и современников над этим, пожалуй, не задумывается, считая,
что "и так все ясно". Однако многие не в состоянии, как пока-
зывают результаты многочисленных опросов, дать достаточно
ясный и осмысленный ответ на этот вопрос. Суждения высказыва-
ются наивные, причудливые и удивительные. Так, в газете "Аргу-
менты и факты" (#8, 1988) приводятся следующие ответы: "гово-
рить то, что думаешь"(31%), свобода выбора (13,2%), равенство
людей независимо от постов (8,7%), справедливые отношения меж-
ду людьми (7%), "когда наверху слушают, что говорят вни-
зу"(6,1%), власть народа (5%) и т.п. Сходные данные привели
"Московские новости" (#4, 1992): "когда люди объединяются и
помогают друг другу", "возможность делать то, что тебе нра-
вится" и т.п.
Дело не на много облегчается, когда обращаешься к книгам
и политологическим авторитетам. Наличие множества толкований
демократии признает и пытается свести к четырем "значениям"
В.П.Пугачев ("Основы политологии", М.,1992). Шесть определений
демократии дает Юзеф Бохеньский ("Сто суеверий", М.,1993). Это
достаточно обобщенные понимания демократии. Фактически же
трактовок демократии не один десяток. Существенные различия
обнаруживаются даже в том случае, когда демократия рассматри-
вается непредвзято и под одним каким-то определенным углом
зрения, например, как система "правления народа". Предпринятое
Дэвидом Хелдом ('Models of Democracy', Oxf., 1987) обобщение
подобных аналитических трактовок "правления народа" дало де-
вять базовых моделей, некоторые из которых образуют качествен-
но различные версии.
Все эти факты и обстоятельства мало кого могут утешить. В
конечном счете большинство людей вовсе не интересует, кто и
как трактует понятие демократии. Люди, как правило, хотят
знать, что же представляет из себя демократия "на самом деле".
Как ответить на этот вопрос? Как рассмотреть одновременно раз-
ные модели "правления народа" и соответствующие политические
режимы, различные типы политических систем и культур, способы
мировосприятия и организации политической жизни? Решение, по-
жалуй, может быть следуюшим: хотя бы в самых общих чертах
посмотреть, что же было демократией для народов разных времен
и стран.
Чтобы выяснить, чем же является демократия сегодня, при-
ходится начинать с времен, когда еще не существовало ни малей-
шего понятия не только о демократии, но и о политики, хотя за-
чатки и того проявились уже вполне четко и явственно. На древ-
нейшем этапе развития человечества прообразом власти народа
стала власть рода или родовая (непосредственная, военная) де-
мократия. Политические системы и процессы эпохи архаики тяго-
теют к закрытости, предзаданности, для них типична полити-
ческая культура образца. Идеал этих политических систем - ав-
тократия (самодержавие) с господством единого и гомогенного
(тоталитоидного) этоса. Они вырастают прямо из родовой демок-
ратии и достаточно органично трансформируются в деспотию. Ав-
тократия по существу и есть неразделенность непостредственной
родовой демократии и деспотии.
Соединение родов на основе принципа синойкизма (сожития)
и пререрастание деспотий, а также союзов полисов в империи
знаменует преход к следуюшей политической эпохе, которую обыч-
но именуют промежуточной (имеется в виду ее положение между
архаикой и современностью). Здесь уже в условиях эллинского
полиса возникает само понятие демократии. Это не означает, ко-
нечно, что вне античного полиса никакой демократии не было.
Родовая демократия предыдущей эпохи трансформировалась в связи
с общим характером политической организации новой эпохи.
Свойственные ей политические системы и процессы характеризу-
ются открытостью. Они тяготеют к выдвижению универсальных це-
лей, нередко эсхатологических, толкающих их к экспансии, к
расшиненю своей гегемонии. Правление рода распространяется на
чужую, "варварскую" среду и начинает принимать черты полити-
ческого режима, подкрепленного законом, равно обязательного
для всех свогбодных граждан. От непосредственной демократии
осуществляется переход к различным формам опосредованного
правления.
На протяжении всей переходной эпохи происходит дифферен-
циация, усложнение политических систем. От перезревших, раз-
бухших деспотий осуществляется переход к протоимпериям, держа-
щимся силой вооруженной руки. Начинает вырисовываться прост-
ранство горизонтальной империи, вчинения политического режима
из властного центра. Это пространство постепенно заполняется
коммуникационными цепями, а затем и сетями. Возникает бюрокра-
тия, регулярный и упорядоченный сбор налогов, архивы, письмен-
ная кодификация законов и установлений, судопроизводство и т.п.
Ключевым моментом дифференциации различных субсистем ста-
новится разделение сакрального и мирского порядков. На этой
основе институционализируется религия, возникают храмовые и
жреческие организации, наконец, мощные централизованные рели-
гиозные культы империй. Первоначально имперские культы эклек-
тичны, затем они консолидируются. Империя укрепляется за счет
дополнения своей горизонтальной составляюшей еще и вертикаль-
ной опоры. Наконец возникают вертикально-горизонтальные импе-
рии или теократии. Однако это происходит уже в постантичный
период, после того, как политическая культура промежуточной
эпохи была существенно обогащена в т.н. "питомниках" - в эл-
линском полисе и в ветхозаветном Израиле.
Античная Эллада дала Европе, а тем самым и миру формали-
зацию гражданских (полисных) отношений и субъекта этих отноше-
ний - гражданина (политеса). Обретение индивидуумом самостоя-
тельных политических ролей происходит так или иначе, в более
или менее отчетливых формах фактически повсеместно на протяже-
нии промежуточной эпохи. Очевидным и закономерным этапом им-
перского развития, экспансии становится эмансипация полити-
ческой личности - хотя бы через образование вольного погра-
ничья, разбойничью или пиратскую вольницу. Не столь резко, но
зато более основательно становление политической личности про-
является в рамках полиса. Отчасти это можно отметить уже на
Древнем Востоке от Шумера до Финикии. Однако именно в Греции
получили вполне последовательное и достаточно рациональное вы-
ражение взаимообратимые права и обязанности гражданина, сфор-
мировалось и облеклось в юридическую форму понятие граж-
данства, углубленное и классически разработанное в римском
праве.
Развития политическая жизнь позволила эллинским мыслите-
лям отчетливо определить ряд идеальных типов политического
устройства. Отталкивались они при этом от факта изменчивости и
устойчисти политической орнанизации полиса. Платон в "Политее"
намечает ступени деградации идеального полиса - тимократия
(власть чести или цензовая демократия), олигархия, демократия,
тирания. Затем в "Политике" Платон вводит две триады - благо-
получных или, как бы сказали современные политологи функцио-
нальных способов правления (монархия, аристократия, демократия
законная) и неблагополучных или дисфункциональных способов
правления (тирания, олигархия, демократия беззаконная). Эту
схему существенно уточняет и развивает Аристотель, который
вводит дополнительные характеристики некоторых разновидностей ба-
зовых форм правления, в частности, демократии, а главное -
формулирует идею политеи как особой смешенной формы правления.
Политиея при этом самым очевидным образом оказывается связана
с демократией. В какой то степени это можно объяснить тем, что
само понятие народ, демос было для Аристотеля и его соотечест-
веников многозначным. Этим словом обозначалось и народонаселе-
ние в целом, и простонародье, и, что особенно важно, базовая
политическая единица полиса, функциональный эквивалент и фак-
тичсеская замена прежнего рода. Соответственно возникают "раз-
ные" демократии - власть всех, власть простонародного боль-
шинства, власть формально организованных граждан. При этом
Аристотель различает два типа политического равенства: коли-
чесвенное или распределительное и "равенство по чести". Прин-
ципиальное значение в этой связи получила разработка граж-
данской равноправности (изополитии), реализуемой через ра-
венство перед законом (изономия) и равенство в праве на зако-
нодатальную инициативу (изогория).
Любая идеальная модель, в том числе и различные демокра-
тические модели, сами по себе, как считал Аристотель, очень
опасны своей односторонностью, возможнстью и вероятностью сбо-
ев. Отсюда его преждпочтение смешанных форм правления или по-
литеи. На практике такое сбалансирование обеспечивалось урав-
новешиванием воли большинства в народном собрании, верхо-
венства закона через самостоятельную систему судопроизводства
и, наконец, особый институт графе параномон (обжалования за-
конности). Дополнительной сдержкой был также остракизм.
Происходившее на протяжении всей промежуточной эпохи ук-
рупнение политических образований было немыслимо без все более
активного использования договорных отношений. Этот феномен
также наблюдается повсюду. Однако наиболее четкое выражение, к
тому же в контесте ключевой дифференциации сакрального и
мирского порядков договорной принцип получил в виде Завета
(ковенанта) между избранным народом и Богом. В качестве уни-
версального принципа он был воспринят и распространен христи-
анскими и мусульманскими теократиями, которые во многих отно-
шениях использовали опыт ветхозаветной прототеократии.
Западноевропейский христианский мир осуществил еще одну
важную новацию - создал политический порядок, который можно
было бы охарактеризовать как вертикальную империю. Даже
блестящая попытка Карла Великого объединить весь запад-
но-христианский мир была далека от завершения. Еще менее убе-
дительны усилия властителей Священной Римской империи. В гори-
зонтальном разрезе западный христианский мир в течении столе-
тий представлял собой пространство политической раздроблен-
ности. Однако вертикальная составляющая империи была в полной
мере сохранена и даже укреплена. И дело здесь не только и не-
столько в роли католичества и папского престола, сколько в
том, что на протяжении веков как безусловная политическая ре-
альность воспринимался "империум", унаследованная от Рима об-
щая и высшая всеевропейская (всехристанская или католическая)
власть, "мистическое тело", по определению средневековых
юристов, которое в то же время было отправным моментом, источ-
ником построения политического и правового порядка в каждом
отдельном королевстве, княжестве или городской коммуне. Соот-
вествующий монарх или республика как бы брали на себя времен-
ное осуществление "империума" в своих пределах.
Существование вертикальной империи позволило осуществить
длительную проработку и вызревание гражданской культуры (част-
ного права) и норм "общественного договора" (правового про-
цесса) в рамках корпоратичных и территориальных автономий.
Этот длитиельный и порой весьма болезненый процесс как раз и
позволил Западной Европе в политическом отношении подгото-
виться к преходу в этоху современности (модерна).
Переход к современной эпохе в политике связан со станов-
лением суверенитета - окончательным разделением "империума" на
ряд сувернитетов. Абсолютисткие королевства стали важным дви-
гателем этого процесса. Распад единого сакрального порядка в
результате Реформации, утверждение прнципа "чья земля, того и
вера" позволили ряду монархов претендовать на соединение в
своих руках и горизонтальной, и вертикальной составляющей по-
литической организации, на абсолютную власть в своих террито-
риальных политических системах, которые одновременно являли
собой и последние империи, и первые нации-государства.
Современная эпоха характеризуется созданием принципиально
нового типа политических систем - суверенных территориальных
государств или т.н. наций-государств. Возникает единая нацио-
нальная территория. Самоопределение осуществляется прежде все-
го ща счет установления границ. в то же время перегородки меж-
ду внутренними территориями (графствами, марками и т.п.), меж-
ду сословиями и корпорациями становятся прозрачными и проница-
емыми. Возникает единое гражданское общество, а вместе с ним
масса граждан. Прежние сословные и корпоративные привилегии и
свободы становятся "естественными" правами человека и граж-
данскими, политическими свободами. появляются новые скрепы по-
литических систем: территориальные границы и однородный право-
вой режим внутри них, масса соотечественников и национальное
гражданство.
Нации-государства как бы замыкаются в себе, но это квази-
замкнутость, принципиально отличная от замкнутости архаичных
систем. Там в рассчет принимался только внутренний порядок,
покоящийся на родовом этосе. Внешний мир был чужд по определе-
нию: и враги и друзья были равно "гостями", чужаками. Здесь
четкая, юридически значимая граница позволяет рационально ор-
ганизовывать взаимоотношения политической системы и среды,
отчетливо различить не только своих и чужих, но и своих среди
чужих, чужих среди своих, т.е. врагов, соперников, попутчиков,
союзников, друзей, что создает основу для формирования целой
гаммы разнообразных и рационально организованных отношений с
внешним миром. Так возникает самостоятельная область внешней
политики, противостояшая внутренней, но в то же время разделя-
юшая с ней общие системные характеристики.
Благодаря отчетливому оформлению суверенитета, различению
внешней и внутренней политики начинает складываться система
международных отношений. Возникает т.н. Вестфальская система,
а за ней и последуюшие поколения международных политических
систем. Это особая тема, которая будет рассмотрена на следую-
щей лекции. Пока же важно отметить, что образование междуна-
родных политических систем закономерно связано с появлением
территориальных наций-государств, обладаюших суверенитетом.
Процесс консолидации политических систем эпохи современ-
ности (модерна) принято называть политической модернизацией.
Этот процесс проявляется по-разному. Трудно назвать страну,
где бы этот процесс шел совершенно равномерно и без збоев. По-
жалуй, наиболее гладким этот процесс был в Англии. Можно ска-
зать, что этот процесс в целом существенно не прерывался и в
приыкающих к ней областях Западной и Северной Европы. Однако
опоязывающее эту зону полукольцо европейских владений габсбур-
гов и в значительной мере совпадающих территорий т.н. "второго
издания крепостичества" стало регионом, где процесс не только
пошел вспять, но стала воспроизводиться прежняя европейская
раздробленность без уже невозможной вертикали.
Вовлечение в процесс модернизации все новых и новых гео-
политических пространств, столкновение модернизаторских и
контрмодернизаторских тенденций, различная степень исчерпан-
ности (проработанности) наследия промежуточной эпохи различны-
ми политическими системами - все это привело к тому, что темпы
и глубина модернизации оказались весьма различными в отдельных
частях мира и даже Европы. Постепенной модернизации британско-
го типа оказались противопоставлены ее более или менее форси-
рованные версии, отличающиеся индивидуальным своеобразием.
В условиях форсированной модернизации возникает искушение
просто отбросить старые, "отжившие" политические структуры и
заменить их новыми. В результате новые структуры несут как бы
двойную нагрузку: осуществляют те функции, к которым они пред-
незначены, и те, которые осуществлялись разрушенными структу-
рами, но о которых система "поминит". Получается своеобразное
явление дедифференциации.
Дедифференцированные и недифференцированные политические
структуры современности отличаются немалыми чертами сходства.
Одна из важнейшмх - предрасположенность к дисфункциям, т.е.
разрушительным или по меньшей мере контрпродуктивным проявле-
ниям функциональных возможностей соотвествующих структур. Сре-
ди дисфункций модернизации наиболее ярко и разрушительно проя-
вились тоталитарные тендепнции.
Природа тоталитаризма как навязывания политическому режи-
му, государству или всей политической системе принудительной
гомогенности связана с однозначной трактовкой и тем самым с
изврещением функциональности такого процесса, как массовиза-
ция. Форсированное создание однородной национальной (этни-
ческое государство национал-социалистов) или социальной (про-
летарское государство коммунистов) массы отрывает тоталитари-
зуемое гражданское общество от его корней и истоков, пара-
доксальныи образом сближает с ниболее архаичными моделями об-
щинной, первобытной тоталитоидности, провоцирует активизацию
протополитических средств организации, прежде всего прямого
принудительного насилия.
Преодоление тоталитарных дисфункций модернизации прежде
всего предполагает восстановление и максимальное обогащение
потенциала разнообразия политических действий, ролей, институ-
тов и в целом символических форм опосредования. Этот процесс и
является демократизацией. Название, вероятно, не самое удач-
ное, т.к. оно невольно акцентирует внимание на комплексе поли-
тических явлений, связанных с прямым, минимально опосредован-
ным участием всей совокупности граждан (массы, образованной в
пределе по образцу дополитической социетальной общности, рода)
в принятии политических по своей природе решений. А это как
раз то, на чем паразитирует тоталитаризм.
На протяжении всего этого многовекового развития опробы-
вались различные модели и элемнты демократии. Даже в течение
длительного времени, когда Европа, казалось, забыла даже слово
демократия, в рамках средневековых королеств прорабатывались
вадные стороны демократии: равенство в политических сообщест-
вах князей, ремесленников или клириков, развитие договорных
отношений, представительства и т.п. Когда же о демократии
вспомнили (в 1260г. это слово впервые употребляется в переводе
аристотелевской "Политии", а в 1266г. его употребляет уже в
собственном сочинении "О режиме правления" Фома Аквинский), то
постепенно это понятие стало насышаться все более богатым и
ярким содержанием. Это произошло, однако, не сразу. Довольно
долго демократия трактовалась как преимушественно прямое прав-
ление граждан. В наиболее яркой и последовательной форме эта
концепция была развита Руссо, связавшего демократию с народным
суверенитетом. Эта идеальная модель критиковалась за ее прак-
тическую нереализуемость в крупных политических образованиях,
где повседневное и непосредственное участие в управлении всех
невозможно. Эта критика вкупе с обоснованием необходимости
республиканизма (смешенного правления типа аристотелевской по-
литии) и представительства ярко обосновывалась американскими
федералистами. Любопытно, что само понятие демократия в Амери-
ке трактовалось при этом как негативное. Вот что выдающийся
американский лексикограф Ной Уэбстер писал выдающемуся бри-
танскому философу Джозефу Пристли:"By democracy is intended a
government where the legislative powers are exercised directly
by all the citizens, as formerly in Athens and Rome. In our
country this power is not in the hands of the people but of
their representatives. The powers of the people are
principally restricted to the direct exercise of the right of
suffrage. Hence a material distinction between our form of
government and those of ancient democracies. Our form of
government has acquired the appellation of a
Republic, by way of distinction, or rather of a representative
Republic. Hence the word Democrat has been used as synonymous
with the word Jacobin in France; and by an additional idea,
which arose from the attempt to control our government by
private popular associations, theword has come to signify a
person who attemps an undue opposition to or influence over
government by means of private clubs, secret intrigues, or by
public popular meetings which are extraneous to our
constitution. By Republicans we understand the friends of our
Representative Governments, who believe that no influence
whatever should be exercised in a state which is not directly
authorized by the Constitution and laws" (Webster N. The
Letters of Noah Webster. NY., 1953, pp.207-208).
В конечном счете была сформулирована концепция представи-
тельного правления, выдаюшеюшуюся роль в этом сыграл Джон Стю-
арт Милль. Демократия стала важнейшим компонентом этой систе-
мы. Это была демократия обладателей собственности и голоса,
подающих голос и передающих свои права на упраление. Отсюда
рациональность цензов, "вес голоса" и т.п. Эту систему в отли-
чие от классической руссоистской демократии выдаюшийся аме-
рикнский политолог Р.Даль назвал полиархией.
С развитием системы сдержек и противовесов, партийных
систем полиархия трансформируется, укрепляется, оказывается
способность интегрировать способы организации, используюшие
иные идеальные типы - аристократию (парламентаризм) и монархию
(президентство).
Уже в наше время с развитием и усложнением политических
систем возникает необходимость их гибкой перестройки и реакции
на сложные вызовы времени. Возникает демократия участия, пред-
поланающая постоянную дискуссию и инновацию. Это демократия
осознанного многоголосого дискурса, открытия новых смыслов и
процедур политического регулирования.
Демократизация же и современная демократия по своей сути
есть соединение всех возможных и так или иначе испытанных форм
политического опосредования действий и форм организации. Эту
идею несколько парадоксально заострил У.Черчилль, выступая в
британском парлименте 11 ноября 1947 года. "Демократия, - ска-
зал он, - самая плохая форма правления, если не считать все
остальные, которые время от времени подвергабися проверке".
Демократия плоха своей всеядностью (плюрализмом, толерант-
ностью). Это влечет множество неизбежных издержек, например,
например многократное дублирование функций, проработке мно-
жества альтернатив и т.п. В результате система по определению
не может быть достаточно эффективной для того, скажем, чтобы
"догнать и перегнать" или "осуществить радикальную реформу",
за пару лет втиснув страну в рамки капитализма образца
К.Маркса. Для эффективного решения таких задач как раз и го-
дится тоталитиаризм. Он или подобные "однозначные" системы,
претендующие на максимальную эффективность, как раз и подвер-
гаются, по мысли Черчилля, проверке. Она обычно подтверждает
эффективность "однозначной" системы, но тут же показывает раз-
рушительность, а то и просто бессмысленность поставленных це-
лей - перегняя, убежали в какой-то тупик, завоевывая новое
"жизненное пространство", едва не лигились того, что было,
устремляясь к "свободному рынку", рискуем форсировать тоталь-
ную дезорганизацию. С точки зрения Черчилля лучше не искушать
судьбу погоней за небывалыми и сверхэффективными формами прав-
ления, а удовольствоваться "худшим" - смешением того, что ра-
ботает и позволяет пусть медленно, но верно решать практи-
ческие задачи.
Подобная смешанная система кажется "худшей" с точки зре-
ния эффективности. Если же взглянуть не нее с точки зрения
надежности, то она предстанет "лучшей". Так и оценивал подоб-
ную систему Аристотель, называвший ее политией. Это слово
собственно означало устройство полиса, его конституцию. Эта
конституция как раз и является соединением, по необходимости
противоречивым, всех возможностей политической системы. Поли-
тию Аристотельь четко отличал от собственно демократии в ее
исходном смысле как прямого управления полисом всей массой
граждан, исключающего иные варианты.
Современная демократия решительно отличается от класси-
ческой, хотя и связана с ней, как, впрочем, и с классической
монархией и аристократией, с тимократией и теократией, с про-
чими частными формами правления. Отличие современной демокра-
тии от множества ранних смешанных систем заключается в после-
довательности и рациональности соединения испытанных временем
политических структур и связанных с ними функций. То, что мы
называем демократическими принципами и процедурами по существу
является рациональными средствами обеспечения устойчивости и
стабильности массивных, плотных и многоуровневых политических
систем современности. Современная демократия в результате
предстает как рациональное и критическое освоение сложными мо-
дернизированными политическими системами наследия всех трех
эпох, гибкое и прагматическое его использование.
Что значит быть демократом сегодня? Ответов на этот воп-
рос может быть дано множество. С точки зрения рассмотренных в
лекции проблем быть демократом означает прежде всего обрести
способность к непредвзятой и всесторонноей оценке максимально-
го числа, а в идеале всех наличных альтернатив. Это означает
также максимально полное знание политического наследия всех
эпох политического развития, способность рационально освоить
это наследие и использовать его в повседневной политической
жизни.
По самой своей сути современная демократия чужда зацикли-
ванию на стереотипах современности (модерна). В этом отношении
прорисовывается ее связь с движением к постмодерну. Не слишком
ли смелым является это допущение? Действительно ли уже виден
конец эпохе современности (модерну)? Думается, что само появ-
ление понятия постмодерн, рассуждения о конце истории являются
немаловажными симптомами. Еще важне осознание издержек и
дисфункций модернизации, выявление признаков ее исчерпанности
на собственной основе. Однако самым существенным свидетельст-
вом реальности приближения новой политической эпохи является
само развитие современной демократии, все более отчетливое ее
различение в сравнении не только с классической демократией,
но и с демократией популистской, которую как раз и следовало
бы называть современной, оставив за той демократией, что начи-
нает утверждать себя сегодня название постмодерной или ка-
кое-то иное, которое придумают люди новой политической эпохи.