Власть и собственность

Ирхин Ю.В., Зотов В.Д., Зотова Л.В.

“Широко распространено мнение, что политика и экономика – это вещи разные и между собой почти не связанные, что личная свобода – это вопрос политический, а материальное благополучие – экономический и что любой политический строй можно совместить с любым экономическим. Такое мнение есть заблуждение”.

М. Фридман, лауреат Нобелевской премии по экономике

§ 1. Политический подход к собственности

Собственность является не только категорией политэкономической и юридической, как это обычно принято считать, но и категорией политической, ибо она неразрывно связана со всем “миром политики”.

Ничто так не раскалывало во все времена общества, как отношение к собственности. И в наши дни в обновляющейся России кипят страсти вокруг собственности. Одни люди, указывая на развитые страны Запада, говорят, что их высокий уровень и качество жизни, стабильность и динамичное развитие обусловлены институтом частной собственности, неотъемлемым правом каждого человека на собственность и безусловной защитой этого права законом (заметим, человек может и не иметь собственности, имущества, но никто не может лишить его права быть собственником).

Другие люди, напротив, акцентируют внимание на том, что частная собственность скорее разъединяет людей, чем соединяет, не отвечает принципам справедливого общественного устройства. В доказательство они ссылаются на традиции коллективной и кооперативной собственности, подчеркивая, что совместное владение собственностью способствует установлению между людьми отношений сотрудничества и взаимопомощи.

Так кто же прав? Что же такое собственность – добро или зло? Поиски ответа на этот вопрос – занятие непростое. Оно требует серьезных размышлений. [c.183]

Что такое собственность? Первая книга “Саги о Форсайтах” Джона Голсуорси по английски называется “The Man of Property”, что в русских изданиях переводится как “собственник” или “человек – собственник”. Однако и буквальный, и содержательный перевод этого выражения может быть гораздо глубже – “человек Собственности”, т.е. человек – не просто собственник, порождение собственности, но и человек, получающий благодаря собственности право на самоуважение и уважение со стороны других лиц.

Собственность – это не просто вещь, в отношении которой человек может сказать “это мое”. Нужно еще, чтобы принадлежность данной вещи данному человеку так или иначе признавалась другими людьми, обществом и от их имени – законом. В противном случае то, что называется собственностью, теряет, всякий смысл.

Робинзон, оказавшись на необитаемом острове, построив себе жилище, возделав землю, одомашнив диких коз, мог с полным основанием сказать: все это мое. Впрочем, он мог объявить своим и весь остров, назвав себя королем или как-нибудь еще. Но он этого не сделал. Не сделал потому, что был на этом острове один.

Стало быть, собственность – это не просто вещь, а отношение между людьми по поводу вещи. Чтобы вещь стала собственностью, нужно сообщество людей, между которыми возникают определенные отношения в связи с вещью.

Причем вопрос стоит не так, быть или не быть собственности как отношениям между людьми по поводу вещей. Ей быть обязательно, необходимо. Есть общество – есть и собственность. И наоборот. Хотят того люди или не хотят, осознают это или не осознают, но чтобы существовать и развиваться, они вступают друг с другом в определенные отношения, связанные с производством материальных благ – производственные отношения, в основе которых лежат отношения между людьми по поводу вещей. Следует иметь в виду, что собственность представляет собой общественные отношения не только по поводу производства, но и по поводу вытекающих из них отношений распределения, обмена (обращения) и потребления. В этом суть политэкономического подхода к определению и пониманию собственности.

Согласно юридическому подходу, собственность есть принадлежность средств и продуктов производства определенным лицам – индивидам или коллективам – в определенных исторических условиях, отражающих конкретный тип отношений собственности. Право собственности как право конкретных субъектов на определенные объекты (имущество) сводится, как правило, к трем правомочиям: 1) праву владения, т.е. предоставляемой законом возможности фактического обладания вещью и удержания ее в собственном владении; 2) праву пользования, т.е. основанной на законе возможности эксплуатации имущества, извлечения из него полезных свойств и/или получения от него плодов и доходов; и 3) праву распоряжения имуществом, т.е. предоставленной собственнику возможности по своему усмотрению и в своих интересах совершать действия, определяющие юридическую судьбу имущества1. [c.184]

При политическом подходе к собственности акцент делается на принципах экономической политики государства, на том, допускает Ли оно экономическую свободу и в каких пределах, в какой мере экономическая организация общества влияет на политическую организацию, на концентрацию и рассредоточение власти.

Что такое “власть – собственность”? Собственность всегда связана с властью, хотя отношения власти и собственности в условиях различных культур и цивилизаций могут быть различными. На Западе эти отношения строились на принципе относительной самостоятельности власти и собственности. На Востоке в качестве альтернативы европейским видам частной собственности – античной, феодальной и буржуазной – сложился феномен “власти – собственности”.Как подчеркивают специалисты-востоковеды, это не столько собственность, сколько, власть, так как функции собственника здесь опосредованы причастностью к власти, т.е. к должности, а не к личности правителя. Процесс приватизации, бывший одновременно определенным этапом политогенеза, формирования государственности, расставлял акценты достаточно резко: государство как институт противостояло частному собственнику, видя в чрезмерном его усилении угрозу для своего существования (доходы казны) и для стабильности общества в целом. Феномен “власти – собственности” означает, что все государственное первично, а частное вторично, к тому же опосредовано тем же государством2.

§ 2. Собственность: теории и реалии

Хорошо известно, что философы разделились на два лагеря – материалистов и идеалистов – в зависимости от решения принципиального вопроса' о том, что первично и что вторично, – материя или сознание. Можно сказать, что при трактовке проблем общественной, социальной жизни людей они тоже разделились на два лагеря в зависимости от своей приверженности общественной или частной собственности. Причем среди сторонников той и другой форм собственности можно обнаружить как материалистов, так и идеалистов. [c.185]

Так, например, Платон выступал за общность имущества и быта представителей двух высших сословий – философов, правящих государством, и воинов, его охраняющих. “Прежде всего, – писал он, – никто не должен обладать никакой частной собственностью, если в том нет крайней необходимости. Затем ни у кого не должно быть такого жилища или кладовой, куда не имел бы доступа всякий желающий”3. Что касается ремесленников и земледельцев, то им разрешалось иметь частную собственность, деньги и торговать на рынке.

Позже Платон преобразует идею коллективной собственности философов и воинов в идею единого для всех граждан порядка пользования имуществом. Земля и дома являются собственностью государства, но каждый гражданин получает на правах владения земельный надел и дом, которые передаются по наследству. Все остальные виды имущества граждане могут приобретать в частную собственность, но ее размеры ограничиваются. Философ рекомендовал установить предел, дальше которого не может идти накопление богатства отдельными гражданами. Избыток, если он будет, поступает в пользу государства.

Решительным сторонником частной собственности, противником обобществления имущества, предлагаемого Платоном, выступил Аристотель. Лишь в одном, пожалуй, Аристотель согласился с Платоном – в том, что частную собственность следует ограничить. “Величайшим благополучием для государства является то, чтобы его граждане обладали собственностью средней, но и достаточной”4.

Согласно Аристотелю, частная собственность, социальное неравенство – явления естественные, существующие от природы, и потому вполне справедливые. Вместе с тем Аристотель высказал суждение о преимуществе частной собственности перед общественной (общей), к которому впоследствии апеллировали многие мыслители: “К тому, что составляет предмет владения очень большого числа людей, прилагается наименьшая забота. Люди заботятся всего более о том, что принадлежит лично им; менее заботятся они о том, что является общим, или заботятся в той мере, в какой это касается каждого. Помимо всего прочего люди проявляет небрежность в расчете на заботу со стороны другого”5.

Важно отметить следующее. Спор философов по проблеме собственности с самого начала не замкнулся пределами сугубо экономического рассмотрения, а имел ярко выраженные политические аспекты. [c.186] Так, у Платона те, кто обладают властью и силой, т.е. правители и воины, не могут иметь частной собственности, потому что она порождает злейший социальный порок – корыстолюбие, способное разложить эти сословия, вызвать социальные антагонизмы в обществе и, в конце концов, подточить и погубить государство.

Аристотель же не находил связи между частной собственностью, корыстолюбием и столкновением различных социальных интересов, состоянием общественных нравов. По его мнению, “те, которые чем-либо владеют и пользуются сообща, ссорятся друг с другом гораздо больше тех, которые имеют частную собственность”.

В Новое время, в эпоху зарождения и развития капитализма, спор “за” и “против” общественной или частной собственности продолжился и углубился.

Наиболее страстным, непримиримым противником частной собственности выступил известный французский философ-просветитель Ж.Ж. Руссо. Он считал, что первый человек, который огородил участок общинной земли кольями, сказал “это мое” и нашел людей, достаточно простодушных, чтобы ему поверили, был истинным основателем классового, во многих отношениях несправедливого общества. Руссо видел трагедию человеческого рода в том, что среди общинников не нашлось человека, который, выдернув колья, разоблачил бы этого обманщика, ликвидировал в зародыше частную собственность, принесшую людям эксплуатацию, страшные мучения и горе.

Спустя столетие, другой французский мыслитель П. Прудон (1809-1865) на вопрос, вынесенный в название книги, “Что такое собственность?” ответил: собственность – это кража. Прудон имел в виду не мелкую собственность, которая не связанна с эксплуатацией чужого труда, а крупную капиталистическую собственность. В другой книге “Система экономических противоречий, или Философия нищеты” Прудон выступил с идеей мирного преобразования капитализма в общество независимых мелких производителей.

Решительное неприятие, осуждение частной собственности как основы неравенства людей, несправедливости в обществе красной нитью проходит через сочинения социалистов-утопистов XVI–XIX вв. – Т. Мора, Т. Кампанеллы, Ж. Мелье, Ф. Фурье, Р. Оуэна. (Исключение составил один К. Сен-Симон, но и он подверг резкой критике экономическую и политическую систему современного ему капитализма.) Они не только высказались за необходимость Перехода к новому, справедливому обществу, но и постарались в силу своих возможностей очертить его. А Р. Оуэн в 20-х гг. XIX в. предпринял попытку организовать в штате Индиана (США) трудовую коммуну “Новая гармония”, но из этого ничего не вышло. [c.187]

Что касается аргументации в пользу института частной собственности, то философы и политические мыслители Нового времени высказали многое из того, что стало достоянием общественной мысли и практической жизни народов развитых государств XX в.

Английский философ Т. Гоббс дал мировоззренческое обоснование либеральной экономики, изобразив человека одиноким, зависящим только от себя самого существом, а общество как “войну всех против всех”.

Известный английский мыслитель Дж. Локк отнес собственность, возникающую, по его представлению, как трудовая частная собственность еще в догосударственный период жизни людей, к числу основных естественных прав человека. Право на собственность трактовалось им не только как право на труд и его результаты, но и как право на свои действия, свою личность, индивидуальность.

Руководитель издания знаменитой французской “Энциклопедии” Д. Дидро исходил из того, что древние народы не знали частной собственности с ее духом стяжательства и наживы. Но он считал, что именно эта форма собственности в небольших и средних размерах рождает и формирует граждан.

Г. Гегель тоже был сторонником частной собственности. Понимая собственность как “наличное бытие” личности, он в качестве примеров отчуждения личности называл рабство, крепостничество, несвободу собственности вообще. Интересно отметить, что Гегель различал внешнюю собственность – как владение внешними вещами, и внутреннюю, духовную собственность – как владение духовной продукцией (мыслями, идеями, техническими изобретениями). Последняя достигается образованием, занятиями и может по договору использоваться другими людьми, проявляться во внешних вещах6.

В начале XIX в. И. Бентам, известный английский политолог и правовед. а также другие радикально настроенные мыслители были склонны рассматривать политическую свободу как средство достижения свободы экономической.

Теоретическое обоснование важности частной собственности для социально-экономического развития, ее связи с политической свободой и прогрессом общества сыграло историческую роль. В ходе буржуазных и буржуазно-демократических революций, глубоких реформ в ряде стран Европы и в США были осуществлены общедемократические политические преобразования (в частности, восторжествовало всеобщее избирательное право), за ними последовали реформы экономические, обеспечившие большую свободу конкуренции, а итогом явилось улучшение благосостояния собственников и усиление социальной политики государств. [c.188] В то же время отсутствие в XIX – начале XX в. частной собственности у класса пролетариев являлось причиной базового противоречия индустриального капитализма – противоречия между трудом и капиталом. Это противоречие выражалось в забастовках, бунтах, революционных движениях.

Идеологи рабочего движения – К. Маркс и Ф. Энгельс – уделили значительное внимание анализу проблемы собственности и ее связи с политикой и правом. Они отмечали ее позитивную роль в истории человечества, положительно оценивали собственность производителя на средства производства. Вместе с тем. К. Маркс и Ф. Энгельс справедливо, полагали, что частная собственность, сконцентрированная в руках привилегированной верхушки общества, является причиной социального неравенства и антагонизмов. Они восприняли из предшествовавшей социально-философской и политической мысли сугубо критическое отношение к частной собственности, выступали за “экспроприацию экспроприаторов”, за национализацию крупной частной собственности после социалистической революции, за создание “кооперативных производственных товариществ на государственных землях”7.

Процесс ликвидации частной и установления общественной собственности представлялся К. Марксу и Ф. Энгельсу в следующем общем виде: все отрасли производства будут изъяты из рук отдельных, конкурирующих между собой частных собственников; весь капитал, все производство, весь обмен будут сосредоточены в руках нации, развиваться по общественному плану и при участии всех членов общества; деньги станут излишними; каждый отдельный производитель будет получать от общества квитанцию о том, что им доставлено такое-то количество труда (за вычетом его труда в пользу общественных фондов) и по этой квитанции он будет получать из общественных запасов такое количество предметов потребления, на которое затрачено столько же труда (К. Маркс. “Критика Готской программы”).

Понадобилось не так уж много исторического времени, чтобы показать утопичность, несостоятельность идеи замены денег “трудовыми квитанциями”, как и всей концепции безрыночного хозяйства, в котором Исключительным собственником средств производства, единственным работодателем, регулятором всех цен, заработных плат и прибылей выступает государство. [c.189]

Характерно, что В.И. Ленин и партия большевиков, которые после Октябрьской революции 1917 г. в течение нескольких лет проводили политику “военного коммунизма” (полный контроль государства над промышленными и продовольственными запасами, насильственное изъятие излишков и части необходимого продукта у крестьянства, карточная система), были вынуждены сразу после окончания гражданской войны в России (1921) разработать и осуществить “новую экономическую политику”, сущность которой сводилась к признанию необходимости частнособственнических, рыночных отношений под контролем государства. Речь, по сути, шла о концепции и практике “товарного социализма”. Благодаря ей к концу 20-х гг. XX в. Россия преодолела экономическую разруху, восстановила хозяйство и стала развиваться быстрыми темпами.

Следует также сказать, что К. Маркс, не оставляя частной собственности места в посткапиталистическом обществе, тем не менее показал, что отсутствие или, во всяком случае, слабое развитие во многих странах Востока частной собственности на землю (земля была либо общинной, либо государственной) лежало в основе так называемого “азиатского способа производства”, определившего, начиная примерно с XV в., историческое отставание Востока от Запада. Идиллические, на первый взгляд, восточные сельские общины представляли собой натуральные хозяйства, где все производилось и делалось вручную. Это были замкнутые производственные единицы, редко вступавшие в отношения друг с другом.

Все это существенно препятствовало отделению ремесла от земледелия, появлению простого товарного, а затем и капиталистического производства. Застой в экономике, деспотизм в политике, в формах правлений господствовавших социальных групп и классов, узость восприятия человеческим разумом действительности, низкий жизненный уровень людей – такова, по Марксу, цена усилья азиатского способа производства, отсутствия частной собственности на землю.

Любопытно: если бы обо всем этом мог знать Руссо, стал бы он проклинать того человека, который первым огородил участок земли кольями и сказал “это мое”? Может, напротив, он посоветовал бы воздвигнуть этому человеку величественный памятник?

Частная собственность была великим двигателем человеческой цивилизации. Без нее не было бы таких уникальных явлений мировой истории и культуры, как античные Греция и Рим, блестящая эпоха Возрождения. Современный капитализм на базе существенно модернизированной частной собственности продемонстрировал способность пойти навстречу растущим запросам людей, внести необходимые коррективы в структуры политической власти. [c.190]

От какого наследства мы отказываемся. При всем разбросе мнений о прошлом, настоящем и будущем России нельзя, видимо, не признать, что экономическая система государственного социализма, основанная на монополии “общенародной” собственности, государственном планировании и регулировании всего и вся, показала свою историческую ограниченность. Если на каком-то этапе, в специфических условиях “капиталистического окружения”, войны и ее последствий, широко используя административно-командные методы, экономическая система государственного социализма могла до поры до времени противостоять экономической системе капитализма и претендовать на соревнование с нею, то с наступлением эры НТР соревноваться могли лишь несколько отраслей, связанных с космической и военной техникой. В других отраслях промышленности, транспорта, связи, сельского хозяйства, призванных обеспечивать повседневные нужды людей, СССР существенно отставал.

И это относится не только к СССР. но и ко всем странам Европы, Азии, Латинской Америки, входившим в мировую социалистическую систему. Больше того, волею судеб некоторые народы, страны были разъединены. Северная Корея, Северный Вьетнам, ГДР принялись осуществлять у себя модель экономического развития, близкую к советской; Южная Корея, Южный Вьетнам, ФРГ остались приверженными капиталистическим принципам. И опять результаты не в пользу огосударствленной экономики.

Исторический опыт развития стран “государственного социализма” показал, что адекватно ответить на вызовы информационной эпохи смогли те из них, которые стали руководствоваться концепциями “рыночного социализма” применительно к новым условиям (Китай, Вьетнам) или вставшие на “западный путь” разумно регулируемых рыночных отношений, создания правового и социального государства (Чехия и др.).

Стало быть, дело не в том, что одни народы могут, а другие якобы не могут хозяйствовать эффективно, а в условиях хозяйствования, в отношениях собственности, в интеллектуальном и организационном потенциале правящей элиты, которая не может (или пока не может) предложить и реализовать оптимальную модель социально-экономического развития, отвечающую конкретным условиям страны, интересам большинства ее населения, характеру современной эпохи.

Возможно, история еще не сказала последнего слова в отношении того, на что способна общественная собственность, ибо та государственная собственность, которая была в странах государственного социализма, не может претендовать на статус общественной. Она не имела своего настоящего хозяина – трудящегося человека и являлась как бы ничейной. Можно только удивляться по поводу того, как долго государственная собственность могла обходиться без своего хозяина, трудящегося человека и как долго трудящийся человек мог обходиться без собственности (не считая личной). [c.191]

НТР: метаморфозы собственности. Научно-техническая революция, развернувшаяся на Западе во второй половине XX в., коренным образом изменила систему взаимоотношений труда и капитала. Если Маркс и Энгельс имели все основания рассматривать капитал как собственность, эксплуатирующую наемный труд, увеличивающуюся лишь при условии, что она порождает новый наемный труд, чтобы снова его эксплуатировать, то сейчас все больше утверждается мнение, что резкое увеличение доли наемного труда, его оплаты в национальном доходе (с 30–35% до эпохи НТР до 65–70% в настоящее время) свидетельствует о развитии процесса преодоления эксплуатации даже в рамках юридически прежней формы собственности8. Кстати сказать, К. Маркс в т. III “Капитала” говорил о возможности упразднения капитала как частной собственности в рамках самого капиталистического способа производства, имея в виду появившиеся уже тогда акционерные общества9.

В связи со структурными сдвигами в экономике происходит сокращение – и относительное, и абсолютное – удельного веса промышленных рабочих. Так, в странах Европейского сообщества на промышленность приходится менее трети работников наемного труда, на непроизводственную сферу – 60%, на сельское хозяйство – 8%.

В новых наукоемких отраслях производства традиционного “рабочего класса” нет. Нет и традиционных служащих. Рабочие способны выполнять функции служащих и наоборот. Высшее и среднее специальное образование становится базовым для многих профессий. На профессии с преобладанием творческого труда приходится основной приток рабочей силы: в США – 85%. в ФРГ – 89%. в Японии – 90%. в Великобритании – 95%.

Образование “среднего класса”, вбирающего в себя основные слои рабочих, служащих и интеллигенции, в развитых странах стало реальностью. Традиционный “могильщик капитализма” в виде пролетария, занятого немеханизированным физическим трудом, символизирует сегодня уже прошлое. Перед большинством трудящихся в развитых странах стоит проблема не как выжить, а как жить лучше. Собственниками своего жилья стали самые широкие слои трудящихся: во Франции – более половины граждан, в Японии – свыше 60%, в Великобритании и Бельгии – две трети семей, в США – четыре пятых10. [c.192]

Активно внедряются новые социальные технологии. Одной из них является программа образования собственности капитала (Еmployee Stock Ownership Plan – ESOP). Она основывается не на коллективизации частной собственности, а на полном ее восстановлении для всех сотрудников. Каждый желающий получает свою долю в собственности компании в виде акций и оплачивает эту долю не наличными деньгами, их может и не быть, а за счет будущей прибыли, которая тоже подлежит регулярному разделению. В США с 1974 г., благодаря применению таких программ, уже свыше 11 миллионов трудящихся стали совладельцами собственности в более чем 10 тысячах компаний, включая и наиболее крупные корпорации11.

В Японии же главной особенностью капитала является то, что основными владельцами акционерного капитала выступают учреждения и корпорации. Доля индивидуальных инвесторов в общем акционерном капитале снизилась в послевоенные годы с 60 до менее 20%.

Сегодняшние реалии развитых стран позволяют утверждать, что там частная собственность в ее чистом виде сохранилась в довольно узкой сфере “общественного бытия”. Когда каждый работник имеет свою долю в собственности и прибыли предприятия, это уже не частная собственность, а то, чему больше походит другое название, – коллективная частная собственность. Когда же коллективы производителей выкупают частные предприятия и сами организуют выпуск и реализацию продукции, – а этот процесс набирает силу, – то налицо уже не коллективная частная собственность, а групповая трудовая собственность. Примечательно, что эти предприятия демонстрируют большую эффективность и жизнестойкость в системе развитого рыночного хозяйства, чем частные.

§ 3. Россия: преобразование собственности

Вряд ли кто-нибудь возьмется сегодня утверждать, что правящие круги России в конце 1991 – начале 1992 г., отказываясь от социалистических основ хозяйствования, имели четкий план действий на перспективу. Власть руководствовалась принципом: надо ввязаться в бой со старым, а там видно будет. Правда, стараниями государственных деятелей, экономистов-рыночников, отдельных хозяйственников и публицистов была создана некая схема того, что должно было произойти. Теоретически, в самом общем виде, эта схема выглядела примерно так.

• Магистральный путь преобразования экономики, отношений собственности в России лежит в создании многоукладной экономики в форме государственных, кооперативных, акционерных, частных, смешанных предприятий, не просто сосуществующих, а взаимодействующих, конкурирующих между собой. [c.193]

• Частной собственности и частной инициативе, частному предпринимательству следует дать “зеленую улицу”, оборудовав ее “светофорами”, т.е. соответствующим законодательством.

• Одно из важных условий экономического прогресса – привлечение иностранного государственного и частного капитала.

• Переход к рынку, который предполагает частную собственность, – не цель, а средство того, как обустроить Россию, как превратить бедную Россию без богатых в богатую Россию без бедных.

Исследования Международного банка реконструкции и развития, проведенные в августе 1990 г., т.е. до начала “шоковой приватизации”, и в начале 1992 г., предполагали, что в России государство должно играть центральную роль по меньшей мере в четырех областях, имевших первостепенную важность для перехода к рыночной экономике:

а) соблюдение социального равенства, гарантирующего общественную стабильность, необходимую для продвижение реформ;

б) поддержка частного сектора через четкие программы и антимонопольную деятельность;

в) сохранение, отделенного от международного, внутреннего рынка с защитой его слабых структур от предсказуемого натиска слишком могущественных иностранных инвесторов;

г) контроль над ключевыми элементами финансовой политики и развитие административной ниши для разумной налоговой политики.

Нельзя не признать, что в этих рекомендациях было немало того, что можно было воспринять и использовать при проведении экономических реформ в России, особенно в части касающейся роли государства в создании новой экономики и соблюдения социального равенства.

Однако на практике многое получилось иначе. Победили сторонники осуществления “шоковой приватизации”, в результате которой произошло не только резкое расслоение, но и, по сути, ограбление общества, снижение экономической эффективности, падение производства по отношению к 1991 г. на десятки процентов, остановка сотен заводов. Разумеется, приватизация в значительной степени содействовала созданию в России рыночной экономики, ее включению в мировой рынок и др. В этом смысле она была неизбежной. Но ее социальная цена, как об этом неоднократно заявлял и Президент России, оказалась слишком высокой.

По расчетам Института народно-хозяйственного прогнозирования (ИНП) РАН показатель уровня дифференциации среднедушевых доходов 10% самых богатых и 10% самых бедных жителей России в 1996 г. равнялся 65. [c.194] Причем этот показатель подтверждается официальными статистическими данными Мосгорстата, согласно которым среднедушевые доходы 20% самых богатых москвичей – а это немногим более 1% жителей России – составили в декабре 1996 г. 14,2 млн неденоминированных рублей. Суммарные доходы этого 1% были равны 17% доходов всех жителей России. Они также превосходили почти в полтора раза совокупные доходы всех россиян, которые живут за чертой бедности (имеют доходы ниже прожиточного минимума) и составляют без малого половину населения страны12.

“Черный понедельник” 17 августа 1998 г. принес новый скачок цен и соответственно дальнейшее снижение жизненного уровня населения. В сентябре 1998 г. реальные денежные доходы жителей России составили 70,2% по сравнению с сентябрем 1997 г., а реальная заработная плата соответственно – 66,2%13.

Штрихи к портрету “шоковых приватизаторов”. Воспользуемся свидетельством о начале приватизации известного итальянского журналиста Дж. Кьеза, автора шести книг о России. Он писал: “Я вспоминаю, как зимой 1992 г. в Тольятти состоялось совещание, в котором участвовали так называемые красные директора и тогдашнее российское правительство в почти полном составе. Присутствовали и.о. премьера Егор Гайдар, министры Шохин, Нечаев, Авен и др. С либерализации цен не прошло и года, и правительство искало поддержки среди вчерашних советских промышленников... Там были все “красные директора”, по крайней мере наиболее крупных все еще государственных предприятий... Они сменяли друг друга у микрофона, а в президиуме сидели молодые, почти юные люди, только что покинувшие стены американских университетов, пропитанных рейгановско-тэтчеровским кредо, убежденные сторонники dergulation (уменьшения роли государства в регулировании экономики). И все зубры-директора говорили приблизительно одно и то же: мы поняли, что социализм умер. Мы знаем, что придется пожертвовать доброй частью наших производственных мощностей на алтарь конкуренции, эффективности и рынка. Но мы просим, мы умоляем вас учитывать два ключевых вопроса. Первое: за нами стоят миллионы семей, которых мы не можем бросить на произвол судьбы. Второе: многие из представленных здесь предприятий могут достаточно быстро стать конкурентоспособными на мировом рынке, лишь бы государство выработало инвестионную политику, направленную на их возрождение... [c.195]

Я помню, какая скука была написана на лицах молодых людей, сидящих в президиуме”14.

Подчеркнутая последняя фраза, равно как и все описание этого совещания, комментариев не требует.

Согласно последним данным, в России до 60% бывшей государственной собственности перешло к частным лицам. Разгосударствление собственности можно считать состоявшимся. Этого вполне достаточно, чтобы в стране появился тот “средний класс”, который на Западе составляет большинство населения, служит социальной базой гражданского общества, функционирования демократических институтов власти. Однако такой класс не возник, ибо подавляющая часть приватизированной государственной собственности оказалось в руках немногих новоявленных капиталистов, не говоря уже о ее криминальном характере в ряде отраслей хозяйства. Государственная собственность, созданная трудом многих поколений советских людей, попала в руки 2–3% населения15.

Бывший президент Инкомбанка В. Виноградов как-то сделал откровенное признание: “Мы знаем, кто бы ни был во главе этой страны – капиталист, молодые реформаторы, националист или социалист – в конце концов будет проведено расследование на тему: как происходил раздел этой собственности. Вопрос только в том, когда это произойдет – через два года или через двадцать лет. Вот в Корее (Южной) это произошло через 20 лет, но произошло”16.

Новым явлением в поведении отечественных капиталистов является их стремление участвовать в политике и особенно во власти. Это объясняется тем, что в России власть пока важнее собственности, власть является главным источником и охранителем богатства. Хотя, разумеется, существует и обратное воздействие: собственности – на характер политики власти.

Отношение россиян к приватизации. Обратимся к данным Центра социологических исследований МГУ по теме “Предвыборная ситуация в России в 1995 г.”. Избирателям был задан вопрос: “Что Вы думаете о процессе приватизации государственной собственности в России?”

(Отметим, что опрос был проведен 6–15 декабря 1995 г., опросили 3710 респондентов. Опрос был проведен в 66 субъектах РФ, пропорционально представляющих все регионы страны. В опросе участвовали жители 182 населенных пунктов, в том числе: в 30 областных, краевых и республиканских центрах было опрошено 1378 респондентов, в 36 малых и средних городах, поселках городского типа – 1229, в 116 сельских населенных пунктах – 1103 респондентов. Половозрастная структура респондентов в целом репрезентирует население Российской Федерации.) [c.196]

Вариант ответа

%

1

Приватизацию следует ускорить

4.7

2

Приватизацию следует продолжать в том же темпе ”

11,2

3

Приватизацию следует замедлить

11,4

4

Приватизацию следует остановить

22,3

5

Приватизацию следует повернуть обратно

16,1

6

Затрудняюсь ответить

33,7

7

Отказ

0,6

Как видно из этих данных, положительно оценили процесс приватизации лишь 15,9% респондентов (первые две позиции), отрицательно – 38,4% (4-я и 5-я позиции), т.е. количество тех, кто отвергает приватизацию, значительно превышает количество тех, кто ее принимает. Можно предположить, что среди тех, кто отвергает приватизацию, немало людей, которые отвергают не столько приватизацию, сколько “приватизацию – “приватизацию”.

Ответы на вопрос: “Поддерживаете ли Вы приватизацию крупных предприятий?” распределились следующим образом: “полностью” и “в целом” поддержали 19,9% респондентов; не поддержали “в целом” и были “полностью против” 54,8%; затруднились ответить 24,7% респондентов.

Но вот в отношении приватизации жилья картина другая. Ее “полностью” и “в целом” поддержали 64,7% респондентов. Не поддержали “в целом” и были “полностью против” 24,5%. Затруднились ответить 19,6% респондентов. Это свидетельствует о том, что сама идея частной собственности (в случае, если человек уверен в ее действительности, позволяющей ему сказать: это мой дом, это моя квартира) большинством россиян принята.

В 1997