Проблемы латентности изнасилований

Ю.Н. Аргунова

С 1998 г. на фоне ежегодного роста удельного веса изнасилований в структуре половых преступлений (в 2003 г. он достиг наивысшего показателя – 56,5%), наблюдается выраженная тенденция к сокращению их числа в абсолютном выражении (в 2003 г. зарегистрировано самое низкое за период с 1997 г. количество преступлений – 8085). Сокращение числа зарегистрированных изнасилований за этот период составило 13%.

Сопоставительный анализ статистических данных и других материалов свидетельствует, однако, о несоответствии данных уголовной статистики реальному количеству совершаемых в России изнасилований. Одна часть из них остается неизвестной правоохранительным органам, другая – в силу как объективных, так и субъективных причин – не получает должной фиксации и отражения в статистике.

На увеличение латентности случаев покушения на изнасилование может указывать изменение соотношения числа оконченных изнасилований и числа покушений на них. В то время как число оконченных преступлений с 1997 по 2003 год снизилось на 10,1%, число покушений за этот же период сократилось на 31,5%. Соответственно снижается и удельный вес покушений в общем числе регистрируемых изнасилований. Если в относительно благополучные в криминологическом отношении годы (например, в середине 80-х годов минувшего века) этот показатель составлял 26,6%, то к 2003 году он упал до 11,1%.

Другим статистическим показателем латентности изнасилований в известной мере может служить соотношение изнасилований и убийств. Если в середине 80-х годов на 1 зарегистрированное изнасилование приходилось примерно 1 зарегистрированное убийство, а в середине 90-х годов – уже 2,5 убийства, то в 2000-2003 г. это соотношение достигло уровня 1:4.

О росте латентности изнасилований свидетельствует анализ сведений о рассмотрении органами прокуратуры заявлений и сообщений об изнасилованиях.

Количество поданных заявлений и принятых решений о возбуждении уголовного дела может в определенной мере свидетельствовать о реальной динамике изнасилований, число же решений об отказе в возбуждении уголовного дела – о качестве рассмотрения заявлений, проведенных проверок по заявлениям об изнасилованиях и об уровне «искусственной» латентности этих преступлений.

За период с 1997 по 2003 год соотношение между числом возбужденных органами прокуратуры уголовных дел об изнасилованиях и количеством материалов об отказе в их возбуждении увеличилось почти вдвое: если в 1997 году на одно возбужденное уголовное дело об изнасиловании приходилось около 1,5 так называемых отказных материалов, то в 2003 году их стало уже 2,8 (см. табл. 1).

Таблица 1. Динамика рассмотрения заявлений и сообщений об изнасилованиях органами прокуратуры

За этот период при снижении количества решений о возбуждении уголовного дела на 18,5%, число отказов в возбуждении уголовного дела наоборот выросло на 58%. Только за один 2003 год было отказано в возбуждении уголовного дела по 16,6 тыс. заявлений об изнасилованиях. Это самый высокий показатель с 1997 года при фактически самом низком за этот период количестве принятых решений о возбуждении уголовного дела.

При этом отмечается ежегодное увеличение числа отмененных прокурором постановлений об отказе в возбуждении уголовного дела об изнасиловании с его одновременным возбуждением. С 1997 по 2003 г. их прирост составил 118%.

Вместе с тем доля отмененных постановлений об отказе в возбуждении уголовного дела об изнасиловании с его одновременным возбуждением составляет ежегодно лишь 1% от общего числа постановлений об отказе в возбуждении уголовного дела об изнасиловании. Эти показатели не свидетельствуют, к сожалению, об усилении контроля прокуроров за обоснованностью отказа в возбуждении уголовного дела. Практика укрытия преступлений от учета и регистрации путем незаконного отказа в возбуждении уголовного дела по-прежнему имеет широкое распространение.

Это подтверждается результатами проведенного нами анкетного опроса и интервьюирования экспертов из числа прокурорских работников межрайонных прокуратур со стажем работы от 3-х лет. Опрошенные признали факт высокой латентности этих преступлений. По их мнению, жертвы заявляют в правоохранительные органы лишь в 10-50% случаев изнасилования.

Значимость тех или иных факторов, определяющих высокий уровень латентности изнасилований, оценивается прокурорами неодинаково. Однако большинство из них признали лидирующими факторами нежелание пострадавшей предавать огласке происшедшее, боязнь порицания со стороны родственников, друзей и знакомых. Далее опрошенные выделили такие факторы как боязнь некорректного поведения работников правоохранительных органов, а также неверие в их возможности наказать преступника.

Нередко уже зарегистрированные преступления об изнасилованиях остаются без должного реагирования со стороны правоохранительных органов. Главной причиной этого прокуроры назвали общее обострение криминальной ситуации в стране. В качестве второй по значимости причины они выделили недостаточность профессиональной подготовки сотрудников органов внутренних дел. Третья причина заключается в перегруженности работников правоохранительных органов. Несовершенство уголовного и уголовно-процессуального законодательства отмечено в качестве четвертой причины. Пятой по значимости причиной выступает слабая исполнительская дисциплина сотрудников органов внутренних дел. Последние места в качестве причин занимают недостаточность профессиональной подготовки работников органов прокуратуры и их слабая исполнительская дисциплина. Не случайно по 12% ежегодно совершаемых изнасилований следствие приостанавливается за нерозыском или неустановлением виновных лиц.

Более смелые суждения прокуроры и следователи прокуратур высказали в ходе неформализованного интервьюирования. По мнению многих, 90% отказных дел по ст. 131 УК РФ – это недоказанные изнасилования. Следователи стараются склонить жертву к отказу от своего заявления, когда предвидят недоказуемость, с их точки зрения, эпизодов преступления. То же происходит, если жертва путается, сомневается, не помнит деталей случившегося, не может сообщить четкие приметы нападавшего, занимает неустойчивую позицию, колеблется в отношении своего желания привлечь насильника к уголовной ответственности. Только в случае, если следователь видит, что жертва пойдет до конца в своем намерении наказать преступника, «ее злость и обида быстро не улетучатся», он примет решение о возбуждении уголовного дела. Следователи прокуратур оценивают положение с возбуждением уголовных дел об изнасилованиях как катастрофическое. Некоторые из них признались, что имеется «установка сверху» не возбуждать такие дела (т.к. жертва в любой момент может отказаться от своего первоначального заявления, возникнут проблемы по поводу содержания под стражей подозреваемого), «подгонять заявление под отказ в возбуждении уголовного дела», если жертва изнасилования из асоциальной компании. Следователю будет обеспечено порицание от руководства, если он, все же возбудив уголовное дело, не сможет доказать событие преступления или причастность к нему подозреваемого. Причем порицание ему вынесут не за то, что он не смог доказать, а за то, что возбудил уголовное дело. По выражению следователей, они «боятся этих преступлений, как огня». По их свидетельству, сложилась определенная преемственность в практике «уговоров» жертвы: 1 стадия осуществляется органами внутренних дел (отделениями милиции) без приема заявления; ко 2 стадии подключаются органы прокуратуры, убеждающие жертву с учетом ее особенностей отказаться от уже поданного заявления, помня о том, что лучше отказать в возбуждении уголовного дела, чем затем прекратить его.

Один из следователей прокуратуры, которому по плану работы предстояло провести проверку законности принимаемых решений об отказе в возбуждении уголовных дел по заявлениям об изнасилованиях, поступившим в 2004 г., заявил: «Зачем проверять их законность? И так ясно, что они незаконны».

Многочисленные случаи оказания давления на заявителей с целью понуждения их к отказу от проверки сообщенных в милицию сведений выявляются по итогам прокурорских проверок. На это указывает руководство управления по надзору за процессуальной деятельностью органов внутренних дел и юстиции Генеральной прокуратуры РФ[1]. Принятие незаконных и необоснованных решений об отказе в возбуждении уголовных дел является, как и прежде, основным способом сокрытия преступлений[2].

Аналогичные, а также другие криминологически значимые данные были получены нами в ходе выборочного изучения 50 материалов об отказе в возбуждении уголовного дела об изнасиловании в межрайонных прокуратурах за период с 2000 по 2004 год. Основными из них являются следующие.

1. Фабула события в постановлении об отказе в возбуждении уголовного дела описывается, зачастую, тенденциозно с акцентом на легкомысленное поведение жертвы, ее согласие на совместное времяпрепровождение с подозреваемым, включая распитие спиртных напитков, неоказание сопротивления в момент нападения и полового сношения, обращение в правоохранительные органы не сразу, а лишь через сутки и более после совершения преступления, обращение к врачу после принятия мер личной гигиены, несообщение о случившемся родным и др.

Эти обстоятельства все вместе и каждый в отдельности не могут однозначно опровергнуть факт насильственного характера полового сношения. Указанное же поведение жертвы после совершения изнасилования психологически вполне объяснимо.

Так, в одном из материалов формулировка отказа была следующей: «Учитывая, что П., явившись добровольно в квартиру к Ч., распив совместно с ним спиртные напитки, несмотря на возможность свободно покинуть квартиру, добровольно осталась в квартире наедине с Ч., а также то, что П. ранее добровольно вступала в половые контакты с Ч., следствие приходит к выводу, что в действиях Ч. по отношению к П. отсутствуют признаки составов преступлений, предусмотренных ст. 131, 132 УК».

Все описанное следователем не исключало изнасилования. В его постановлении были проигнорированы медицинские документы, имеющиеся в отказном материале из 17 ГКБ, поликлиники № 4, в которых диагностированы состояние после насильственного полового акта, множественные ушибы рук и бедер жертвы. Следователь не захотел принять во внимание и тот факт, что П. распивала спиртное с Ч., находясь в компании с другими лицами, а осталась в его квартире, в связи с тем, что Ч. стало плохо и остальные члены компании, зная о прежней дружбе П. и Ч., сказали, что Ч. в таком состоянии оставлять одного нельзя. И, наконец, в день вынесения постановления об отказе в возбуждении уголовного дела следователь направляет в адрес своего межрайонного прокурора рапорт, в котором докладывает, что со слов судебно-медицинского эксперта у П. обнаружены, в частности, телесные повреждения в виде кровоподтеков в области бедер и в области грудной клетки. Заключение СМЭ, как пишет в рапорте следователь, еще не готово. Указанное заключение к отказному материалу впоследствии так и не было приобщено и тем более не было проанализировано так, как того требует закон. В этом конкретном случае заключение СМЭ имело решающее значение. В конце материалов имеется копия письма следователя в адрес потерпевшей более позднего срока, в котором он вновь сообщает ей об отказе в возбуждении уголовного дела. Вероятно, жертва повторно обращалась к следователю, но сведений об этом в материалах нет.

Безоговорочно отказывается в возбуждении уголовного дела об изнасиловании, если заявительницей является проститутка. Такое преступление, нарушающее половую свободу личности, не попадает, тем не менее, в статистику, нарушается принцип равенства у граждан перед законом.

Так, из материалов одного отказного дела следует, что двое парней «сняли» на улице в качестве проститутки гр. Д., заплатив ей «за двоих», привезли в квартиру. Она оказала им оговоренные услуги, однако в квартире оказались еще двое мужчин, которые принудили ее к совершению половых актов, удерживая в квартире всю ночь. Утром в эту же квартиру пришли еще двое парней, которые вопреки воли Д. стали совершать с ней половые акты и иные насильственные действия сексуального характера, избивая ее деревянным подлокотником от кресла, вставляли бутылку из под пива в задний проход.

В рапорте из 67 ГКБ, куда по скорой помощи была доставлена Д., были описаны все телесные повреждения, включая заднюю анальную трещину. Речь шла о возбуждении уголовного дела по п. «в» ч. 2 ст. 131 и п. «в» ч. 2 ст. 132 УК РФ. Однако, вынося затем постановление о назначении СМЭ, следователь, видимо, не собирался учитывать ее результаты. 10 марта 2003 г. эксперт провел СМЭ, выявил обширные кровоподтеки и другие повреждения и указал, что для ответов на другие вопросы ожидает медицинские документы из 67 ГКБ. Не дождавшись указанных документов, эксперт направляет свое заключение следователю, датируя его 11 апреля. Однако следователь, как оказалось, 21 марта уже вынес постановление об отказе в возбуждении уголовного дела.

2. В материалах проверки нередко отсутствуют объяснения подозреваемого[3] или имеется объяснение лишь одного из участников группового изнасилования, хотя личность остальных установлена или может быть без труда установлена (проживали вместе в одном общежитии, работали в соседних палатках на рынке и т.д.). Несмотря на это, следователь считает возможным отказать в возбуждении уголовного дела с формулировкой: «данные, изложенные в заявлении, не подтвердились» или «данных, свидетельствующих об изнасиловании, получено не было» или «в материалах проверки признаков какого-либо преступления не содержится». При этом в качестве основания отказа в постановлении следователя прокуратуры указывается не только п. 1, но и п. 2 ч. 1 ст. 24 УПК РФ, что нарушает требования ч. 1 ст. 148 УПК РФ, согласно которым отказ в возбуждении уголовного дела по основанию, предусмотренному п. 2 ч. 1 ст. 24 УПК РФ (отсутствие в деянии состава преступления), допускается лишь в отношении конкретного лица[4].

Вряд ли можно признать правомерной и формулировку об «отсутствии признаков какого-либо преступления», когда в заявлении говорится о совершении изнасилования. Кроме того, согласно приложению 21 к ст. 476 УПК РФ в постановлении об отказе в возбуждении уголовного дела должна быть проставлена конкретная статья УК РФ.

В отдельных постановлениях обнаруживается несоответствие между формулировкой отказа и указанием нормы УПК РФ: в формулировке говорится об отсутствии в действиях лица состава преступления, в то время как затем делается ссылка на п. 1 ч. 1 ст. 24 (отсутствие события преступления).

3. Не являются единичными случаи подтасовки фактов: отсутствует логика при опросе свидетелей, производятся подмены (опрашиваются лица, не являющиеся очевидцами события, вопросы задаются в отношении событий, не совпадающих по времени с моментом совершения преступления), искажаются результаты СМЭ (из заключений экспертизы выбирается информация нейтрального характера и кладется в основу постановления об отказе в возбуждении уголовного дела).

Так, в одном из постановлений об отказе в возбуждении уголовного дела по ст. 131 говорится, что опрошенные К. и М. факт изнасилования З. и нанесения ей телесных повреждений подозреваемым С. отрицали и сообщили, что в их присутствии ее никто не трогал. СМЭ каких-либо повреждений в области половых органов и рта у З. не обнаружило. Из объяснений же З. следовало, что подозреваемый С. избил ее и совершил изнасилование уже после ухода других лиц, в том числе опрошенных К. и М. Объяснения самого подозреваемого С. в постановлении не приводится и вообще отсутствует в материалах. В заключении СМЭ указывается на наличие у З. ссадин в области обеих ягодиц, возникших от скользящих воздействий твердых предметов незадолго (возможно в ближайшие сутки) до проведения СМЭ. А в содержимом влагалища обнаружены сперматозоиды.

Как следует из данных другого отказного материала, жертва, с ее слов, была изнасилована и избита. СМЭ не проводилась, хотя в протоколе медицинского освидетельствования констатирован разрыв девственной плевы, края разрыва резко полнокровны и из них отмечаются выделения сукровичной жидкости. Кроме того, у жертвы выявлено сотрясение головного мозга. С места происшествия изъята простынь со следами бурого цвета. В постановлении следователя результаты гинекологического освидетельствования отражения не нашли. Что касается сотрясения головного мозга, то, как указано в постановлении, следствие не исключает возможности того, что обнаруженные у заявительницы телесные повреждения могли быть ею получены уже после ее ухода от подозреваемого при неустановленных следствием обстоятельствах. Следователь счел, что объективных данных, подтверждающих факт совершения указанным лицом полового акта против воли заявительницы и причинения ей им телесных повреждений нет, а в действиях указанного лица состав преступления, таким образом, отсутствует.

Представляется, что в случаях, подобных описанному, обстоятельства должны устанавливаться в рамках возбужденного уголовного дела.

4. Допускается формализм и бездействие в работе по заявлениям об изнасиловании, что приводит к сокрытию преступлений от учета, безнаказанности преступника.

В одном отказном материале очевидцами преступления оказались сразу несколько человек (соседи по лестничной площадке), привлеченные криками о помощи жертвы. Один из них даже ударил насильника палкой, а тот пытался заблокировать дверь на лестницу. И нападавший, и жертва были частично обнажены. Жертва просила свидетелей не уходить, помочь, вызвать милицию. В тот же день в отделение милиции она написала заявление о совершенном в отношении ее изнасиловании. Однако на следующий день заявительница написала новое заявление с просьбой прекратить проверку, так как претензий к нападавшему не имеет. Затем в своем повторном объяснении она указала, что просит указанное лицо к уголовной ответственности не привлекать и что более подробное объяснение даст позднее, поскольку очень плохо себя чувствует. Однако позднее жертву никто так еще раз и не опросил, хотя мотивы ее поступка настораживали. Через пять дней с момента подачи жертвой первого заявления о совершении в отношении нее изнасилования следователь прокуратуры вынес постановление об отказе в возбуждении уголовного дела со следующей формулировкой: «Изучив материалы проверки, прихожу к выводу, что гр. П. насилия в отношении Б. не применял, а также не угрожал применением насилия, половой акт не совершался. Таким образом, в действиях гр. П. отсутствует состав какого-либо преступления». В постановлении вообще не были отражены показания очевидцев преступления, по существу опровергающие этот вывод следователя.

Некоторые формулировки отказа в возбуждении уголовного дела являются свидетельством нескрываемой беспомощности и некомпетентности следствия. Приведем одну из них: «Учитывая то, что после совершения преступления Е. сразу же помылась и выстирала свою одежду, то вследствие этого состав преступления ст. 131 процессуально недоказуем».

Отдельные формулировки отказа можно расценить даже как курьезные. Например, следующую: «В ходе проверки установлено, что заявление К. основано на том, что она неправильно расценила действия лиц, вступивших с ней в половую связь и в ее действиях не усматриваются признаки преступления по ст. 306 УК «Заведомо ложный донос».

В другом отказном материале имеется рапорт о продлении срока проверки на 1 месяц с 18 ноября до 18 декабря. Осталось, однако, непонятным на что затем был потрачен этот месяц, так как после этого рапорта сразу подшито постановление от 18 декабря об отказе в возбуждении уголовного дела.

5. Значительное количество постановлений об отказе в возбуждении уголовных дел об изнасилованиях основывается на изменении позиции жертвы. В среднем в каждом третьем отказном материале имеется новое заявление жертвы, как правило, поданное ей на следующий день после подачи первого заявления, в котором она просит прекратить проверку и указывает, что не имеет претензий к тому или иному лицу.

Во многих таких случаях истинный мотив заявительницы остается неясным[5]. И, тем не менее, в силу частно-публичного порядка уголовного преследования по ч. 1 ст. 131 УК РФ, следователь сразу же выносит постановление об отказе в возбуждении уголовного дела с формулировкой, что в действиях лица не содержится признаков преступлений, предусмотренных какой-либо статьей УК, либо указывается ст. 131 УК. Однако заявительница не отказалась от своей оценки действий мужчины как изнасилование, она лишь заявила, что не имеет к нему претензий.

В одном из материалов в заявлении отца несовершеннолетней жертвы указывалось, что его дочь в лесопарке подверглась нападению. Неизвестный повалил ее на землю, однако, получив от нее отпор, а также в связи с появлением на ее крики друга жертвы, скрылся. В заявлении были даны подробные приметы напавшего и его собаки. Однако затем отец по телефону заявил, что ни он сам, ни его дочь в прокуратуру являться для дачи объяснений не будут, так как он сам не может отлучиться с работы, а дочь не хочет подавать заявление. Весь отказной материал состоит из трех документов: заявления отца о привлечении к уголовной ответственности неизвестного, рапорта следователя с пересказом телефонного разговора с отцом и постановления об отказе в возбуждении уголовного дела, в котором следователь «изучив материалы проверки, приходит к выводу, что в данном случае отсутствуют признаки состава преступления ч. 3 ст. 30 и ч. 1 ст. 131 УК РФ».

В отказных материалах встречаются и парадоксальные ситуации. Жертва отказывается от своего первоначального заявления об изнасиловании, ссылаясь на то, что находилась в момент его написания в шоковом состоянии и что вступила в половую связь добровольно. В то же время подозреваемый в своем объяснении не отрицает, что женщина отказалась от вступления с ним в половую связь, и он силой повалил ее на землю, она кричала, он раздел ее и стал совершать половой акт, однако, не закончил его, так как был пьян.

По словам одного из опрошенных прокуроров, как только появляется второе заявление жертвы об отказе от первого заявления, для сотрудников милиции деяние сразу перестает быть преступлением, и материалы отправляется «в корзину».

Представляется, что в таких случаях не может констатироваться отсутствие признаков преступления и применяться п. 1 или п. 2 ч. 1 ст. 24 УПК РФ, так как данное происшествие не расследовалось, и если бы жертва не отказалась от обвинения, вполне возможно, что данный эпизод был бы зарегистрирован в качестве преступления, попав в статистику.

Правильнее было бы, по нашему мнению, применить в такой ситуации не п. 1 или п. 2 ч. 1 ст. 24 УПК РФ, а п. 5 (отсутствие заявления потерпевшей). Однако ни один следователь в своем постановлении при получении «отказного» заявления жертвы не сослался на п. 5 ч. 1 ст. 24 УПК РФ.

6. Потерю объективных данных, свидетельствующих о совершении изнасилования, влекут недостатки при назначении и производстве судебно-медицинской экспертизы, при оценке ее результатов в период проведения проверок по заявлениям и сообщениям об изнасилованиях.

Постановления выносятся о назначении не судебно-медицинской, а о медико-гинекологической, медико-урологической судебных экспертиз, хотя таких видов экспертиз не существует. Перед экспертами, имеющими клиническую подготовку по акушерству и гинекологии, ставятся вопросы о вреде здоровью, телесных повреждениях, их характере, механизме образования и давности причинения, что не во всех случаях относится к их компетенции.

Вопросы иногда формулируются, исходя из норм прежнего уголовного законодательства – о степени тяжести телесных повреждений, в связи с чем эксперты в своих заключениях отказываются на них отвечать. Вместо того, чтобы скорректировать свой вопрос, или назначить дополнительную экспертизу, или опросить эксперта следователи так и оставляют не проясненным вопрос о характере вреда здоровью, причиненного жертве.

В постановлениях о назначении СМЭ зачастую скупо приводятся (а иногда вообще не приводятся) обстоятельства совершения преступления, что делает бессмысленным проведение экспертизы. В качестве иллюстрации можно привести такую выдержку из заключения СМЭ (2003 г.): «ответить на вопрос о возможности причинения телесных повреждений при обстоятельствах, изложенных в описательной части постановления, не представляется возможным, поскольку в описательной части постановления не указаны конкретные обстоятельства, при которых эти телесные повреждения могли бы быть получены». Надлежащей реакции следователя на подобный ответ эксперта не последовало.

На качество СМЭ негативно влияет и тот факт, что травмпункты, первыми фиксирующие состояние жертвы, не умеют правильно его описать, что делает их заключение непригодным для последующей СМЭ. По мнению одного из прокуроров, необходимо ввести правило о представлении на СМЭ фотоснимков телесных повреждений освидетельствованного.

На достоверность экспертных выводов, а также на обоснованность принимаемых решений об отказе в возбуждении уголовных дел об изнасиловании и других преступлениях негативно влияет отсутствие нормативно-правовой базы по определению вреда здоровью. Действующая Инструкция по организации и производству экспертных исследований в бюро судебно-медицинской экспертизы, утвержденная приказом Минздрава России от 24 апреля 2003 г. № 161 не регулирует данных вопросов.

По словам руководящих работников Республиканского центра судебно-медицинской экспертизы, опрос которых проводился в ходе настоящего исследования, в течение всего периода с момента введения в действие УК РФ судебно-медицинские эксперты «на глазок», руководствуясь прежними понятиями и критериями, определяют причиненный вред здоровью. Разработанный Центром проект Инструкции по определению вреда здоровью до сих пор находится на стадии согласования в Минздраве России. Неоднократные обещания правоохранительных ведомств, в том числе Генеральной прокуратуры РФ, оказать содействие в продвижении столь необходимого документа так и остаются невыполненными, что негативно сказывается и на защите прав жертв преступлений, дает, в свою очередь, возможность подозреваемым уходить от ответственности.

7. В изученных постановлениях об отказе в возбуждении уголовного дела имеются многочисленные ошибки при квалификации события: не указываются пункты и части ст. 131 УК, вообще не указывается статья УК, как того требует процессуальное законодательство, не приводится ст. 30 УК, когда имело место покушение на изнасилование. Неверно квалифицируются действия по ч. 1 ст. 131 УК, когда потерпевшей являлась несовершеннолетняя или преступление сопровождалось угрозой убийства. Не указывается ст. 132 УК, если деяние заключается не только в изнасиловании, но и в оральном либо анальном половом контакте.

Все это также искажает учетно-регистрационную дисциплину и не дает представления о реальной картине совершаемых половых преступлений.

Предпринятый нами затем анализ уголовных дел, рассмотренных судами Москвы, в сравнении с отказными материалами не выявил существенных различий в основных характеристиках деяний, их фабуле, способе совершения, последствиях, результатах СМЭ, характеристике жертв и нападавших, вопросах признания вины последними и ее доказывания. И в тех и в других материалах имеется неустраненная противоречивость объяснений и показаний участников событий. Позиции жертвы не находится подтверждения не только в отказных материалах, но и в материалах уголовных дел с уже вынесенным обвинительным приговором.

Проведенный анализ отказных материалов, а затем и материалов уголовных дел заставляет усомниться в оправданности и целесообразности института доследственной проверки. Создается впечатление, что то или иное изнасилование по случайному стечению обстоятельств попадает либо в разряд преступлений либо остается безнаказанным. При этом в обоих случаях имеется заявление жертвы. Два по существу одинаковых события могут быть расценены следователем прямо противоположным образом. Многие из отказных материалов оказываются в плане доказывания явно «недожатыми». Представляется, что если бы по этим заявлениям граждан были вовремя возбуждены уголовные дела, что позволило бы произвести качественный осмотр места преступления, опознание и другие следственные действия, преступление было бы раскрыто и вина насильника доказана. Если доказательств изнасилования не добыто в ходе проверки, это не означает, что они не будут найдены при расследовании преступления.

Наряду с ростом «искусственной» латентности изнасилований, о чем свидетельствуют приведенные выше данные, высокого уровня достигла и так называемая «естественная» латентность, обусловленная нежеланием самих жертв заявлять в правоохранительные органы о факте сексуального посягательства. Исследователи приводят различные показатели «естественной» латентности этих преступлений.

Так, согласно социологическим опросам, почти 22% женщин в России пострадали от изнасилований. При этом заявления в правоохранительные органы подали лишь 8% из них. Почти 9% жертв изнасилований предпочли самостоятельно расквитаться с обидчиками (2/3 из них организовали избиение насильников, еще 1/3 «проплатили» изнасилование жен, сестер или дочерей преступников)[6].

По информации, полученной из Региональной общественной организации «Независимый благотворительный центр помощи пережившим сексуальное насилие «Сестры», каждая вторая женщина в России пережила в жизни хотя бы одну навязанную сексуальную активность, 30% женщин перенесли сексуальное насилие. Из числа жертв изнасилований, обратившихся в Центр за психологической помощью на телефон доверия, лишь 20% заявили о случившемся в милицию[7]. В 2003 г., по данным проведенного нами опроса специалистов Центра, этот показатель снизился до 12%[8]. Жертвы изнасилования не желают сообщать о происшедшем, чтобы избежать огласки и не столкнуться с продолжением травмирующей ситуацией. Чаще всего о совершенном посягательстве заявляют женщины, которые были не только изнасилованы, но и ограблены и (или) избиты, т.е. пострадавшие от жестокого насилия, причем, как правило, незнакомых им лиц. Многие считают неудобным придавать дело огласке, привлекая к ответственности знакомого человека, испытывают чувство вины за то, что не могли предвидеть и контролировать исход дела.

Такие факторы как боязнь некорректного поведения работников правоохранительных органов и неверие в их возможности наказать преступника выдвинуты специалистами Центра «Сестры» на вторую позицию среди факторов латентности изнасилований.

Специалисты Центра психолого-медико-социального сопровождения «ОЗОН», работающие с несовершеннолетними жертвами сексуального насилия, в ходе проведенного нами опроса наоборот, на первое место поставили боязнь некорректного поведения работников правоохранительных органов и неверие в их возможности, а также неправильное и несвоевременное их реагирование на поступившее заявление. Второе место, по их мнению, занимает нежелание огласки и боязнь порицания окружающих.

И те и другие специалисты на последнее место определили боязнь мести со стороны преступников, не считая этот фактор актуальным исходя из своей практики.

Специалисты обоих центров в качестве главной причины отсутствия, нередко, должного реагирования на зарегистрированное заявление об изнасиловании называют личное (субъективное) негативное отношение сотрудников правоохранительных органов к данной категории преступлений, а также их неадекватную этическую позицию.

Некоторые из опрошенных прокуроров называют и другие причины, по которым жертвы сексуального насилия не подают заявления. Среди них стремление женщины устроиться на выгодную работу, условием поступления на которую является по существу насильственное половое сношение; легкомысленное отношение жертвы к факту совершенного в отношении нее насилия и др.

Итак, латентность изнасилований настолько высока, что колебания зарегистрированной (видимой) их части могут преимущественно определяться изменением практики реагирования на такие преступления и их жертвами, и правоохранительными органами. По расчетам криминологов, ежегодное фактическое число изнасилований в России (с учетом «искусственной» и «естественной» латентности) может составлять 44-50 тыс. фактов[9].

Список литературы

 [1] Кизлык А.П. Деятельность органов прокуратуры по обеспечению прав и законных интересов жертв преступлений в досудебной стадии уголовного судопроизводства // Роль прокуратуры в обеспечении прав и законных интересов жертв преступлений. М., 2004. С. 88.

[2] Мельников А.В. Некоторые проблемы защиты прав жертв поступлений в стадиях возбуждения уголовного дела и предварительного расследования // Роль прокуратуры в обеспечении прав и законных интересов жертв преступлений. М., 2004. С. 27.

[3] Так, в одном из отказных материалах в объяснении заявительницы указывается, что она подверглась нападению водителя автомашины, остановившейся рядом с ней на улице. Он схватил ее, угрожая ножом, втащил в автомашину, отвез за гаражи, где несколько раз изнасиловал, порвав одежду. Заявительница запомнила номер автомашины и имя нападавшего. По этим данным была установлена фамилия владельца автомашины. Его имя совпало с тем, которое назвала жертва. Из рапорта сотрудника милиции следует, что известно место проживания подозреваемого. Однако объяснение данного лица в отказном материале отсутствует.

[4] В постановлениях встречаются следующие формулировки отказа: «отказать в возбуждении уголовного дела в отношении неизвестного лица за отсутствием в его действиях состава преступления» или «считаю, что в действиях неизвестных лиц не усматриваются признаки составов преступлений, предусмотренных ст. 131 УК».

[5] Следует, безусловно, учитывать имеющие место случаи оговоров со стороны женщин. Судя по отказным материалам, наиболее частыми мотивами таких действий выступают, например, месть проститутки за грубость мужчины, его отказ заплатить причитающуюся ей сумму за оказанные услуги, попытка оправдаться перед сутенером; стремление женщины ввести в заблуждение мужа (родственников) в отношении характера своей интимной близости «на стороне». В целом, по данным уголовной статистики, за отсутствием события или состава преступления прекращается каждое 8-10 уголовное дело об изнасиловании.

[6] Российская газета, 2004, 2 июля.

[7] Кравцова О.А. О психологических последствиях сексуального насилия // Помощь пережившим сексуальное насилие. Методическое пособие. М., 2002 г. С. 103.

[8] В среднем доля граждан, подвергшихся различного рода преступным посягательствам, но не обратившихся за помощью в милицию, неизменно составляет 44-45% (см.: Общественное мнение о милиции: 1995-2000 г. М., ВНИИ МВД России, 2001. С. 47).

[9] Преступность и реформы в России. М., 1998. С. 161.

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.npar.ru/