В. Хлебников
Кошелева А.Л.
Виктор (псевдоним - Велимир) Владимирович Хлебников (1885-1922) родился в Астраханской губернии, в местечке, где Волга встречается с Каспием (Сигай). Отец будущего поэта - Владимир Алексеевич Хлебников-ученый-естественник, орнитолог. Влиянию отца можно приписать и ранний интерес Хлебникова к естественным наукам, сохранившийся в течение всей его жизни. Мать Хлебникова - Екатерина Николаевна - историк по образованию. В молодости она была близка к кругу народовольцев. Именно она воспитала у сына глубокий интерес к отечественной истории, которую писатель Хлебников скрупулезно изучал на протяжении всей своей творческой жизни. Помимо Виктора Владимировича в семье было еще четверо детей: Борис, Екатерина, Александр и Вера.
Когда Виктору было 13 лег, Хлебниковы всей семьей перебрались в Казань, и он стал учеником четвертого класса 3-ей казанской гимназии. По воспоминаниям сестры Веры Владимировны, гимназист Хлебников хорошо успевал по математике и русской словесности, увлекался изучением языков и рисованием. Владение техникой живописи и художественную одаренность Хлебникова отмечают все знавшие его в более поздние годы. В богатой домашней библиотеке, В. Хлебников познакомился с произведениями Дидро, Канта, Спенсера, Конта, Тейлора, Берви-Флеровского
Осенью 1903 года В. Хлебников поступил в Казанский университет на математическое отделение физико-математического факультета. За участие в студенческих демонстрациях В. Хлебников был арестовав и месяц провел в тюрьме. В феврале 1904 года был уволен из университета, а 28 июля того же года его вновь зачислили в университет, но уже на естественное отделение физико-математического факультета. Будучи студентом Казанского университет, начал писать. Советовался с Горьким, любил Сологуба, а весной 1908 года познакомился в Крыму о Вячеславом Ивановым.
В сентябре 1908 года В. Хлебников переехал в Петербург и был зачислен на естественное отделение, физико-математического факультета Петербургского университета. Но в 1911 году Хлебников оставляет университет и посвящает себя полностью литературному творчеству.
Налаживается его прочная связь с символистами. Он регулярно посещает литературные среды в "Башне" Вяч. Иванова, где собирались тогда известные поэты того времени: Блок, Сологуб, Кузмин, Ремизов, Городецкий, Здесь читались и обсуждались новые стихи, дебютировали начинающие поэты, произносил строгие "приговоры" хозяин дома. Чарующие стихи К. Бальмонта, влюбленность в древнюю Русь и ее "чертовщину" А. Ремизова, лирическая проза и драматургия Сологуба - вот та литературная атмосфера, которая особенно заметно сказалась в ранних опытах В. Хлебникова. И все-таки начинающий, но самобытный писатель не ужился в этой рафинированной символистской среде. Символисты ничего не сделали, чтобы опубликовать эти первые откровения слова, в которых молодой В. Хлебников пробовал разные стилевые принципы своих старших наставников из недосягаемой для простых смертных "Башни". Однако причины разрыва с символистами, конечно, заложены глубже.
В. Хлебникову чужды были эстетская замкнутость и книжность символистов и акмеистов. Его больше интересует народное искусство, фольклор, эпос, тесно связанные с национальной историей и историей родного языка. В сатире "Петербургский Аполлон", являвшейся своеобразным свидетельством разрыва с символистами, В. Хлебников высмеивает деятелей символизма за то, что они подают французского Верлена "вместо русского Бяяна", обвиняет участников журнала "Аполлон" (Гумилева, Сологуба, Потемкина, Маковского) в отрыве от русской национальной культуры. Дебют В. Хлебникова состоялся на страницах журнала без направления - "Весна", редактировавшегося Н. Шебуевым. В "Весне" начинали Д. Бедный, И. Северянин, Л. Рейснер и многие другие. В сборнике "Студия импрессионистов" было напечатано знаменитое программное стихотворение В. Хлебникова "Заклятие смелом", которое и проложило дорогу начинающему поэту к футуризму.
В апреле 1910 года вышел сборник "Садок судей" (название предложил Хлебников), авторами которого были В Хлебников, Елена Гуро, Д. Бурлюк, Н. Бурлюк, В. Каменский и др. Выход "Садка судей" знаменовал рождение русского футуризма, с которым и будет связана дальнейшая судьба В. Хлебникова.
Сборник печатался на обоях. Эта эпатирующая внешность была своеобразным вызовом всех эстетствующим современным поэтам. В декабре 1912 года в этом же сборнике выходит программа футуристов - "Пощечина общественному вкусу", вынесшая лозунги футуристов на улицу. Почти одновременно с этой программой издается брошюра. В. Хлебникова с числовыми и языковыми материалами - "Учитель и ученик". Он становится главным теоретиком нового литературного течения.
Почему же футуристы не только признавали Хлебникова "своим", но и основывали на его поэзии своп теории? Прежде всего потому, что Хлебников показал пример "самовитого слова". "Словотворчество" Хлебникова, ломка привычных поэтических форм, взрывная сила его поэзии - привлекали к себе футуристов, видевших в ней многообещающие открытия. В. Каменский в 1914 году так определил соотношение раннего футуризма и Хлебникова: "Гений Хлебникова настолько безбрежен в своем разливе словоокеана, что нам, стоящим у берега его творчества, вполне достаточно и тех прибойных волн, которые заставляют нас преклониться перед раскинутым величием словопостижения"34.
Одним из путей "словопостижения" для футуристов была живопись. Не случайно, что большинство поэтов раннего футуризма пришло к литературе от живописи. Д. Бурлюк, В. Маяковский, А. Крученых были профессиональными художниками, а другие, как В. Хлебников, В Каменский, хотя и дилетански, но так же пробовали свои силы в области живописи. Именно из живописи возникло отношение к стиху и к слову как к "самоцельной" и "автономной" организации материалов. В одной из статей 1912 года В Хлебников писал, "Мы хотим, чтобы слово смело шло за живописью" (НХ, 334)2. Хлебников видел в самих приемах живописи возможности обновления стиха. Вот поэтому нередко образы его первых стихов идут непосредственно от живописи:
Малявина красавицы, в венке цветов Коровина
Поймали небо-птицу... (2, 245)35.
Или:
Уста напишет Хоккусай
А брови девушки - Мурильо. (2, 251).
Здесь не просто отсылка к живописи, а включение в стих, в его образную систему зрительных ассоциаций. Эти ассоциации могут заменить описание пейзажа:
И сумрак облака будь - Гойя!
Ты ночью облако - Роопс! (2, 217).
С помощью звука и цвета Хлебников стремился выразить ощущение предмета не только в его конкретно вещественном восприятии, но и эмоциональном. Классическим примером является стихотворение "Бобэоби...", в котором поэт звуковыми аналогиями с живописными средствами создает портрет:
Бобэоби пелись губы
Вээоми пелись взоры
Пиээзо пелись брови
Лиэээй - пелся облик
Гзи-гзи-гзео пелась цель.
Так на холсте каких-то соответствий
Вне протяжения жило Лицо (2, 36).
Как видно, отдельные элементы лица на портрете по аналогии с краской обозначаются звуковыми "соответствиями". Самый принцип эмоционального соответствия цвета, зрительного впечатления со звуком и словом сохранятся на протяжении почти всего творчества Хлебникова.
Неприятие В. Хлебниковым буржуазно-мещанского мира, быта особенно усиливается к 1914 году. В. Маяковский любил тогда цитировать такие строки стихов В. Хлебникова:
Сегодня снова я пойду
Туда, на жизнь, на торг, на рынок,
И войско песен поведу
С прибоем рынка в поединок! (НХ, 160).
Это неприятие старого мира, ощущение надвигающейся катастрофы сближало Хлебникова с Маяковским. В начале первой мировой войны Хлебников окончательно пересматривает свои взгляды, позиции. Его мысль все чаще обращается к образам Пугачева и Разина, ореолам народного мятежа ("Хаджи-Тархан", "Дети Выдры"). Он жил будущим, рассматривал себя как человека, провидящего ход истории (за два года до ее начала предсказал первую мировую войну), мечтал о времени, когда исчезнут войны, частная собственность, отчуждение человека от природы, вызванное механической стандартизацией культуры. Уже в стихотворении "Конь Пржевальского" (1912) В. Хлебников мечтал:
Взлететь в страну из серебра,
Стать звонким вестником добра (2, 112).
Литературная и общественная позиция Хлебникова этого периода была достаточно сложной и противоречивой. С одной стороны, он выступает как футурист-будетлянин, отстаивает позиции новой школы и поэзии. С другой, - он защитник национальной самобытности, идеи всеславянского единства, пропагандист союза славянства и "азиатской культуры". Отрицание буржуазно-капиталистического мира приводило Хлебникова к идеализации прошлого, язычества, славянства, к отказу от механической, бездушной цивилизации современного общества. Его мечта о гармоническом развитии человечества порождала утопию, наукообразную теорию "законов времени", единства закономерностей вселенной.
Своеобразие творчества В. Хлебникова - это слияние его поэтического сознания с отдаленным прошлым, с той стадией мышления, когда господствовали мифологические представления о мире. Образы его ранних произведений чаще всего связаны о периодом Киевской Руси, язычеством, первобытным состоянием человечества. Пользуясь моделью мифа. Хлебников создает новые ("Внучка Малуши", "Журавль", "Маркиза Дэзес"). Но чаще всего у него история сливается с мифологией, современность - с прошлым. Мифы предстают то как трагедийно-историческое событие ("Девий бог", "Гибель Атлантиды", "Ка", "Дети Выдры"), то как ироническое травестирование ("Внучка Малуши", "Вила и леший", "Игра в аду"). Воскрешение языческих времен имело у Хлебникова современное и актуальное значение, как знаменье мощи и единства славянства. Перед лицом японской и германской угрозы он призывает к возвращению к временам язычества, к Перуну, во имя воскрешения былой воинской мощи и единства, в стихотворении "Перун":
Ты знаешь: путь изменит пря,
И станет верны, о Перуне,
Когда желтой и белой силы пря
Перед тобой вновь объеденит нас в уне (2, 198).
Откликом на события русско-японской войны являются стихи "Выли вещи слишком сини". Самую тему столкновения русских войск с японцами поэт мифологизирует, изображая гибель броненосца "Ослябя" в виде мифа о борьбе "японского бога" с Перуном:
Над пучиной емля угол,
Толп безумных полон бок,
И по волнам кос и смугол
Шел японской роты бог (2, 31).
Этим же воинственным тоном отличается и стихотворение "Мы желаем звездам тыкать!":
С толпою прадедов за нами
Ермак и Ослябя,
Вейся, вейся, русское знамя,
Веди через сушу и через хляби!.. (2, 15).
В своем обращении к язычеству, к древней Руси Хлебников примыкал к широкому движению Б русском искусстве начала XX века, представленному в литературе А. Ремизовым ("Посолонь"), С. Городецким ("Ярь", "Перун"), А. Н. Толстым ("За синими реками") и др. В живописи можно назвать Н. Рериха, И. Вилибина; в скульптуре С. Коненкова; в музыке - Игоря Стравинского ("Жар-птица"), С. Прокофьева ("Скифская сюита"). Это воскрешение "языческих" древнерусских начал в искусстве, обращение к мифологическому сознанию знаменовало протест против фетишизации современной культуры и буржуазной цивилизации.
Хлебников написал много таких стихов, которые перекликаются с лесовиками Коненкова и сказочными лешими и прочей нечистью Ремизова:
Зеленый леший - бух лесиный
Точил свирель,
Качались дикие осины,
Стекала благостная ель (2, 92).
В этих стихах картины русской природы, леса, реки - пейзаж вневременной, возникающий, как во сне:
Там, где жили свиристели,
Где качались тихо ели,
Пролетели, улетали
Стая легких времирей;
Где качались тихо ели,
Где шумели звонко ели,
Пролетели, улетели
Стая легких
Времирей (2, 2, 76).
Все ощущения зыбки, импрессионистичны, возникают подобно музыкальным ассоциациям. Это музыкальное начало подчеркнуто основной "темой": сочетанием двух звуковых регистров - "р" и "л", проходящими через все стихотворение.
На сочетании двух планов: современности и древней Руси основана и поэма "Внучка Малуши". Перенесшись из времен Владимира, когда люди жили одной жизнью с природой, внучка Малуши попадает в "всеучбище" - женский институт. Ее поражает скучная и бессмысленная зубрежка, полный разрыв с природой, и она уговаривает "училиц" вернуться к природной жизни. И "училицы", увлеченные ею девушки, с радостными возгласами покидают "всеучбище", складывают костер из учебников и восклицают:
Мы оденем, оденемся в зелень,
Побежим в голубые луга,
Где пролиться на землю грозе лень,
Нас покинет училищ туга... (2, 74).
В этой поэме чувствуется явная ориентация на "Слово о полку Игореве", поэму Пушкина "Руслан и Людмила".
Увлечение славянством, язычеством находит свое выражение и в пьесе "Девий бог" (1911). Это своего рода языческая мистерия, написанная под влиянием символизма. Она примыкает к пьесам Сологуба, и Ремизова. В ней еще много красивости, эффектной декламационной патетики, от которой в дальнейшем Хлебников отходит. Так. Девий бог обращается к своей девичьей свите: "Я поведу вас на вершины гор, и на хребет моря, и в ущелья подземного царства. Я буду будить вас на утренней заре и, баюкая, усыплять на вечерней. Морская волна не сумеет более точно отразить, звезды, чем я ваши желающие души" (4, 190).
Одним из известнейших произведений Хлебникова является его поэма "Зверинец" в прозе, опубликованная в первом "Садке судей". Она привлекает не только своим поэтическим мастерством, но и тем, что в ней сплелись основные мотивы творчества В. Хлебникова. В поэме - и отрицание современной цивилизации, и тоска по прошлому человечества, и стремление найти в изначальной природе зверей - истоки разных вер, культур, наций. Поэма глубоко философична. По мысли Хлебникова, "Зверинец" раскрывает первобытное начало в человеке, древние типы человеческого сознания, которые как бы предвещаются видами животных. Из письма В. Хлебникова Вяч. Иванову просматривается интересный замысел "Зверинца": "Я был в Зоологическом саду, и мне странно, бросилась в глава какая-то связь верблюда с буддизмом, а тигра с Исламом. После короткого размышления я пришел к формуле, что виды - дети вер и что веры - младенческие виды... Виды потому виды, что их звери умели по-разному видеть божество (лик)" (НХ, 356). Этот своеобразный антропоморфизм проходит через все творчество Хлебникова: общность животного и растительного мира с человеком, единство всею живого - одна из основных тем его поэзии. Ключ к пониманию "Зверинца" - в последнем абзаце-строфе: "Где в зверях погибают какие-то прекрасные возможности, как вписанные в Часослов Слово о полку Игорови" (4, 30). В "Зверинце" высказана мысль о едином разуме природы. Цепь, зорко увиденных аналоги между зверем и человеком не только раскрывает облик и характер зверя, но и очеловечивает его, заставляя в то же время видеть и в человеке черты зверя (в носороге - Ивана Грозного, в морже - Ницше, в тигре - фанатическую жестокость магометанина и т. д.).
Поэма "Зверинец" возникла из ранних опытов ритмической прозы. Но в ней Хлебников отказался от утомительных словообразований и архаической стилизации: поэма написана ритмизованной прозой:
О Сад, Сад!
Где железо подобно отцу, напоминающему братьям, что
они братья, и останавливающему кровопролитную
схватку.
Где немцы ходят пить пиво.
А красотки продавать тело.
Где орлы сидят подобно вечности, оконченной
сегодняшним,
еще лишенным вечера днем.
Где верблюд знает разгадку Буддизма и затаил ужимку
Китая (4, 27).
К. Чуковский справедливо отмечает сходство поэмы В. Хлебникова и поэзии Уитмена, в частности, с его "Песней о себе". Этих поэтов сближает прежде всего мысль об единстве всего находящегося в природе, о равенстве всех ее проявлений.
Ранний В. Хлебников - это романтик, и история в эти годы интересует его прежде всего в ее романтических ярких ситуациях, эффектных эпизодах. Одна из первых поэм - "Царская невеста" - написана на сюжет, использованный в поэме А. Навроцкого "Царица Марин Долгорукова" (1899). В. Хлебников обращается к трагической судьбе невесты Ивана Грозного, княгини Марии Долгоруковой, убитой царем в день свадьбы. Но уже необычен, нов был самый стих, с интонационными (сдвигами), синтаксически затрудненным построением фразы, с непривычно яркой, метафорической образностью:
Не вырвался крик сквозь сомкнутости уст,
Но глаз блестел сквозь золотой кос куст (1, 73).
Поэма "Марина Мнишек" написана в 1908-1910 годах повествует об истории в ее традиционном понимании. Романтически здесь изображен образ Дмитрия Самозванца: его побуждения, реальные политические связи не показаны в поэме, они подменяются смутными поэтическими мечтаниями:
От тополей упали тени,
Как черно-синие ступени.
Лунным светом серебрим,
Ходит юноша по ним.
Темной скорбию томим...
В стихотворении "Кубок печенежский" (1916), напечатанном в сб. "Четыре птицы", говорится о гибели Святослава, убитого печенегами при возвращении из похода на Византию. Великолепен здесь портрет Святослава:
Святослав, суров, окинул
Белым сумраком главы,
Длинный меч из ножен вынул
И сказал: "Иду на вы!" (2, 222).
В программной статье "Учитель и ученик" (1912) Хлебников противопоставляет современной ему литературе "народное слово", народную песню, выступающую в защиту жизни: "Писатели проповедуют "смерть", и лишь "народное слово" утверждает жизнь;... я не хочу, чтобы русское искусство шло впереди толп самоубийц!" (5, 180, 182).
Хлебников начинал с фольклора, и в дальнейшем творчестве эта связь не порывается. Фольклорные образы, песенные ритмы и мелодии, фольклорные эпитеты и параллелизмы - входят в поэтическую систему Хлебникова. Песенные мелодии, повторы, обращения, образная система, просторечия переполняют одно из ранних стихотворений "Конь Пржевальского":
В коромысле есть цветочек,
А на речке синий челн.
"На, возьми другой платочек,
Кошелек мой туго полн"...(2, 112).
Фольклорно-песенное начало сказалось и в стихотворении "Из песен Гайдамаков": "А пани, над собой увидев нож, На землю падает, целует ноги..." (2, 91).
В фольклоре, в древнерусских преданиях, сказках, заклинаниях Хлебников нашел источник для своего творчества. В "Изборнике" (СПб, 1914) Хлебников помещает цикл стихотворений, в которых главное место принадлежит языческой мифологии (раздел книги "Деревянные идолы"). В стихотворении "Ночь в Галиции" использованы ведьмовские песни и заклинания, приведенные в книге русского фольклориста XIX века И. Сахарова - "Сказания русского народа":
Между вишен и черешен
Наш мелькает образ грешен,
Иногда глаза проколет
Нам рыбачья острога,
А ручей несет и холит
И несет сквозь берега... (2, 200-201).
От народной песни идет и стихотворение "В холопий город парус тянет" (1916). Это стихи о Разине:
...На носу темнеет пушка,
На затылке хлопцев смушки.
Что задумались, други?
Иль челна слабы упруги?
Видишь, сам взошел на мост,
Чтоб читать приказы звезд (2, 220).
Если для символистов и акмеистов фольклор являлся лишь образцом для стилизации, то для Хлебникова он стал своего рода структурной основой его поэзии, ее конструктивным принципом.
Хлебников не ограничивается обращением к первобытным мифам. Страх и тревогу, ощущение беспомощности перед чуждыми и враждебными человеку силами, перед могуществом техники и властью вещей над человеком Хлебников воплотил в современном мифе-поэме "Журавль" (1909). Образ подъемного крана, железного Журавля превращается в поэме в миф о гибели человечества. Против человека восстают им созданные вещи: мосты, вагоны, трубы, срывающиеся со своего места и образующие остов гигантского Журавля, своего рода новое жестокое божество, уничтожающее человечество. "Толпы мертвецов в союз спешащие вступить с вещами":
Свершился переворот. Жизнь уступила власть
Союзу трупа и вещи.
О человек! Какой коварные дух
Тебе шептал, убийца и советчик сразу:
Дух жизни в вещи влей!
Ты расплескал безумно разум,
И вот ты снова данник журавлей (1, 81).
Мифологический образ гигантского Журавля вбирает у Хлебникова реальные черты Петербурга. Об этом же свидетельствует урбанистический пейзаж поэмы: Петропавловская крепость, Троицкий мост, остров Тучков. Миф-поэма "Журавль" - это романтический бунт против буржуазной цивилизации. С этой поэмой Хлебникова перекликается по содержанию трагедия молодого В. Маяковского "Владимир Маяковский" (1914).
В этом же году выходит пьеса "Маркиза Дэзес", главная идея которой тоже осуждение современного общества за уход от подлинности и цельности естественной жизни. Место действия - выставка художников, главные герои пьесы - Распорядитель, Поэт, маркиза Дэзес - в сущности, условные персонажи, которые раскрываются автором в гротескно-пародийной манере. В итоге, звери, птицы, нарисованные на картинах, приобретают подлинную жизнь, тогда как "утомленная" маркиза Дэзес и ее Спутник онемевают от восстания вещей и превращаются в мраморные изваяния.
С самого начала творческого пути Хлебников особое внимание уделял культуре и поэзии Востока. Так, поэма "Медлум и Лейли" (1911) восходит к мотивам известной поэмы Низами, своего рода история Ромео и Джульетты. Одна из лучших дореволюционных поэм Хлебникова - "Хаджи-Тархан" (1912) - историко-философская поэма, посвященная излюбленной мысли Хлебникова о связи России и Азии, об азийском пласте" культуры:
Запрятав в брови взоры синие,
Исполнен спеси и уныния,
Верблюд угрюм, неразговорчив,
Стоит, насмешкой губы скорчив
И, как пустые рукавицы,
Хохлы горба его свисают,
С деньгой серебряной девица
Его за повод потрясает... (1, 121).
Точные, "материальные" образы. История, пласты столетий, судьбы народов переводятся поэтом в интимный, лирический план. Эта же тема продолжается в поэме "Дети Выдры", повести "Есир". В творчестве Хлебникова Азия, Египет, Африка, Индия - не географическая экзотика, а попытка найти во всемирной истории корни единства, закономерность в развитии человечества.
Особое место в дореволюционном творчестве В. Хлебникова занимает образ Степана Разина. Разил для Хлебникова - символ мятежа, крестьянского восстания и вместе с тем выражение исконной сути русского национального характера, с его буйной непокорностью, безбрежной ширью и удалью. В неопубликованной при жизни поэме "Песнь мне" (1911) Хлебников резко формулирует свою позицию, противопоставляя европеизированной российской знати - бунтарскую стихию русского народа:
О, вы, что русские именем,
Но видом заморские щеголи,
Заветом "свое на не русское выменим"...
И вот ужасная образина,
Пустынь могучего посла,
Я прихожу к вам тенью Разина
На зов (широкого) весла.
От ресниц упала тень,
А в руке висит кистень (НХ, 208).
Дореволюционное творчество В. Хлебникова в основном обращено к прошлому, но это не значит, что поэт жил вне современности. Современности, в частности, посвящен ряд поэм 1909-1915 годов, которые не были напечатаны при его жизни и сохранились в рукописи ("Песнь мне", "Передо мной варился вар", "Сердца прозрачней, чем сосуд", "Суд над старым годом", "Жуть лесная", "Олег Трупов").
Опубликованы были поэмы по черновым рукописям в сборнике неизданных произведений Хлебникова лишь в 1940 году"36. Поэмы Хлебникова о современности - это смелый поиск в этом жанре. Так, поэма "Песнь мне" - глубокие размышления поэта о России, ее величии, се исторической роли. Протестом обреченности человека, смерти звучат строки поэмы "Сердца прозрачней, чем сосуд...", прославляющие любовь, радость, жизнь. Поэма "Жуть лесная" - автобиографична. Это своего рода дневник, воспоминания недавнего прошлого:
О, погреб памяти! Я в нем
Давно уж не был Я многому сегодня
разучился и разучен... (НХ, 231).
Поэма "Олег Трупов" - повествование о современном герое Олег Трупов - человек того же поколения, что и гам Хлебников. Именно поэтому в поэме все время совмещается образ ее героя с образом автора.
В поэзию революционного и пореволюционного периода В. Хлебников вошел как признанный мастер слова. В. Маяковский называл его "Лобачевским слова", а О Мандельштам справедливо заметил: "Хлебников возится со словами, как крот, между тем он прорыл в земле ходы для будущего на целое столетие..."37. В 1913 году Хлебников совместно с А. Крученых выступил с декларацией "Слово, как таковое", которая может считаться предтечей позднейших теории Опояза и формализма Главная мысль декларации - "произведение искусства - искусство слова". Хлебников решительно разграничивал язык поэзии и язык быта. Через слово, через смысловой "знак" Хлебников пытался построить мифологическое сознание, найти в "самовитом слове" корней мифологических представлений. Так, слово "зиры" значит и звезды, и глаз; слово "зень" - и глаз и землю" (5, 229). Поиски новых форм словесного выражения - часть его общей концепции, стремление найти новые закономерности в процессе речи, обнаружить сокровенный смысл слова У Хлебникова в его подходе к слову был ряд различных аспектов: 1) обращение к корню слова и при помощи различных префиксов и суффиксов образование новых слов, напоминающих древнеславянскую речь, 2) "Звукопись", в которой слова подбирались по своей эмоциональна-звуковой выразительности. Это приводило к "зауми", т. е. к отказу от предметного смысла речи, превращение ее в чисто звуковой ряд, 3) "звездный" или "мировой" язык ("азбука ума") - попытка создания иероглифического языка понятий. И это удавалось В Хлебникову, когда просто языковой эксперимент превращался в факт эстетический Так было с известнейшим стихотворением "Заклятие смехом", когда из одного корня "смех" Хлебников создал целое стихотворение, использовав щедрое богатство суффиксов и префиксов русского языка.
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!
Что смеются смехами, что смеянствуют смеяльно,
О, засмейтесь усмеяльно!
О, рассмешниц надсмеяльных - смех усмейных смехачей!.. (2, 35).
Создавая свои неологизмы, Хлебников идет принципиально иным путем, чем, например, И. Северянин. Его неологизмы восходят к русским и славянским корням, образуются при помощи русских же суффиксов:
Помирал морень, моримый морицей,
Верен в веримое верицы... (2, 44)
Подлинный новатор современного стиха, В Хлебников смело использует поэтику "сдвига", когда стих затруднен многочисленными ритмическими и метрическими перебоями ч сдвигами, а это противостоит как гладкости стиха классической поэзии XIX века, так и безупречной форме поэтов символизма и акмеизма. Вот некоторые примеры: синтаксический сдвиг в поэме, "Вила и леший":
Он покраснел, чуть-чуть рассержен,
И покраснел заметно он. (1, 127);
инверсионная расстановка слов:
И на плечо ее прилег
Искавший отдых мотылек (1, 128);
смешение архаизмов, традиционно-поэтических выражений с бытовыми выражениями, что создает гротескный план, комически осмысляемый:
Он телом стар, но духом пылок,
Как самовар блестит затылок (1, 128)
В статье "Песни 13 весен" В. Хлебников защищает "погрешности" детских стихов, видя в них проявления подлинной свободы стиха. В послеоктябрьском творчестве "свободный стих" поэта-новатора занял еще большее место ("Труба Гуль-муллы", "Настоящее", "Прачка").
В. Хлебников не был равнодушным созерцателем событий первой мировой войны. В стихотворении "Жены смерти" (1915) нарисован зловещий образ смерти, страшной тенью вставшей над миром. Фантастически-гротескное выражение приобретают события войны в стихотворении" "Мава Галицийская": мава ведьма "в перчатке из "червей" протягивает свою ладонь "веселым господам", а сама мава становится символом войны:
А ты дышала пулями в прохожих.
И равнодушно и во сне
Они узор мороза на окне!
Да эти люди иней только
Из пулеметов твоя полька,
И из чугунного окурка
Твои Чайковский и мазурка... (2, 204).
Наиболее полное выражение антивоенные настроения получили в поэме В. Хлебникова "Война в мышеловке" (1919), составленной из отдельных стихотворений, написанных в 1915-1917 годах. Первые строки поэмы В. Хлебникова напоминают своей масштабностью ораторские ображения В. Маяковского в его пацифистической поэме "Война и мир":
Был шар земной
Прекрасно схвачен лапой сумасшедшего... (2, 244).
Война это богиня смерти, человечество в военном угаре возвращается к первобытной дикости и жестокости, война безжалостно истребляет целые поколения, несет гибель и разрушения:
Правда, что юноши стали дешевле?
Дешевле земли, бочки воды и телеги углей?
Ты, женщина в белом, косящая стебли,
Мышцами смуглая, в работе наглей!.. (2, 247).
Однако финал поэмы оптимистичен: В. Хлебников верит в возрождение человечества:
И когда земной шар, выгорев,
Станет строже и спросит: кто же я?
Мы создадим Слово Полку Игореву,
Или же что-нибудь на него похожее... (2, 244).
В годы первой империалистической войны В. Хлебников объявил решительный вызов старому миру "приобретателей". Со своими друзьями и единомышленниками (Н. Асеев, Г. Петников и др.) в декларации, названной "Трубой марсиан", он в 1916 году заявил: Пусть млечный путь расколется на млечный путь изобретателей и млечный путь приобретателей (5, 151) Хлебников не признавал самой собственнической системы и особенно был непримирим к посягательству на свободу человека.
С Октябрьской революции открывается новый этап творчества В. Хлебникова. В Октябрьской революции Хлебников надеялся увидеть прежде всего перестройку всего мирового порядка, торжество народных чаяний, возмездие старому миру и открывающиеся безбрежные возможности для осуществления нового справедливого и гармонического строя Он не испугался ни беспощадности самой борьбы, ни выстраданных суровых будней с разрухой, голодом, кровавыми событиями гражданской войны. И он, человек вне быта, оказался под стать времени. Он голодал, ездил в вагонах с сыпнотифозными, бродил по персидскому берегу Каспийского моря, служил сторожем в ТерРОСТА, дружил с матросами и красноармейцами. Для Хлебникова, как и для Маяковского, Каменского, Асеева, не возникал вопрос о том "принимать" или "не принимать" революцию.
В стихотворении "Воля всем" (1918) содержится всеобъемлющий, вселенский призыв к свободе:
Вихрем бессмертным, вихрем единым
Все за свободой - туда!
Люди с крылом лебединым
Знамя проносят труда.
...Если же боги закованы,
Волю дадим и богам... (3, 150).
В 1919-1920 годах, в так называемый Харьковский период, В. Хлебников написал такие произведения, как "Ночь в окопе", "Ладомир", "Три сестры", "Лесная тоска", "Поэт" ("Карнавал"), "Царапина по небу", "Азы из узы". Это произведения и о революции, и идилии ("Три сестры", "Лесная тоска", "Поэт" ("Карнавал"), проникнутые приятием мира, радостным чувством природы.
В "Ночь в окопе" Хлебников размышляет над современностью, над судьбами страны, над лозунгами революции, провозглашенными Лениным. Поэма бессюжетна: это размышления автора и возникающие вперемежку с ними картины: ночь перед боем, безмерная степь, голоса солдат в окопе - все это сливается в одном сложном единстве. Поэма полифонична. В авторскую монологическую речь врьгваются разговоры л обрывки песен солдат, резко контрастирующие с торжественно-эпическим стилем повествования:
Семейство каменных пустынниц
Просторы поля сторожило
В окопе бывший пехотинец
Ругался сам с собой: "Могила!
Объявилась эта тетя,
Завтра мертвых не сочтете,
Всех задушит понемножку,
Ну, сверну собачью ножку!" (1, 174).
Вершиной творчества В. Хлебникова тех лет является поэма "Ладомир" (1920). Это поэма о путях человечества, о преобразовании свободным человеком не только социального строя, но и самой природы Поэт обращается к историческим истокам революции. Сама революция воспринимается им как очистительная стихия, гроза, неизбежное историческое возмездие всем силам зла и угнетения. Подобное восприятие революции было характерно и для А. Блока, и для Артема Веселого и для Вс. Иванова.
Образы зарева, грозы, пламени, пожара проходят через всю поэму:
И если в зареве пламен
Уж потонул клуб дыма сизого,
С рукой в крови взамен знамен
Бросай судьбе перчатку вызова.
И если меток был костер
И взвился парус дыма синего,
Шагай в пылающий шатер,
Огонь за пазухою - вынь его (1, 183)
Пафос поэмы в утверждении справедливости и разумности нового мира. Поэт славит союз рабочих и крестьян:
...Славься, дружба пшеничного злака
В рабочей руке с молотком... (1, 195).
Поэма "Ладомир" бессюжетна и "безгеройна". Ее сюжет - революция, ее герой - народ. Это прославление революции и своеобразная утопическая интерпретация судеб освобожденного человечества, построившего свое будущее на основе науки, постижения математических законов мироздания:
Пусть Лобачевского кривые
Украсят города
Дугою над рабочей выей
Всемирного труда... (1, 184).
Поэма космична. Этот космический масштаб, выражение вселенского размаха революции был и у поэтов "Кузницы", и у многих поэтов Пролеткульта (Садофьев, Гастев и др.). В. Маяковский в "Нашем марше" писал:
Видите, скушно звезд небу!
Без него наши песни вьем.
Эй, Большая Медведица! Требуй,
Чтоб на небо нас взяли живьем...
Космизм поэмы В. Хлебникова на грани с земным:
...И жито сеяла рука,
На облаках качался пахарь... (1, 197).
Поэма обращена в будущее. Оно представляется поэту как "научно-построенное человечество", космического масштаба дерзания человеческого разума, преобразующие весь земной шар. Здесь и вера в научный прогресс, в развитие и эволюцию мировой материи. И все это сочетается с древними легендами и учениями об одушевлении природы:
Я вижу конские свободы
И равноправие коров,
Былиной снов сольются годы,
С глаз человека спал засов... (1, 193-194).
В образе мифологического Ладомира утверждается заветная идея поэта о великой гармонии человека, природы и космоса. Но "Лад мира" не может быть достигнут путем ненависти и насилия. Недостаточны для него и математические "законы времени" - для этого нужна душевная сила:
Черти не мелом, а любовью
Того, что будет чертежи.
И рок, слетевший к изголовью,
Наклонит умный колос ржи... (1, 201).
Программным произведением этого периода является поэма "Поэт". Она начинается с описания весеннего карнавала как символа возрождения жизни, ее радостной, буйной плоти, торжества бессмертия "рода человечества":
Иди, весна! Зима, долой!
Греми весеннее трубой!
И человек иной чем прежде
В своей изменчивой одежде,
Одетый облаком и наг,
Цветами отмечая шаг... (1, 146).
Поэма Хлебникова исполнена той же земной, языческой стихии, что и музыка "Весны священной" Стравинского. Поэма В. Хлебникова - это еще одна попытка воссоздать давно ушедший языческий мир, с его стихийной радостью бытия. Это - итог размышлений поэта над судьбами поэзии, над разными путями видения мира.
В конце 1921 года Хлебников создает цикл поэм о революции - "Ночь перед Советами", "Горячее поле" ("Прачка"), "Настоящее" и "Ночной обыск". В них - итог размышлений поэта о путях и судьбах ре