Министерство образования
Российской Федерации
Норильский индустриальный институт
Кафедра Гуманитарных наук
Контрольная работа
по политологии на тему:
Фашизм
Разработал студент Скляренко А.А
Группа 2ИС № зачётной книжки 899079
Руководитель: Смирнов А.И
Дата проверки____26.02.00_______
Дата защиты____________
Оценка______отл___________
Норильск 2000
План
1 . Солнцеворот и свастика в истории…….стр.3
2 . Фашизм принципы и цели………………стр.6
3 . Фашизм как "Стиль"……………………стр.8
3.1 . Агрессия и смерть……………………………..стр.10
3.2 . Восстание против гуманизма………………...стр.12
3.3 . Фашистский стиль в России………………….стр.14
4 . ПСИХИКА ФАШИСТСКИХ "ВОЖДЕЙ". ПРОБЛЕМЫ МЕТОДОЛОГИИ…………….стр.15
5. Современные движения национал-фашизма …………стр.18
5.1 . Британские Хаммерскины - Кто мы и что представляем
…………………стр.21
2. . Что представляет из себя организация Vinland Hammerskins ?
………………стр.22
7.Заключение……………………………стр.24
Список использованной литературы……..стр.25
СОЛНЦЕВОРОТ И СВАСТИКА В ИСТОРИИ.
Одним из арийских символов был “солнцеворот”, изображение солнца,
изначально олицетворяющее светлые силы. Сначала являясь буквой древнего
индоевропейского языка санскрита, эта эмблема была пронесена кельтскими,
германскими и славянскими племенами через их странствия, с кельтским
крестом позднее войдя в христианскую символику. Это изображение
трансформировалось в символ, известный сейчас как свастика, и вошедшее в
индоарийскую религию, откуда оно перешло в религию хинду, зародившуюся
после распада индоарийских верований. Вот почему свастику и по сей день
можно увидеть на храмах хинду.
Как символ стойкости, свастика повсюду сопровождала индоевропейские народы
на завоеванных ими землях.
Несколько примеров:
1. Свастика в Индии.
Выше: Свастику можно увидеть на резьбе по кости, получившей название
“айагапта”, в Матуре, Индия. Эта эмблема – одно из оставшихся свидетельств о племени северных индоевропейцев, называвших себя ариями, которое вторглось в Индию. Со временем арии были поглощены окружающими не- белыми массами, создавая кастовую систему, присутствующую в этой стране и в наши дни.
2. Свастика в античной Греции.
Пример того, как символ свастики использовался в классической Греции.
Здесь её можно увидеть как украшение на одежде Афины, богини мудрости, искусства и войны, а также покровительницы Афин. Этот фрагмент взят с греческой вазы, датируемой примерно 500 г. до н.э.
3. Свастика в Древнем Риме.
1. Индоевропейское происхождение римлян, в особенности, латинян, кажется очевидным через их повсеместное использование свастики в качестве эмблемы. Здесь свастику можно увидеть на Ara Pacis Augustae, алтаре, построенным в память о мире, установленном Августом, освященным 13 июля 13 г. до н.э. Свастику практически идентичного вида можно найти на многих древнегреческих изображениях, отсюда такая форма свастики называется “греческим ключом”. Это действительно свастика, свидетельство индоевропейских корней античных цивилизаций.
2. Свастика в эру викингов.
Индоевропейское происхождение викингов иллюстрирует этот фрагмент прекрасно сохранившегося корабля викингов, открытого археологами в
Скандинавии, известного, как корабль Осберга, прим. 800 н.э. Рукоятка ковша, найденного на корабле, изображает фигуру, несущую щит с четырьмя солнечными свастиками в углах. Факт, что символ свастики был известен от
Скандинавии до Италии и Индии хорошо показывает, как далеко распространялось индоевропейское влияние.
1. Свастика и Адольф Гитлер.
Солнцеворот, или свастика, был символом древнего северного индоевропейского
языка, санскрита, означающим позитивные, светлые силы, исходя из того
факта, что солнце – источник жизни. Этот символ был принесен при вторжении
Индоевропейцев в Европу, Индию и даже Китай. Напоминание о связи с древним
индоевропейским народом было причиной, по которой Адольф Гитлер выбрал
свастику символом своего движения.
ФАШИЗМ: ПРИНЦИПЫ И ЦЕЛИ
Фашизм - итальянское движение. А все грехи , которые пытаются на него
повесить- грехи (если, вообще считать их таковыми) германского национал-
социализма. Само понятие фашизм происходит от итальянского слово ”fascio”.
В древнем Риме этим термином обозначалась связка прутьев с топориком
посередине - так называемая фасция - носимая ликторами (т.е.
представителями исполнительной власти) как символ власти Государственной.
Этот римский символ (как и многие другие) стал символом и эмблемой фашизма,
а словом ”fasсio” Муссолини назвал боевые итальянские дружины. ”Я назвал
эту организацию: Боевые итальянские дружины (“ fascio ”).В этом жестком,
металлическом слове заключена вся программа фашизма, как я его представлял,
как я его хотел, как я его создаю .” ( Mуссолини из речи в Риме 23 марта
1926 г. , в 7-ю годовщину создания дружин). А согласно древней традиции
фасция выражает высшее могущество, чистый принцип Империи. Вообще, говоря,
о каком-нибудь движении (и частности, фашизме), прежде всего вспоминают
конкретные события, т.е. практическую деятельность. Однако, практика это
воплощение в жизнь определенных идей и мыслей. Поэтому, чтобы понять, что
такое фашизм и кого можно называть фашистом, необходимо обратиться к
основным идеям, к доктрине этого движения. Как заметил в своей книге
”Критика фашизма с точки зрения правых” известный писатель Юлиус Эвола-
“Реальная ценность доктрины зависит от идей, лежащих в ее основе, а не от
конкретной практической реализации.” Хотя в принципе по словам самого
Муссолини:” Фашизм не был во власти заранее выработонной доктрины; он
родился из потребности действия и был действием” (Муссолини.” Доктрина
фашизма”), тем не менее он же заявил:”Теперь итальянский фашизм под страхом
смертной казни или, хуже того, под страхом самоубийства, должен создать
основу доктринальных положенийй… указать основные направления для
повседневной политической и личной деятельности.” ( речь в Национальном
Совете фашистской партии, 8 августа 1924г.) Очень важно понять и, на наш
взгляд, это является одним из основополагающих моментов, что фашизм был
прежде всего духовным, а не просто политическим или экономическим
движением. Поэтому, сегодня, когда мы так часто говорим о “духовном
возрождении России”,опыт фашизма может быть нам полезен, именно в этом
отношении, так как ни коммунисты, ни демократы здесь помочь не способны.
Первые, потому что вообще отрицают понятие “духа”;вторые - потому что
несмотря на все красивые слова, высшей ценностью полагают “материальное
благополучие”. Муссолини говорил:”Понять фашистское можно лишь рассматривая
его во всей полноте и глубине духовного явления… Итальянский фашизм был не
только политическим бунтом против слабого и неспособного правительства… он
был духовным бунтом против старых идеологий, разлагающих священные начала
религии , отечестваи семьи.” (“Послание английскому народу ”, 5 января
1924г.) Отсюда следует новое понятие жизни человека, рассматриваемых прежде
всего с точки зрения духа.” Для фашизма человек - это индивид подчиняющийся
моральному закону, чтобы создать высшую жизнь, свободную от границ времени
и пространства, ..В этой жизни индивид путем самоотрицания, пренебрежения
частными интересасми, даже подвигом смерти реализует чисто духовное бытие,
в чем и состоит его человеческая ценность”(Муссолини ”Доктрина фашизма”).
На подобных принципах основано понимание жизни как борьбы, высшего долга
;отрицание посредственного ,удобного существования; воинственность и даже
антипацифизм фашизма. Отвечая финляндскому философу на вопрос о смысле
фашизма, Муссолини написал” мы против удобной жизни ”. В этом наиболее ярко
выразилась антибуржуазность фашизма. Поэтому фашизм предлагает новый (для
современного мира) высший тип человека - воина. Мы сознательно употребляем
именно это слово - воин, а не солдат. Солдат порождение современного мира,
его служба и подчинение основаны не на свободном волеизъявлении. А на
насилии и принуждении или на материальном интересе ( профессиональные
войска США и др. европейских стран). Тогда как воин делает свой выбор
сознательно. Сохранять верность вождю его принуждает не присяга, а честь.
Кроме того, воин это не просто человек, учавствующий в войне, но особое
состояние духа. Можно быть воином и в мирное время. Его поведение
диктуется, прежде всего ощущением реальности смерти, постоянной готовностью
умереть в нужный момент (состояние абсолютно чуждое большинству современных
людей). Благодаря этому возникает и особое восприятие мира. Подобный тип
человека, безусловно не является гуманистом; человек не может оставаться
высшей ценностью, когда стоишь лицом к лицу со смертью. Превыше всего для
него стоят честь, дисциплина, умение приказывать и подчиняться. Он способен
признать авторитет, распознавать в другом существе (под условным названием
человек) высший тип и свободно (понимая свободу, как внутреннее, а не
внешнее понятие) и добровольно подчиниться ему. Известно, что в древнем
мире каста воинов, занимала второе положение в иерархии после касты
мудрецов. Даже в современном мире, где все понятия искажены, война еще
способна дать особому типу человека со здоровыми и чистыми инстинктами, еще
не окончательно испорченному ”цивилизацией” (вместо культуры) и
“прогрессом” (взамен духовного развития), возможность почувствовать тот
вкус, ту атмосферу, в которой действует высший тип человека – воин.
Наконец, неслучайно, что ряды фашистской партии в Италии ( как и подобные
движения в других странах) пополняли именно фронтовики, ветераны Первой
Мировой войны. Затем следует особо отметить, что фашизм противопоставлял
себя как демо- либеральным, так и коммунистическим движениям. Это было
движение принципиально нового типа. “ Мы представляем в мире новое начало;
чистое, категоричное, чистое противопоставление ко всему миру демократии,
плутократии, масонства. ” (Муссолини,”Доктрина фашизма”). По сути своей как
западная демократия, так и восточный коммунизм являются различными
проявлениями одного и того же зла, той же болезни, поразившей существование
ранее традиционное общества. Зарождение этих идей произошло на основе идей!
Революции Третьего Сословия (более точное определение “Великой” Французской
Революции), на пресловутых принципах “свободы, равенства и братства”. Не
будем говорить здесь о свободе, так как эта тема заслуживает отдельного
обсуждения. Приведем здесь лишь одно из высказываний Муссолини:” Понятие
свободы не абсолютно, ибо в жизни нет ничего абсолютного Свобода не право,
а долг, не подарок, а завоевание; не уравнение, но привилегия” (Муссолини,
речь в 5-ю годовщину основания дружин) и напомним об известном различии
между свободой от и свободой для (Ницше); ведь известно, что как и Гитлер,
так и Муссолини высоко ценили его идеи, а Гитлер даже преподнес в подарок
Муссолини полное собрание сочинений. Несколько более подробно поговорим о
равенстве, так как этот принцип наиболее очевиден как для демократической,
так и коммунистической идеологий и столь же категорично отвергается
фашизмом. Основу фашистской доктрины составляет концепция Государства. ”Все
в государстве, ничего вне государства, ничего против государства” Б.
Муссолини. Кстати, заметим, что именно этим оно принципиально отличалось от
немецкого национал-социализма , в основе которого, как всем известно лежало
понятие “нации”. Вообще, восстановительные движения разных наций ,
объдененные сегодня под общим названием фашизм имели довольно серьезные
отличия. Можно привести по этому поводу слова вождя румынской Железной
гвардии Корнелия Кодряну. Говоря о различиях, существующих между тремя
движениями ( итальянским фашизмом, германским национал-социализмом и
румынским гвардизмом) он прибегнул к аналогии, сравнив их с тремя началами
человеческого тела: форме, жизненной силе и духу. По его мнению фашизм
основывался на элементе “формы” как римской доктрине Государства; национал-
социализм выдвигал на первый план жизненные силы, он же предплчел бы взять
за основу дух и придать своему движению религиозную, почти мистическую
окраску. Фашистское государство основано на иерархическом принципе. То есть
оно открыто признает и утверждает принцип неравенства. Муссолини говорил о
Государстве как о “системе иерархий”, высшим воплощением вершиной которых
является элита. Он же писал: ”Фашизм утверждает, что неравенство неизбежно,
благотворно и благодетельно для людей. ” В идеале в фашистском Государстве
каждый должен занимать свое собственное место, причем добровольно,
благодаря склонности к исполнению той или иной работы, а не из соображений
престижа или в глупом тщеславии прыгнуть выше собственной головы. При этом
нельзя забывать, для фашизма Государство не мертвая, затвердевшая структура
или определенное социальнополитическое устройство, но живая, одухотворенная
личность, причем личность в высше смысле. Государство имеет приоритет перед
нацией или народом. Лишь при условии существования Государства народ
способен обрести истинное сознание, единую форму иволю. ” Без государства
нет нации… Не нация создает Государство, наоборот нация создается
Государством”. (Муссолини). Здесь безусловно имеется ввиду настоящее
Государство, а не те псевдообразования, которые сегодня принято так
называть. Фашистское государство в идейном плане противостоит ”обществу”,
т.е. его ценностям, интересам и стремлениям, относящимся к физической,
чисто растительной стороне жизни общества и составляющих его индивидов. Оно
пытается создать в обществе особую атмосферу высокого духовного напряжения.
Лишь в подобной атмосфере может существовать уже описанный нами высший тип
человека- воин. Что же касается конкретного политического устройства, то в
фашизме существовало два периода: монархический и республиканский.
Безусловно с точки зрения принципов первый является более естественным для
фашизма. Сам Муссолини говорил о монархии как о “высшем синтезе
национальных ценностей” и “основополагающем элементе национального
единства”. В реальной практике фашистского режима существовала так
называемая диархия, т.е. существование монархии и своего рода диктатуры.
Подобная система имела аналога в Древнем мире и в частности в Древнем Риме,
который как известно был для фашистоов идеалом Государства. Муссолини
называли ”дуче”, по латыни dux. Это звание давалось человеку обладающему
особыми качествами, которому в неспокойные для Государства времена для
решения специальных задач доверялись чрезвычайные полномочия, так как
самому монарху- тех, символизирующему чистый сакральный принцип авторитета
и господства подобная роль была не свойственна по самому характеру высшей
инстанции. Вообще, по низшему мнению, фашизм можно назвать подготовительной
стадией монархии. Он ставит задачу создания новых иерархий и формирования
новой элиты, что является непременным условием для создания монархии. Итак,
мы вкраце указали основные, на наш взгляд, принципы, характеризующие фашизм
и фашистов. Нельзя отрицать , что в фашизме не было недосттатков или
ошибок; их было даже более чем достаточно. Однако, указанные здесь
тенденции безусловно заслуживают самого пристального внимания. В принципе
мы не сказали ни чего нового, просто попытались взглянуть, на фашизм с
несколько др. стороны. Мы подтверждаем все сказанное ранее противниками
фашизма. Действительно фашизм отрицает гуманизм, пацифизм, индивидуализм,
“свободу, равенство и братсво” и утверждает трансцендентность,
воинственность, авторитет, “порядок, власть и справедливость”, а так же
приоритет политических и, если угодно, сверхчеловеческих ценностей над
экономическими и общечеловеческими. Поэтому, господа демократы и товарищи
коммунисты, перестаньте обзывать друг друга коммуно-фашистами и демо-
фашистами соответственно. Человек демокоммунистических воззрений никак не
может быть фашистом. Ведь фашисты покушаются на священные принципы
демократии и отвергают многопартийность, всеобщее равное избирательное
право (т.е. господство чистого “количества”), а так же сами основы
коммунистической идеологии- классовую борьбу и исторический материализм.
Фашист не стремиться к “счастью”, как его понимают демократы или
коммунисты, т.е. к материальному благополучию и сытому спокойствию. В.В.
Prynted by “Welmacht Oder Niedergang ” 1998 6
ФАШИЗМ КАК "СТИЛЬ"
(анализ политологических концепций немецкого историка и социолога Армина
Мелера)
Анализ Мелера начинается с негативных разграничений.
Во-первых, он подчеркивает, что фашизм как таковой следует отличать от
тоталитаризма в чистом виде. Напротив, фашизму свойственен скорее
индивидуализм, персонализм, а не диктатура бюрократических институтов,
подчиняющих себе волю конкретной личности. В отличии от классического
тоталитаризма фашизм персонален.
Во-вторых, фашизм отнюдь не тождественен национал-социализму как идеологии,
а не только как немецкой политической реальности 1933-1945 года. Здесь
основное различие состоит в том, что национал-социализм всегда ставит
основной акцент на нации, народе, расе или обществе, то есть на
коллективном субъекте (что может приводить к тоталитаризму, а может и не
приводить). Национал-социализм предполагает интенсивное и планомерное
национальное строительство, осуществляемое в рамках строгой коллективной
дисциплины. Фашизм, напротив, тяготеет к авангардным и стремительным
решениям, к индивидуальному героизму и ничем не ограниченному поиску. В
эстетике национал-социализм тяготеет к сочетанию романтизма и классицизма,
тогда как фашизм неразрывно связан с авангардом и модернизмом.
В-третьих, фашизм предельно далек от классического консерватизма, так как
фашистский пафос состоит прежде всего в революционном ниспровержении
привычных норм. Сами фашисты всегда рассматривали свое движение как
параллельное коммунизму, т.е. как революционное, обновляющее, преобразующее
действие, направленное против старых общественно-политических и социальных
форм, против "реакции".
В-четвертых, реальность фашизма не имеет ничего общего с социализмом,
построенным в СССР, так как для него не характерны ни индустрия массового
подавления, ни перемещение народов, ни героика "строек века", ни
национализация средств производства. В отличии от "сталинской модели"
фашизм всегда сохраняет корпоративный, синдикалистский характер, и
обобществление всегда ограничено в нем пределами конкретной и обозримой
профессиональной общности -- артели, предприятия, отрасли и т.д.
В-пятых, в сфере этнической политики для фашизма совершенно не характерен
расизм во всех его формах. Среди интегрирующих народ факторов фашизм всегда
выделяет государство, профсоюз, артель, военное подразделение и т.д.,
этническому или расовому фактору отводится либо сугубо второстепенная, либо
вообще никакая роль.
И наконец, в-шестых, фашизм не только не является буржуазным явлением, но,
напротив, воплощает в себе политико-идеологический полюс, прямо
противоположный "буржуазной идеологии". Нет ничего более отвратительного
для фашиста, чем "дух капитализма", чем "протестантская этика", из которой
этот дух проистекает, как блистательно показал Макс Вебер. Фашистская идея
может иметь пролетарский или аристократический полюса, но и тот и другой
обязательно противостоят "капитализму".
Эти отличия, сделанные Армином Мелером позволяют методом исключений найти
наиболее адекватный подход к рассматриваемой теме. Отринув классические
определения -- "тоталитаризм", "социализм", "расизм", "национал-социализм",
"консерватизм", "капитализм" и т.д. -- в определение фашизма стоит
прибегнуть к иным критериям, которые вырисовываются уже из предыдущего
разграничений. Фашизм следует рассматривать, в первую очередь, как стиль. И
лишь распознав и определив фашизм как "стиль" можно проводить дальнейшие
сравнительные исследования, сопоставляя его с идеологическими,
эстетическими, социологическими и экономическими учениями.
Агрессия и Смерть
Эпатажно откровенное прославление "черной рубашки -- цвета террора и смерти" во многом поспособствовало тому, что именно термин "фашизм", а не
"нацизм" стал в современной лексике синонимом "откровенного и явного зла".
Хотя итальянские фашисты не совершили практически никаких серьезных
"преступлений против человечества" (в отличие от национал-социалистов или коммунистов), именно фашизм превратился в "дьявола" атеистической цивилизации. Конечно, если бы речь шла только об эстетических заявлениях авангардистов, этого бы не случилось. В качестве примера можно взять французских сюрреалистов, чьи заявления были не менее шокирующими и
антибуржуазными, и чьи публичные представления носили часто откровенно анти- гуманистический характер, но при этом "сюрреализм" не отождествился ни с
"коммунизмом", ни с "антигуманизмом".
Интуиция подсказывает, что апелляция к смерти и агрессии имеет в фашистском
стиле центральное значения. Но прежде чем сделать серьезные метафизические
выводы, обратимся к анализу Армина Мелера в отношении "прямого действия",
одной из фундаментальных концепций фашизма, прямо связанной со смертью и
агрессией.
"Принято проводить прямую линию от текстов Готтфрида Бенна или Эрнста
Юнгера к ужасам Аушвица. На самом деле, это совершенно неверно, так
как смерть, которую воспевает фашист -- это в первую очередь его
собственная смерть, и лишь во вторую очередь -- это смерть врага, в котором
фашист чтит равного себе. Это еще и нечто другое, более глубокое. Но уж к
индустриальному массовому уничтожению беззащитных людей ради абстрактных
принципов смерть в понимании фашиста вообще не имеет никакого отношения.
Массовое уничтожение предполагает существование абстрактной системы, в
соответствие с которой человеческие существа делятся грубо на хороших
(которых надо защищать) и плохих (которых надо уничтожать). Для того, чтобы
реально осуществлять подобные деяния надо обладать сознанием того, что
исполнитель наделен особой миссией, которая дает ему субъективное право
судить, мстить и проводить чистки. Фашист начисто лишен сознания такой
миссии, он мыслит в категориях сражения, а не мести, уничтожения, очищения.
Фашист, напротив, стремится пластически оформить свою собственную природу,
и он чтит врага, если тот способен конкретизировать себя также однозначно,
как и он сам. Более всего фашист ненавидит "теплых" из своего собственного
лагеря, их он называет не иначе как "буржуа", "лавочники", "фарисеи" и т.д.
Фашисту чуждо деления мира на черное и белое. Форма и хаос стоят для него
совсем в иной плоскости, чем добро и зло. Для фашиста очевиден не дуализм,
но единство в многообразии. Иначе он не может понять реальности, всякое
манихейское деление ему чуждо. Хотя, надо признать, что множественность он
воспринимает только структурировано, множественность, получившую форму.
Речь здесь не идет об обелении фашизма. В наш век полный насилия
существовала и специфически фашистская форма насилия. Она проявлялась
прежде всего в покушениях, в путчах, в зрелищном "походе на Рим", в
"карательных экспедициях" против тех или иных сил противника. С другой
стороны, анонимные и массовые ликвидации, практиковавшиеся русским
большевизмом сразу после гражданской войны и немецким национал-социализмом
после начала Второй мировой, полностью отсутствовали во всех режимах,
носивших подлинно фашистский характер. Внушение всепронизывающего страха,
проникающего вглубь существа, комиссарские пытки и расстрелы, доносы,
персональные дела, одним словом все атрибуты анонимного террора глубоко
чужды фашизму. К "фашизму", имеющему свои истоки в синдикализме, вполне
применим термин "прямое действие". Фашистское насилие -- это прямое
насилие, т.е. насилие внезапное, откровенное, зрелищное, всегда стремящееся
к символическому значению: нападение на центры власти, флаги, вывешенные на
штабом противника или над любым другим зданием, имеющем символическую
значимость, даже в том случае, если специалисты в военных вопросах
убеждены, что огромные потери в ходе этой операции совершенно несоразмерны
реальной стратегической значимости высоты и поэтому сама операция абсурдна
(смысл такой фашистской операции как раз и состоит в ее абсурдности).
В фашистской среде наибольшим символическим действием после похода на Рим
безусловно считается защита Алькасара в самом начале испанской гражданской
войны с 21 июля по 27 сентября 1936 года. Только 27 сентября националистам
удалось прорвать кольцо красных, которые держали город в окружении.
Посещение Алькасара, который остался нетронутым с тех пор, как
свидетельство войны, дает ясное представление о том, что такое "фашистский
миф". Архаичный телефон на столе, пожелтевшие фото на стенах и текст одного
телефонного разговора, переведенного на все языки мир (включая арабский,
еврейский и японский). Все это должно напоминать о событиях 23 июля 1936
года.
В этот день у полковника Москардо, командира Алькасара, раздается
телефонный звонок из города. Его собеседник -- начальник Красной милиции,
осаждающей город. Он предлагает Москардо немедленно сдать город, так как в
противном случае его сын, попавший в руки красных, будет расстрелян.
Красные дают трубку сыну, чтобы тот подтвердил все сказанное. Между отцом и
сыном происходит такой диалог. Сын:"Папа!" Москардо:"Да, что случилось,
сынок?" Сын:"Ничего. Только они говорят, что расстреляют меня, если ты не
сдашь Алькасар." Москардо:"Тогда поручи свою душу Богу, крикни "Вива
Еспанья!" и умри патриотом". Сын:"Я целую тебя, папа." Москардо:" Я целую
тебя, сынок." Потом он добавляет начальнику Красной милиции, снова взявшему
трубку: "Не медлите. Алькасар не сдастся никогда". Москардо вешает трубку.
Его сына расстреливают внизу, в городе.
Несмотря на простоту слов, эта сцена является типично фашистской. Здесь
герои действия не массы, как в национал-социализме -- к примеру, население
провинции, подвергшееся опасности -- но две одинокие и ясно определенные
фигуры: полковник и его маленький сын. Сцена разворачивается в том холодном
стиле, который нам уже знаком. Все эмоции продавлены, каждый стремится
доиграть свою роль (а не довести до конца свою миссию). Но все при этом
оживленно глубинным напряжением между юностью (сын произносит слово "папа")
и смертью (угроза начальника Красной милиции). А на заднем плане Espagna
nerga, та Черная Испания, которой не знают туристы, глиняная Испания под
завесой дождя, с окаменевшими лицами, под саваном смерти." (Армин Мелер
"Фашистский "стиль"")
В фашистском стиле очевиден приоритет экзистенциального. Приведенная выше
Мелером сцена вызывает ассоциации с экзистенциалистским текстом. Если
вспомнить какую роль играл в экзистенциализме Мартин Хайдеггер, это
сходство будет вполне понятным. Стиль мышления Хайдеггера -- это безусловно
одна из вариаций фашистского стиля: лаконичность, холодность, обращенность
к таинственной архаике метафизики, открывающейся личности в опыте Ничто.
Как и большинство немецких "фашистов" -- Бенн, Юнгер и др. -- Хайдеггер
начиная середины 30-ых становится "диссидентом справа". Мелер не колеблется
определить фашистский "стиль" как "победу экзистенциализма над идеализмом".
Агрессия и смерть "черных рубашек", проявляясь в стиле, подходит вплотную к
метафизике, открывается как вопрос, обращенный вовнутрь, но поставленный
всерьез, страшно и чисто, что выражается вовне в обязательной для фашиста
дисциплине, ответственности, последовательности между фразой и действием, в
готовности жертвовать жизнью ради Формы, Порядка, Строя.
Восстание против гуманизма
Фашизм и фашистский стиль неотделимы от отказа от гуманистического понимания мира, от гуманизма как сверхидеологии, могущей воплощаться в самые разнообразные политические или культурные формы -- правые или левые, патриотические или космополитические. Опрокидывание, перечеркивание гуманизма отнюдь не отрицает, однако, отрицания человека. Но при этом человек понимается и воспринимается фашистом совершенно в иной перспективе, нежели гуманистическая оптика. Армин Мелер, как иллюстрацию специфического отношения к человеку приводит следующую цитату из "Das abenteuerliche Herz"
("Авантюрное Сердце") Эрнста Юнгера. Виной всему "логическое стремление гуманизма почитать человека в ком угодно, в любом бушмене, только не в нас самих. Отсюда ужас нас, европейцев, перед нами самими. Ну и прекрасно. А самое главное никакой жалости к себе! Начиная с этого момента только и можно чего-то достичь. Признание того, что тайный метр-эталон цивилизации хранится в Париже означает, что наша проигранная война проиграна действительно до конца. Поэтому логически нам необходимо совершить тотальное нигилистическое деяние и довести его нужного предела. Мы уже очень долго движемся к магической нулевой точке, которую сможет преодолеть лишь тот, кто обладает иными, невидимыми источниками энергии". Мелер подчеркивает, что Юнгер отрицает здесь не только французский гуманизм, но гуманизм вообще. И война для него потеряна не только и не столько
Германией, сколько особым типом цивилизации, не существующей, но возможной, предчувствуемой, основанной на объективных, холодных, жестких и жертвенных ценностях человека-созидателя, человека риска, человека, балансирующего между жаром юности и холодом смерти. "Секретный эталон цивилизации" как гуманистическая риторика -- это бегство от конкретики человека к абстрактным и сентиментальным схемам, апеллирующим к "среднему",
"всеобщему", "разумному", "выгодному" и т.д. Фашистский стиль идет против гуманизма ради самого человека, ради бытия человека, но это бытие фашист понимает как задание, как испытание, как творческий акт победы над хаосом и рождения формы. Фашист хочет вырвать из под скорлупы гуманизма сущность человеческого и бросить ее на весы спонтанной реальности. Именно так -- гносеологически и онтологически -- понимает фашист "черный цвет террора".
Фраза Муссолини о том, что "фашист должен жить рискуя", является указанием
на истоки фашистского стиля, коренящегося в жажде острого и
бескомпромиссного исследования бытия так как оно есть, и в жертву такому
онтологическому опыту в первую очередь фашист готов принести самого себя.
Мартин Хайдеггер сделал из понятия "риска" важнейшую метафизическую
категорию. Его термин "бытие-без-укрытия-в-максимально-рискованном-риске"
прекрасно характеризует глубинную волю фашиста столкнуться с реальностью
напрямую, неопосредованно, холодно -- будь-то реальность человеческая или
нечеловеческая. И такая воля, рождаясь и заявляя о себе, разламывает
нормативы гуманизма, откидывает его критерии и его конвенции, стремится
утвердить по ту сторону гуманизма, "мира застывших форм" вселенную "новой
иерархии". При этом нигилизм и созидание, анархия и порядок тесно
переплетаются в фашистском стиле, повинуясь особой неописываемой в
гуманистически-рационалистических терминах логике. Эрнст Юнгер в той же
книге пишет: "Наша надежда -- на тех молодых людей, которые страдают от
лихорадки, пожираемые зеленым гноем отвращения, на те молодые души,
которые, будучи истинными господами, болезненно тащатся сквозь строй свиных
корыт. Наша надежда на их восстание против царства "правильных мальчиков",
на их восстание, которое потребует великого разрушения мира форм, которое
потребует взрывчатки, чтобы очистить жизненное пространство во имя новой
иерархии". Мелер подчеркивает, что "в тексте подобного рода не надо
обращать внимание на слова, так как слова не имеют здесь строго
фиксированного значения. Бенн никогда бы не произнес фразу о "великом
разрушении мира форм", но тем не менее, Юнгер, говоря о "восстании" и
"новой иерархии" имеет в виду то же самое, что и Бенн".
Любовь фашиста к войне также имеет экзистенциальный характер, коренится в
глубинном онтологическом поиске, принципиально не удовлетворенном
универсалистскими клише гуманизма. Мелер пишет: "За защитой национальных
территорий на заднем плане ощущается присутствие более глубинной
потребности -- ностальгии по иной, более напряженной, более цельной форме
жизни." В войне за внешними ее целями, приоритетами, за чувством
национального долга фашист проглядывает то парадигматическое, классическое
для его стиля сочетание Юности и Смерти, то "бытие-без-укрытия-в
-максимально-рискованном-риске", в котором открывается для него живая и
конкретная метафизика. Юнгер говорит о "пламенном воздухе, который
необходим душе, чтобы не задохнуться. Этот воздух заставляет постоянно
умирать, день и ночь, в полном одиночестве. В тот час, когда молодость
чувствует, что душа начинает расправлять крылья, необходимо, чтобы взгляд
ее обратился прочь от этих мансард, прочь от лавок и булочных, чтобы она
почувствовала, что там далеко внизу, на границе неизвестного, на ничейной
территории, кто-то не спит, охраняя знамя, и на самом далеком посту есть
часовой."
Мелер подчеркивает, что "здесь речь не идет о максимах высококультурного
одиночки, имеющих смысл только для него самого и нескольких
единомышленников. Конечно, всего нескольким авторам удалось выразить это
столь же совершенным образом -- нечто похожее можно, действительно
встретить у Монтерлана, Дрье Ля Рошеля, Рене Кэнтона или у Д'Аннунцио, хотя
и в более высокопарном стиле. Но все эти писатели лишь формулируют то, что
многие молодые люди инстинктивно переживают в реальности. И не случайно во
время войны в Испании, когда европейский фашизм, как мы его понимаем,
достиг своей эмоциональной вершины, родился боевой клич "Viva la muerte!" --
"Да здравствует смерть!"" Важно напомнить и ситуацию, в которой впервые
появился этот клич. Он впервые прозвучал из уст создателя Иностранного
испанского легиона генерала Хосе Миллана Астрая. На одной из манифестаций,
когда возбужденные поклонники генерала Астрая кричали "Viva Millan Astray!"
("Да здравствует Миллан Астрай!"), генерал возразил: "Что это значит?
Никакого "да здравствует Миллан Астрай!" Крикнем лучше вместе -- "Viva la
muerte! Abajo inteligencia!" ("Да здравствует смерть! Долой
интеллигенцию!") И теперь красные пусть только появятся!"
"Abajo intelligenсia!" -- "Долой интеллигенцию!" -- это не просто случайное
дополнение к кличу смерти, это -- точное определение абсолютного врага
фашизма, по ту сторону национальных и социальных битв. "Интеллигенция" --
русское слово, означающее человека, резко отошедшего от традиционных
нормативов своего сословия и отчаянно с головой погрузившегося в
универсализм гуманистических клише, в синкретический суррогат
"просвещенной" культуры. Интеллигенция -- это тот тип, риск в существовании
которого минимален, выбор переведен на план сентиментальной абстракции, а
росток действия в зародыше удушен питоном сомнения. Интеллигенция -- это
хаос, претендующий на то, что он уже и есть форма, это унылый декаданс,
пытающийся выдать себя за умудренность, это патриот, подделывающий
документы на освобождение от мобилизации на защиту отечества и "гражданин
мира", о "мире" узнающий из второсортных романов. Одним словом,
интеллигенция для фашиста -- символ "отчужденного, неаутентичного
существования", воплощение и концентрация вербального, болтливого
"идеализма".
Интеллигенция -- это основной носитель гуманизма, и поэтому именно против
нее в первую очередь направлено восстание фашистского стиля, апеллирующего
к крайностям, к пределам, к эксцессам, к смерти, чтобы раз и навсегда
покончить с "духом дряхлости", заразившим цивилизацию после Просвещения.
Фашистский стиль в России
В заключение анализа концепций Армина Мелера нам представляется любопытным попытаться спроецировать на историю русской политической мысли и русской культуры критерии, по котором немецкий исследователь причисляет тех или иных личностей к носителям фашистского стиля. сразу же надо заметить, что наиболее очевидными кандидатами в представителя русского фашистского стиля будут отнюдь не представители исторического явления, известного как
"русский фашизм", т.е. харбинская и американская политические организации, возглавлявшиеся соответственно Родзаевским и Вонсяцким. Эти "русские фашисты", несмотря на их внешнюю приверженность фашистской идеологии были намного дальше от сущности фашистского стиля, нежели многие другие