Балтийская Государственная Академия Рыбопромыслового Флота

Кафедра общественных наук.

Доклад

На тему:

Выполнила студентка

Заика Т.А.

Группы У – 22

Руководитель:

Хлебникова В.Е.

Калининград 2001

СОЦИАЛЬНАЯ МОБИЛЬНОСТЬ, ЕЕ ФОРМЫ И ФЛУКТУАЦИИ

I. Концепция социальной мобильности; ее формы

Под социальной мобильностью понимается любой переход индиви­да или социального объекта (ценности), то есть всего того, что создано или модифицировано человеческой деятельностью, из одной социальной позиции в другую. Существует два основных типа социальной мобиль­ности: горизонтальная и вертикальная. 'Под горизонтальной социальной мобильностью, или перемещением, подразумевается переход индивида или социального объекта -из единой социальной группы в другую, рас­положенную .на одном и том же уровне. Перемещение некоего индивида из баптистской в методистскую религиозную группу, из одного граждан­ства в другое, из одной семьи (как мужа, так и жены) в другую при разводе или при повторном браке, с одной фабрики на другую, при сохранении при этом своего профессионального статуса, — все это примеры горизонтальной .социальной мобильности. Ими же являются перемещения социальных объектов (радио, автомобиля, моды, идеи коммунизма, теории Дарвина) в рамках одного социального пласта, подобно перемещению из Айовы до Калифорнии или с некоего места до любого другого. Во всех этих случаях "перемещение" может проис­ходить без каких-либо заметных изменений социального положения индивида или социального объекта в вертикальном направлении. Под вертикальной социальной мобильностью подразумеваются те отноше­ния, которые возникают при перемещении индивида или социального объекта из одного социального пласта в другой. В зависимости от направления перемещения, существует два типа вертикальной мобиль­ности: восходящая и нисходящая, то есть социальный подъем и социа­льный спуск. В соответствии с природой стратификации есть нис­ходящие и восходящие течения экономической, политической и профес­сиональной мобильности, не говоря уж о других менее важных типах. Восходящие течения существуют в двух основных формах: проникнове­ние индивида из нижнего пласта в существующий более высокий пласт; или создание такими индивидами новой группы и проникновение всей группы в более высокий пласт на уровень с уже существующими группами этого пласта. Соответственно и нисходящие течения также имеют две формы: первая заключается в падении индивида с более высокой социальной позиции на более низкую, не разрушая при этом исходной группы, к которой он ранее принадлежал; другая форма, проявляется в деградации социальной группы в целом, в понижении ее ранга на фоне других групп или в разрушении ее социального единства. В первом случае падениё напоминает нам человека, упавшего с корабля, во втором — погружение в воду самого судна со всеми пас­сажирами на борту или крушение корабля, когда он разбивается вдребезги.

Случаи индивидуального проникновения в более высокие пласты или падения с высокого социального уровня на низкий привычны и понятны. Они не нуждаются в объяснении. Вторую форму социального восхождения, опускания, подъема и падения групп следует рассмотреть подробнее.

Следующие исторические примеры могут служить в качестве ил­люстраций. Историки кастового общества Индии сообщают нам, что каста брахманов навсегда находилась в позиции неоспоримого превос­ходства, которую она занимает последние два тысячелетия. В далеком прошлом касты воинов, правителей и кшатриев не располагались ниже брахманов, а, как оказывается, они стали высшей кастой только после долгой борьбы. Если эта гипотеза верна, то продвижение ранга касты брахманов через все другие этажи является примером второго типа социального восхождения. До принятия христианства Константином Великим статусы христианского епископа или христианс­кого служителя культа были невысокими среди других социальных рангов Римской империи. В последующие несколько веков социальная позиция и ранг христианской церкви в целом поднялись. Вследствие этого возвыш

ения представители духовенства и, особенно, высшие цер­ковные сановники также поднялись до самых высоких страт средневеко­вого общества. И наоборот, падение авторитета христианской церкви в последние два столетия привело к относительному понижению социа­льных рангов высшего духовенства среди прочих рангов современного общества. Престиж папы или кардинала еще высок, но он, несомненно, ниже, чем был в средние века3. Другой пример — группа легистов во Франции. Появившись в XII веке, эта группа быстро росла по своему социальному значению и положению. Очень скоро в форме судейской аристократии они вышли на позицию дворянства. В XVII и особенно в XVIII веке группа в целом начала "опускаться" и наконец вовсе исчезла в пожарище Великой французской революции. То же происходило и в процессе восхождения аграрной буржуазии в средние века, привилегированного Шестого корпуса, купеческих гильдий, аристократии многих королевских дворов. Занимать высокое положе­ние при дворе Романовых, Габсбургов или Гогенцоллернов до революции означало иметь самый высокий социальный ранг. "Паде­ние" династий привело к "социальному падению" связанных с ними рангов. Большевики в России до революции не имели какого-либо особо признанного высокого положения. Во время революции эта группа преодолела огромную социальную дистанцию и заняла самое высокое положение в русском обществе. В результате все ее члены в целом были подняты до статуса, занимаемого ранее царской аристократией. Подобные явления наблюдаются и в ракурсе чистой экономической стратификации. Так, до наступления эры "нефти" или "автомобиля" быть известным промышленником в этих областях не означало быть промышленным и финансовым магнатом. Широкое распространение отраслей сделало их самыми важными промышлен­ными сферами. Соответственно, быть ведущим промышленником — нефтяником или автомобилистом — значит быть одним из самых влиятельных лидеров промышленности и финансов. Все эти примеры иллюстрируют вторую коллективную форму восходящих и нисходящих течений в социальной мобильности.

 2. Интенсивность (или скорость) и всеобщность вертикальной социальной мобильности

С количественной точки зрения следует разграничить интенсивность и всеобщность вертикальной мобильности. Под интенсивностью пони­мается вертикальная социальная дистанция или количество слоев — эко­номических, профессиональных или политических, — проходимых ин­дивидом в его восходящем или нисходящем движении за определенный период времени. Если, например, некий индивид за год поднимается с позиции человека с годовым доходом в 500 долларов до позиции с доходом в 50 тысяч долларов, а другой за тот же самый период с той же исходной позиции поднимается до уровня в 1000 долларов, то в первом случае интенсивность экономического подъема будет в 50 раз больше, чем во втором. Для соответствующего изменения интенсив­ность вертикальной мобильности может быть измерена и в области политической и профессиональной стратификации.

Под всеобщностью вертикальной мобильности подразумевается чис­ло индивидов, которые изменили свое социальное положение в вер­тикальном направлении за определенный промежуток времени. Абсо­лютное число таких индивидов дает абсолютную всеобщность верти­кальной мобильности в структуре данного населения страны; пропорция таких индивидов ко всему населению дает относительную всеобщность вертикальной мобильности.

Наконец, соединив интенсивность и относительную всеобщность вертикальной мобильности в определенной социальной сфере (скажем, в экономике), можно получить совокупный показатель вертикальной экономической мобильности данного общества. Сравнивая, таким об­разом, одно общество с другим или одно и то же общество в разные периоды своего развития, можно обнаружить, в каком из них или в какой период совокупная мобильность выше. То же можно сказать и о совокупном показателе политической и профессиональной верти­кальной мобильности.

3. Подвижные и неподвижные формы стратифицированных обществ

На основании вышесказанного легко заметить, что социальная стра­тификация одной и той же высоты, а также одного и того же профиля может иметь разную внутреннюю структуру, вызванную различиями в интенсивности и всеобщности горизонтальной и вертикальной мобиль­ности. Теоретически может существовать стратифицированное обще­ство, в котором вертикальная социальная мобильность равна нулю. Это значит, что внутри такого общества отсутствуют восхождения и нисхож­дения, не существует никакого перемещения членов этого общества, каждый индивид навсегда прикреплен к тому социальному слою, в кото­ром он рожден. В таком обществе оболочки, отделяющие один слой от другого, абсолютно непроницаемы, в них нет никаких "отверстий" и нет никаких ступенек, сквозь которые и по которым жильцы различных слоев могли бы переходить с одного этажа на другой. Такой тип стратификации можно определить как абсолютно закрытый, устой­чивый, непроницаемый или как неподвижный. Теоретически противопо­ложный тип внутренней структуры стратификации одной и той же высоты, а также одного и того же профиля — тот, в котором вертикаль­ная мобильность чрезвычайно интенсивна и носит всеобщий характер. Здесь перепонка между слоями очень тонкая, с большими отверстиями для перехода с одного этажа на другой. Поэтому, хотя социальное здание также стратифицировано, как и социальное здание неподвижного типа, жильцы различных слоев постоянно меняются; они не остаются подолгу на одном и том же "социальном этаже", а при помощи огром­нейших лестниц они в целом передвигаются "вверх и вниз". Такой тип социальной стратификации может быть определен как открытый, пла­стичный, проницаемый или мобильный. Между этими основными типами может существовать множество средних или промежуточных типов.

Выделив типы вертикальной мобильности и социальной страти­фикации, обратимся к анализу различных обществ и временным этапам их развития с точки зрения вертикальной мобильности и про­ницаемости их слоев.

4. Демократия и вертикальная социальная мобильность

Одна из самых ярких характеристик так называемых демократи­ческих обществ — большая интенсивность вертикальной мобильности по сравнению с недемократическими обществами. В демократических структурах социальное положение индивида, по крайней мере, тео­ретически, не определяется происхождением; все они открыты каждому, кто хочет занять их; в них нет юридических и религиозных препятствий к подъему или спуску по социальной лестнице. А это все лишь спо­собствует "большей вертикальной мобильности" ("капиллярности" — по выражению Дюмона) в таких обществах. Большая социальная мобильность, вероятно, одна из причин веры в то, что социальное здание демократических обществ не стратифицировано или менее стра­тифицировано, чем здание автократических обществ. Ранее мы видели, что это мнение не подтверждается фактами. Такая вера суть своего рода помрачение ума, случившееся с людьми по многим причинам, в том числе и оттого, что социальный слой в демократических группах более открыт, в нем больше отверстий и "лифтов" для спуска и подъема. Естественно, все это производит впечатление отсутствия слоев, хотя они конечно же существуют.

Выделяя значительную мобильность демократических обществ, сле­дует сделать оговорку, что не всегда и не во всех "демократических" обществах вертикальная мобильность больше, чем в "автократичес­ких"'. В некоторых недемократических обществах мобильность была большей, чем в демократических. Это не всегда заметно, так как "кана­лы" и методы подъема и спуска в таких обществах не столь явные, как, скажем, "выборы" в демократических обществах, да и еще существенно от них отличаются. В то время как "выборы" суть заметные показатели мобильности, другие выходы и каналы часто упускаются из виду. Поэто­му создается подчас ложное впечатление устойчивого и неподвижного характера всех "невыборных" обществ. В дальнейшем будет показано, что этот имидж далек от реальности.

5. Общие принципы вертикальной мобильности

Первое утверждение. Вряд ли когда-либо существовали общества, социальные слои которых были абсолютно закрытыми или в которых отсутствовала бы вертикальная мобильность в ее трех основных ипо­стасях — экономической, политической и профессиональной. То, что внутренние слои первобытных племен были вполне проницаемыми, следует из того факта, что внутри многих из них наследование высокого положения отсутствует как таковое; вождей часто избирали, а сами структуры были далеко не постоянными, и личные качества индивида играли решающую роль при подъеме или спуске по социаль­ной лестнице. Ближе всех приближается к абсолютно неподвижному обществу, то есть безо всякой вертикальной мобильности, так называ­емое кастовое общество. Его наиболее ярко выраженный тип существу­ет в Индии. Здесь воистину вертикальная мобильность очень слаба. Но даже в применении к этому обществу нельзя сказать, что она отсут­ствует в нем вовсе. Исторические хроники показывают, что при сравнительно развитой кастовой системе случалось, что члены самой высокой касты брахманов, король или члены его семейства свергались или осуждались за преступление. Из-за нежелания прослыть благо­пристойными погибали многие правители вместе со всем, что им принадлежало. И напротив, даже лесные отшельники завоевывали королевства. Из-за скромности погибли короли Нахуша, Шудас, Сумука, Неви. С другой стороны, изгнанники после должного покая­ния восстанавливались в правах, а индивиды, рожденные в низших стратах общества, могли войти в касту брахманов — вершина социаль­ного конуса Индии. Благоразумием Приту и Ману добились суверени­тета, Кубера — положения бога богатства, а сын Гади — класса брахманов. Благодаря возможности смешанных межкастовых браков сохранялся путь медленного продвижения вниз или вверх из одной касты в другую даже в течение многих поколений. Приведу цитату из юридического текста, подтверждающую высказанную мысль. В "Гаутаме" читаем: "От брака брахмана с кшатрией рождается саварна, от брахмана с вайшьа рождается нишада, от брахмана и шудры рождает­ся парасава". Таким путем возникали межкастовые подразделения. Но: "В седьмом поколении человек изменит свою принадлежность к той или иной касте, поднимаясь или опускаясь по социальной лестнице". "В силу возможности сохранения и в зависимости от семени, из которого они произошли, смешанные расы в последующих поколениях достигают или более высокого, или более низкого ранга". Статьи, касающиеся деградации и исчезновения каст как примера нарушения кастового правила, буквально пронизывают все священные книги Индии. Само собой разумеется, что поддерживается и процесс социального восхождения. По крайней мере, в период раннего буддизма мы встречаем много случаев, когда брахманы и князья выполняли физическую работу и занимались ремеслом. В средних классах роди­тели, желающие лучшей профессии для своих сыновей, говорят в основ­ном о кастовых профессиях, но при этом занятия отца даже и не упоминаются. То есть социальная градация и экономические занятия далеко не совпадали друг с другом. Труд передавался по наследству, а мобильность и инициатива были всего лишь устойчивыми его проводниками. Более того, рожденные слугами короли известны в истории, хотя и запрещены законом. Человек низкого происхождения у власти был нередким явлением в Индии. Так, Чандрагупта — низкого происхождения, сын Маура, впоследствии ставший основателем могущественной Маурийской империи (321—297 гг. до н. э.) — один из самых ярких примеров подобной мобильности'.

И в последние десятилетия мы наблюдаем ту же картину. Слабое течение вертикальной мобильности проявляется по-разному: либо путем зачисления в одну из высокопоставленных каст тех, кто разбогател и смог получить санкцию на то от брахманов, либо путем создания новых каст, либо изменяя свой род занятий, либо путем межкастовых браков, либо путем миграции и т. д. Лишь недавно большую роль стало играть образование, религиозные и политические факторы. Очевидно, 'этому, несмотря на тот факт, что кастовое общество Индии, вероятно, самый яркий пример непроницаемого и наиболее устойчивого стратифицированного организма, тем не менее даже внутри него существовали и существуют слабые и медленные течения вертикальной мобильности. Если так обстоит дело с кастовым обществом Индии, то ясно, что в других социальных организмах в той или иной степени должна присутствовать вертикальная социальная мобильность. Это утвержде­ние подтверждается фактами из истории Греции, Рима, Египта, Китая, средневековой Европы, где вертикальная социальная мобильность была еще более интенсивной, чем в кастовом обществе Индии. Абсолютно неподвижное общество есть миф, никогда не реализованный в истории. Второе утверждение. Никогда не существовало общества, в котором вертикальная социальная мобильность была бы абсолютно свободной, а переход из одного социального слоя в другой осуществлялся бы безо всякого сопротивления. Это утверждение логично вытекает из приве­денной выше посылки, что любое организованное общество суть стратифицированный организм. Если бы мобильность была бы аб­солютно свободной, то в обществе, которое получилось бы в резуль­тате, не было бы социальных страт. Оно напоминало бы здание, в котором не было бы потолка-пола, отделяющего один этаж от другого. Но все общества стратифицированы. Это значит, что внутри них функционирует своего рода "сито", просеивающее индивидов, позволяющее некоторым подниматься наверх, оставляя других на нижних слоях, и наоборот.

Только в периоды анархий и большого беспорядка, когда вся социа­льная структура нарушена, а социальные слои в значительной степени дезинтегрированы, мы имеем нечто, напоминающее нам хаотическую я дезорганизованную вертикальную мобильность. Но даже в такие периоды существуют препятствия для ничем не ограниченной социальной мобильности — частично в форме быстро развивающегося "нового сита", частично в форме остатков "сита" старого режима. Спустя короткий промежуток времени если такое общество не погибнет в пожарище собственной анархии, то новое "сито" быстро займет место старого и, между прочим, станет таким же с трудом проницаемым, как в ему предшествующее. Что понимается под "ситом", будет объяснено позже. Здесь достаточно сказать, что оно существует и действует в той или иной форме в любом обществе. Утверждение это настолько очевид­но, а в дальнейшем мы подкрепим его и фактами, что сейчас нет необходимости на этом задерживаться.

Третье утверждение. Интенсивность и всеобщность вертикальной со­циальной мобильности изменяется от общества к обществу, то есть в пространстве. Это утверждение представляется столь же очевидным.

Лабы убедиться в этом, достаточно сравнить индийское кастовое обще­ство и нынешнее американское. Если взять высшие рани в политическом, экономическом и профессиональном конусах в обоих обществах, то будет видно, что все они в Индии определены фактом рождения и есть только несколько "выскочек", которые достигли высокого положения, поднимаясь с самых низших слоев. Между тем как в США среди заправил промышленности и финансов 38,8% в прошлом и 19,6% в на­стоящем поколении начинали бедняками; 31,5% бывших и 27,7% ныне живущих мультимиллионеров начинали свою карьеру, будучи людьми среднего достатка'. Среди 29 президентов США 14 (то есть 48,3%) вышли из бедных или средних семей. Разница во всеобщности вертикальной мобильности обеих стран та же самая. В Индии подавляющее большинство занятого населения наследует и сохраняет в течение жизни профессиональный статус своих отцов; в США большинство населения меняет свою профессию по крайней мере один раз в течение жизни. Исследование профессиональной мобильности доктора Л. Даблина по­казало, что среди держателей страхового полиса государственной стра­ховой компании 58,5% изменили свои профессии с момента выдачи полиса.

Четвертое утверждение. Интенсивность и всеобщность вертикальной мобильности — экономической, политической и профессиональной — колеблются в рамках одного и того же общества в разные периоды его истории. В ходе истории любой страны или социальной группы существуют периоды, когда вертикальная мобильность увеличивается как количественно, так и качественно, однако существуют и периоды, когда она чувствительно уменьшается.

Хотя точного статистического материала еще мало и он подчас сильно фрагментарен, тем не менее мне кажется, что таких данных вместе с другими историческими свидетельствами достаточно для под­тверждения этого утверждения.

А). Первый ряд подтверждений дают крупные социальные потрясе­ния и революции, которые подчас единожды, но все же происходили в истории каждого общества. В периоды таких потрясений вертикальная социальная мобильность по своей интенсивности и всеобщности, естест­венно, намного выше, чем в периоды порядка и мира. Но так как в истории всех стран рано или поздно наступали периоды социальных потрясений, то и вертикальная мобильность в них колебалась.

За один или два года русской революции были уничтожены почти все представители самых богатых слоев; почти вся политическая аристок­ратия была низвергнута на низшую ступень; большая часть хозяев, предпринимателей и почти весь ранг высших специалистов-професси­оналов были низложены. С другой стороны, в течение пяти-шести лет большинство людей, которые до революции были "ничем", стали "всем"— поднялись на вершину политической, экономической и профессиональ­ной "аристократии". Революция напоминает мне крупное землетрясе­ние, которое опрокидывает вверх дном все слои на территории геологи­ческого катаклизма. Никогда в нормальные периоды русское общество не знало столь сильной вертикальной мобильности.

Картина, которую дают Великая французская революция 1789 года, английская революция XVII века, крупные средневековые изменения или социальные революции в Древней Греции, Риме, Египте или в любой другой стране, подобна той, которую дает русская революция.

То, что было сказано о революциях, можно сказать и о бедствиях в форме иностранной интервенции, великих войнах и завоеваниях.

"Норманнское завоевание почти полностью вытеснило аристокра­тию англо-саксонской расы, поместив "искателей приключений", со­провождавших Вильгельма Завоевателя, на место тех дворян, которые до этого управляли крестьянством... Знать старой монархии была выну­ждена "уйти" в отставку".

Эта цитата приведена для того, чтобы показать, что любое военное вмешательство практически всегда приводит — прямо или косвенно

— к подобным результатам. Завоевание арийцами коренного населения Древней Индии, дорийцами — автохтонного населения Греции, спартанцами — Мессении, римлянами — "своих земель" Италии, испанцами — коренного населения Америки и т. д. вызвали подобное ослабление прежде высоких социальных страт и создание новой знати из людей, которые раньше находились гораздо ниже. Даже если война не закан­чивается завоеванием или покорением, она тем не менее приводит к тем же последствиям из-за значительных людских потерь в высших социа­льных эшелонах, особенно среди политической и военной аристократии, а также из-за финансового банкротства богатых людей или обогащения искусных мошенников-нуворишей. "Вакуум" в знатных слоях общества, вызванный потерями, приходится заполнять, и это приводит к более интенсивному продвижению новых людей к высоким позициям. По этим же причинам происходят и более частые профессиональные перемещения, которые приводят к большей профессиональной мобиль­ности, чем в обычное время. Факты, которые мы привели выше, указы­вают на существование ритмов статичных и динамичных периодов в вертикальной мобильности внутри одного и того общества в разные периоды истории.

Б). Второй ряд подтверждений дает реальная история многих наций.

Историки Индии отмечают, что устойчивая кастовая система не была известна в Индии на ранних ступенях ее истории. "Ригведа" ничего не говорит о кастах. Этот период проявляется в крупных миграциях, нашествиях и мобильности'. Позднее кастовая система вырастает и до­стигает своей кульминации. Соответственно вертикальная социальная мобильность устанавливается на нулевой отметке. Происхождение по­чти исключительно определяло социальное положение индивида; это положение укреплялось и становилось "вечным" для всех поколений одной и той же семьи. В тот период в ведических текстах нет еще примеров того, как вайшья достигает ранга священника или князя"2. Еще позднее, приблизительно ко времени распространения буддизма (VI—V вв. до н. э.), происходит ослабление кастовой системы и растет мобильность. Сам буддизм был выражением реакции против твердого кастового режима и одновременно попыткой нарушить его. Вскоре после III века до нашей эры "выплеснулась" новая волна социальной неподвижности, усиления кастовой изоляции и триумфа брахманов, вытеснившая предшествующую волну социальной мобильности.

Позднее наблюдались подобные волны неоднократно, таким же образом происходило чередование периодов относительной мобильно­сти и относительной стабильности вплоть до нашего времени, когда Индия вновь вступает в период возрастания вертикальной социальной мобильности и ослабления устойчивости своей кастовой системы. Оче­видно, что реальный процесс колебаний куда более сложный, чем тот, который мы только что очертили.

В долгой истории Китая также существовали подобные волны. Они отмечены, во-первых, шахматным чередованием периодов обществен­ного порядка с периодами сильных социальных потрясений преимущест­венно в форме внутренних социальных революций и иностранных втор­жений. Они повторялись многократно; большая их часть проявлялась на стыке конца существования правящих династий и установления новых. Существование подобных изменений отражается и обобщается в "законе трех стадий", приписываемом Конфуцию и приводимом в китайских канонических книгах. Эти стадии следующие: Стадия Беспорядка, Крат­ковременное Успокоение, Великое Подобие или Равновесие. Они следу­ют друг за другом согласно текстам. Характеристика этих стадий предполагает, что на каждой стадии мобильность была разной, а поэто­му их повторение означало повторение статичных и динамичных циклов вертикальной социальной мобильности. В-третьих, на существование этих колебаний, по крайней мере по отношению к политической мобиль­ности, косвенно указывают многие страницы китайских священных книг. В них говорится, что в период правления хороших императоров социа­льные позиции, особенно высшие (даже положение самого императора), распределялись между теми, кто их заслужил своим личным талантом и добродетелью. В такие периоды "каждые три года устраивался эк­замен заслуг, и после трех экзаменов незаслуживающие продвижения разжаловались, а заслуживающие двигались по лестнице вверх. Лишь при такой организации все служебные обязанности выполнялись на должном уровне'". Соответственно "Книга исторических хроник" приво­дит много примеров того, как высшими лицами и даже императорами становились люди из самых низших социальных слоев: Шуи стал им­ператором, придя из орошаемых полей, Фу Ю был отозван на службу, прямо будучи оторванным от своих строительных рам, Као Ки — от рыбы и соли, Е Ин был фермером, Ти Яо определил своего преемника из среды бедных и обездоленных и т. д. Анналы показывают, что в "нормальные" периоды "процветания" китайского общества переме­щения были интенсивными, хотя конечно же история восхождения от крестьянина до императора так же стара, как и вся история человечества. В периоды упадка, однако, мобильность была явно слабее. Это видно из постоянного "плача" свергнутых императоров о том, что в периоды упадка "люди высших классов содержатся в темницах, а худшие занима­ют их места". Такое же обвинение выдвигает император Ио против великого правителя Мяо. Он-де выдвинул людей по наследственному принципу. Таким же было, по словам Ву, и преступление последнего Шана, основателя династии Чу. В текущий момент история Китая, как кажется, вновь страна вступает в период все возрастающей мобиль­ности. Какими бы неопределенными и расплывчатыми ни были все эти исторические свидетельства, тем не менее они подтверждают циклы сравнительной социальной подвижности и стабильности.

Нечто подобное мы наблюдаем и в истории Древней Греции. Здесь следует различать переход из слоев неполноправных в слои полноправных граждан, с одной стороны; и из низших слоев пол­ноправных граждан в высшие — с другой. Что касается проникновения неполноправных граждан в ранг полноправных в Спарте, то со времени порабощения илотов у них фактически не было шансов стать полноправными гражданами. Если и были редкие случаи, то их крайне мало. Позднее, после 421 года до нашей эры и особенно после Пелопоннесской войны, илотам начали давать вольную  и они становились неодамодами, то есть вольноотпущенниками.

Такое восхождение к более высокому положению служит конечно же доказательством возрастающей вертикальной мобильности. С другой стороны, если во время войны против Ксеркса спартанцы были равными, то после окончания Пелопоннесской войны, то есть меньше чем через столетие, некоторые из них поднялись до ранга, так сказать, "пэров", а многие, напротив, опустились до уровня подчинен­ных'. Период социальных революций под руководством Агиса IV (242 г. до н. э.) и Клеомена III (227 г. до н. э.) вызвал очередное нарушение в перемещении полноправных граждан и явился периодом ярко выра­женной мобильности. Иными словами, и в истории Спарты мы наблюдаем чередование периодов относительной подвижности и непо­движности.

Наличие подобных циклов в Афинах подтверждается установлением одиннадцати конституций в течение только двухсот лет. Конституции, особенно такие, как конституции Солона, Писистрата, Клисфена, "четы­рехсот", "тридцати" и "десяти" тиранов, знаменовали собой не только простые изменения в формах правления, но и новое фундаментальное перераспределение граждан внутри социального конуса афинского обще­ства. Например, в результате введения конституции Солона большинст­во людей были освобождены от рабства (долгового) и поднялись тем самым по социальной лестнице, а многие их прежние хозяева опусти­лись. Замена наследственной аристократии на плутократию (аристок­ратию по принципу богатства) имела те же последствия. Впрочем, последствия и других конституций, описанных Аристотелем, были сущностно схожими. Среди них тирании "тридцати" и "десяти" были самыми сильными потрясениями. Поэтому в афинской истории периоды отмены старой конституции и введения новой были периодами, за которыми в ряде случаев следовала гражданская война или сильное потрясение, но именно они были периодами особенно интенсивной вертикальной мобильности внутри афинского общества. На основании "Политики" и "Афинской политии" Аристотеля вполне можно сделать такое заключение.

В Древнем Риме на ранних ступенях развития для неполноправных граждан проникновение в слой римских граждан было крайне затруд­нительным. Продвижение стало легче и интенсивнее уже в императорс­кую эпоху. С уменьшением различных социальных препон, однако, привилегии римского гражданства также уменьшились. В 212 году на­шей эры ("Закон Каракаллы") почти все население Римской империи получило статус римского гражданства. Но именно в это время граж­данство практически полностью потеряло все свои особые привилегии.

 Перемещения из низших слоев (в том числе и перемещения непо­лноправных граждан) показывают очевидное изменение во всеобщности и интенсивности вертикальной мобильности. До VI—V веков до нашей эры она была слабой, с середины V века до нашей эры и по середину IV века до нашей эры вертикальные перемещения были крайне интенсив­ными. В этот период плебеи получают практически полное равноправие с патрициями. Иными словами, они переходят из низкого в более высокий статус. Хотя стирается одна разница, как бы на смену ей появляется другая. Несмотря на многосторонний характер процесса и многие исторические лакуны, можно все же с достаточной степенью уверенности сказать, что период с последнего века республики и по III век нашей эры был в общем периодом интенсивной мобильности. Вертикальные течения поднимались с самого дна римского общества (от рабов) и до вершин (самые высокие позиции, включая ранг императора) общественного конуса. При помощи денег, грабежа, насилия, обмана, мошенничества, любовных интриг, реже — военного героизма и службы на благо отечества человек без родословной поднимался до командных высот, в том числе и до власти пурпура — монарха'. По контрасту с этим временем период с конца III века нашей эры и до самого конца Западной Римской империи (V в. до н. э.) отмечен резким уменьшением мобильности. Наследование социального положения и прикрепленность "навечно" в позиции родителей стали своего рода правилом. Общество плавно двигалось по течению к твер­дой кастовой системе.

"Любое отступление от наследованной позиции было исключено. Привязанность человека к его заранее заданному положению определя­лась не только статусом отца, но и матери".

Какими бы ни были в деталях эти изменения мобильности в римской истории, существование циклов относительно неподвижности мутаций сомнений не вызывает.

Средние века и Новое время. Изменения мобильности в средние века демонстрирует история высших слоев привилегированных классов. Для краткости изложения возьмем в качестве примера Францию. Последу­ющее изложение можно с соответствующими модификациями отнести и насчет других европейских стран.

На заре средневековья в Европе наблюдается интенсивная верти­кальная мобильность. Среди тевтонцев, франков и кельтов в этот период слой лидеров был открыт почти каждому, у кого обнаруживался необ­ходимый талант и способности. Систематические вторжения готов, гун­нов, ломбардов, вандалов нарушали социальную стратификацию Римс­кой империи. Один аристократический род исчезал за другим, к власти приходили все новые и новые авантюристы. Так были разрушены старо­римские аристократические и сенаторские фамилии. Откровенные аван­тюристы стали основателями новых династий и новой знати. Так появи­лись Меровинги, а позднее Каролинги с их знатью. Из кого же ре­крутировалась знать этого периода, которая вытеснила сенаторские слои Рима? Ответ прост.

"В VI веке еще возможно было встретить некоторые сенаторские фамилии благороднорожденных и богатых благодаря унаследованному богатству. Но в VII веке эта знать исчезла полностью и была вытеснена новой знатью королевских чиновников. Законы франков оценивали выше тех, кто находился на службе у короля, чем представителей старинных аристократических семей. Не длинный перечень выдающихся предков, а государственная служба делала человека благо­родным. В практике общества Меровингов даже высшие ранги знати были настолько открытыми, что даже слуга довольно легко и быстро мог подняться до самых высоких государственных позиций. Знать того времени в своей генеалогии указывала только на дворянство отца и не более"'.

Поэтому среди графов и дворян мы находим таких, как Эбрион, и других, вышедших из слуг, разбойников и прочего способного люда простого происхождения. Это положение сохранялось и при Каролингах, ибо и при них значительное число герцогов и графов вышло из слуг или низших общественных слоев.

В общем, до XIII века не было особых юридических препятствий для социального восхождения. Последний простолюдин, если он смелый и способный, мог стать дворянином - легистом; тот, кому по силам было купить поместье, также мог стать дворянином. Не требовалось никакой санкции короля для признания законности дворянского досто­инства. Но после XIII века появились первые симптомы социальной изол