Есть молодые и очень древние жанры в истории словесного искусства. Вот, например, басня: зародилась она почти четыре тысячи лет назад, стала достоянием литературы, жива и поныне. Эпопеи типа гомеровской канули в прошлое, в том смысле, что сейчас их не пишут. И во времена Крылова огромным эпическим поэмам уже приходил конец. А Крылов вдохнул новую жизнь в жанр басни. Если обратиться к предшественникам Крылова, то можно заметить, что Эзоп (и Лессинг) выдвигал на первый план прозаическую форму. У Лафонтена же и Крылова басня — жанр поэтический, то есть стихотворный, и важен рассказ, картинка, “микрокомедия ”.
Русский баснописец использовал сюжеты других авторов (Эзопа, Марциала, Лафонтена), они звучали совершенно по-новому.
Переводчик в прозе есть раб, переводчик в стихах — соперник, как сказал Жуковский в статье “О басне и баснях Крылова”.
В баснях Крылова зазвучал народный здравый смысл, они лишены грубоватости басен Сумарокова, назидательности — неотъемлемая черта облика Крылова, сам баснописец стал для нас примером мудрости, слитой с юмором.
Афоризмы басен Крылова навечно вошли в наш язык наряду с афоризмами грибоедовской комедии. Причем смысл многих иносказательных афоризмов неотделим от басни. Например: “Ай, Моська...”, “Сильнее кошки зверя нет”, “Слона-то я и не приметил”, “А Васька слушает да ест”. Эта образная форма придает мудрости, заключенной в этих словах, особую емкость, многомерность. В своих баснях Крылов широко использует просторечье, сближает стиль с устной речью, но избегает, как мы уже говорили, понимания басни как “низкого” жанра, что было свойственно классицистам.
Композиция басни довольно жесткая, сюжет напоминает сказочный либо сценку, “микрокомедию”. В рамках басенного сюжета есть завязка, кульминация, развязка; развитие действия происходит в основном в диалогах. В целом же басня содержит мораль, данную в начале или в конце, то есть “душу” и сюжетный рассказ, то есть “тело”. Особую роль играет так называемая “катастрофа”, или, как она еще называется, “пуант”, или “острие”. Пуант входит в сюжет басни, но относится больше к “душе”, т. е. к смыслу, морали. Например, в басне “Квартет” мораль в отдельных строчках не выражена, зато все становится ясно уже из слов Соловья: “А вы, друзья, как ни садитесь...” Так же легко выделить пуант в басне “Слон и Моська”:
Ай, Моська!
Знать, она сильна,
Что лает на Слона.
Мораль становится ненужной. В этом проявилось мастерство Крылова — мастерство воссоздания типичной ситуации, меткий афористичный стиль. Нельзя не остановиться на мастерстве Крылова-версификатора. Вольный ямб как нельзя лучше подходит для передачи жизненных противоречий. Крылов создает ритмический рисунок образа в каждой басне. В басне “Пустынник и Медведь” “стихи летают вместе с мухою”, по словам Жуковского, в басне “Слон и Моська” чередование длинных и коротких стихов создает зрительный образ и Слона, и Мухи. Так же виртуозен Крылов и в звуковой фактуре басни. Это и звукоподражания (“Змея” — не только описание змеи, но и звукоподражание, аллитерация на шипящие и свистящие), и более тонкий прием анаграммирования (в той же басне слова подобраны таким образом, что звуки, из которых состоит слово “змея”, повторяются чаще других). В басне “Квартет” перестановки слов (“на лад нейдет”, “нейдет на лад”) наглядно изображают попытки зверей найти какой-то “правильный” порядок своего расположения. “Ударили”, “дерут” — эти неблагозвучные слова даже вне зависимости от своего лексического значения воссоздают дисгармонию, звуковой образ “музыки”, а вернее какофонии, исполняемой героями басни.
Синтаксис басни также чрезвычайно выразителен. Емкость синтаксической конструкции такова, что басня запоминается мгновенно, воспринимается почти как единый афоризм. Частое применение эллипса (“Хвать друга камнем в лоб”;