Кропоткин Петр Алексеевич(1842-1921) являлся потомком Рюри ковичей и гетмана Сулимы. Воспитание и становление П. А. Кропоткина как человека и как революционера происходило в предреформенную эпоху, насыщенную важнейшими социальными и политическими переменами. Имя П. А. Кропоткина ассоциируется в нашем сознании прежде всего с отечественным анархизмом, возникшим в недрах революционного народничества. Действительно, в 1876 году, после смерти М. А. Бакунина, именно он стал признанным теоретиком и пропагандистом анархии. Однако многогранность и незаурядность личности П. А. Кропоткина не могут быть сведены только к этой стороне его деятельности. Он плодотворно работал во многих направлениях. Политика и история, социология и философия, география и этнография, сельское хозяйство и кооперация, литература и этика, блестящая публицистика, проблемы образования и воспитания, история науки и политэкономия - вот далеко не полный перечень предметов, в развитие которых он так или иначе внес свой позитивный вклад, ставший достоянием человеческой культуры.
Природа щедро одарила П. А. Кропоткина недюхинным умом и редкостным трудолюьием, способными реализоваться в любой области человеческой деятельности, но одновременно она одарила его и чрезвычайно чутким и отзывчивым сердцем, которое невыносило разлада между личным благополучием и несправедливостью и злом окружавшими его. Именно этот нравственный разлад души заставил его отказаться сначала от удачной военной, а потом и научной карьеры и отдать все силы и талант делу борьбы с существующим общественным злом - делу, которое не сулило лично для него ничего, кроме невзгод и лишений, поскольку этим выбором он ставил себя в конфронтацию с власть придержащими.
Семейная обстановка как бы специально создала контраст впечатлений и наблюдений для любознательного и пытливого ума П. А. Кропоткина. С одной стороны - жизнь крепостных и дворовых, с другой - жизнь родственников и друзей семьи, многочисленными нитями связанных с высшим обществом и императорским двором. Богатейший социально эмпирический материал, который накапливаетя памятью ребенка, отрока, юноши, зрелого человека, плюс огромная тяга к знаниям, неудовлетворенность обязательными образовательными программами Пажеского корпуса, особенно по гуманитарным дисциплинам, все это формировало особый склад характера и строй мышления П. А. Кропоткина. Круг его интересов был весьма широк и разнообразен, хотя первоначально и достаточно хаотичен|философия и этика, литература и искусство, социология и политэкономия, естественные науки и энакомство с запрещенной литературой(статьями журналов "Колокол", "Полярная звезда", работами Н. Г. Чернышевского, Н. В. Шелгунова и др. ).
В 1862 году П. А. Кропоткин отъезжает на военную службу в Сибирь. Служба там многое дала ему для осознания реакционной сущности самодержавия. После восстания польских каторжан в 1866 году Петр и его брат Александр расстались с военной службой. Ни тот ни другой не участвовали и не согласились бы участвовать в подавлении восстания.
Осенью 1867 года П. А. Кропоткин поступает на физико-математический факультет Петербургского университета и одновременно на работу в статистический комитет министерства внутренних дел, которым руководил крупный ученый-географ и путешественник П. П. Семенов-Тян-Шанский. Имя П. А. Кропоткина стало известно в научном мире, он - член Русского географического общества, награжден золотой медалью за отчет об Олекминско-итемской экспедиции и т. д. Но "разъедающее противоречие" окружающего мира заставило его отказаться от научной деятельности.
В принципе на вопрос "Что делать?" к этому времени у него уже был ответ. Поэтому поездка в Швейцарию в 1872 году, знакомство с социалистической прессой, с людьми которые посвятили себя борьбе за осуществление своего социалистического идеала, с интеллигентами и с рабочими послужили толчком к принятию окончательного решения. "Они борются. Мы им нужны, наши знания, наши силы им необходимы - я буду с ними".
Каким должно быть общество, в котором нравственные ценности индивида не вступали бы в противоречие с его организацией, и какова должна быть эта организация? П. А. Кропоткин отдал предпочтение анархизьму, хотя тогда и теперь с именем анархизьма связано множество предрассудков. Но высший нравственный идеал справедливого общества требовал соответствующей высоты нравственного уровня его адептов, прежде всего в личных взаимооотнощениях, в вопросах, связанных с теоретической разработкой идеала, стратегии и тактики его осуществления. Анархизм рассматривался им как логический итог тех либеральных политических и этических учений, которые исходили из принципа предельной минимизации функции государства и увеличении (расширении) автономии нравственной личности.
Обобщение опыта буржуазных революций создало определенное негативное отношение к политическим аспектам революции и породило естественный крен к анархизму. ричем устами М. Бакунина русский анархизм дополнил идеи европейского анархизма двумя моментами, которые, собственно, и сблизили анархизм с социализмом. Это идея коллективной собственности на орудия и средства производства и положение о том, что осуществить анархию можно только с помощью социальной революции, т. е. непосредственного решения вопроса о собственности в пользу народа.
Перед П. А. Кропоткиным стояла та же задача, что и перед К. Марксом: дать научное обоснование социалистического идеала. Но шли они к этому разными путями: К. Маркс строил свою концепцию на основе анализа тенденций современного ему общественного производства и форм классовой борьбы;П. А. Кропоткин стремился найти ответы на те же вопросы, исходя из изучения главным образом природы человека и эволюции его общественных форм. И тот и другой исходили из различных форм материалистического созерцания, оба высоко оценивали роль науки в в исследовании общества и, по существу, пришли к сходным выводам. Но при этом К. Маркс считал, что для коммунистического общества необходим и более высокий уровень производительных сил, и более высокий уровень этической и общей культуры человека. Отсюда он выводил необходимость государства для проведения соцальных преобразований, их защиты, установления диктатуры пролетариата для переходного периода, которому определялис сугубо гуманистические функции: создание производства, максимально удовлетворяющего потребности человека, условий для его духовного и нравственного развития.
П. А. Кропоткин, напротив, полагал, что социальный и нравственный потенциал человека вполне достаточен для того, чтобы после революции начать созидание коммунистического безгосударственного общества на основе союза сельскохозяйственных общин, производственных артелей и ассоциаций людей по интересам, а в силу сложившихся хозяйственных, торговых и культурных связей такой союз, по мнению Кропоткина, с неизбежностью должен был бы вступать в сношения с другими союзами, объединяя этими связями все человечество.
Суть разногласий заключалась в понимании не конечной цели, а путей ее достижения.
Многие идеи П. А. Кропоткина звучат ныне весьма актуально. Пройдя суровый и порой трагический путь, мы сейчас, по существу, возвращаемся к идее о местном самоуправлении, местной инициативе, о минимизации централистских функций государства, которые связаны с хозяйственной, социальной, культурной и национальной жизнью отдельных людей, территориальных и национальных общностей, трудовых коллективов предприятий, учреждений, строек и т. д. Причем он был весьма далек от идеи региональной замкнутости, экономического и национального эгоизма. "Сама история нашего времени, -писал он, -не доказывает ли, что дух федеративных союзов уже представляет отличительную черту современности? Если только где-нибудь Государство дезорганизуется по какой-либо причине, если только его гнет ослабевает где-либо, - и сейчас же начинают образовываться союзы, вызванные естественными потребностями отдельных областей. . . "
Этика Кропоткина не является некоей самостоятельной дисциплиной, трактующей специфический предмет нравственных отношений, о на есть одновременно концепция общества, его становления и прогресса. Не случайно поэтому такие важнейшие поняятия его социологии , как "взаимопомощь", "справедливость", "солидарность", несут в себе значительную нагрузку. Основным импульсом к постановке проблем этики, ее научному обоснованию и пониманию прогресса послужили для П. А. Кропоткина конечно же задачи обоснования анархистского идеала-прогрессивной общественной системы, одновременно исходящей из нравственной природы человека и создающей условия для его нравственного развития. Однако П. А. Кропоткина беспокоило то, что глубоко научное дарвиовское учение об эволюции животного мира, во первых, интерпретировалось лишь как концепция борьбы за существование(и игнорировалась идея об инстинкте общительности), позволяющяя "научно" обосновать правомерность эгоизма и аморализма в жизни общества: во-вторых такая трактовка теории Ч. Дарвина позволяло возродить идеи сверхустественного внеприродного происхождения нравственности. Коль скоро природную основу человека составляет борьба всех против все, то внушить человеку нравственные чувства может только высшее существо - Бог.
Не могли не тревожить его и аналогичные тенденции и в самом анархизме, особенно в его индивидуалистическом направлении, в котором происходил своеобразный симбиоз реанимированных идей М. Штирнера об абсолютной, ничем не ограниченной свободе индивида и Ф. Ницше о сверхчеловеке, свободном от каких-либо моральных норм.
Марксистская концепция борьбы классов также не вызывала со чувствия у П. А. Кропоткина. Он полагал, что и она является своеобразной интерпретацией аврви: новской концепции борьбы за существование.
Словом, существовал целый комплекс причин, побудивших его заняться проблемами этики, и главная из них- необходимость ответить на вопрос: куда ведет человечество нравственное чувство к вырождению человеческого рода и господству слабых или к позитивным, желательным последствиям?
П. А. Кропоткиныь была написана целая серия работ, которые впоследствии составили книгу "Взаимопомощ как фактор эволюции". В ней он развивал и обоснвывал фундаментальную для своей социологии и этики категорию взаимопомощи. Подтверждение своим идеям он нашел у Ч. Дарвина в работе "Происхождение человека".
Взаимопомощ как инстинкт общительности возникла, по мнению П. А. кропоткина, естественным путем из опыта жизни общественных животных и человека. Этот инстинкт не оьтменяет закона борьбы за существование, но позволяет понять ее вболее широком и глубоком смысле; не отрицая межвидвой борьбы, он помогает животным внутри вида, используя взаимную поддержку в борьбе с неблагоприятными обстоятельствами жизни и внешними врагами, достигать более ощутимых результатов в развитии вида. Одновременно, считал он, взаимопомощь содействовала смягчению внутри видово борьбы, выработке привычек, нравов, обычаев и традиций, которые - особенно человеку - позволяли создавать различные формы общежития, соответствующие месту, роду занятий и историческому времени. К таким прогрессивным формам эволюции человеческого общежития он относил род, общину, средневекоковые цехи, гильдии и вольные города, а вболее позднее время - различные страховые, научныу, культурные сообщества, кооперацию и, естественно, будущее общество коммуну.
Принцип общительности , или как он его называл, "закон взаимопомощи" , выработанный в ходе эволюции природы, стал основой появления таких зачатков нравственности, как чувства долга, сострадания, уважения к соплеменнику и даже самопожертвования. Поэтому природа считал П. А. Кропоткин, может быть названа первым учителем этики, источником нравственного начала в в человеке. "Общественный инстинкт, прирожденный человеку как и всем общественным животным, - вот источник всех этических понятий и всего последующего развития нравственности". Взаимопомощь выступает, таким образом, первым, исходным, и в то же время природным принципом нравственности. Его развитие и усложнение в процессе эволюции человеческого общества, по мнению П. А. Кропоткина, связано с постепенной выработкой второго основного понятия этики справедливости, которая одновременно выступает как требование равноправия и равноценности всех членов общества. П. А. Кропоткин высоко оценивал разработку этой идеи П. Ж. Прудоном, но Прудон считал справедливость высшей идеей, задающей порядок миру наподобие мира идей Платона. Кропоткин стремился и понятие справедливости найти в истории эволюции человеческого общества. Он даже высказывал предположение, что, возможно, справедливость вытекает из своеобразия физиологических свойств нашего мышления. Впрочем, считая этот вопрос спорным, он подчеркивал важность того, что справедливость составляет основное понятие этики, поскольку не может быть нравственности "буз равного отношения ко всеь, т. е. без справедливости". Требование справедливости - требование одновременно и нравственное, и социальное, и экономическое, поскольку предполагает равенство людей во всех этих областях. Поэтому он и не мог согласиться с утверждениями о "справедливости" отношений капиталиста и рабочего, помещика и крестьянина, называя их софизмами умозрительной этики. Без признания справедливости "общественная нравственность останется тем, - писал П. А. Кропоткин, - что она представляет теперь, т. е. лицемерием. И это лицемерие будет поддерживать ту двойственность, которой пропитана современная личная нравственность". На уровне деклараций - "свобода, равенство, братство", а на уровне реальной жизни - угнетение, неравенство, эксплуатация.
Справедливость, являясь важнейшей составной частью нравственности, по мнению П. А. Кропоткина, еще не дает всей нравственности. Ее третьей составной частью выступает то, что он условно называл готовностью к самопожертвованию, великодушием. По духу этот принцип чрезвычайно близок собственной нравственной концепции П. А. Кропоткина, его нравственному выбору. Конечно, последний принцип этики П. А. Кропоткина - это не только собственный, теоретически обобщеннный нравственный опыт автора и его товарищей по революционной борьбе. Это скорее принцип этики будущего общества. И не случайно он подчеркивал, что именно с этого принципа начинается действительная нравственность человека.
Резюмируя в кратце этические взгляды П. А. Кропоткина, надо подчеркнуть, что суть инстинкта общительности, принципа взаимопомощи, лежащего в основе нравственности, заключается в следующем: человек "считает добром то , что полезно обществу, в котором он живет, и злом то, что вредно этому обществу". Дальнейшим развитием этого принципа является понятие справедливости, смысл которого можно выразить следующим образом: если я не хочу, чтобы меня грабили, убивали, обманывали, эксплуатировали, то я и сам обязуюсь не делать того же. Равенство, по мнению П, А, Кропоткина, и есть синоним справедливости, а и плане социальном - синоним анархизма-коммунизма. Равенство - это одновременно и уважение к личности, к ее свободе, к полноте ее сущесвования и развития.
Однако истинная нравственность по мнению П. А. Кропоткина, начинается тогда, когда человек, чувствуя в себе силу, энергию, избыток ума и воли, начинает действовать на благообщества и людей, не задумываясь над тем, получит он за это воздаяние или нет. Он называет этот третий принцип самопожертвованием, считая его истинным принципом нравственности будущего общества. Именно он дает жизни наибоьшую сумму счастья, полноту ее проявления. Этим принципом, ставшим знаменем жизни самого П. А. Кропоткина, он и заканчивает свою этическую концепцию.
В ней - колоссальная работа мысли, обобщение многовекового опыта развития этической теории и нравственной практики, позволяющих автору дать свою оригинальную концепцию этики. Этика П. А. Кропоткина - это этика консолидации общественного, этика, позволяющая индивиду максимально и полно реализовать свой потенциал. Она лишена нормативных требований и санкций, а просто говорит человеку, что общество и его нравственность суть продукты эволюции природы и самого человека и что соблюдение этой нравственности, действия в соответствиии с ней есть не что иное, как следование своей собственной человеческой природе, законам ее прогрессивного развития. нравственность возникла из практики взаимосвязи и солидарной деятельности людей, и ее ос новное предназначение - развивать и совершенствовать эту человеческую смолидарность.
В этом и заключается непреходящая гуманистическая ценность этических идей П. А. Кропоткина. И не случайно сегодня, в наше сложное и подчас трагическое время мы все чаще обращаемся к сознанию человека, к нравственности , к ее ценностям, справедливо надеясь на нее, как на ту естественную духовную силу, которая способна помочь удержать общество от разрушения и хаоса. И этики П. А. Кропоткина - отнюдь не лишний аргумент в сохранении социального мира.
СПРАВЕДЛИВОСТЬ И НРАВСТВЕННОСТЬМне хотелось бы разобрать перед вами, как начинают понимать теперь происхождение нравственных понятий в человечестве, их истинные основы, их постепенный рост, и указать, что может содействовать их дальнейшему развитию.
Такой разбор особенно нужен теперь. Вы, наверное, сами чувствуете, что мы переживаем время, когда требуется что-то новое в устройстве общественных отношений. быстрое развитие умственное, умственное и промышленное, совершившееся за последние годы среди передовых народов, делает разрешение важных социальных вопросов неотложным. Чувствуется потребность в перестройке жизни на неовых, более справедливых началах. А если в обществе назревает такая потребность, то можно принять за правило, что неизбежно придется пересмотреть также и основные понятия нравственности.
Иначе и быть не может, т. к общественный строй , существующий в данное время - его учреждения, его нравы и обычаи, - подерживает в обществе свой собственный склад нравственности. И всякое существенное изменение в отношениях между различными слоями общества ведет за собой соответствующее изменение в ходячих нравственных понятиях. . .
Я только хочу показать, как нравственные понятия людей меняются, смотря по общественному строю, среди которых они живут. Общественный сторй данного народа в данное время и его нравственность тесно связаны между собой.
Вот почему всякий раз, когда в обществе чувствуется необходимость перестроить существующие отношения между дюдьми, неизбежно начинается также оживленное обсуждение нравственных вопросов. И в самом деле, бвло бы крйне легкомысленно говорить о перестройке общественного строя, не задумываясь вместе с тем над пересмотром ходячих нравственных понятий. Я подробно остановлюсь только на лекции, недавно прочитанной известным профессором-дарвинистом Гексли (Huxley) в Оксфордском университете на тему "Эволюция и нравственность". Руководящая мысль Гексли, к которой он постоянно возвращался в начале своей лекции, была следующая: "В мире, - говорил он, - совершается два разряда явлений, происходит два процесса: космический процесс природы и этический, т. е нравственный процесс, проявляющийся только в человеке с известного момента его развития".
"Космический процесс" - это вся жизнь природы, неодушевленной, включающей растения, животных и человека. Этот процесс, утверждал Гексли, не что иное, как " кровавая схватка зубами и когтями". Это отчаянная борьба за существование, отрицающая всякие нравственные начала". -"Страдание есть удел всей семьи одаренных чувствами существ - оно составляет сущуственную часть космического процесса". Методы борьбы за существование, свойственные тигру и обезьяне, суть подлинные, характерные черты этого процесса. Даже в человечестве "самоутверждение", бессовестный захват всего, что можно присвоить, составляющее квинтэссенция борьбы за существование, оказались самыми подходящими способами борьбы.
Урок, получаемый нами от природы, есть, следовательно, "урок органического зла". Природу даже нельзя назвать а-моральной, т. е. не знающей никакого ответа на нравственные ворпросы. Она определенно безнравственна. "Космическая природа вовсе не школа нравственности, напротив того, она - главная штаб-квартира врага всякой нравственности". А потому из природы ни в коем случае нельзя почерпнуть указания, "отчего то что мы называм добром или добродетельным, - вынуждает нас к линии поведения, которая ведет к успеху в космической в космической борьбе за существование". Таков, по мнению Гексли, единственный урок, который человек может почерпнуть из жизни природы. . . Гексли определенно утверждает, что законодатели не могли заимствовать таких мыслей у природы: этического процесса не было в дочеловеческих животных обществах, ни у первобытных людей. Из чего следует - если только Гексли прав, - что этический процесс, т. е. нравственное начало в человеке никоим образом не могло иметь естественного происхождения. Единственным возможным объяснением его появления остается, следовательно, происхождение сверхъестественное. Если нравственные привычки - доброжелательность, дружба, взаимная поддержка, личная сдержанность в порывах и страстях и самопожертвование - никак не могли развиться из дочеловеческого или из первобытного человеческого, стадного быта, то остается, конечно, одно: объяснять их происхождение сверхприродным, божественным внушением.
Одно издвух: или прав Гексли, утверждавший, что "этического процесса" нет в природе, или же прав был Дарвин, когда во втором своем основном труде, "Происхождение человека", он признавал вслед за великим Бэконом и Огюстом Контом, что у стадно живущих животных вследствие их стадной жизни так сиьно развивается общественный инстинкт, что он становится самым постоянно присущим инстинктом, до того сильным, что он берет даже верх над инстинктом самосохранения. А так как Дарвин показал затем, вслед за Шефтсбери, что этот инстинкт одинаково силен и в первобытном человеке, у которого он все больше развивался благодаря дару слова, преданию и создававшимся обычаям, то ясно, что если эта точка зрения верна, тогда нравственное начало в человеке есть не что иное, как дальнейшее развитие инстинкта общительности, свойственного почти всем живым существам и наблюдаемого во всей живой природе.
В человеке, с развитием разума, знаний и соответственных обычаев, это инстинкт все более и более развивался, а затем дар речи и впоследствии искусство и письменность должны были сильно помочь человеку накоплять житейскую опытность и все дальше развивать обычаи взаимопомощи и солидарности, т. е. взаимной зависимости всех членов общества. Таким образом становится понятным, откуда в человеке появилось чувство долга, которому Кант посвятил чудные строки, но, побившись над этим вопросом несколько лет, не мог найти ему естественного объяснения.
Так объяснил нравственное чувство Дарвин - человек, близко знакомый с природой. Но, конечно, если, изучая мир животных лишь по образцам их в музеях, мы закроем глаза на истинную жизнь природы и опишем ее согласно нашему мрачному настроению, тогда нам действительно останется одно: искать объяснения нравственного чувства в каких-нибудь таинственных силах. Для нас же важно отметить следующее: всякий, кто возмет на себя труд серьезно заняться вопросом о зачатках нравственного в природе, увидит, что среди животных, живущих общественной жизнью, - а таковых громаднейшее большинство - жизнь обществами привелп их к необходимости, к развитию известных инстинктов, т. е. наследуемых привычек нравственного характера. Без таких привычек жизнь обществом была бы невозможна. Поэтому мы находим в обществах птиц и высших млекопитающих(не говоря уже о муравьях, осах и пчелах, стоящих по своему развитию во главе класса насекомых) первые зачатки нравственных понятий. Мы находим у них привычку жить обществами, ставшую для них необходимостью, и другую привычку: не делать другим того, чего не желаешь, чтобы другие делали тебе. Очень часто мы видим у них также и самопожертвование в интересах своего общества. При этом мы легко различаем три основных элемента, три составные части нравственности: сперва - инстинкт общительности, из которого развиваются дальнейшие привычки и нравы; затем понятие о справедливости; и на почве этих двух развивается третий элемент нравственного - чувство, которое мы называем не совсем правильно самоотвержением или же самопожертвованием, альтруизмом, великодушием, чувство, подтверждаемое разумом, которое составляет, в сущности, именно то, что следовало бы называть нравственным чувством. Из этих трех элементов, совершенно естественно развивающися во всяком человеческом обществе слагается нравственность.
Но одного инстинкта общительности все-таки было бы недостаточно, чтобы выработать правила родового быта, о которых я говорил в начале нашей беседы. И действительно, у первобытного человека развивалось мало-помалу новое понятие, более сознательное и более высокое: понятие о справедливости, и для дальнейшей выработки нравственности это понятие стало основным, необходимым. Когда мы говорим: "не делай другим того, чего не желаешь себе", мы требуем справедливости, сущность которой есть признание равноценности всех членов данного общества, а следовательно, их равноправия, их равенства в требованиях, которые оно могут предьявлять другим членам общества. Вместе с тем оно содержит и отказ от претензии ставить себя выше или "опричь" других.
Мне, может быть, возразят, что у самых первобытных народов уже бывают, однако, военные, вожди, а также колдуны и шаманы, пользующиеся некоторой властью. Действительно, стремление завладеть особыми правами появляется очень рано в людских обществах; и история, преподающаяся в школах (с целью возвеличенья "власть придержащих"), любовно останавливается именно на таких фактах; так что школьную историю можно назвать рассказом о том, как создавалось неравноправие. Но в то же время люди везде и упорно боролись против нарождавшегося неравенства в правах; так что истинная история была бы рассказом о том, как отдельные люди стремилитсь создать сословия, стоящие выше общественного уровня, и как массы сопротивлялись этому и отстаивали равноправие. Все учреждения родовогобыта имели целью установить равноправие. Но, к сожалению, об этой стороне быта историки мало знают, потому что вплоть до второй половины 19 века, когда начали создавать две новые науки, о человеке и о формах людского быта - Антропология и Этнология, - на первобытные учреждения людей очень мало обращали внимания. Важно то, что справедливость составляет основное понятие в нравственности, так как не может быть нравственности без равного отношения ко всем, т. е. без справедливости. И если до сих пор царит такое поразительное разногласие в мнениях мыслителей, писавших об этике, то причина его именно в том, что большинство этих мыслителей не хотело признать справедливость первоосновной нравственности. Такое признание было бы признанием полотического и общественного равноправия людей и, следовательно, вело бы к отрицанию классовых подразделений. Но именно с этим большинство писавших о нравственности не хотело примириться.
Первый шаг, предстоящий человечеству, чтобы двинуться вперед в его нравственном развитии, был бы, следовательно, признание справедливости, т. е. равенства по отношению ко всем человеческим существам.
Без этого общественная нравственность останется тем, что она представляет теперь, т. е. лицемерием. И это лицемерие будет продолжать ту двойственность, котороц пропитана современная личная нравственность.
Но общительность и справедливость все таки еще не составляют всей нравственности. В нее входит еще и третья составная часть, которую можно назвать, за неимением более подходящего выражения, готовностью к самопожертвованию, великодушием.
Позитивисты называют это чувство альтруизмом, т. е. способностью действовать на пользу другим, в противоположность эгоизму, т. е. себялюбию. Они избегают этим христианского понятия о любви к ближнему, и избегают потому, что слова "любовь к ближнему" неверно выражают чувство, двигающее человеком, когда он жертвует своими непосредственными выгодами на пользу другим. Действительно, в большинстве случаев человек, поступающий так, не думает о жертве и сплошь да рядом не питает к этим "другим" никакой особой любви. В большинстве случаев он их даже не знает. Но и слово "альтруизм", так же как и слово "самопожертвование", неверно выражает характер такого рода поступков, так как они бывают хороши только тогда, когда они становятся естественными, когда совершаются не в силу принуждения свыше или же обещания награды в этой или в будущей жизни, но из соображения общественной полезности таких поступков или об обещаемом ими личном благе, а в силу непреоборимого внутреннего побуждения. Только тогда они действительно принадлежат к области нравственного и, в сущности, они одни заслуживают названия "нравственных".
Мыслитель Марк Гюйо первый, если не ошибаюсь, вполне понял и объяснил истинный характер того, что я называю третьей составной частью нравственного. Он понял, что ее сущность не сто иное, как сознание человеком своей силы: избыток энергии, избыток сил, стремящийся выразиться в действии.
Во всех случаях нами руководит главным образом сознание своей силы и потребность дать ей приложение.
Притом, если чувство оправдывается разумом, оно уже не требует никакого другой санкции, никакого одобрения свыше и никакого обязательства так поступить, наложенного извне. Оно само уже есть обязательство, потому что в данный момент человек не уже есть обязательство, потому что в данный момент человек не может действовать иначе. Чувствовать свою силуи возможность сделать что-нибудь другому или людям вообще и знать вместе с тем, что такое действие оправдывается разумом, само по себе есть уже обязательство именно так поступить. Его мы называем "долгом". Человек, воспитанный со способностью отождествлять себя с окружающим, человек, чувствующий в себе силы своего сердца, ума, воли, свободно отдает их на помощь другим, не ища никакой уплаты в этой жизни или неведомой другой. Он прежде всего способен понимать чувства других: он сам переживает их. И этого довольно. Он разделяет с другими их радости и горе. Он помогает им пережить тяжелые времена их жизни. Он сознает свои силы и широко расходует свою способность любить других, вдохновлять их, вселять в них веру в лучшее будущее и зовет их на работу для будущего. Что бы его ни постигло, он видит в этом не страдания, а выполнение стремлений своей жизни, которую он не променяет на прозябоние слабых.
Даже теперь, когда крайний индивидуализм проповедуется словом и делом, взаимная помощь продолжает составлять существеннейшую часть в жизни человечества. И от нас самих, а не от внешних сил зависит - давать ей все большее и большее значенье в жизни не в виде благотворительности, а виде естественного исхода развивающимся в нас общечеловеческим чувствам. Подведем итоги и посмотрим, как нам представляется то, что называется нравственны чувством с развитой мною точкой зрения.
Почти все писавшие о нравственности старались свести ее к какому-нибудь одному началу: к внушению свыше, к прирожденному природному чувству или же к разумно понятой личной или общественной выгоде.
На деле же оказывается, что нравственность есть сложная система чувств и понятий, медленно развивающихся и все далее развивающихся в человечестве. В ней надо различать по крайней мере три составных части:
инстинкт, т. е. унаследуемую привычку общительности; понятие нашего разума - справедливость и, наконец, чувство, ободряемое разумом, которое можно было бы назвать самоотвержением или самопожертвованием, если бы оно не достигало наиболее полного своего вырвжения именно тогда, когда в нем нет ни пожертвования, ни самоотвержения, а проявляется высшеее удовлетворение продуманных властных требований своей природы.Даже слово "великодушие" не совсем верно выражает это чувство, так как слово "великодушие" предполагает в человеке высокую самооценку своих поступков, тогда как именно такую оценку отвергает нравственный человек. И в этом истинная сила нравственного.
Пора ученым ознакомиться с природой не из своих пыльных книжных шкафов, а в вольных равнинах и горах, при полном свете солнечного дня, как это делали в начале 19 века великие основатели научной зоологии в приволье незаселенных степей Амазонки и основатели истинной антропологии, живя вместе с первобытными племенами не с целью обращения их в свою веру, а с целью ознакомления с их нравами и обычаями и с их нравственным обликом. Тогда они увидят, что нравственное вовсе не чуждо природе. Увидев, как во всем животном мире мать рискует жизнью, чтобы защитить своих детей, увидав, как сами стадные животные дружно отбиваются от хищников, как они собираются в громадные стада для перекочевок и как первобытные дикари воспринимают от животных уроки нравственного, наши ученые поняли бы, откуда происходит то, чем так кичатся наши духовные учителя, считающие себя ставленниками божества. И вместо того чтобы повторять, что "природа безнравственна", они поняли бы, что, каковы бы ни были их понятия о добре и зле, эти понятия не что иное, как выражение того, что дала сперва природа, а затем медленный процесс развития человечества.
Высочайший нравственный идеал, до которого поднимались наши лучшие люди, есть не что иное, как то, что мы иногда наблядаем уже в животном мире, в первобытном дикарки в цивилизованном обществе наших дней, когда они отдают свою жизнь для защиты своих и для счастья грядущих поколений. Выше этого никто не поднимался и не может подняться.
НРАВСТВЕННЫЕ НАЧАЛА АНАРХИЗМАИстория человеческой мысли напоминает собой качание маятника. Только каждое из этих качаний продолжается целые века. Мысль то дремлет и застывает, то снова пробуждается после долгого сна. Тогда она сбрасывает с вебя цепи, которыми опутывали ее все заинтересованные в этом - правители, законники, духовенство. Она рвет свои путы. Она подвергает строгой критике все, чему ее учили, и разоблачает предрассудки религиозные, юридические и общественные, среди которых прозябала до тех пор. Она открывает исследованию новые пути, обогащает наше знание непредвиденными открытиями, создает ноые науки.
Детский ум слаб, его так легко покорить при помощи страха: так они и поступают. Они(исконные враги свободной человеческой мысли - правитель, законник, жрец) запугивают ребенка и тогда говорят ему об аде: рисуют перед ним все муки грешника в загробной жизни, всю месть божества, не знающего пощады. А тут же они кстати расскажут об ужасах революции, воспользуются каким-нибудь случившимся зверством, чтобы вселить в ребенка ужас перед революцией и сделать из него будущего "защитника порядка". Священник приучает его к мысли о законе, чтобы лучше подчинить его "божественному закону", а законник говорит о законе божественном, чтобы лучше подчинить закону уголовному. И понемногу мысль следующего поколения принимает религиозный оттенок, оттенок раболепия и властвования - властвоание и раболепие всегда идут рука об руку, - и в людях развиается привычка к подчиненности, так хорошо знакомая нам среди наших современников.
. . Все, что было хорошего, великого, великодушного в человеке, притупляется мало-помалу, ржавеет, как ржавеет нож без употребления. Ложь становится добродетелью, подличанье - обязанностью. Нажиться, пожить всласть, растратить куда бы то ни было свой разум, свой огонек, свои силы становится целью жизни для зажиточн