а) создание произведения;
б) утверждение в романе “мысли народной”;
в) путь идейных и нравственных исканий положительного героя Толстого;
г) изображение правды войны в романе.
д) “Война и мир”- книга о великом обновлении жизни, вызванном грозными историческими событиями.
“Азбука” Толстого. “Анна Каренина”- роман о современности.а) отражение семейной жизни и жизни света в книге;
б) связь в развитии судеб Анны и Левина;
в) “Признаки времени” в содержании и художественной форме “Анны Карениной”.
Способ толстовского познания и воплощения мира через психологический анализ в “Смерти Ивана Ильича”. Роман-обозрение “Воскресение”. Тема борьбы с самодержавным деспотизмом в повести “Хаджи-Мурат”. Заключение. Ценность художественного наследия писателя.“Цель художника не в том, чтобы неоспоримо разрешить вопрос, а в том, чтобы заставить любить жизнь в бесчисленных, никогда не истощимых всех ее проявлениях. Ежели бы мне сказали, что я могу написать роман, которым я неоспоримо установлю кажущиеся мне верным воззрение на все социальные вопросы, я бы не посвятил и двух часов труда на такой роман, но ежели бы мне сказали, что то, что я напишу, будут читать теперешние дети лет через 20 и будут над ним плакать и смеяться и полюблять жизнь, я бы посвятил ему свою жизнь и все свои силы…”
Л.Н. Толстой.
ВведениеЯ выбрала для написания реферата тему творчества Л. Н. Толстого, так как его личность, глубоко эпохальная, жизнеутверждающая, историко-философская литература, отношение к жизни, к поиску своего места в ней наиболее близки мне. Изучение его жизни и творчества – идеальный путь самовоспитания. В мучительных поисках ответов на неисчислимые вопросы, которые задает себе каждый здравомыслящий человек на определенном этапе своей жизни, Лев Толстой писал: “Мне смешно вспомнить, как я думывал и как вы, кажется, думаете, что можно себе устроить счастливый и честный мирок, в котором спокойно и, без ошибок, без раскаяния, без путаницы жить себе потихоньку и делать не торопясь, аккуратно все только хорошее. Смешно!... Чтоб жить честно, надо рваться, путаться, биться, ошибаться, начинать и бросать, и вечно бороться и лишаться. А спокойствие – душевная подлость”.
В начале ХХ века Л. Н. Толстого называли “учителем в жизни и искусстве”. В последующие десятилетия вплоть до наших дней наследие гениального художника продолжает поражать и жизненными, и творческими открытиями. Читатель любого возраста найдет здесь ответ на свои вопросы. И не просто разъяснит себе непонятное, а “подчинится” редкостно живым толстовским героям, воспримет их как реальных людей. Вот он- феномен писателя. Мудрость его постижения человека, эпохи, страны всего сущего приходит к нам в близких каждому переживаниях.
Стремление к нравственному совершенствованию, проповедь любви к ближнему, добра, поиски смысла жизни – ведущие идейные мотивы творчества писателя. Они представляют путь истинный, дорогу к разумному, доброму, вечному. Все это - общечеловеческие ценности.
Читая иных знаменитых, прекрасных, русских писателей, таких как А. С. Грибоедов, Н. В. Гоголь, Н. А. Некрасов, А. Н. Островский, М. Е. Салтыков-Щедрин, Ф. М. Достоевский… чувствуешь некоторую безысходность. Кажется, нет выхода из сети нескончаемых проблем как на государственном, так и на бытовом человеческом уровне.
Лев Николаевич не только гневно протестует, обличает или клеймит несправедливость, пороки и несовершенства этого мира вообще и действительность в русском обществе в частности, а старается понять русского человека. Это писатель-философ. Писатель, любящий людей и умеющий увидеть светлые стороны жизни.
Толстой рисует картину целой эпохи в жизни России. Произведения писателя - отражение мельчайших деталей реальной жизни того времени. А право на оценку событий он предоставляет нам.
Л. Н. Толстому было 24 года, когда в лучшем, передовом журнале тех лет- “Современнике” - появилась повесть “Детство”. В конце печатного текста читатели увидели лишь ничего не говорившие им тогда инициалы: Л. Н.
Отправляя свое первое создание редактору журнала, Н.А.Некрасову, Толстой приложил деньги – на случай возвращения рукописи. Отклик редактора, более чем положительный, обрадовал молодого автора “до глупости” . Первая книга Толстого – “Детство” – вместе с последующими двумя повестями, “Отрочеством” и “Юностью” , стала и первым его шедевром. Романы и повести, созданные в пору творческого расцвета, не заслонили собой эту вершину.
“Это талант новый и, кажется, надежный”, - писал о молодом Толстом Н.А.Некрасов. “Вот, наконец, преемник Гоголя, нисколько на него не похожий, как оно и следовало…”, - вторил Некрасову И.С.Тургенев. Когда появилось “Отрочество”, Тургенев написал, что первое место среди литераторов принадлежит Толстому по праву и ждет его, что скоро “одного только Толстого и будут знать в России”.
Внешне незамысловатое повествование о детстве, отрочестве и нравственному облику героя, Николеньки Иртеньева, открыло для всей русской литературы новые горизонты. Ведущий критик тех лет, .Г.Чернышевский, рецензируя первые сборники Толстого (“Детство и Отрочество”, “Военные рассказы”), определил суть художественных открытий молодого писателя двумя терминами: “диалектика души” и “чистота нравственного чувства”.
Психологический анализ существовал в реалистическом искусстве до Толстого. В русской прозе – у Лермонтова, Тургенева, молодого Достоевского. Открытие Толстого состояло в том, что для него инструмент исследования душевной жизни – микроскоп психологического анализа сделался главным среди других художественных средств. Н.Г.Чернышевский писал в этой связи: “Психологический анализ может принимать различные направления: одного поэта занимают всего более очертания характеров; другого – влияния общественных отношений и столкновений на характеры; третьего – связь чувств с действиями; четвертого – анализ страстей; графа Толстого всего более – сам психический процесс, его формы, его законы, диалектика души, чтобы выразиться определительным термином”.
Небывало пристальный интерес к душевной жизни имеет для Толстого-художника принципиальное значение. Таким путем открывает писатель в своих героях возможности изменения, развития, внутреннего обновления, противоборства среде.
По справедливому мнению исследователя, “идеи возрождения человека, народа, человечества… составляют пафос творчества Толстого… Начиная со своих ранних повестей, писатель глубоко и всесторонне исследовал возможности человеческой личности, ее способности к духовному росту, возможности ее приобщения к высоким целям человеческого бытия”.
“Подробности чувств”, душевная жизнь в ее внутреннем течении выступают на первый план, отодвигая собою “интерес событий”. Сюжет лишается всякой внешней событийности и занимательности и до такой степени упрощается, что в пересказе его можно уложить в несколько строк. Интересны не события сами по себе, интересны контрасты и противоречия чувств, которые, собственно, и являются предметом, темой повествования.
“Люди, как реки” — знаменитый афоризм из романа “Воскресение”. Работая над последним своим романом, в дневнике Толстой записал: “Одно из величайших заблуждений при суждениях о человеке в том, что мы называем, определяем человека умным, глупым, добрым, злым, сильным, слабым, а человек есть все: все возможности, есть текучее вещество”. Суждение это почти буквально повторяет запись, сделанную в июле 1851 г., т. е, как раз в пору “Детства”:“Говорить про человека: он человек оригинальный, добрый, умный, глупый, последовательный и т. д. ...слова, которые не дают никакого понятия о человеке, а имеют претензию обрисовать человека, тогда как часто только сбивают с толку”.
Уловить и воплотить “текучее вещество” душевной жизни, само формирование человека — в этом главная художественная задача Толстого. Замысел его первой книги определен характерным названием: “Четыре эпохи развития”. Предполагалось, что внутреннее развитие Николеньки Иртеньева, а в сущности всякого человека вообще будет прослежено от детства до молодости. И нельзя сказать, что последняя, четвертая часть осталась ненаписанной. Она воплотилась в других повестях молодого Толстого — “Утре помещика”, “Казаках”.
С образом Иртеньева связана одна из самых любимых и задушевных мыслей Толстого — мысль о громадных возможностях человека, рожденного для движения, для нравственного и духовного роста. Новое в герое и в открывающемся ему день за днем мире особенно занимает Толстого. Способность любимого толстовского героя преодолевать привычные рамки бытия, постоянно изменяться и обновляться, “течь” таит в себе предчувствие и залог перемен, дает ему нравственную опору для противостояния отрицательным и косным элементам в окружающей его среде. В “Юности” эту “силу развития” Толстой прямо связывает с верой “во всемогущество ума человеческого”.
Поэзия детства — “счастливой, счастливой, невозвратимой поры” сменяется “пустыней отрочества”, когда утверждение своего “я” происходит в непрерывном конфликте с окружающими людьми, чтобы в новой поре — юности — мир оказался разделенным на две части: одну, освещенную дружбой и духовной близостью; другую — нравственно враждебную, даже если она порою и влечет к себе. При этом верность конечных оценок обеспечивается “чистотой нравственного чувства” автора.
Толстой писал не автопортрет, но скорее портрет ровесника, принадлежавшего к тому поколению русских людей, чья молодость пришлась на середину века. Война 1812 года и декабризм были для них недавним прошлым. Крымская война — ближайшим будущим; в настоящем же они не находили ничего прочного, ничего, на что можно было бы опереться с уверенностью и надеждой.
Вступая в отрочество и юность, Иртеньев задается вопросами, которые мало занимают его старшего брата и, вероятно, никогда не интересовали отца: вопросами отношений с простыми людьми, с Натальей Савишной, с широким кругом действующих лиц, представляющих в повествовании Толстого народ. Иртеньев не выделяет себя из этого круга и в то же время не принадлежит к нему. Но он уже ясно открыл для себя правду и красоту народного характера. Искание национальной и социальной гармонии началось, таким образом, уже в первой книге в характерно толстовской форме психологического историзма.
С характерным, рано сложившимся чувством стиля Толстой противопоставил в повествовании столичную, светскую и деревенскую жизнь героя. Стоит Иртеньеву забыть о том, что он человек “comme il faut, оказаться в родной стихии и стать самим собой, как исчезает “иноплеменное” слово и появляется чисто русское, иногда слегка окрашенное диалектизмом. В пейзажных описаниях, в образе старого дома, в портретах простых людей, в стилевых оттенках повествования заключена одна из главных идей трилогии — мысль о национальном характере и национальном образе жизни как первооснове исторического бытия.
В описаниях природы, в сценах охоты, в картинах деревенского быта Толстой открывал читателям родную страну, Россию.
Прочитав “Отрочество”, Н. А. Некрасов написал Толстому: “Такие вещи, как описание летней дороги и грозы... и многое, многое дадут этому рассказу долгую жизнь в нашей литературе”.
В “Юности” поэтический образ дома, который, как некое живое существо, помнит и ждет Иртеньева, слит с представлением о патриархальном укладе жизни, отошедшей в прошлое вместе с детством, Натальей Савишной и maman. Но тот же дом пробуждает новые надежды героя, его мечты о душевной гармонии и полезной, доброй жизни. Дом, усадьба, родная земля олицетворяют в глазах Иртеньева родину, и трудно не видеть, как много в этом олицетворении характерно толстовского, личного. В очерке “Лето в деревне” (1858) он писал: “Без своей Ясной Поляны я трудно могу себе представить Россию и мое отношение к ней. Без Ясной Поляны я, может быть, яснее увижу общие законы, необходимые для моего отечества, но я не буду до пристрастия любить его. Хорошо ли, дурно ли, но я не знаю другого чувства родины...”.
Проведя более трех лет (1851—1854) на Кавказе, участвуя там в военных действиях, живя подолгу в казачьей станице, Толстой открыл для себя новый, неведомый ранее мир.
Когда его первые военные рассказы появились на страницах “Современника”, Н. А. Некрасов делился впечатлением с другим деятельным сотрудником журнала, И, С. Тургеневым: “Знаешь ли, что это такое? Это очерки разнообразных солдатских типов (и отчасти офицерских), то есть вещь, доныне небывалая в русской литературе. И как хорошо!” Блистательно искусство Толстого — военного писателя развернулось в цикле Севастопольских рассказов.
Толстой писал о защитниках Севастополя как наблюдатель, очеркист. Он сам был участником этих событий. В заглавии каждого рассказа намеренно точно обозначено время: “Севастополь в декабре месяце”, “Севастополь в мае”, “Севастополь в августе 1855 года”. Но военная хроника обернулась художественным открытием подлинной правды о войне, рассказанной гениальным писателем. В Севастополе Толстой вполне узнал, что такое смертельная опасность и воинская доблесть, как переживается страх быть убитым и в чем заключается храбрость, побеждающая, уничтожающая этот страх. Он увидел, что облик войны бесчеловечен и проявляется “в крови, в страданиях, в смерти”. Но также и то, что в сражениях испытываются нравственные качества борющихся сторон и проступают главные черты национального характера.
“Чувство родины”, патриотизм, одушевляет весь цикл рассказов о Севастопольской обороне В Севастополе Толстой лучше узнал и еще больше полюбил простых русских людей — солдат, офицеров. Он почувствовал себя самого частицей огромного целого — народа, войска, защищающего свою землю. Зорким глазом писателя он заметил множество деталей военного быта, которые перенес в свои рассказы.
Главное, что увидел и узнал Толстой еще на Кавказе и потом в Севастополе,— психологию разных “типов” солдат, разные — и низменные, и возвышенные — чувства, руководящие поведением офицеров. Здесь он познал “чувство, редко проявляющееся, стыдливое в русском, но лежащее в глубине души каждого,— любовь к родине”.
Прочитав этот очерк в “Современнике”. И. С. Тургенев написал: “Статья Толстого о Севастополе—чудо! Я прослезился, читая ее, и кричал: ура!..”.
Рассказывая потом всю правду о человеке на войне. Толстой именно эту правду провозглашает “главным героем” своего произведения. Он любит правду “всеми силами души” и старается воспроизвести “во всей ее красоте”. Этот герои, то есть правда, по глубокому убеждению Толстого, “всегда был, есть и будет прекрасен”. Но именно о войне рассказать правду чрезвычайно трудно. Многое совершается так неожиданно! И почти каждому хочется выглядеть героем.
Умение Толстого докапываться до самых глубоких пластов душевной жизни, подмечать мимолетные детали, которые только поверхностному наблюдателю кажутся незначительными, замечательно проявилось в его военных рассказах.
Писатель продолжает исследовать поведение человека на войне — на этот раз в тяжелейших условиях неудачных сражений- Он склоняется “перед этим молчаливым, бессознательным величием и твердостью духа, этой стыдливостью перед собственным достоинством”. В лицах, осанках, движениях солдат и матросов, защищающих Севастополь, он видит “главные черты, составляющие силу русского”. Он воспевает стойкость простых людей и показывает несостоятельность “героев”, точнее тех, кто хотят казаться героями.
И во всех рассказах идет отрицание войны как ненормального, противоестественного состояния, противного человеческой природе и всей красоте окружающего мира. “Севастополь в мае” заканчивается потрясающей картиной: мальчик рвет цветы в “роковой долине”, а затем в страхе бежит “от страшного, безголового трупа”. Эта картина, воссоздавая ужас, жестокость войны, вместе с тем протестует против них и утверждает радость, любовь, счастье мира. У Толстого мир отрицает войну, потому что содержание и потребность мира — труд и счастье, свободное, естественное и потому радостное проявление личности, а содержание и потребность войны — разобщение людей, разрушение, смерть и горе.
Высокая человечность, прославление мира как естественного состояния жизни соединяются в Севастопольских рассказах с патриотическим воодушевлением.
От этих замечательных рассказов — прямой путь к роману-эпопее “Война и мир”. Севастопольские рассказы — выдающееся достижение художественного творчества Льва Толстого. И вместе с тем образец для писателей, работавших после Толстого в этом жанре, в частности для советских писателей, свидетелей Великой Отечественной войны.
О значении Толстого как военного писателя не раз горячо говорил Эрнест Хемингуэй. Известный прогрессивный турецкий поэт Назым Хикмет в тюрьме работал над переводом “Войны и мира”. В стихотворной эпопее “Человеческая панорама” Хикмет прославляет сцену братания солдат из рассказа “Севастополь в мае” “как символ будущего мира без оружия, как образ дружбы, братания всех народов земли”.
Говоря о произведениях Толстого, посвященных Кавказу, Р. Роллан писал: “Надо всеми этими произведениями поднимается, подобно самой высокой вершине в горной цепи, лучший из лирических романов, созданных Толстым, песнь его юности, кавказская поэма “Казаки”. Снежные горы, вырисовывающиеся на фоне ослепительного неба, наполняют своей гордой красотой всю книгу”.
Оставив Москву и попав в станицу, Оленин открывает для себя новый мир, который сначала заинтересовывает его, а потом неудержимо влечет к себе.
По дороге на Кавказ он думает: “Уехать совсем и никогда не приезжать назад, не показываться в общество”. В станице он вполне осознает всю мерзость, гадость и ложь своей прежней жизни.
Однако стена непонимания отделяет Оленина от казаков. Он совершает добрый, самоотверженный поступок — дарит Лукашке коня, а у станичников это вызывает удивление и даже усиливает недоверие: “Поглядим, поглядим, что из него будет”; “Экой народ продувной из юнкирей, беда!.. Как раз подожжет или что”. Его восторженные мечты сделаться простым казаком не поняты Марьяной, а ее подруга, Устенька, поясняет: “А так, врет, что на ум взбрело. Мой чего не говорит! Точно порченый!” И даже Брошка, любящий Оленина за его “простоту” и, конечно, наиболее близкий ему из всех станичников, застав Оленина за писанием дневника, не задумываясь, советует оставить пустое дело: “Что кляузы писать!”.
Но и Оленин, искренне восхищаясь жизнью казаков, чужд их интересам и не приемлет их правды. В горячую пору уборки, когда тяжелая, непрестанная работа занимает станичников с раннего утра до позднего вечера, Оленин, приглашенный отцом Марьяны в сады, приходит с ружьем на плече ловить зайцев. “Легко ли в рабочую пору ходить зайцев искать!” — справедливо замечает бабука Улита, И в конце повести он не в состоянии понять, что Маръяна горюет не только из-за раны Лукашки, а потому, что пострадали интересы всей станицы — “казаков перебили”. Повесть завершается грустным признанием той горькой истины, что стену отчуждения не способны разрушить ни страстная любовь Оленина к Марьяне, ни ее готовность полюбить его, ни его отвращение к светской жизни и восторженное стремление приобщиться к простому и милому ему казачьему миру.
Однако не нужно думать, что в повести показано превосходство казаков над Олениным. Это неверно.
В конфликте Оленина с казачьим миром обе стороны правы. Обе утверждают себя: и эпически величавый строй народной жизни, покорный своей традиции, и разрушающий все традиции, жадно стремящийся к новому, вечно неуспокоенный герой Толстого. Они еще не сходятся, но они оба должны существовать, чтобы когда-нибудь сойтись. В конфликте между ними Толстой, верный себе, подчеркивает прежде всего моральную сторону. Кроме того, социальные противоречия, с таким блеском раскрытые в повестях о русской крепостной деревне — “Утре помещика” и “Поликушке”,—здесь были не так важны: казаки, не знающие помещичьего землевладения, живут в постоянном труде, но и в относительном довольстве. Однако даже и в этих условиях, когда социальный антагонизм не играет существенной роли, стена непонимания остается. И главное: Оленин не может стать Лу кашкой, которому неведомо внутреннее мерило хорошего и дурного, который радуется как нежданному счастью убийству абрека, а Лукашка и Марьяна не должны променивать свое нравственное здоровье, спокойствие и счастье на душевную изломанность и несчастье Оленина.
Конфликт главного героя со своей средой носит совсем иной характер. Почти не показанная в повести, отвергнутая в самом ее начале, эта московская барская жизнь все время памятна Оленину и предъявляет на него свои права — то в соболезнующих письмах друзей, боящихся, как бы он не одичал в станице и не женился на казачке, то в пошлых советах приятеля Белецкого. В станице Оленин “с каждым днем чувствовал себя... более и более свободным и более человеком”, но “не мог забыть себя и своего сложного, негармонического, уродливого прошедшего”.!
Путь идейных и нравственных исканий положительного героя Толстого не завершается с его отъездом из станицы Новомлинской. Он будет продолжен Андреем Болконским, Пьером Безуховым в “Войне и мире”, Левиным в “Анне Карениной” и Нехлюдовым в “Воскресении”.
Заглавие — “Казаки” — вполне соответствует содержанию и пафосу произведения. Любопытно, что, выбирая в ходе работы разные названия, Толстой, однако, ни разу не остановился на “Оленине”.
Тургенев, считавший Оленина лишним лицом в “Казаках”, был, конечно, неправ. Идейного конфликта повести не было бы без Оленина, Но тот факт, что в жизни казачьей станицы Оленин — лишнее лицо, что поэзия и правда этой жизни существуют и выражаются независимо от него,— несомненен. Не только для существования, но и для самосознания казачий мир не нуждается в Оленине. Этот мир прекрасен сам по себе и сам для себя.
Эпически величавое описание истории и быта гребенских казаков развертывается в первых главах повести вне какой-либо связи с историей жизни Оленина, Впоследствии —в столкновении казаков с абреками, в замечательных сценах уборки винограда и станичного праздника, в войне, труде и веселье казаков — Оленин выступает как сторонний, хотя и очень заинтересованный наблюдатель. Из уроков Брошки познает он и жизненную философию, и мораль этого поразительного и такого привлекательного для него мира.
Исторически жизнь гребенских казаков сложилась так, что их столкновения с соседями-горцами, защита от нападений абреков и походы на ту сторону, за Терек, были неизбежны, Постоянная опасность и необходимость защищать плоды своего труда развили в характере казаков удаль и молодечество. Вместе с Ерошкой, который в молодые годы сам был первым джигитом, автор любуется удалью Лукашки и преисполнен уважения к храбрости врагов — горцев. Но считает, что все люди должны жить в мире. Как и многие другие самые дорогие Толстому мысли, эта мысль высказана Ерошкой: “Все бог сделал на радость человеку. Ни в чем греха нет. Хоть с зверя пример возьми. Он и в татарском камыше и в нашем живет. Куда придет, там и дом. Что бог дал, то и лопает- А наши говорят, что за это будем сковороды лизать. Я так думаю, что все одна фальшь”. Надо жить и радоваться, потому что “сдохнешь...— трава вырастет на могилке, вот и все”.
Повесть утверждает красоту и значительность жизни самой по себе. Ни одно из созданий Толстого не проникнуто такой молодой верой в стихийную силу жизни и ее торжество, как “Казаки”. И в этом смысле кавказская повесть намечает прямой переход к “Войне и миру”.
Впервые в своем творчестве Толстой создал в “Казаках” не беглые зарисовки народных типов, а цельные, ярко очерченные, своеобразные, не похожие друг на друга характеры людей из народа — величавой красавицы Марьяны, удальца Лукашки, мудреца Ерошки.
С самого начала повесть создавалась в полемике с романтическими сочинениями о Кавказе. Вместо воображаемых поэтических картин в духе Бестужева-Марлинского, “Амалат-беков, черкешенок, гор, обрывов, страшных потоков и опасностей”, рисующихся Оленину, когда он едет на Кавказ, ему предстояло увидеть настоящую жизнь, подлинных людей и окружающую их природу. Но эти действительные образы были не менее, а только иначе поэтичны. Воспроизвести поэзию реальности для Толстого — важнейшая художественная задача. “Казаки” — одна из самых поэтических его книг.
К созданию “Войны и мира” Толстой пришел от замысла, начатого в 1860 году романа “Декабристы”. Декабристская тема определяла на раннем этапе работы композицию задуманного монументального произведения о почти полувековой истории русского общества (от 1812 до 1856 г.).
Толстовское “стремление “дойти до корня”, исследовать глубины исторического и личного бытия замечательно сказалось в работе над великой эпопеей. В поисках истоков декабристского движения он неизбежно пришел к эпохе Отечественной войны, сформировавшей будущих дворянских революционеров. Преклонение перед героизмом и жертвенностью “лучших людей” начала прошлого века писатель сохранил на всю жизнь. Историческая подготовка движения декабристов нашла отражение и в завершенном романе. Но эта тема не заняла в нем главного места. Более того: в эпилоге “Войны и мира” вместе с рассказом о возвышенных мечтах Николеньки Болконского иронически повествуется о гордых и самонадеянных рассуждениях Пьера Безухова, полагавшего, что деятельность небольшой группы людей в Петербурге способна переменить основы всей жизни России. Каким-то историческим инстинктом Толстой догадывался, что декабристы были страшно далеки. от народа. Мысли о необходимости более тесной связи с народом приходили и самим декабристам после поражения восстания, затем революционным демократам и деятелям “Земли и воли”.
Шестидесятые годы обозначили в русской истории поворот к новой эпохе— подготовки первой русской революции, начинавшегося революционного пробуждения самих народных масс.
Толстой, надеясь на бескровное разрешение общественных конфликтов эпохи, переживал период страстного увлечения “педагогией”. Это была не только новая система образования народа: писатель надеялся таким утопическим путем воздвигнуть идеальный социальный строй.
В начале 60-х годов в мировоззрении Толстого происходят очень важные и значительные сдвиги. Он признает за народом решающую роль в историческом процессе. В таком представлении о роли народа в движении истории Толстой оказался близок взглядам революционных демократов (в особенности взглядам Герцена этой поры) и решительно разошелся с “прогрессистами-либералами”, спор с которыми он начал в повести “Декабристы” и педагогических статьях и продолжил на страницах “Войны и мира”. Убеждениям “эмансипаторов”-революционеров он противопоставил свою теорию народа как субстанции истории, как стихийной “роевой” силы, бессознательно направляющей ход исторического развития.
Пафос “Войны и мира” — в утверждении “мысли народной”. Глубокий, хотя и своеобразный демократизм автора обусловил необходимый для эпопеи угол зрения в оценке всех лиц и событий — на основе “мнения народного”.
Отечественная война 1812 года, когда усилия всей русской нации, всего, что было живого и здорового в ней, напряглись для отпора наполеоновскому нашествию, представила благодарный материал для такого произведения.
Раскрыть характер целого народа, характер, с одинаковой силой проявляющийся в мирной, повседневной жизни и в больших, этапных исторических событиях, во время военных неудач и поражений и в моменты наивысшей славы,— такова важнейшая художественная задача “Войны и мира”. Впервые Толстой ставил подобную цель в повести “Казаки”, хотя и на сравнительно узком и специфическом жизненном материале. Именно в период работы над “Казаками”, незадолго до начала “Войны и мира”, Толстой записал в дневнике: “Эпический род мне становится один естественен”.
“Война и мир” — одно из немногих в мировой литературе XIX века произведений, к которому по праву прилагается наименование романа-эпопеи. События большого исторического масштаба, жизнь общая, а не частная составляют основу ее содержания; в ней раскрыт исторический процесс, достигнут необычайно широкий охват русской жизни во всех ее слоях, и вследствие этого так велико число действующих лиц, в частности персонажей из народной среды; в ней показан русский национальный быт, и, главное,— история народа и путь лучших представителей дворянского класса к народу являются идейно-художественным стержнем произведения.
Путь идейного и нравственного роста ведет положительных героев “Войны и мира”, как всегда у Толстого, к сближению с народом. Он еще не требует от дворянских героев разрыва с тем классом, к которому они принадлежат по рождению и воспитанию; но полное нравственное единение с народом уже становится критерием подлинно человеческого бытия.
Жизнеспособность каждого из персонажей “Войны и мира” поверяется “мыслью народной”. Пьер остро чувствует свою ничтожность в сравнении с правдой, простотой и силой солдат и ополченцев на Бородинском поле. Но в народной среде оказываются нужными и лучшие качества Пьера — физическая сила, пренебрежение к удобствам жизни, простота, бескорыстие. Идеалом, к которому он стремился во время войны и затем плена, становится желание “войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими”.
Высшая похвала Андрею Болконскому — прозвище “наш князь”, данное ему солдатами полка. Глубокий смысл заключен в том, что слова “великого” Наполеона о “прекрасной смерти” князя Андрея на Аустерлицком поле звучат фальшиво и ничтожно, а похвала храбрости Волконского, высказанная даже не названным по имени фейерверкером, оказывается достойной и, главное, достаточной его оценкой.
Главные черты героини романа, Наташи Ростовой, с особенной яркостью раскрываются в тот момент, когда она перед вступлением французов в Москву заставляет сбросить с подвод семейное добро и взять раненых. В другую, счастливую и радостную, минуту—в русской пляске, в увлеченности народной музыкой проявляется вся сила заключенного в ней национального “духа”. Точно так же скромная, необщительная, замкнутая в своем душевном мире Марья Болконская вдруг преображается и неизмеримо вырастает в наших глазах, когда она гневно отвергает предложение своей компаньонки, француженки Бурьен, покориться завоевателям и остаться во власти Наполеона.
Истинное значение исторических лиц проверяется все тою же “мыслью народной”. “Умные” предначертания Сперанского отвергаются, ибо они неприложимы к народной жизни и чужды ее интересам.
“Чистота нравственного чувства”, которая составляет этический пафос “Войны и мира”, утверждает истинность русского народного представления о величии: “Для нас нет величия там, где нет простоты, добра и правды”.
Наполеон подвергается уничтожающему разоблачению, потому что он избрал для себя преступную роль “палача народов. Кутузов возвеличивается как полководец, умеющий подчинять все свои мысли и действия народному чувству.
Народ протестует против захватнических войн Наполеона и благословляет освободительную борьбу, в которой народ отстаивает свое право на независимость.
Такое отношение к войне усваивают и нерассуждающий рыцарь войны Николай Ростов, и ее строгий аналитик Андрей Болконский, и философ Пьер Безухов.
Эпическое начало в романе “Война и мир” невидимыми нитями связывает в единое композиционное целое картины войны и мира. Точно так же, как “война” означает не одни военные действия враждующих армий, но и воинственную враждебность людей, в мирной жизни разделенных социальными и нравственными барьерами, понятие “мир” фигурирует и раскрывается в эпопее в своих самых разнообразных значениях. Мир — это жизнь народа, не находящегося в состоянии войны. Мир — это крестьянский сход, затеявший бунт в Богучарове. Мир — это будничные интересы, которые в отличие от бранной жизни так мешают Николаю Ростову быть “прекрасным человеком” и так досаждают ему, когда он приезжает в отпуск и ничего не понимает в этом “дурацком мире”. Мир — это весь народ, без различия сословий, одушевленный единым чувством боли за поруганное отечество. Мир — это ближайшее окружение, которое человек всегда носит с собой, где бы он ни находился, на войне или в мирной жизни, вроде особенного “мира” Тушина. Но мир — это и весь свет вселенная, о нем говорит Пьер, доказывая князю Андрею существование “царства правды”. Мир—это братство людей независимо от национальных и классовых различий, здравицу которому провозглашает Николай Ростов при встрече с австрийцем. Мир и война идут рядом, переплетаются, взаимопроникают и обусловливают друг друга.
Для исторического повествования Толстого одинаково важны и война, и мир, и грандиозные сражения, и такие бытовые картины, как именинный обед, ряженые, святочное катание. Охота Николая Ростова рассказана более подробно чем атака павлоградских гусар под Островной, в которой он участвует. Пожалуй, из всех двадцати сражений, изображенных в романе, лишь Бородинское показано столь же детально, как эта охота. И величественное сражение и охота одинаково раскрывают исторические и национальные черты русского характера.
В общей концепции романа мир отрицает войну. Ужас смерти сотен людей на плотине Аугеста, во время отступления русской армии после Аустерлица, потрясает тем более, что Толстой сравнивает этот ужас с видом той же плотины в другое время — когда здесь “столько лет мирно сиживал в колпаке старичок-мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу”, и “столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и уезжали по той же плотине, запыленные мукой, с белыми возами”. Страшный итог Бородинского сражения рисуется в следующей картине: “Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах... на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне дёревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского”. Весь ужас необходимости убийства на войне становится ясен Николаю Ростову, когда он видит “самое простое комнатное лицо” врага, “с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами”.
Мировые события и крупные явления общественной жизни наблюдает в “Войне и мире” как бы случайный свидетель, обыкновенный смертный, и эта простая, естественная, непредвзятая точка зрения обеспечивает нужный автору “человеческий” взгляд. Представляя события с человеческой, нравственной стороны, писатель проникал и в их подлинную историческую сущность.
Само изображение правды войны — в “крови, страданиях, смерти”, которое Толстой провозгласил своим художественным принципом еще в Севастопольских рассказах, исходит из народной точки зрения на сущность войны. Правителям народов: Наполеону и Александру, равно как и всему высшему обществу, мало дела до этих страданий. Они либо не видят в этих страданиях ничего ненормального, как Наполеон, либо с брезгливо-болезненной миной отворачиваются от них, как Александр от раненого солдата.
Рассказать правду о войне, замечает сам Толстой в “Войне и мире”, очень трудно. Его новаторство связано не только с тем, что он показал человека на войне (это же сделал в европейской литературе Стендаль, чей опыт Толстой, несомненно, учитывал), но главным образом с тем, что, развенчав ложную, он первый открыл подлинную героику войны, представил войну как будничное дело и одновременно как испытание всех душевных сил человек