551-8460

РЕФЕРАТ ПО ФИЛОСОФИИ НА ТЕМУ:

Психоанализ и проблема человека.

“ ГЕНИАЛЬНОСТЬ

И

ПОМЕШАТЕЛЬСТВО.”

Параллель между великими людьми и помешанными

по Чезаре
Ломброзо.

Содержание:

I. Введение и исторический обзор.
II. Сходство гениальных людей с помешанными.

III. Влияние атмосферных явлений на гениальных людей и помешанных.

IV. Влияние метеорологических явлений на рождение гениальных людей.

V. Разновидности маттоидов-графоманов.

(по Ч. Ломброзо)

VI.“Пророки” и революционеры.

VII. Исключительные особенности гениальных людей. Заключение.

«Гений -человек одержимый, но он творец...»

Н. А. Бердяев.

“Гениальность и помешательство”.

I.
Введение и исторический обзор.

К сожалению порой с помощью неумолимого анализа разрушают и уничтожают одну за другой те светлые, радужные иллюзии, которыми обманывает и возвеличивает себя человек. Так в силу роковой необходимости он приходит к убеждению, что любовь есть, в сущности, не что иное, как взаимное влечение тычинок и пестиков... а мысли - простое движение молекул. Даже гениальность - эта единственная державная власть, принадлежавшая человеку, перед которой не краснея можно преклонить колени, - даже ее многие психиатры поставили на один уровень со склонностью к преступлениям, даже в ней видят только одну из тератологических форм человеческого ума, одну из разновидностей сумасшествия.

Ещё Аристотель, этот великий родоначальник и учитель всех философов, заметил, что под влиянием приливов крови к голове “многие индивидуумы делаются поэтами, пророками или прорицателями и что Марк
Сиракузский писал довольно хорошие стихи, пока был маньяком, но, выздоровев, совершенно утратил эту способность”.

Он же говорит в другом месте: “Замечено, что знаменитые поэты, политики и художники были частью меланхолики и помешанные, частью - мизантропы, как Беллерофонт. Даже в настоящее время мы видим то же самое в Сократе, Эмпидокле, Платоне и других, и сильнее всего в поэтах. Люди с холодной, изобильной кровью бывают робки и ограниченны, а люди с горячей кровью - подвижны, остроумны и болтливы”.

Платон утверждает, что “бред совсем не есть болезнь, а, напротив, величайшее из благ, даруемых нам богами; под влиянием бреда дельфийские додонские прорицательницы оказали тысячи услуг гражданам Греции, тогда как в обыкновенном состоянии они приносили мало пользы или же совсем оказывались бесполезными... Особый род бреда, возбуждаемого Музами, вызывает в простой и непорочной душе человека способность выражать в прекрасной поэтической форме подвиги героев, что содействует просвещению будущих поколений”.

Демокрит даже прямо говорил, что не считает истинным поэтом человека, находящегося в здравом уме. Excludit sanos, Helcone poetas.

Вследствие подобных взглядов на безумие древние народы относились к помешанным с большим почтением, считая их вдохновленными свыше, что подтверждается, кроме исторических фактов, еще и тем, что слова mania - по-гречески, navi и mesugan - по-еврейски, а nigrata - по-санкритски означают и сумасшествие и пророчество.

Феликс Платер утверждает, что знал многих людей, которые, отличаясь замечательным талантом в разных искусствах, в то же время были помешанными. Помешательство их выражалось нелепой страстью к похвалам, а также странными и неприличными поступками. Между прочим, Платер встретил при дворе пользовавшихся большой славой архитектора, скульптора и музыканта, несомненно сумасшедших. А Паскаль постоянно говорил, что величайшая гениальность граничит с полнейшим сумасшествием, и впоследствии доказал это на собственном примере.

II.
Сходство гениальных людей с помешанными.

Как ни жесток и печален такого рода парадокс, но, рассматривая его с научной точки зрения, можно сказать, что в некоторых отношениях он вполне основателен, хотя с первого взгляда и кажется нелепым.

Многие из великих мыслителей подвержены, подобно помешанным, судорожным сокращениям мускулов и отличаются резкими, так называемыми
“хореическими” телодвижениями. Так о Ленау и Монтескье рассказывают, что на полу у столов, где они занимались, можно было заметить углубления от постоянного подергивания их ног. Наполеон страдал постоянным подёргиванием правого плеча и губ, а во время припадков гнева - также и икр. “Я, вероятно, был очень рассержен, - сознавался он сам однажды после горячего спора с Лоу, потому что чувствовал дрожание своих икр, чего со мной давно уже не случалось”. Пётр Великий был подвержен подёргиваниям лицевых мускулов, ужасно искажавших его лицо.

Чезаре Ломброзо на основании закона о равновесии между силой и материей, управляющего всем миром живых существ, вывел и другие, более изумительные аналогии: например, седина и облысение, худоба тела, а также плохая мускульная и половая деятельность, свойственные всем помешанным, очень часто встречаются и у великих мыслителей. Цезарь “боялся” бледных и худых Кассиев. Д’Аламбер, Фенелон, Наполеон были в молодости худы, как скелеты. О Вольтере Сегюр пишет: “Худоба доказывает, как много он работает, изможденное и сгорбленное тело его служит только оболочкой, сквозь которую как будто видишь душу и гений этого человека”.

Бледность всегда считалась принадлежностью и даже украшением великих людей. Кроме того, мыслителям наравне с помешанными свойственны: постоянное переполнение мозга кровью (гиперемия), сильный жар в голове и охлаждение конечностей, склонность к острым болезням мозга и слабая чувствительность к голоду и холоду.

О гениальных людях, точно так же как и о сумасшедших, можно сказать, что они всю жизнь остаются одинокими, холодными, равнодушными к обязанностям семьянина и члена общества. Микеланджело постоянно твердил, что “его искусство заменяет ему жену”. Гёте, Гейне, Байрон, Челлини,
Наполеон, Ньютон хотя и не говорили этого, но своими поступками доказывали еще нечто худшее.

Нередки случаи, когда вследствие тех же причин, которые так часто вызывают сумасшествие, то есть вследствие болезней и повреждения головы, самые обыкновенные люди превращаются в гениальных. Вико в детстве упал с высочайшей лестницы и раздробил себе правую теменную кость. Гратри, вначале плохой певец, сделался знаменитым артистом после сильного ушиба головы бревном. Мабильон, смолоду совершенно слабоумный, достиг известности своими талантами, которые развились в нём вследствие полученной им раны в голову.

Ещё за несколько месяцев до усиления своей болезни Гейне писал о себе (Correspondance inedite. Paris, 1877): “Моё умственное возбуждение есть скорее результат болезни, чем гениальности - чтобы хоть немного утешить мои страдания, я сочинял стихи. В эти ужасные ночи, обезумев от боли, бедная голова моя мечется из стороны в сторону и заставляет звенеть с жестокой веселостью бубенчики изношенного дурацкого колпака”.

Этой зависимостью гения от патологических изменений отчасти можно объяснить любопытную особенность гениальности по сравнению с талантом: она является чем-то бессознательным и проявляется совершенно неожиданно.

Юрген Мейер говорит, что талантливый человек действует строго обдуманно; он знает, как и почему он пришел к известной теории, тогда как гению это совершенно неизвестно: всякая творческая деятельность бессознательна.

Те из гениальных людей, которые наблюдали за собою, говорят, что под влиянием вдохновения они испытывают какое-то невыразимо приятное лихорадочное состояние, во время которого мысли невольно родятся в их уме и брызжут сами собою, точно искры из горячей головни.

Наполеон говорил, что исход битв зависит от одного мгновения, от одной мысли, временно оставшейся бездеятельной; при наступлении благоприятного момента она вспыхивает, подобно искре, и в результате является победа (Моро). Сократ первый указал на то, что поэты создают свои произведения не вследствие старания или искусства, но благодаря некоторому природному инстинкту. Таким же образом прорицатели говорят прекрасные вещи, совершенно не сознавая этого.

“Все гениальные произведения, - говорит Вольтер в письме к Дидро, - созданы инстинктивно. Философы целого мира вместе не могли бы написать
Армиды Кино или басни “Мор зверей”, которую Лафонтен диктовал, даже не зная хорошенько, что из нее выйдет. Корнель написал трагедию “Гораций” так же инстинктивно, как птица вьет гнездо”.

Таким образом, величайшие идеи мыслителей, подготовленные, так сказать, уже полученными впечатлениями и в высшей степени чувствительной организацией субъекта, родятся внезапно и развиваются настолько же бессознательно, как и необдуманные поступки помешанных. Этой же бессознательностью объясняется непоколебимость убеждений в людях, фанатически усвоивших себе известные убеждения. Но как только прошел момент экстаза, возбуждения, гений превращается в обыкновенного человека или падает еще ниже, так как отсутствие равномерности (равновесия) есть один из признаков гениальной натуры. Не подлежит никакому сомнению, что между помешанным во время припадка и гениальным человеком, обдумывающим и создающим свое произведение, существует полнейшее сходство. Латинская пословица гласит: “Aut insanit homo, aut versus fecit” (“Или безумец, или стихоплет”).

Очевидно, все они инстинктивно употребляли такие средства, которые временно усиливают прилив крови к голове в ущерб остальным членам тела.
Здесь кстати упомянуть о том, что многие из даровитых и в особенности гениальных людей злоупотребляли спиртными напитками. Не говоря уже об
Александре Великом, который под влиянием опьянения убил своего лучшего друга и умер после того, как десять раз осушил кубок Геркулеса, - самого
Цезаря солдаты часто приносили домой на своих плечах. Сократ, Сенека,
Алкивиад, Катон, а в особенности Септимий Север и Махмуд II до такой степени отличались невоздержанностью, что все умерли от белой горячки.
Тассо писал в одном из своих писем: “Я не отрицаю, что я безумец; но мне приятно думать, что мое безумие произошло от пьянства и любви, потому что я действительно пью много”.

Немало пьяниц встречается и в числе великих музыкантов, например
Дюссек, Гендель и Глюк, говоривший, что “он считает вполне справедливым любить золото, вино и славу, потому что первое дает ему средство иметь второе, которое, вдохновляя, доставляет ему славу”. Впрочем, кроме вина, он любил так же водку и наконец опился ею.

Замечено, что почти все великие создания мыслителей получают окончательную форму или по крайней мере выясняются под влиянием какого- нибудь специального ощущения, которое играет здесь, так сказать, роль капли соленой воды в хорошо устроенном вольтовом столбе. Факты доказывают, что все великие открытия были сделаны под влиянием органов чувств, как это подтверждает и Молешотт. Несколько лягушек, из которых предполагалось приготовить целебный отвар для жены Гальвани, стали причиной открытия гальванизма. Изохронические (одновременные) качания люстры и падение яблока натолкнули Ньютона и Галилея на создание великих систем. Взглянув на какого-то носильщика, Леонардо задумал своего Иуду, а
Торвальдсен нашел подходящую позу для сидящего ангела при виде кривляний своего натурщика и т.д.

Но ведь точно так же известные ощущения вызывают помешательство или служат исходной точкой его, являясь иногда причиной самых страшных припадков бешенства. Сколько людей были вовлечены в убийство, поджог или разрывание могил при виде топора, пылающего костра и трупа!

Следует еще прибавить, что вдохновение, экстаз всегда переходят в настоящие галлюцинации, потому что человек видит тогда предметы, существующие лишь в его воображении. Так Гросси рассказывал, что однажды ночью, после того как он долго трудился над описанием появления призрака
Прина, он увидел этот призрак перед собою и должен был зажечь свечу, чтобы избавиться от него. Баль рассказывает о сыне Рейнолдса, что он мог делать до трехсот портретов в год, так как ему было достаточно посмотреть на кого-нибудь в продолжение получаса, пока он набрасывал эскиз, чтобы потом уже это лицо постоянно было перед ним, как живое. Лютер слышал от сатаны аргументы, которых раньше он не мог придумать сам.

Если мы обратимся теперь к решению вопроса - в чём именно состоит физиологическое отличие гениального человека от обыкновенного, то, на основании автобиографий и наблюдений, найдем, что по большей части вся разница между ними заключается в утонченной и почти болезненной впечатлительности первого. Дикарь или идиот малочувствительны к физическим страданиям, страсти их немногочисленны, из ощущений же воспринимаются ими лишь те, которые непосредственно касаются их в смысле удовлетворения жизненных потребностей. По мере развития умственных способностей впечатлительность растет и достигает наибольшей силы в гениальных личностях, являясь источником их страданий и славы. Эти избранные натуры более чувствительны в количественном и качественном отношении, чем простые смертные, а воспринимаемые ими впечатления отличаются глубиною, долго остаются в памяти и комбинируются различным образом. Мелочи, случайные обстоятельства, подробности, незаметные для обыкновенного человека, глубоко западают им в душу и перерабатываются на тысячу ладов, чтобы воспроизвести то, что обыкновенно называют творчеством, хотя это только бинарные и кватернарные комбинации ощущений.

“Галлер писал о себе: “Что осталось у меня, кроме впечатлительности, этого могучего чувства, являющегося следствием темперамента, который живо воспринимает радости любви и чудеса науки? Свойственная мне чувствительность, конечно, и придает моим стихотворениям тот страстный тон, которого нет у других поэтов”.

“Природа не создала более чувствительной души, чем моя”, - писал о себе Дидро. В другом месте он говорит: “Увеличьте число чувствительных людей, и вы увеличите количество хороших и дурных поступков”.

Стерн, после Шекспира наиболее глубокий из поэтов-психологов, говорит в одном письме: “Читая биографии древних героев, я плачу о них, как будто о живых людях... Вдохновение и впечатлительность - единственные орудия гения. Последняя вызывает в нас те восхитительные ощущения, которые придают большую силу радости и вызывают слёзы умиления”.

Известно, в каком рабском подчинении находились Альфьери и Фосколо у женщин, не всегда достойных такого обожания. Красота и любовь Форнарины служили для Рафаэля источником вдохновения не только в живописи, но и в поэзии.

А как рано проявляются страсти у гениальных людей!

Данте и Альфьери были влюблены в девять лет, Руссо - в одиннадцать,
Каррон и Байрон - в восемь. С последним уже на шестнадцатом году сделались судороги, когда он узнал, что любимая им девушка выходит замуж.
“Горе душило меня, - рассказывает он, - хотя половое влечение мне было еще не знакомо, но любовь я чувствовал до того страстную, что вряд ли и впоследствии испытал более сильное чувство”.

Лорби видел ученых, падавших в обморок от восторга при чтении сочинений Гомера.

Живописец Франчиа умер от восхищения, после того как увидел картину
Рафаэля.

Но именно эта слишком сильная впечатлительность гениальных или только даровитых людей является в громадном большинстве случаев причиною их несчастий, как действительных, так и воображаемых. Гений раздражается всем, и что для обыкновенных людей кажется просто булавочными уколами, то при его чувствительности уже представляется ему ударом кинжала.
Болезненная впечатлительность порождает также и непомерное тщеславие, которым отличаются не только люди гениальные, но и вообще ученые, начиная с древнейших времен; в этом отношении те и другие представляют большое сходство с мономаньяками, страдающими горделивым помешательством.

“Человек - самое тщеславное из животных, а поэты - самые тщеславные из людей”, - писал Гейне, подразумевая, конечно, и самого себя. В другом письме он говорит: “Не забывайте, что я -

- поэт и потому думаю, что каждый должен бросить все свои дела и заняться чтением стихов”.

Поэт Люций не вставал с места при появлении Юлия Цезаря в собрании поэтов, потому что считал себя выше его в искусстве стихосложения.

Шопенгауэр приходил в ярость и отказывался платить по счетам, если его фамилия была написана через два “n”.

Все , кому выпало на долю редкое счастье жить в обществе гениальных людей, поражались их способностью перетолковывать в дурную сторону каждый поступок окружающих, видеть всюду преследования и во всём находить повод к глубокой, бесконечной меланхолии. Эта способность обусловливается именно более сильным развитием умственных сил, благодаря которым даровитый человек более способен находить истину и в то же время легче придумывает ложные доводы в подтверждение основательности своего мучительного заблуждения. Отчасти мрачный взгляд гениев на окружающее зависит, впрочем, и от того, что, являясь новаторами в умственной сфере, они с непоколебимой твердостью отталкивают от себя большинство дюжинных людей.

Но все-таки главнейшую причину меланхолии и недовольства жизнью избранных натур по Ч.Ломброзо составляет закон динамизма и равновесия, управляющий также и нервной системой, закон, по которому вслед за чрезмерной тратой или развитием силы является чрезмерный упадок той же самой силы, - -закон, вследствие которого ни один из жалких смертных не может проявить известной силы без того, чтобы не поплатиться за это в другом отношении, и очень жестоко, наконец, тот закон, которым обусловливается неодинаковая степень совершенства их собственных произведений.

Меланхолия, уныние, застенчивость, эгоизм - вот жестокая расплата за высшие умственные дарования, которые они тратят, подобно тому как злоупотребления чувственными наслаждениями влекут за собою различные расстройства.

Гёте, сам холодный Гёте, сознавался, что его настроение бывает то чересчур веселым, то чересчур печальным.

Ч.Ломброзо: “Вообще, я не думаю, чтобы в мире нашелся хотя один великий человек, который, даже в минуты полного блаженства, не считал бы себя, без всякого повода, несчастным и гонимым или хотя бы временно не страдал мучительными припадками меланхолии”.

Иногда чувствительность искажается и делается односторонней, сосредоточиваясь на одном каком-нибудь пункте. Несколько идей известного порядка и некоторые особенно излюбленные ощущения понемногу приобретают значение главного (специфического) стимула, действующего на мозг великих людей и даже на весь организм.

Пуассон говорил, что жить стоит лишь для того, чтобы заниматься математикой. Д’Аламбер и Менаж, спокойно переносившие самые мучительные операции, плакали от легких уколов критики. Лючио де Лансеваль смеялся, когда ему отрезали ногу, но не мог вынести резкой критики Жофруа.

Следует еще заметить, что среди гениальных или скорее ученых людей часто встречаются те узкие специалисты, которых Вахдакоф называет
“монотипичными” субъектами; они всю жизнь занимаются одним каким-нибудь выводом, сначала занимающим их мозг и затем уже охватывающим его всецело: так, Бекман в продолжение целой жизни изучал патологию почек, Фреснер - луну, Мкейер - муравьев, что представляет огромное сходство с мономанами.

Вследствие такой преувеличенной и сосредоточенной чувствительности великих людей и помешанных чрезвычайно трудно убедить или разубедить в чём бы то ни было. И это понятно: источник истинных и ложных представлений лежит у них глубже и развит сильнее, нежели у людей обыкновенных, для которых мнения составляют только основную форму, род одежды, меняемой по прихоти моды или по требованию обстоятельств. Отсюда следует, с одной стороны, что не должно никому верить безусловно, даже великим людям, а с другой стороны, что моральное лечение мало приносит пользы помешанным.

Крайнее и одностороннее развитие чувствительности, без сомнения, служит причиною тех странных поступков вследствие временной анестезии и анальгезии, которые свойственны великим гениям наравне с помешанными.

Так, о Ньютоне рассказывают, что однажды он стал набивать себе трубку пальцем своей племянницы и что, когда ему случалось уходить из комнаты, чтобы принести какую-нибудь вещь, он всегда возвращался, не захватив ее. Бетховен и Ньютон, принявшись - один за музыкальные композиции, а другой за решение задач, до такой степени становились нечувствительными к голоду, что бранили слуг, когда те приносили им кушанья, уверяя, что они уже пообедали. Джиоия в припадке творчества написал целую главу на доске письменного стола вместо бумаги.

Подобным же образом объясняется, почему великие гении не могут иногда усвоить понятий, доступных самым дюжинным умам, и в то же время высказывают такие смелые идеи, которые большинству кажутся нелепыми. Дело в том, что большей впечатлительности соответствует и большая ограниченность мышления. Ум, находящийся под влиянием экстаза, не воспринимает слишком простых и лёгких положений, не соответствующих его мощной энергии. Так, Монж, делавший самые сложные дифференциальные вычисления, затруднялся в извлечении квадратного корня, хотя эту задачу легко решил бы всякий ученик.

Гаген считает оригинальность тем качеством, которое резко отличает гений от таланта. Точно так же Юрген Мейер говорит: “Фантазия талантливого человека воспроизводит уже найденное, фантазия гения - совершенно новое. Первая делает открытия и подтверждает их, вторая изобретает и создает. Талантливый человек - это стрелок, попадающий в цель, которая кажется нам труднодоступной; гений попадает в цель, которой нам даже и не видно. Оригинальность - в натуре гения”.

Гений обладает способностью угадывать то, что ему не вполне известно: например Гёте подробно описал Италию, еще не видавши ее. Именно вследствие такой прозорливости, возвышающейся над общим уровнем, и благодаря тому, что гений, поглощенный высшими соображениями, отличается от толпы в сверхпоступках или даже, подобно сумасшедшим (но в противоположность талантливым людям), обнаруживает склонность к беспорядочности, - гениальные натуры встречают презрение со стороны большинства, которое, не замечая промежуточных пунктов в их творчестве, видит только расхождение сделанных ими выводов с общепризнанными и странности в их поведении. Сколько академиков с улыбкой сострадания отнеслись к бедному Марцоло, который открыл совершенно новую область филологии; Больяи, открывшего четвертое измерение и написавшего анти-
Евклидову геометрию, назвали геометром сумасшедших и сравнивали с мельником, который вздумал бы перемалывать камни для получения муки.

Есть страны, где уровень образования очень низок и где поэтому с презрением относятся не только к гениальным, но даже к талантливым людям.
Но оригинальность, хотя почти всегда бесцельная, нередко замечается так же в поступках людей помешанных, в особенности же в их сочинениях, которые только вследствие этого получают иногда оттенок гениальности.
Между прочим, гениальные люди отличаются наравне с помешанными и склонностью к беспорядочности, и полным неведением практической жизни, которая кажется им такой ничтожной в сравнении сих мечтами.

Оригинальностью же обуславливается склонность гениальных и душевнобольных людей придумывать новые, непонятные для других слова или придавать известным словам особый смысл и значение, что мы находим у
Вико, Каррадо, Альфьери, Марцоло и Данте.

III.
Влияние атмосферных явлений на гениальных людей и помешанных.

На основании целого ряда тщательных наблюдений, производившихся в продолжении трех лет в клинике, Ч.Ломброзо убедился, что психическое состояние помешанных изменяется под влиянием колебаний барометра и термометра. “Изучение 23 602 случаев доказало мне, что развитие умопомешательства совпадает обыкновенно с повышением температуры весной и летом и даже идет параллельно с ним, но при этом весенняя жара, вследствие контраста с зимним холодом, действует еще сильнее летней, тогда как сравнительно ровная теплота августовских дней оказывает менее губительное влияние.” Полнейшая аналогия с этими явлениями замечается и в тех людях, которых - трудно сказать, благодетельная или жестокая, - природа щедро одарила умственными способностями. Редкие из этих людей не говорили сами, что атмосферные явления производят на них громадное влияние. В своих личных сношениях и в письмах они постоянно жалуются на вредное действие на них изменений температуры, с которым они должны иногда выдерживать ожесточенную борьбу, чтобы уничтожить или смягчить роковое влияние дурной погоды, ослабляющей и задерживающей смелый полет их фантазии. “Когда я здоров и погода ясная, я чувствую себя порядочным человеком”, - писал Монтень. “Во время сильных ветров мне кажется, что мозг у меня не в порядке”, - говорил Дидро.

Наполеон, сказавший, что “человек есть продукт физических и нравственных условий”, не мог выносить легкого ветра и до того любил тепло, что приказывал топить в комнате даже в июле. Кабинеты Вольтера и
Бюффона отапливались во всякое время года. Руссо говорил, что солнечные лучи в летнюю пору вызывают в нем творческую деятельность, и он подставлял под них свою голову в самый полдень.

Байрон говорил о себе, что боится холода, точно газель. Гейне уверял, что он более способен писать стихи во Франции, чем в Германии с ее суровым климатом . “Гром гремит, идет снег, - пишет он в одном из своих писем, - в камине у меня мало огня, и письмо мое холодно”.

Салваторе Роза, по словам леди Морган, смеялся в молодости над тем преувеличенным значением, какое будто бы оказывает погода на творчество гениальных людей, но, состарившись, оживлялся и получал способность мыслить лишь с наступлением весны; в последние годы жизни он мог заниматься живописью только летом. В мае Шиллер писал: “Я надеюсь сделать много, если погода не изменится к худшему”.

Из всех этих примеров можно уже с некоторым основанием сделать вывод: высокая температура, благоприятно действующая на растительность, способствует, за немногими исключениями, и продуктивности гения, подобно тому как он вызывает более сильное возбуждение в помешанных.

Ч. Ломброзо утверждает: “Если бы историки, исписавшие столько бумаги и потратившие столько времени на подробнейшее изображение жестоких битв или авантюрных предприятий, осуществленных королями и героями, если бы эти историки с такой же тщательностью исследовали достопамятную эпоху, когда было сделано то или другое великое открытие или когда было задумано замечательное произведение искусства, то они почти наверное убедились бы, что в наиболее знойные месяцы и дни оказываются самыми плодовитыми не только для всей физической природы, но также и для гениальных умов”.

При всей кажущейся неправдоподобности такого влияния оно подтверждается множеством несомненных фактов. Данте сочинил свой первый сонет 15 июня 1282 года, весной 1300 года он написал “Vita nuova”, а 3 апреля начал писать свою великую поэму.

Мильтон задумал свою поэму весной.

Галилей открыл кольцо Сатурна в апреле 1611 года.

Лучшие вещи Фосколо были написаны в июле и августе.

Вольтер написал “Танкреда” в августе.

Байрон окончил в сентябре 4-ю песню “Pelligrinaggio”, в июле
“Пророчество Данте”, а летом в Швейцарии - “Шильонского узника”, “Мрак” и
“Сон”.

Леонардо да Винчи задумал статую Франческо Сфорца и начал писать свое сочинение “О свете и тени” 23 апреля 1490 года.

Первая мысль об открытии Америки явилась у Колумба в конце мая и в начале июня 1474 года, когда он задумал отыскать западный путь в Индию.

Кеплер в мае 1618 года открыл законы движения мировых тел.

Открытие Скиапарелли относительно падающих звезд было сделано в августе 1866 года.

Никольсон открыл окисление металлов с помощью вольтова столба летом
1800 года и так далее.

Однако, надо сказать, что почти все произведения великих умов, и в особенности открытия в физике, являются не результатом мгновенного вдохновения, а скорее следствием целого ряда непрерывных и медленных изысканий со стороны живших в прежнее время ученых, так что новейший изобретатель есть, в сущности, только компилятор, трудам которого не применима хронология, так как приведенные числа определяют скорее время окончания того или другого произведения, чем тот момент, когда оно было задумано. Но под ту же категорию можно подвести и почти все остальные проявления человеческой деятельности, даже наименее произвольные.
Оплодотворение, например, и то зависит от хорошего питания организма и от наследственности; сама смерть и сумасшествие лишь, по-видимому, обуславливаются непосредственными или случайными причинами, но в сущности они находятся в полнейшей зависимости, с одной стороны, от атмосферных явлений, а с другой - от органических условий; во многих случаях можно сказать, что смерть и сумасшествие бывают подготовлены заранее и время наступления их с точностью обозначено в момент самого рождения индивида.

IV.
Влияние метеорологических явлений на рождение гениальных людей.

Убедившись в громадном влиянии метеорологических явлений на творческую деятельность гениальных людей, легко понять, что и на их рождение климат и строение почвы должны также оказывать могущественное действие.

Несомненно, что раса (например, в латинской и греческой расе больше великих людей, чем в других), политические движения, свобода мысли и слова, богатство страны, наконец, близость литературных центров - все это оказывает большое влияние на появление гениальных людей, но несомненно также, что не меньшее значение имеют в этом отношении температура и климат.

Уже издавна замечено было как простонародьем, так и учеными, что в гористых странах с теплым климатом бывает особенно много гениальных людей. Народная тосканская поговорка гласит: “У горцев ноги толстые, а мозги нежные”. Веджецио писал: “Климат влияет не только на физическое, но и на душевное здоровье; Минерва избрала своим местопребыванием город
Афины за его благорастворенный воздух, вследствие чего там родятся мудрецы”. Цицерон тоже не раз упоминает о том, что в Афинах, благодаря теплому климату, родятся умные люди, а в Фивах, где климат суровый, - глупые. П свидетельству Вазари, Микеланджело говорил ему: “Если мне удалось создать что-нибудь действительно хорошее, то я обязан этим чудному воздуху вашего родного Ареццо”. Маколей говорит, что Шотландия одна из беднейших стран Европы, занимает в ней первое место по числу ученых и писателей; ей принадлежат: Михаил Скотт, Непер - изобретатель логарифмов, затем Буханан, Вальтер Скотт, Байрон, Джонстон и отчасти
Ньютон.

Флоренция, где климат очень мягок, а почва чрезвычайно холмиста, доставила Италии самую блестящую плеяду великих людей. Данте, Джотто,
Макиавелли, Люлли, Леонардо, Челлини, Беато Анджелико, Андреа дель Сарто,
Веспуччи, Боккаччо, Альберти, Николини и Донати и др. - вот главные имена, которыми имеет право гордиться этот город.

Напротив, Пиза, находящаяся в научном отношении как университетский город в не менее благоприятных условиях, чем Флоренция, дала по сравнению с нею даже значительно меньшее число выдающихся генералов и политиков, что и было причиною ее падения, несмотря на помощь сильных союзников. Из великих же людей Пизе принадлежит только Никколо Пизано, Джиунта и
Галилей, родители которого были, однако, флорентийцами. А между тем Пиза отличается от Флоренции единственно своим низменным местоположением.

Наконец, как богата гениальными людьми гористая провинция Ареццо, где родились Микеланджело, Петрарка, Гвидо Рени, Реди, Вазари и трое
Аретино. Далее, сколько даровитых личностей были родом из Асти (Альфьери,
Оджеро, С. Бруноне, Белли, Натта, Котта, Алионе, Джорджио и Вентура) и так можно продолжать до бесконечности.

Косвенное влияние окружающей природы на рождение гениальных людей представляет некоторую аналогию с влиянием ее на развитие умопомешательства.

Общеизвестный факт, что в гористых странах жители более подвержены сумасшествию, чем в низменных, подтвержден вполне психиатрической статистикой. Кроме того, новейшие наблюдения доказывают, что эпидемическое безумие встречается гораздо чаще в горах, чем в долинах. Не следует так же забывать, что холмы Иудеи были колыбелью многих пророков и что в горах Шотландии появлялись люди, одаренные ясновидением; те и другие принадлежат к числу гениальных безумцев и полупомешанных прорицателей.

V.
Разновидности маттоидов-графоманов.

(по Ч. Ломброзо)

Маттоидами-графоманами Чезаре Ломброзо называет разновидность, составляющую промежуточное звено, переходную ступень между гениальными безумцами, здоровыми людьми и собственно помешанными.

Это особый тип индивидов, на которых впервые указал Маудели, назвав их “людьми с темпераментом помешанных” и которых потом Морель, Легран де
Соль и Шюле назвали “страдающими наследственным неврозом”, Баллинский и др. - психопатами, а Раджи - невропатами.

Этот последний, тщательно и долго изучавший подобных субъектов предложил разделить их на четыре категории, смотря по тому, относится ли их ненормальность к области чувственной, аффективной или интеллектуальной.

Первую категорию составляют отчасти истеричные субъекты, отчасти ипохондрики с более острой впечатлительностью, чем у других людей, и со склонностью объяснять свои воображаемые несчастья выдуманными причинами.

Ко второй категории принадлежат субъекты с извращенными инстинктами, злоупотребляющие то эксцессами, то воздержанием и склонные к различным ненормальностям. Аффективные моральные маттоиды образуют в полном смысле слова субстрат или переходную ступень к врожденным преступникам.
Обыкновенно такие личности становятся, по мнению Ломброзо, во главе тайных обществ. заседающих в кафе или политическом клубе, делаются основателями новых сект и т.д. Тщеславные до крайней степени, они зачастую совершают преступления из желания прославиться, забывая при этом, что вместе с утратой престижа лишаются и честного имени, и уважения окружающих, чего они так страстно добивались.

Интеллектуальные маттоиды - это, по мнению Раджи, те неудержимые болтуны, которые, раз заговорив, уже не могут остановить потока своего красноречия, даже если бы и желали этого. Находясь под влиянием какого-то лихорадочного умственного возбуждения, они говорят без логической связи и нередко приходят к выводам, совершенно противоположным тому, что они хотели доказать. Иногда у них бывает необыкновенно развита память, так что они запоминают целые страницы из прочитанного или же хорошо помнят только числа, иностранные слова, но забывают черты лица даже своих друзей. Такие субъекты очень мало отличаются от душевнобольных, страдающих горделивым помешательством и пр., и часто становятся ими при первом же поводе.

Разновидность того же типа, соединяющую интеллектуального маттоида с моральным или аффективным, представляют графоманы. Отличительная особенность маттоида - преувеличенное мнение о себе, о своих достоинствах и вместе с тем исключительно ему свойственная способность высказывать свои убеждения больше на бумаге, чем на словах или на деле, не возмущаясь нисколько теми невзгодами и противоречиями, которые на каждом шагу встречаются в практической жизни и обыкновенно не дают покоя как гениальным людям, так и сумасшедшим. Ненормальность писателей- маттоидов не всегда легко заметить, если бы, при всей кажущейся серьезности и увлечении данной идеей, - в чем они обнаруживают сходство с мономаньяками и гениальными людьми, - к их сочинениям не примешивалось зачастую множество нелепых выводов, постоянных противоречий, многословия и главным образом себялюбия и тщеславия, составляющих преобладающее свойство гениальных людей, лишившихся рассудка.

Гито намеревался спасти республику, убив ее президента, и провозгласив себя великим законоведом и философом.

Леру, знаменитый парижский депутат, веривший в переселение душ и в каббалу, так определил любовь: “идеальность реальности одной части целого в бесконечном существе и пр.”.

Асгиль утверждал, что человек может жить вечно, лишь бы у него была вера в бессмертие.

Филапанти признавал существование трех Адамов и с величайшей