения которой на берегу впадающей в Волгу реки Которосль оказалось теперь в самом центре исторической части Ярославля. На территории монастыря в XVIII в. действовала духовная семинария, ректором которой был Иоиль. После закрытия монастыря здесь обосновалось архиерейское подворье. Престарелому настоятелю упраздненного монастыря Иоилю (Быковскому) было позволено доживать здесь свой век. Мусин-Пушкин сообщил, что именно у Иоиля, нуждавшегося в конце жизни в средствах, и была приобретена рукопись хронографа, содержавшая дотоле неизвестный уникальный памятник.

Время самого обнаружения рукописи точно не известно. До сегодняшнего дня выдвигаются различные версии, называются несколько дат, устанавливаемых по косвенным данным. Судя по всему, рукопись Спасо-Ярославского хронографа, содержавшая "Слово", была обнаружена в первой половине 90-х годов XVIII века. Первым о находке уведомил читателей писатель и журналист П.А.Плавильщиков (1760-1812), издававший вместе с И.А.Крыловым журнал "Зритель". При этом Плавильщиков не указал прямо ни имени коллекционера, ни названия памятника. Он упоминал некие "стихотворные поэмы" в честь князя Ярослава и его детей, сообщал о трудах "охотников до редкостей древности отечественной", благодаря которым "Россия вскоре увидит… драгоценные остатки" домонгольской литературы. В 1947 г. литературовед П.Н.Берков высказал предположение о том, что Плавильщиков намекал именно на обнаружение "Слова". Скорее всего, автор публикации не видел самого текста памятника.

В середине 90-х годов XVIII в. в дар императрице Екатерине II (1729-1796) была поднесена писарская копия, снятая с рукописи "Слова". Екатерина живо интересовалась прошлым России, создавала сочинения на исторические темы, для нее и ранее снимались копии с древних рукописей. На подаренном ей списке "Слова" сохранились ее собственноручные пометы. После смерти императрицы копия затерялась и вновь была введена в научный оборот через много десятилетий.

Два следующих, более конкретных упоминания об открытии Мусина-Пушкина принадлежат поэту М.М.Хераскову (1733-1807) и писателю и историку Н.М.Карамзину (1766 - 1826). Херасков при опубликовании в 1797 г. второй редакции своей поэмы "Владимир" сообщил читателям об открытии древней поэмы. Сравнивая безымянного ее автора с Оссианом и Гомером, поэт, помимо самого упоминания в стихотворном тексте, предложил сноску, где писал: "Недавно отыскана рукопись под названием "Песнь о полку Игоря", неизвестным писателем сочиненная, - кажется, за многие до нас веки, в ней упоминается Боян, российский песнопевец".

Осенью того же 1797 г. на страницах выходившего в Гамбурге франкоязычного журнала "Spectateur du Nord" Карамзин под псевдонимом N.N. поведал о том, что "два года тому назад в наших архивах был обнаружен отрывок из поэмы" об Игоре. Писатель, как и было принято в конце XVIII - начале XIX вв., говорил о "Песне воинам Игоря" в контексте оссианизма.

В это время еще только велась подготовка к первому изданию памятника. В переводе, комментировании и прочтении самой рукописи Мусину-Пушкину помогали два профессиональных архивиста - Н.Н.Бантыш-Каменский (1737 - 1814) и А.Ф.Малиновский (1762-1840). Эта работа была завершена к 1800 г. В ноябре - декабре 1800 г. вышло из печати первое издание "Слова". Памятник был напечатан в Москве, в Сенатской типографии тиражом 1200 экземпляров. Книжка была названа издателями следующим образом: "Ироическая песнь о походе на половцов удельнаго князя Новагорода - Северскаго Игоря Святославича, писанная старинным русским языком в исходе XII столетия с переложением на употребляемое ныне наречие". С этого момента начинается серьезное изучение памятника. Первое издание "Слова" положило также начало художественному освоению этого произведения в культуре и литературе нового времени. В настоящее время сохранившиеся экземпляры первого издания являются библиографической редкостью. Л.А.Дмитриев в своей книге "История первого издания "Слова о полку Игореве"" (1960) учитывал шестьдесят экземпляров, известных на тот момент. К концу 70-х годов XX века было известно 68 экземпляров книги, каждый из которых в свою очередь является предметом книговедческих исследований.

Рукопись Спасо-Ярославского хронографа была навсегда утрачена спустя двенадцать лет после осуществления первой публикации. Причиной этой драматической утраты стал пожар 1812 г., случившийся во время пребывания наполеоновской армии в Москве. В доме на Разгуляе погибло практически все собрание Мусина-Пушкина. Беда, постигшая коллекционера, переживалась им очень болезненно. Схожая участь ожидала и ряд других библиотек Москвы. С весны 1812 г. собиратель, к тому времени уже пожилой человек, находился далеко от первопрестольной, в своем ярославском имении Иломна. Незадолго до оставления Москвы неприятелю из деревни были присланы подводы для эвакуации барского имущества. Этих подвод явно не хватило бы для спасения всего собрания. Часть имущества была отправлена из Москвы. По странному стечению обстоятельств в отсутствие хозяина не были эвакуированы рукописи, составлявшие действительную ценность для потомков и самого собирателя. Современным исследователям известны письма домоправителю Шепягину, в которых супруги Мусины-Пушкины пеняют этому человеку на нерачительность к хозяйскому добру. Возможно, необразованный слуга по-своему толковал ценность хозяйских сокровищ, отдав предпочтение предметам богатого убранства, серебру и т.д.

Дом на Разгуляе оказался на самом краю большого массива застройки города, подвергшегося опустошительному пожару. Неизвестно, было ли "Слово" уничтожено огнем или же подверглось разграблению и уничтожению солдатами Великой армии. Сам дом Мусина-Пушкина был впоследствии восстановлен. Потомки графа продали его городу, и во второй половине XIX века в его стенах располагалась гимназия. В настоящее время историческое здание надстроено на один этаж, сохранился также один из флигелей.

В начале XX в. внучка Мусина-Пушкина опубликовала свои воспоминания, в которых предложила семейную легенду, передающую возможную версию произошедшего на Разгуляе в 1812 г. Во многих домах Москвы перед вступлением противника воздвигались ложные стены, призванные уберечь от чужих глаз барские ценности. Но о замурованных таким образом помещениях знали дворовые люди. В соответствии с легендой слуги Мусина-Пушкина бражничали с французскими солдатами и в ответ на хвастовство собутыльников ружьями и амуницией решили доказать превосходство барской оружейной коллекции. Так были вскрыты замурованные помещения, а содержимое тайников утрачено.

Несколько раз на протяжении двух столетий возникали слухи о находке нового списка "Слова", которые, к сожалению, не получали убедительного подтверждения. Исчезновение рукописи, безусловно, затруднило исследование памятника, придав произведению ореол таинственности, заставляя исследователей опираться на косвенные данные и свидетельства современников.

Образы князей в "Слове о полку Игореве". Памятник дает богатейший материал по истории Руси XI -XII вв. В яркой образной форме безымянный автор характеризует правителей многих земель и городов, своих современников и князей, живших много лет назад. В "Слове" упомянуто более четырех десятков князей и княгинь. Конечно, ведущее место принадлежит фигуре Игоря Святославича. Литературное произведение обессмертило имя этого князя. Один из удельных правителей второй половины XII в. занял в памяти потомков место наряду с самыми выдающимися деятелями эпохи Древней Руси. Немалую роль в этом, безусловно, сыграли и последующие отклики на "Слово" в литературе и искусстве нового времени. Реальные военно-политические деяния и заслуги Игоря гораздо скромнее.

Игорь Святославич (христианское имя Георгий) - историческое лицо (вспомним, что литература средневековья почти не знала вымышленных персонажей). Новгород-северский князь родился 2 апреля 1151 г. Он был сыном черниговского правителя Святослава Ольговича. Дед Игоря - известный князь-крамольник, родоначальник черниговских Ольговичей - Олег Святославич (в "Слове" назван Гориславичем), который был неизменным противником Владимира Мономаха. Вторая половина XII в. была временем обостренного соперничества князей, периодом междоусобиц и раздробленности Руси. Новгород-северский князь участвовал в этих распрях, не отставал от своих соседей в желании укрепить свое положение, расширить владения. Он был женат на дочери могущественного Ярослава Владимировича Галицкого. Автор "Слова" дает тестю Игоря весьма лестную характеристику: " Галичкы Осмомысле Ярославе! Высоко седиши на своемъ златокованнемъ столе, подпер горы угорскыи (венгерские, то есть Карпаты) своими железными плъки, заступивъ королеви путь, затворив Дунаю ворота, меча бремены (то есть тяжести чрезъ облакы, суды рядя до Дуная. Грозы твои по землямъ текутъ, отворяеши Киеву врата". Столь силен по мысли создателя "Слова" этот правитель юго-западной Руси. За гиперболизированной передачей военной силы мудрого (отсюда, видимо, происходит прозвание "Осмомысл") князя, незыблемости его политического положения, поэтической характеристикой широты его юрисдикции и стратегического положения земель, стоит реальная действительность той поры. Осмомысл умер в 1187 г., автор же обращается к нему как к живому, что позволяет исследователям использовать эту дату как одну из возможных хронологических вех при датировке памятника.

После смерти старшего брата (1180) Игорь стал держателем Новгород-Северской земли. Подобно деду, прибегавшему в междоусобицах к помощи половцев, Игорь в 1181 г. в союзе с ханами Кончаком и Кобяком участвовал в борьбе князей на стороне Святослава Всеволодовича. Но когда в 1184 г. киевский князь организовал большой коалиционный поход в степи, новгород-северский князь не присоединился к полкам Святослава Всеволодовича, а пошел на половцев весной следующего года в окружении своих ближайших родственников. Поэтическим откликом на этот трагический поход и явилось "Слово".

Опрометчивая экспедиция князей Ольговичей завершилась небывалым дотоле поражением русских и пленением всех князей, последовавших за Игорем. Знатные пленники - Всеволод Святославич Курский и Трубчевский (родной брат Игоря), Владимир Игоревич Путивльский (сын Игоря), Святослав Ольгович Рыльский (племянник Игоря) достались разным ханам. Сам Игорь оказался в руках своего недавнего союзника Кончака. Судя по всему, еще в пору совместных походов с половецкими ханами Игорь и Кончак решили поженить своих тогда еще малолетних детей. Так что инициатор похода в степи 1185 г. оказался в руках у своего свата. Простые дружинники практически все погибли в безводных степях. Поражение значительно ослабило южные рубежи Руси, чем не преминули воспользоваться кочевники.

Поход Игоря начался в апреле 1185 г. В его начале ничто не предвещало беды. Но 1 мая, когда полки Игоря уже углубились в степи, произошло солнечное затмение. Подобные астральные явления оценивались в древности с провиденциальных позиций, как предвестие беды, им придавалось символическое значение. Несмотря на уговоры дружинников вернуться, Игорь решает продолжить движение по вражеским землям. Желание славы "ему знамение заступи". В первом бою русичи одержали победу, захватили богатую добычу: "Съ зарания въ птокъ потопташа поганыя пълкы Половецкыя, и рассушась стрелами по полю, помчаша красныя девкы половецкыя, а съ ними злато, и паволокы, и драгыя оксамиты (дорогие ткани)". Однако во второй битве на берегу Каялы (до настоящего времени не существует единого мнения о местонахождении этой гибельной реки, не исключено, что под Каялой древний автор подразумевал некое нравственное понятие, место покания, расплаты за прегрешения) в кровопролитной битве, длившейся три дня, Игоревы полки были наголову разбиты объединенными силами нескольких ханов.

Оказавшись в плену у своего недавнего союзника и свата Кончака, Игорь пользовался относительным почетом и свободой. Воспользовавшись этим, князь вскоре сумел бежать с помощью половца по имени Овлур. Автор "Слова" описывает прибытие беглеца в стольный город Киев, где новгород-северский неудачник надеялся получить заступничество и помощь других князей.

После событий 1185 г. Игорь Святославич прожил еще семнадцать лет. Но дальнейшая его судьба уже не интересует создателя "Слова". Из летописей известно, что в 1198 г. Игорь стал Черниговским князем. Умер он в декабре 1202 г. До первого появления монголо-татар, роковой для Руси и половцев битвы на Калке оставалось чуть более двадцати лет.

Сын Игоря Владимир, которому во время похода было всего четырнадцать лет, женился в плену на дочери влиятельного хана Кончака. Необычна в этом браке лишь сама ситуация - свадьба пленника и дочери победителя. Вообще же династические браки русских князей с половчанками к концу XII в. стали достаточно обыденным явлением. По летописным сообщениям, юный Игоревич на следующий год после поражения вернулся на Русь с женой и "дитятей".

Игорь Святославич не узнал о трагической судьбе трех других своих сыновей, которые уже после смерти отца вступили в жестокую борьбу за обладание Галицкими землями. В 1211 г. Роман, Святослав, и Ростислав были схвачены и повешены галицкими боярами.

Безымянный автор изображает Игоря мужественным воином. И хотя князь не показан в бою (описана отвага в сражении его брата Всеволода Буй Тура), отчаянная храбрость героя и всех Ольговичей неоднократно подчеркивается: "Храбрый Святославич", "Олегово храброе гнездо", "храбрый полк", "храбрые русичи". Даже в "золотом слове" Святослава Всеволодовича ("Тогда великыи Святъслав изрони злато слово с слезами смешано"), где киевский князь укоряет Игоря за то, что тот свел на нет его усилия по борьбе со степью, содержится отчетливое признание отваги участников сепаратного похода: "Ваю храбрая сердца въ жестоцемъ харалузе скована, а въ буести закалена". Великий князь призывает отомстить за раны Игоря. Симпатия автора к новгород-северскому князю, "иже истягну умъ крепостию своею и поостри сердца своего мужеством", безусловна. Не даром в роковые минуты затмения Игорь говорит своим воинам: "Луце жъ бы потяту быти, неже полонену быти… Хощу главу свою приложити, а либо испити шеломом Дону". Особую роль в характеристике князя играет мотив братолюбия, нежной привязанности его ко Всеволоду. Младший брат тоже демонстрирует преданность и любовь к инициатору похода: "Одинъ брат, один светъ светлый ты, Игорю, оба есве Святъславличя!".

Однако поражение Игоря стало причиной новых набегов кочевников. Поэтому, наряду с признанием отваги Ольговичей и их предводителя, автор "Слова" осуждает недальновидность Святославича. Жажда славы приводит героя к драматическим переменам в судьбе. Князь пересел "из седла злата, а въ седло кощиево" (рабское). По мысли автора, своим поступком новгород-северский князь пробудил горе, беду и "коварство", которые усыпил Святослав Киевский. Поражение Игоря - повод для поэтических раздумий автора обо всей Русской земле, раздираемой распрями эпохи раздробленности ("И нача князи про малое "се великое" млъвити, а сами на себе крамолу ковати"). В борьбе с половецкой угрозой необходимо объединение усилий правителей всех земель.

Выражают свое отношение к опрометчивому поступку Игоря и представители окрестных народов. "Кают" русского князя "немцы, венедици, греци и морава". Сама природа словно бы противится намерениям князя, предупреждает его. Так, опираясь на народно-поэтические традиции, создатель "Слова" показывает всю пагубность поступков Ольговичей. В результате поражения все объято печалью, тоска разливается по Русской земле, "въстона бо, братие, Киевъ тугою, а Черниговъ напастьми", "ничить трава жалощами, а древо с тугою к земли преклонилось". Все изменяется, когда Игорь бежит из плена. На смену печали приходит радость ("страны ради, гради весели"), а силы природы помогают недавнему узнику, Бог указывает беглецу путь домой.

Столь же контрастна и световая образность. Тьма солнечного затмения, черные тучи угрозы, мрак поражения ("оба багряная стлъпа погасоста" - имеются в виду два брата Святославича) сменяются в образном строе "Слова" светом в тот момент, когда Игорь оказывается на свободе: "Солнце светится на небесе, Игорь князь въ Русской земли". Финал произведения радостен. Все приветствуют возвращение Святославича, который славится автором вместе с остальными участниками похода.

Безусловно, одним из наиболее ярких образов "Слова", да и самым известным для читателей, благодаря литературе и искусству XIX-XX вв., является Ярославна. Жена Игоря, дочь Ярослава Владимировича Осмомысла именуется в тексте по отчеству, как и жена Всеволода Буй Тура ("красная Глебовна"). С конца XVIII в. считается, что имя Ярославны - Ефросинья. У Игоря Святославича было пятеро сыновей и дочь. Как уже отмечалось, три Игоревича погибли в начале XIII в., пытаясь завладеть Галичем. События этой драмы становятся не совсем ясными и объяснимыми, если принять точку зрения некоторых исследователей, полагающих, что Ярославна - вторая жена Игоря, а все дети князя - ее пасынки.

Образ тоскующей по мужу Ярославны - одно из ярчайших поэтических достижений безымянного создателя "Слова". Им, по сути, открывается череда многочисленных образов русских женщин в отечественной литературе и искусстве. В Ярославне воплотился внесословный идеал женщины Древней Руси. В отличие от княгини Ольги, мудрой и преданной памяти мужа мстительницы (такой она предстает перед читателем на страницах "Повести временных лет"), Ярославна - носительница лирического, женственного начала. Она воплощает в себе мир, любовь, семейные узы. Традиции средневекового искусства подразумевали особый религиозно-аскетический взгляд на женщину и ее судьбу. В "Слове" же, напротив, торжествует народное начало, восходящее к фольклору. Так, автор обратился к особому жанру - плачу (плач русских жен, плач Ярославны).

Плач русской княгини - весьма важный элемент поэтического строя памятника. Композиционно он предваряет рассказ о бегстве Игоря из половецкого плена. Ярославна, стенающая на высокой стене Путивля (город, которым владел ее сын Владимир, географически расположен ближе с половецкой степи), заклинает силы природы. В троекратном обращении к ветру ("О ветре, ветрило!"), Днепру ("О Днепре, Словутицю!") и солнцу ("Светлое и тресветлое слънце!") звучит и упрек ("Чему, господине, мое веселие по ковылию развея?"), и призыв о помощи ("Взълелей, господине, мою ладу къ мне"). Природные стихии, словно бы отзываясь на мольбы Ярославны, начинают помогать Игорю, пережившему горечь поражения и раскаяние, в его стремлении вернуться на Русь. Всепобеждающая сила любви воплощена в плаче княгини, жалобы которой уподобляются крику кукушки, символизирующей тоскующую женщину. Печальный голос Ярославны летит над землей, он слышен на Дунае: "Полечу, - рече, - зегзицею по Дунаеви, омочу бебрян рукав въ Каяле реце, утру князю кровавыя его раны на жестоцемъ его теле".

События Игорева похода описываются не только в "Слове", которое можно охарактеризовать как поэтический отклик на события 1185г. Гораздо более традиционный способ передачи драматических происшествий похода можно увидеть в древнерусских летописях. Повести на эту тему сохранились в составе Лаврентьевской (1377) и Ипатьевской (нач. XV в.) летописей. Эти большие своды донесли до нас повествования, созданные в XII в. в разных частях Руси. Поэтому летописные рассказы отличаются как по своей форме, так и по оценке случившегося. В Лаврентьевской летописи читается повесть северо-восточного происхождения. Ее создатель не очень заботился об изысканности формы своего произведения. Его, прежде всего, интересовали сами события, их последовательность. Кроме того, тут проявилось не сочувственное отношение к князьям из рода Ольговичей, а именно они оказались разбитыми в далеких половецких степях. Южнорусский летописец, рассказ которого донесла до нас Ипатьевская летопись, напротив, оставил весьма подробное, искусно построенное, а главное, исполненное сочувствия к Игорю и его сподвижникам произведение. Именно летописные повести, созданные в XII в., стали важнейшим подспорьем в изучении и комментировании текста "Слова".

"Слово" в силу своей уникальности занимает особое место в системе жанров литературы Древней Руси. Со всей наглядностью это можно заметить при сопоставлении с произведениями одной темы - летописными повестями, рассказывающими о походе Игоря. Вообще весьма сложно однозначно определить жанр широко известного произведения XII в. Уже в самом тексте можно встретить достаточно противоречивые определения - "слово", "песнь", "трудная повесть". "Словами" в Древней Руси называли ораторские произведения. В связи с этим немало внимания уделялось изучению именно ораторских приемов, соотношения "Слова" с произведениями риторов домонгольского периода. Особенно детально исследовал эту сторону "Слова о полку Игореве" И.П.Еремин, относивший его к памятникам политического красноречия. Большинство комментаторов переводят словосочетание "трудная повесть" как "воинская повесть" (иное, менее распространенное прочтение - "печальная повесть"). Одним из ведущих жанров исторической книжности в Древней Руси была именно воинская повесть. Ей свойственны свои приемы запечатления баталий и походов, и, прежде всего, - устойчивые формулы, традиционные словосочетания, при помощи которых средневековые авторы отражали суровую действительность частых вооруженных столкновений. Летописные повествования о походе Игоря - типичные воинские повести. Сложность заключена в том, что и в "Слове" можно встретить некоторые подобные топосы. Значит, при всей уникальности поэтического строя этого произведения нельзя всецело отвергать его связь с традиционным жанром воинской повести. Все сказанное объясняет, почему медиевисты, как правило, говорят о проблеме жанра "Слова".

Но ведь в "Слове" присутствует и еще один компонент, еще более осложняющий его жанровую природу. Это песня. Действительно, невозможно не заметить связи "Слова" с фольклором, эпической традицией. Да и как не учитывать значительный языческий элемент в произведении. Безымянный автор обращался к наследию легендарного певца Бояна ("Боян бо вещий, аще кому хотяше песнь творити…"), вступал с ним в своеобразную полемику, использовал солнечную символику, олицетворял силы природы и прибегал к устно-поэтическим приемам и символам. Важную роль тут играют образы дождя, грома и молний. А ведь сравнительно недавно центральное место в пантеоне древних русичей - язычников занимал бог громовержец Перун. Трудным и однозначно не разрешенным вопросом является проблема ритмической организации произведения. Но ритм письменного текста также несет на себе следы влияния устной поэзии. Возможно, всем этим устно-поэтическим компонентом объясняется своеобразная архаичность "Слова" на фоне иных текстов Киевской Руси.

Кем же был создатель "Слова"? Этим вопросом задавались многие поколения ученых. Многократно на протяжении двух столетий предпринимались попытки установить имя гениального автора. Большинство подобных гипотез не выдерживает серьезной критики. Правда, гипотетические атрибуции подчас высвечивают новые стороны материала, на которые прежде не обращалось столь пристального внимания. Одну из наиболее аргументированных атрибуций предложил во второй пол. XX в. академик Б.А.Рыбаков. Историк считал, что автором "Слова" был боярин Петр Бориславич, имевший непосредственное отношение к южнорусскому летописанию XII в. В ряду иных гипотез эта - наиболее детально разработана в нескольких книгах и статьях .

Как бы там ни было, при всей неоднозначности характеристики возможного автора "Слова", допустимо говорить о том, что безымянный создатель произведения - современник описываемых событий. Он, помимо яркого поэтического дарования, имел обширные познания в междукняжеских отношениях, ценил героику и воинскую славу, хорошо разбирался в дружинном быте и нравах и, конечно, использовал в своем творчестве наследие эпических певцов прошлого.

Христианские мотивы занимают в "Слове" достаточно скромное место, поэтому трудно предположить, чтобы создателем произведения, несущего в себе двоеверческие черты, был человек духовного звания. Инок, безусловно, отказался бы от всего, что связано с языческим прошлым.

Одним из дополнительных подтверждений подлинной древности "Слова" стали исследования памятника на фоне мировой эпической традиции. Еще в XIX в. были отмечены черты типологического сходства "Слова" с произведениями средневекового эпоса разных народов. Прежде всего, текст "Слова" сопоставлялся с "Песней о Роланде", "Песней о Нибелунгах", "Песней о моем Сиде". К интересным наблюдениям пришли японские слависты, обнаружившие ряд параллелей древнерусской поэмы и средневекового японского "Сказания о доме Тайра". Элементы двоеверия, декларирование принципов дружинной (рыцарской) морали, внимание к астральным явлениям и символам, особая роль лирической темы и, конечно, образ родной земли - все это позволяет говорить об общности закономерностей литературного развития в период раннего Средневековья.

Важнейшие этапы в изучении "Слова о полку Игореве".

За два столетия, прошедшие со дня первой публикации памятника в 1800 г. , возникла и успешно развивается особая отрасль гуманитарного знания, связанная с изучением "Слова". Множество вопросов поставило это произведение перед медиевистами разных специальностей, заставив по-новому взглянуть на культуру Древней Руси. Среди тысяч работ, посвященных "Слову", немало ставших событием в истории отечественной науки. Далеко не все концепции выдержали проверку временем, некоторые идеи и теории стали за эти годы предметом острых дискуссий. Исчезновение самой рукописи, уникальность памятника становились уже с начала XIX в. причиной появления скептических настроений. Не раз на протяжении двух веков истории изучения "Слова" отдельные авторы подвергали сомнению древнюю подлинность этого произведения. В появлении скептических идей определенную роль сыграла и сама эпоха обретения памятника. Это время увлечения поэмами Оссиана, долгое время воспринимавшимися как запись подлинного древнешотландского эпического произведения. Переведенная на многие европейские языки (на русский язык в XVIII веке пер. поэт Е.И.Костров), эта литературная мистификация, принадлежавшая перу Джеймса Макферсона (1736-1796), покорила не только читателей, но и завладела умами литераторов, породила множество подражаний. Уже в начале XIX в. была научно обоснована искусственность этой стилизации. Эпоха романтизма с ее увлечением средневековой культурой, мотивами таинственности добавляла сомнений. Торжествовала так называемая "скептическая школа" и в отечественной исторической науке первой трети XIX в. Поэтому обоснование подлинности "Слова", обнаружение документальных, а подчас и косвенных свидетельств известности в Древней Руси его текста стало важным направлением в изучении памятника киево-черниговской книжности конца XII в.

Так, весьма важное открытие было сделано филологом и археографом К.Ф.Калайдовичем (1792-1832). В 1813 г. он обнаружил в рукописи Псковского Апостола 1307 г., переписанной в стенах Пантелеймонова монастыря г. Пскова книжником Домидом, приписку, характеризующую события начала XIV в.: "При сих князех сеяшется и ростяше усобицами, гыняше жизнь наша, в князех которы и веци скоротишася человеком". Исследователь указал на сходство этой фразы с характеристикой княжеских междоусобиц в "Слове": "Тогда при Ользе Гориславичи сеяшется и растяшет усобицами, погибашеть жизнь Даждьбожа внука, в княжих крамолах веци человекомь скратишась". Эта приписка псковского монаха свидетельствует о его знакомстве с текстом "Слова".

В середине 30-х годов XIX в. профессор Киевского университета Св. Владимира М.А.Максимович прочитал курс лекций, посвященный "Слову". В лекциях, публиковавшихся "Журналом министерства народного просвещения", и ряде статей, выходивших в последующие годы, исследователь сопоставлял древний памятник с народной и, прежде всего, украинской поэзией. В "Слове" он в отличие от скептиков видел "первообраз самобытной русской эпической поэзии и в духе, и в формах". Труды Максимовича знали и высоко ценили А.С.Пушкин и Н.В.Гоголь.

Среди защитников подлинности "Слова" особое место принадлежит А.С.Пушкину. Поэт в 1836 г. написал статью "Песнь о полку Игореве" (при жизни автора не печаталась), где он, в частности, пишет: "Некоторые писатели усомнились в подлинности древнего памятника нашей поэзии и возбудили жаркие возражения". Поэт отстаивает подлинность "Слова", не находя возможных стилизаторов, подобных Макферсону, среди известных русских писателей XVIII в. ("Кто из наших писателей в XVIII в. мог иметь на то довольно таланта?") Пушкин, судя по этой статье, готовился к осуществлению перевода "Слова". Он дает трактовку некоторых слов и выражений, комментирует отдельные фрагменты поэмы. Критик и литератор С.П.Шевырев (1806-1864) вспоминал: "Слово" Пушкин помнил от начала до конца наизусть и готовил ему объяснение. Оно было любимым предметом его последних разговоров". Отстаивал древност