Содержание
Введение 2
История педагогической мысли 6
История мировой педагогической мысли 6
История русской педагогической мысли 15
Православная педагогика как общественное явление 20
Значение духовно-нравственного воспитания 27
Семья и брак как залог достойного воспитания в православии 35
Взгляды на брак в Ветхом и Новом Завете 36
О роли фольклорных источников в обучении и воспитании любви и уважения к родителям 36
Отношение семейного воспитания и православной школы 43
Принципы семейного воспитания 45
Когда начинать воспитание ребенка 45
Ничто не заменит ребенку семью 46
Родители учатся вместе с детьми 47
Как воспитать религиозность у детей 48
Почему дети теряют веру в Бога 49
Как сохранить или возвратить у детей веру в Бога 52
Как ребенок должен узнавать Христа 55
Как происходит у молодежи отход от Христа 55
Как происходит перелом в религиозной жизни 56
Основные принципы духовного воспитания 57
Семейное воспитание детей в духе православия 58
Воспитание самых младших детей 58
Средства религиозного воспитания детей среднего возраста 61
Заключение 70
Список использованных источников 74
«Знание без любви есть зимнее солнце,
которое не оживляет и не возвращает.
Итак, аще кто учится, аще учит,
с любовию сие да творит».
Архиепископ Феофан Полтавский
Введение
Когда речь заходит о воспитании, педагогике, то сталкиваешься с таким фактом: большинство людей считает себя в этой области крупными специалистами. Им кажется, что их личный, субъективный опыт для этого вполне достаточен, хотя в лучшем случае они прочитали лишь несколько популярных педагогических брошюр.
На самом деле перед нами глубокое и опасное заблуждение. Так воспитывать детей не менее опасно, чем лечить людей по адаптированному домашнему лечебнику. Заболевает человек — и его начинают со "знанием дела" пичкать лекарствами, а потом, когда положение больного резко ухудшается, бегут за врачом или вызывают "неотложку". Но в процессе воспитания все обстоит гораздо сложнее, так как результаты некомпетентного вмешательства проявятся не сразу, а спустя много лет, когда исправить ошибку уже очень трудно, если вообще возможно.
Либеральные реформы, начатые в нашей стране более десяти лет назад, затронули все области нашей жизни, в том числе и сферу воспитания и образования. Реформаторы прекрасно осознают, что их будущее во многом зависит от того, какую систему ценностей удастся привить подрастающему поколению.
Незадолго до "перестройки", в отечественной педагогике начало
распространяться довольно странное явление — новаторство. Продолжается оно
и по сей день под названием "авторская педагогика". Звучит вроде бы
красиво. Кто же будет оспаривать ценность новаторства? — Оно необходимо в
любом деле. Но подлинное обновление возможно лишь при условии, если оно
опирается на традицию. Тогда мы имеем дело с "творческим традиционализмом".
Если же идеей обновления, новаторства прикрываются те, кто преследуют цель
девальвировать многовековой духовно- нравственный опыт народа, его предание-
традицию, то это уже совсем другое дело.
Можно ли педагогику без Христа вообще считать педагогикой? На этот вопрос блестяще отвечает К.Д. Ушинский: «...Для нас нехристианская педагогика есть вещь немыслимая — безголовый урод и деятельность без цели, предприятие без побуждения позади и без результатов впереди».
Из этих слов явствует, сколь велики роль и цена православного
воспитания и православной педагогики вообще. У нее нет альтернативы. Либо
православная педагогика, стоящая на адамантовом фундаменте церковного
учения, либо безответственное и злонамеренное экспериментирование с детьми,
основанное на духе отрицания и пустоте, т.е. нигилизме. Третьего не дано.
Отсюда очевидна мера ответственности православного священника, который по
своей природе не только служитель алтаря и проповедник, но и учитель.
О просветительской, воспитательной роли православного духовенства замечательные слова находим у А.С. Пушкина в его «Заметках по русской истории XVIII в.»: «...Греческое вероисповедание, отдельное от всех прочих, дает нам особенный национальный характер. В России влияние духовенства столь же благотворно, сколько пагубно в землях римско- католических...»
От священнослужителей сегодня напрямую зависит, будет ли православное воспитание играть в обществе заметную роль или нет. И ни один священник не имеет права говорить, что я, дескать, не педагог, у меня другое служение. К сожалению, не все священники понимают важность и свою ответственность в процессе воспитания детей.
В XIX веке К.Д. Ушинский говорил о том, что «прежде всего и более всего наше народное воспитание нуждается в людях, способных к этому великому делу, нуждается в народных учителях...». Еще актуальнее это звучит сегодня. Поэтому каждый священнослужитель обязан задать себе вопрос: если не я, то кто? — Ответ будет очень жестким: если не ты, то нигилист- сатанист!
Так называемый дух времени, современный научно-технический прогресс делают все возможное, чтобы исключить самопознание человека, не дать ему углубиться в самого себя, прийти к себе, к своему духовному центру, то есть стать личностью. Здесь необходимо заметить, что на католическо- протестантском Западе тоже употребляется термин "личность", но означает он совсем не то, что на православном Востоке.
На Западе под личностью подразумевается индивид, стремящийся к
независимости (автономности) от Бога и по возможности от людей. Индивид —
это крайний эгоист, то есть человек внешний. Православная Церковь учит, что
личность характеризуется, прежде всего, соборностью сознания и способностью
пожертвовать всем и даже самой жизнью ради Бога и ближнего. Личность есть
"внутренний человек", раскрывающийся в жертвенной любви. «Всякий человек за
всех и за вся виноват», — говорит старец Зосима в «Братьях Карамазовых».
Дух и смысл соборности замечательно переданы в стихотворении К.Р. (Великого
князя Константина Константиновича Романова) «Молитва»:
Научи меня, Боже, любить
Всем умом Тебя, всем помышленьем.
Чтоб и душу Тебе посвятить,
И всю жизнь с каждым сердца биеньем...
Всех, которых пришел искупить
Ты Своею Пречистою кровью,
Безкорыстной, глубокой любовью
Научи меня, Боже, любить.
К сожалению, за более чем десятилетний период либеральных реформ в
нашей стране, индивидуалистическое миропонимание охватило значительную
часть общества. Можно приводить множество примеров. Вот один из недавних.
Во всем "цивилизованном" мире развивается так называемое "движение
феминизма", современного вида женской эмансипации. Суть этого движения не
сложна: освобождение женщины от оков семьи, христианской морали и уравнение
ее в правах с мужчиной. Недавно было опубликовано интервью с одной из
лидеров феминистского движения в России. В этом интервью она, в частности,
рассказывала о своих родителях. Ее отец работал преподавателем марксистской
философии в Москве. Во время одной из сталинских чисток он был сослан на
поселение в Муром. Его жена (мать феминистки), бросив диссертацию, не
раздумывая, поехала за своим мужем. На вопрос корреспондента: «А вы бы
поехали?» эмансипированная дама ответила: «Никогда в жизни. У человека есть
собственная биография, она не должна заключаться в том, чтобы быть
приложением к мужчине. И как можно с Арбата в Муром?» Для нее нравственный
поступок матери, ее супружеская верность не только не пример, она это прямо
осуждает. Вот психология атомизированного индивида-отщепенца. В этой связи
на память приходит древняя индийская мудрость: «Если хочешь уничтожить род
— разврати женщину этого рода».
У современного человека остается все меньше времени и возможностей
на раскрытие в себе "внутреннего человека" и подчинение ему "внешнего".
Напротив, все делается для того, чтобы внешний человек, безразличный к
нравственности, подчинил себе, точнее подавил в себе нравственную личность.
Внешнему человеку противопоказана нравственная рефлексия, являющаяся
характерной особенностью души, живущей по закону обратной перспективы.
Внешний человек живет по закону прямой перспективы, для него задуматься —
означает потерять все. Он существует по принципу, очень точно подмеченному
одним современным поэтом: «Тот, кто задумался, пропал...». Поэтому внешний
человек должен быть все время в материальном движении, любая остановка
причиняет ему нестерпимую душевную боль. Эта боль могла бы быть
спасительной для человека, потому что без нее нельзя обрести смысл жизни. И
вот несчастный внешний человек загоняет себя в полный тупик, поскольку
нравственной боли, страдания он боится, а от безудержного, как бы
"спасительного" веселья, в конце концов, впадает в отчаяние. По этому
поводу находим очень точные слова у Г.К. Честертона: «Отчаяние приходит не
тогда, когда ты пресытился страданием, а когда ты пресытился весельем».
Говоря о педагогике, нельзя не обратить внимания на глубинную связь
воспитания с изначальным планом Бога о человеке и мире. Согласно церковному
учению, Бог сотворил человека по Своему Образу и Подобию. Человек-Адам
должен был постоянно совершенствоваться, уподобляться Богу, для того чтобы
стать Сыном Божиим по благодати, поскольку, по словам преподобного Симеона
Нового Богослова, «Адам был создан с телом, однако вещественным, а не
духовным еще...».
Иными словами, человек должен, сохраняя покорность и верность Богу и
Его заповеди, воспитываться, то есть питаться Благодатью Святого Духа,
свободно восходить от силы в силу, «обоживаться» и в результате получить
дар Богосыновства. Поскольку человек поставлен господином над всей земной
тварью, то ему, по плану Божьего домостроительства, вменялось в обязанность
воспитывать, то есть питать и облагораживать земной мир во всем
разнообразии его растительных и животных форм.
Через обожение человека произойдет и обожение всего тварного мира,
который человек вернет Богу как дар. Но человек, нарушив заповедь Божию,
впал в грех непослушания Богу и свое задание не выполнил. Произошел разрыв
сыновних отношений человека с Богом-Отцом, и как следствие —
деформировались все отношения человека с тварным миром. Но, по
неизреченному милосердию Божиему, по Его безконечной любви, в мир пришел
Спаситель, чтобы примирить нас с Богом.
План Божьего домостроительства снова стал актуальным для человека,
поскольку обожение, стяжание Благодати Святого Духа, снова стало возможным.
Как сказал преп. Симеон Новый Богослов, «...Бог всего сущего, Господь наш
Иисус Христос сошел на землю и соделался человеком для того, чтобы
воссоздать и обновить человека и низвести благословение на всю тварь,
подвергшуюся проклятию за человека».
Для православного воспитания эти святоотеческие слова имеют огромное
методологическое значение. Удивительно перекликается со Святыми Отцами К.Д.
Ушинский: «Слово "воспитание" прилагается не к одному человеку, но также к
животным и растениям, а равно и к историческим обществам, племенам и
народам, то есть к организмам всякого рода...», то есть, добавим мы, к
"живой жизни" — от человека до "клейких листочков". Иначе говоря,
воспитание носит универсальный характер и, выражаясь современным научным
языком, педагогика должна руководствоваться системным подходом.
Следовательно, человек как воспитатель обязан печься, заботиться обо всем
мире и за всё нести полную ответственность («всякий человек за всех и за
вся виноват»). Один французский писатель как-то сказал, что мы в ответе за
тех, кого приручили. Исходя из сказанного, следует практический вывод о
том, что православный педагог ни на минуту не должен забывать об огромном
количестве постоянно изменяющихся факторов, влияющих на воспитательный
процесс в целом и на каждого ребенка в отдельности. Как показывает опыт,
сильнейшее воспитательное воздействие оказывает на человека географический
фактор (вмещающий ландшафт, природу, климат и т.п.), экономический и
социальный факторы, духовный фактор (религия, идеология, культура),
коммуникативный фактор (язык народа и другие способы общения и передачи
информации). То есть человек как предмет воспитания предстает перед
православными педагогами в совокупности сложнейших и разностороннейших
отношений как с материальным, так и с духовным мирами.
Педагог тем больше преуспеет в своем деле, чем больше выявит системных связей в предмете воспитания. Системный подход не только не противоречит учению Церкви, но, напротив, еще раз подтверждает его истинность, особенно когда речь идет о соборности, предполагающей охват всей ойкумены (вселенной).
Одна из важнейших связей человека с окружающим миром — связь с родной землей. Без нее самый широкий системный подход будет неполным. Есть хорошая поговорка: «Что русскому здорово, то немцу — смерть». Столь же справедливо она будет звучать и наоборот. Не то чтобы иноземные заимствования вообще всегда невозможны или вредны. В чисто технической сфере они порой даже необходимы. Но когда мы говорим о человеческой душе и ее воспитании, то совершенно очевидно, что педагогические рецепты могут вырабатываться, только исходя из национального многовекового опыта. [1]
История педагогической мысли
История мировой педагогической мысли
Начало нашей эры стало свидетелем глубочайших кризисов античного
мира. Огромная Римская Империя перестала выдерживать свою собственную
тяжесть. Кризисы III и V вв. привели к ее исчезновению на Западе и к
превращению к VII в. Восточной Римской Империи в Византию. С крушением
Западной Римской Империи в 476 г. отмечено начало эпохи Средних веков,
которая длилась вплоть до XV в.
Античная система образования строилась на идеях рациональности и
гражданственности личности, примата общественного начала, на идеях развития
личности и знания как добродетели. Основой педагогики была полисная
идеология - идеология гражданской общины-государства (полиса) как
коллектива более или менее равноправных свободных граждан, связанных общими
обязанностями по отношению к государству. Культура полиса была более
устной, нежели письменной, поэтому в центр образовательного процесса
ставились искусство красноречия (риторика) и искусство правильного
сочетания слов (по форме - грамматика, по содержанию - диалектика, т. е.
логика и философия). В позднем Риме существовали три этапа обучения,
выражавшиеся в наличии трех видов школ: школы литераторов (т. е.
"грамотников"), обучавших начальным навыкам письма, чтения и счета; школы
грамматиков и школы риторов, обучавших риторике, диалектике и философии.
Системой этих школ формировалась направленная на практическое решение
проблем внешнего мира личность, воплощавшая собой античный вариант так
называемой культуры стыда, т. е. культуры, где личность в своем поведении
более ориентирована на мнение сограждан (в том числе и из своего рода), чем
на внутренние психологические переживания, в большей степени нацелена на
наблюдение природы и общества, чем на интроспекцию потаенных помещений
своей внутренней сущности. Активная направленность античного человека на
внешний мир и действие в нем и с ним выразились визуально в прекрасных
городах и статуях, в эстетике театра и в эпической поэзии, в рассуждениях
философов и в речах ораторов, в публичном характере жизни.
Но в это же время в ближневосточных провинциях Римской Империи -
там, где частью римский и - более - греческий Запад встречается с Востоком,
- шла подспудная активная деятельность очень странных для римлян умственных
течений, возмущающих и будоражащих их. Эти умственные течения вырастали на
основе контакта восточных систем образования с некоторыми западными
понятиями и идеями. Сторонники иранского Бога Митры или Христа, Ахура-Мазды
или гносиса как тайного знания, Исиды или Яхве смущали мир античной
классики либо своей экстатической оргиастичностью, либо потаенностью и
внутренней душевной работой, но в любом случае - независимостью от полиса,
государства и императорского культа.
"Чистый" Восток - это культура писца и культура сакрального знака и
текста, божественного как по смыслу, так и по форме (божественное -
материально). Развитие этой системы, но уже на новом уровне, мы видим в
ближневосточной педагогике иудаизма. В ней все было проникнуто высоким
смыслом, идущим от внутреннего осмысления ритуала. Внутренним символическим
значением, связью с Богом наполнены все ситуации обучения. Семейный мир -
одна из основных педагогических сред в иудаизме - мыслится оградой
безбрежному хаосу беспорядка и порока, поднимается на высоту храма, а храм
"опускается" на уровень дома и школы. Высшее назначение наставления -
воспитание и совершенствование ума и переплавление его с помощью здравого
смысла и сердечной работы в мудрость. Постоянное учение, поиск мудрости в
Священных Книгах и в Боге стали религиозным категорическим требованием.
Человек, который не учится, пренебрегает Богом. Свят мудрец, достигший
высот божественной науки. Тот же, "кто не учится - на смерть обречен"
(Авот, 1, 13). Человек иудаизма (да и христианства тоже) - это "человек
учащийся".
Объединение ближневосточной педагогики с греческой логико-
философской образованностью породило раннехристианскую культуру. Педагогика
библейского религиозного откровения и человека как единства духа и плоти
объединилась с триадой понятий греческой философии "тело - душа - ум",
породив в результате христианское понимание человека как противоречивого
соединения тела (плотское), души (психическое) и духа (божественное).
Античное противопоставление низменной инертной материи божественному разуму
было преодолено христианством через умаление Бога до человеческой
греховности (воплощением, страстями и смертью Иисуса) и возвышением этой
греховности до Бога: мир - Божье творение для человека. Христос
воспринимается как Педагог и одновременно как Отец (более значимый, чем
физический глава римской фамилии) и как Ходатай за воспитуемого. Воспитание
есть подражание учителей и учеников Христу. Образование - прояснение
Истины, обучение ее истолкованию, языку знаков, возвещающих божественную
Истину. Ее постижение преображает человека изнутри, просветляет, просвещает
его. Если античная образовательная модель направлена на достижение новых
результатов в поисках истины, то средневековое христианское образование -
это именно прояснение и истолкование уже явленной и открытой людям Истины,
ее познание через обучение.
Христианская педагогика обращена вовнутрь человека - этим она
противоположна античной системе образования. Именно эта сторона привлекала
к себе римлян в период упадка Империи. Традиционное классическое
образование стало ощущаться недостаточным. Рушились государственные устои,
разваливалась система управления, расстраивались финансы, рушилась мораль.
В человеке утрачивались привычные связи внутреннего и внешнего мира.
Человеку недоставало внутренней наполненности, и он уходил в ученики и
приверженцы тайных мистических сект и культов.
Постепенно главным оппозиционным императорскому культу течением стало христианство. После безуспешной борьбы с ним в 313 г. ему был дарован статус официальной религии.
Первоначально христианство полагало лишним учить детей мирским
знаниям, ибо близко спасение людей всех возрастов - тех из них, кто этого и
так заслуживает. Но потом, с расширением христианских общин и
популяризацией движения, христиане оказались перед необходимостью открытия
церковных школ. Первоначально это были школы для тех, кто готовился к
крещению (катехуменов). Суда поступали люди, уже получившие какое-то
светское образование и потому не требовавшие обучения иным предметам, кроме
необходимых для принятия таинства крещения, таинства христианского
рождения. Обучение и воспитание в этих школах заключалось в научении
праведным поискам Бога и личностному взаимодействию с Ним. Школы
катехуменов выработали ключевой для всего Средневековья катехетический
(вопросоответный) метод обучения.
Став господствующей, христианская церковь столкнулась с
усиливавшейся в условиях кризиса античного мира необходимостью организации
всего цикла обучения. На смену проблеме синтеза иудаизма и эллинства пришла
проблема взаимоотношений христианского воспитательного комплекса со всем
античным (греко-римским) образовательным комплексом. Может ли христианский
учитель использовать в преподавании достижения античности? Нужны ли
христианину наука, философия, литература, история, красноречие, если Истина
явлена ему в Священном Писании? Что можно применять для его толкования, а
что нельзя ни в коем случае? Таких и подобных этим вопросов было множество.
Ответов тоже было немало, начиная с апологетов и Отцов Церкви и кончая
Кассиодором, Григорием Великим и педагогами эпохи Каролингского
возрождения. Ответы эти делятся на две группы: допускающие использование
языческой классики в большей степени (как ступени в обучении и познании
учеником мира) и в меньшей степени (как злейшего врага, которого надо знать
лишь для борьбы с ним). Хотя сторонники обоих ответов были повсеместно - и
на Западе, и на Востоке христианского мира, но все же ответы первой группы,
как правило, дают западные и ранние восточные Отцы Церкви и в целом
греческая и римско-католическая церковь, а второй - поздние восточные Отцы
Церкви, сирийская церковь и греко-православное монашество, которое в
Византии, в отличие от новых раннесредневековых католических государств
Западной Европы, существовало в мире, более насыщенном идеями и образами
античного язычества.
Христианская педагогика Отцов Церкви отрицает античный индивидуализм
и своеволие, не отрицая индивидуальности. Упор в рассмотрении проблем
последней переносится с внешнего в воспитаннике - будь то физическое
развитие или умственные способности к риторике или литературе, науке или
философии -на внутреннее психологическое формирование духовной сущности .на
основе разума (познание человека, мира, Бога), веры (почитание Бога) и воли
(служение Богу и ближнему), либо смирения.
В дальнейшем христианская педагогическая традиция эту внутреннюю
работу продолжает рассматривать с точки зрения отделенной от мира единичной
личности и ее, если можно так выразиться, моноструктуры, считая необходимым
строить великолепное здание души (и человека как храма) на основе одного
системообразующего ядра, или принципа. Именно на этот принцип (как бы он ни
назывался) и должна быть прежде всего направлена вся энергия наставника.
Такая нуклеарность построения человека в новых условиях есть "одетое в
новые одежды", но зародившееся еще в античности атомарное рассмотрение
индивида - при всем его подчинении мирским или божественным нормам и
взаимосвязям. Общинность семьи (семейного воспитания) и общинность
средневековой корпорации (групповое обучение и воспитание) в своем
коллективном обращении к Богу прорастали индивидуальными ростками
человеческих душ молодых поколений, не мыслящих себя не только вне группы,
но и вне обращенности к Богу, и вне активного диалога, пусть наивно-
младенческого, с Ним. Средневековая традиция сохранила древневосточную
характеристику педагогического мировоззрения, рассматривавшего
формирующегося человека как неразрывную часть стройного иерархически
организованного мироздания, но внесла в него самостоятельную волю и
психологию индивида. На Востоке, в Византии, подобная теоретическая
установка сталкивалась с сильным античным наследием. Монашеское
христианство порождало общинность. Античное, прежде всего греческое,
наследие - утилитаризм и прагматизм обыденной жизни и воспитания -
соседствовало с аскетической общинностью и нашло яркое воплощение в облике
византийского политика, ученого и писателя Михаила Пселла. В то же время и
на Западе, с его неоплатонической традицией божественного развертывания
вселенной (космоса), индивидуально-личностный подход корректировался и
обрамлялся общинно-иерархическим принципом. Все дело было в
последовательности, силе и удельном весе тех или иных воспитывающих
ориентации, вкладываемых в ученика. Но в любом случае воспитание
христианина проходило в условиях постоянного и напряженного общения с
Господом, чему способствовали изучение Священного Писания, начинавшееся с
Псалтири, размышления о нем, молитва, проповедь, причастие, исповедь и
покаяние.
Что же могло быть взято - сознательно или бессознательно из
античного наследия для христианского образования? Самое основное - язык,
логика, право, прикладные науки и медицина. Язык античного Рима стал
общеевропейским письменным языком. Его изучение удержало многие школы
грамоты от краха и помогло открытию новых, правда, уже в монастырях. Оно
способствовало в дальнейшем установлению регулярной латинской школы в
Западной Европе, что явилось огромным достижением, как для тех лет, так и в
перспективе, ибо обусловило передачу и усвоение традиции и накопление в ней
- в процессе ее трансляции - возникавших новшеств. Главным было то, что
латынь с момента перевода на нее Библии стала обязательным сакральным
языком обучения. Сложившийся в античности язык нес внутри самого себя
систему понятий, выражений, конструкций, не исчезнувших, несмотря на
вульгаризацию латыни, происшедшую в начале раннего средневековья. Кроме
того, само обучение латыни почти повсеместно шло с использованием
позднеантичных пособий, включавших пространные цитаты из классических
авторов и требовавших знания сюжетов античных произведений. Лишь самые
большие сторонники строгости и чистоты веры и церкви - типа Григория
Великого - решались отрицать и эти пособия, ограничивая обучение текстами
Священного Писания и утверждая, что и законы речи, и грамматика подчиняются
воле Божьей, а не наоборот.
Сходной была и роль греческого языка, в восточных регионах
христианского мира успешно конкурировавшего с латынью. Греческий язык с
развитой древнегреческими философскими школами терминологией и дефинициями
прочно вошел в состав богословия, определив многие существенные стороны
византийской образованности. Движение средневековой мысли и здесь
происходило от дефиниции к дефиниции - свойство, отсутствовавшее в
библейские времена (в Библии почти нет дефиниций) и порожденное синтезом
идей Ветхого и Нового Заветов с античным мыслительным наследием.
Образованность мифопоэтического древнееврейского образования дополнялась
греко-римской риторической системой мышления, давшей рождавшейся
средневековой философско-педагогической системе почти все теоретические
термины (значение которых, конечно, переосмыслялось). История глав
философских школ перерастала в историю христианских епископских кафедр, а
бородатые аскетичные греческие философы-язычники сменялись не менее
аскетичными греческими священниками.
Через латинский и греческий языки в самый стиль мышления
христианских педагогов проникла античная рационалистическая логика.
Европейской средневековой педагогике соответствует сакрально-логическая
(или логико-сакральная) теология. О Божественном рассуждается с полным и
строгим выполнением рациональных логико-юридических правил, и, наоборот,
отвлеченные абстрактные или даже вполне конкретные понятия и особенно их
соединения, умозаключения и выводы, сделанные с их помощью, обставляются
глубочайшей сакрализацией. Вполне в порядке вещей и в духе времени можно
наблюдать эмоционально насыщенные споры учителей теологии о сугубо
философских понятиях, о разделениях видов и родов вещей, восходящих к Богу,
и т. д. Соединение греко-римского мышления и раннехристианского чувства
породило такой странный, на наш взгляд, конгломерат."Наука добывается из
глубин духа", - будет сказано в XI в. Римское право внесло свой вклад в
сохранение античного наследия в структуре рационалистическо-
систематического образования в Средние века - эпоху энциклопедий и
правовых, теологических, естественно-научных, исторических и иных сводов.
Через все Средневековье прошла красной нитью линия восприятия и
использования римского светского частного гражданского права для создания
национальных европейских правовых систем и правового образования, в том
числе и церковно-канонического.
Человек переходной к Средневековью эпохи, естественно, не мог
отбросить накопленное предшествующей эпохой научное наследие. Ему нужны
были данные и математики, и геометрии, и астрономии и др. Но, рассматривая
вопрос о преемственности наук, необходимо иметь в виду три очень
существенных момента. Во-первых, в процессе кризиса и краха Римской
Империи, переселений в течение веков новых племен, завоеваний и социальных
катаклизмов многие достижения античной науки оказались утрачены или
искажены при их передаче и интерпретации. Во-вторых, эти искажения и до
известной степени вторичная мифологизация науки были вызваны не только
кризисом античного мировоззрения и утратой им четкой картины мира, но и
магической картиной мира родоплеменного сознания, господствовавшего у
многих народов, вошедших в контакт с Римом эпохи его падения и построивших
на его руинах свои собственные племенные государства. Такая природа их
сознания сочеталась не только с мистицизмом позднего Рима, но и с
христианским мировоззрением. Последнее, насквозь символичное, осмысляло в
символической манере и весь окружающий мир, в том числе и достижения
научного мышления, интерпретируя, в частности, процесс обучения математике
с точки зрения пифагоровой мистики чисел, теперь уже связываемых с
устройством вселенной христианским Богоми, отношение церкви и есть третий
существенный момент в преемственности обучения светскому научному знанию,
сконцентрировавшемуся вокруг так называемых свободных наук, т. е.
грамматики, риторики, диалектики (тривиум, трехпутье начального обучения) и
арифметики, геометрии, музыки, астрономии (квадривиум, математическое
четырехпугье к познанию высшей философии, т. е. богословия. После долгих
споров эти науки устоялись и сохранились в средневековой педагогике наряду
с семью рыцарскими добродетелями, семью механическими искусствами и т.^Дцна-
ко многие деятели церкви все время с подозрительностью относились к этим
наукам. Даже "прирученные" и христианизированные они внушали им опасение.
Наиболее сильно противодействующая им тенденция проявилась в среде
сирийских и византийских монахов - духовных учителей и наставников, не
желавших примириться с сильным светским влиянием на образование.
Спор о месте светских наук в образовании христианина упирался в
вопрос о путях и средствах обучения. В период раннего средневековья
формируются два полярных ответа на этот вопрос, которые просуществуют потом
в веках, С первым ответом мы уже познакомились. Его можно сформулировать
так: познание Бога достигается через познание сотворенного им мира,
поступающее к человеку посредством данных ему чувств и проявляющее
способности, знания и добродетели, скрытые в нем Господом. Образование
пробуждает их. Первый ответ - это школьный вариант обучения. Второй же
ответ отрицает возможность познания Бога принятыми в этом, "дольнем", мире
способами. Это то, что можно назвать "мистической педагогикой". Учащийся
приходит к важнейшей для средневекового образования цели - познанию Бога -
не путем науки и веры, а путем веры и любви. И обучение, и воспитание
достигаются через непосредственное общение с Богом, через Откровение.
Снисходящая благодать рождает состояние боговдохновенности, кардинально
перестраивающее человека. Второй ответ - это вне- и антишкольный вариант
обучения, это вариант монашеской медитации и духовного отшельничества. В VI-
VII вв. это течение было весьма распространено среди духовенства и
представляло серьезную опасность для школьного варианта образования.
Ни первый, ни второй варианты обучения почти не встречались в чистом виде. Система воззрений любого средневекового мыслителя - точка на шкале между двумя полюсами.
Синтез христианских и античных принципов в преподавании привел к появлению определенной педагогической системы, могущей быть внедренной в новый раннесредневековый мир. Оставайся вопрос о готовности европейских стран принять эти начала, уже внедрившиеся постепенно через монастыри и епископские центры.
Государства остготов и вестготов, вандалов и бургундов, франков и англосаксов, лангобардов и болгар, славян и венгров - все они были тогда основаны заселившими их пространства племенами, имевшими сознание общества, состоявшего из племен, родов, кланов и больших семей и из социальных статусов, коренящихся в происхождении, также как в богатстве, в общинной функции, так же как в половозрастном делении, в иерархии участия в родовых ритуалах, так же как в близости к вождю, и т. д.
Мифопоэтическая картина мира, пронизанного магией, присутствовала
полностью и в семейном воспитании, и в профессиональном обучении детей этих
племен. Растущее неравенство, выделение дружинной знати, процессы распада
родов и рождения государств приводили к росту напряженности в этих так
называемых варварских обществах. Попыткой снять ее и явилась евангелизация
молодых кельтских, германских и других народов, т. е. обращение их в
христианство. В большинстве случаев в этом обращении античное наследие
южной Европы действовало в значительной степени внутри христианства и
заодно с ним: перед лицом третьей силы, не знавшей античного язычества, не
было нужды с ним бороться, наоборот, следовало привлекать его элементы для
усиления собственного воздействия на тоже языческую (хотя и по-другому)
аудиторию, восприимчивую более к жанру эпических и легендарных
повествований, чем к теологическим трактатам и руководствам. Наставники-
миссионеры испытывали, конечно, и обратное влияние местных обычаев
воспитания, идеалов и ценностей.В этом культурно и лингвистически
разнородном обществе постепенно формировалась некая сфера общеизвестных и
общепонятных идей, идеалов, целей воспитания, представлений о содержании и
методах обучения; складывались и средства общения между учителями и
учениками. На Востоке бывшей Империи победил и утвердился греческий язык.
На Западе - "народная латынь" с искаженными и упрощенными по сравнению с
классической латынью формами. Раннесредневековая латынь стала разговорным
языком не только романских народов, но и образованных людей из галлов,
германцев и других западноевропейских этносов. Письменность на латыни (и на
греческом) "накрыла", как зонтиком, повседневную языковую практику на
местных языках, которые, однако, в ряде мест продолжали сохраняться (даже
имели собственные алфавитные системы) и на которых фиксировались местные
тексты. Сложность и пестрота языковой ситуации привели впоследствии, в
эпоху развитого Средневековья, к распаду регионов латинского (и в меньшей
степени - греческого) языкового господства на этнонациональные территории с
новыми языками, возникшими на основе латинского, но с учетом местной
языковой базы. Сами же латынь и греческий остались языками
"профессорскими", языками высокой учености и интеллектуальной игры.
Таким образом, в тройственном синтезе складывалась смешанная
педагогическая среда, породившая, в конце концов, средневековую систему
образования На Западе ее создание падает на эпоху Каролингского возрождения
XIII-IХ вв. и непосредственно следующее за ней время. До этого проблема
образования не ставилась во главу угла государственной политики в
варварских королевствах.
Каролингское возрождение - одна из важных точек в истории рождения средневекового образа человека и педагогических, механизмов его формирования. Процесс этот был начат двумя с половиной столетиями раньше в независимых от Рима ирландских и британских монастырях, ставших на фоне разоренной нашествиями германцев Европы центрами учености, распространившейся потом обратно на Континент. Ирландскими проповедниками и учителями основано большинство старейших европейских монастырей. Ученые наставники с Британских островов знали и ценили как Библию, так и античные сказания, как местный народный эпос, так и сочинения Отцов Церкви. Они создали модель монастыря как центра образования и к