Калашников Михаил Тимофеевич

Дважды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственных премий, генерал-лейтенант

Родился Михаил Тимофеевич 10 ноября 1919 года в селе Курья Алтайского края, в многодетной крестьянской семье. Отец - Калашников Тимофей Александрович (1883-1930). Мать - Калашникова Александра Фроловна (1884-1957). Супруга, Калашникова Екатерина Викторовна (1921-1977), - техник-конструктор, выполняла чертежные работы для Михаила Тимофеевича. Дочери: Нелли Михайловна (1942 г. рожд.), Елена Михайловна (1948 г. рожд.), Наталья Михайловна (1953-1983). Сын - Виктор Михайлович (1942 г. рожд.).

Родился и рос я на Алтае, в поселке Курья, но сызмала, с того самого момента, как начал осознавать себя, помню, что раньше наша семья жила в другом месте, в неведомых мне теплых краях - по рассказам родителей, они были похожи на потерянный рай... Все в нем жили отрадно, и там росли удивительные плоды: яблоки, "баргамоты", абрикосы, "гранклет". Уже в зрелом возрасте я узнал, что "гранклет" - это необычайно крупная слива сорта ренклод, "баргамоты" - это бергамот, большая сладкая груша... И до меня дошло наконец, что мои родители приехали на Алтай с Кубани. Из станицы Отрадной.

Родился я совсем хилым, и не было, как утверждает родня, такой болезни, которой бы я не переболел. А когда мне было шесть лет, чуть не умер. Я уже перестал дышать: родители убедились в этом, когда поднесли к носу куриное перышко - оно не шевельнулось. Позвали плотника, он прутиком замерил мой рост и ушел во двор делать гробик... Но стоило ему затюкать топором, как я стал тут же подавать признаки жизни. Плотника опять позвали в избу. Говорят, что он в сердцах сплюнул. "Такая сопливая малявка, - сказал. - А туда же - так притворился!"

В селе все давно привыкли, что если в нашей семье помирают, то непременно всерьез. У мамы, Александры Фроловны, было девятнадцать детей, и только восемь из них выжили.

В раннем детстве, а затем уже и подростком я не раз слышал, как мама, понизив голос, таинственно говорила соседкам, что Миша, мол, должен счастливо вырасти - родился в рубашке.

Метельными вечерами семья пела. Если сестренка Гаша останавливалась, отец вдруг потихоньку запевал... Чуть выжидала и присоединялась к нему мама, начинала рукой приглашать остальных, и все один за другим вступали - кроме меня. Меня никто не приглашал, хорошо знали, что "Миша и в поле напоется, когда один будет"... Как они пели, какие песни!

И "Славное море, священный Байкал", и "Ревела буря, гром гремел", и "Бежал бродяга с Сахалина"... И песню, которая почему-то тревожила меня больше остальных: "Скакал казак через долину, через Кавказские края", и у меня тоже отчего-то щемило душу - как у взрослого.

Дружная и работящая семья Калашниковых содержала свое хозяйство в достатке. Отец говаривал: "Криком избу не построишь, шумом дело не свершишь". Со всеми видами домашних, полевых и строительных работ члены семьи справлялись сами, не привлекая наемных работников. Родители с раннего детства приучали и привлекали своих детей к крестьянскому труду. Не было исключения и для одного из младших - Миши. В дошкольные годы ему поручалось пасти домашний скот и птицу, а позже - помогать на полевых работах. Однако в годы сплошной коллективизации крестьянских хозяйств и разделения их на бедных и богатых семья Калашниковых в числе других была раскулачена и выселена из Курьи (1930 год). Предстоял тяжелый, изнурительный переезд в таежную Сибирь, на необжитые места. Две старшие сестры к тому времени были уже замужем и остались на родине, а все остальные вместе с несколькими семьями односельчан прибыли на новое место жительства. Жили поначалу в бараках, расчищали в лесу делянки для поселения, постепенно начали строить свое хозяйство, разрабатывать целину под огороды. В это время умирает отец.

Места, где наша семья жила после переселения с Алтая в Сибирь, славились охотой. Наша жизнь в Сибири сделала охотником и меня. Впервые в жизни я взял тут в руки ружье, отцовское.

В школу я пошел, умея уже и читать, и писать. Это, видимо, тоже преимущество многодетных семей: либо тебя научат старшие, либо исхитришься и сам выучишься - лишь бы только не отстать от "больших".

Первой моей учительницей была Зинаида Ивановна - красивая, средних лет женщина с тихим, ласковым голосом. Каждый из нас видел в ней свою вторую маму, каждый мечтал заслужить ее похвалу. Она же с большим терпением и добротой воспитывала нас, таких разных по своему физическому и умственному развитию, деревенских ребятишек.

Несмотря на житейскую неустроенность и полуголодное существование семьи, младшим детям была предоставлена возможность продолжать учебу в школе. Михаилу учеба давалась без затруднений. Учителя были в основном ссыльные политические переселенцы, люди грамотные, с университетским образованием и жизненным опытом. Очень интересно проходили занятия в технических кружках. Михаил увлекался физикой, геометрией и литературой.

Шли годы. Из мечтателя-подростка я превратился в юношу - тоже еще мечтателя... Заканчивал учебу в последних классах школы по новому месту жительства. Начал задумываться над своей дальнейшей судьбой: кем быть? Всем почему-то казалось, что моя судьба предрешена: я непременно должен стать поэтом.

Стихи я начал писать еще в третьем классе. Трудно сказать, сколько всего было написано мною за школьные годы: стихи, дружеские шаржи и даже пьесы, которые исполнялись учениками нашей школы. Блокнот и карандаш были моими постоянными спутниками днем и ночью. Иногда неожиданно проснувшись в самую глухую пору, я доставал их из-под подушки и в темноте записывал рифмованные строки, которые утром едва мог разобрать.

Приходится признаться, что моя страсть к сочинительству хотя с годами и угасла, но не исчезла совсем. Став уже известным конструктором, я нет-нет да и "выдавал" шутливые стихи и эпиграммы, чаще всего по поводу каких-либо торжественных случаев или дружеских юбилеев.

Как-то в 1972 году мы с женой летели в Тулу, где мне "по совокупности работ" решили присвоить степень доктора технических наук, всю дорогу обменивались стихотворными шутками. Жена тоже иногда писала стихи и в дружеском кругу слыла "семейным поэтом".

Самолет, на котором мы летели, был из поршневых "Илов". Его корпус сильно дребезжал, беспрерывно слышались "выстрелы" из выхлопных труб. Но нас тревожило не это: насколько туляки всё взвесили и продумали процесс моей необычной "защиты", гладко ли она пройдет или же придется возвращаться домой несолоно хлебавши? Тут-то я и записал на листке:

В самолете от шума и гула

Раздается повсюду трезвон.

Как нас встретит "блошиная" Тула,

"подкует" или выгонит вон?

Но, может, я и правда стал бы поэтом, если бы не война... Горячо увлекался я в детские годы и техникой. Когда в руки мне попадался какой-нибудь неисправный механизм, для меня наступало сокровенное время исследования... Сперва я тащил находку домой и надежней припрятывал в свой тайник на чердаке. Улучив момент, доставал ее, брал в сарае отцовский инструмент и уходил за дом. Там раскручивал, отвинчивал, разбирал: мне было очень интересно узнать, как же эта штука работала и почему не работает сейчас? Чаще всего мне так и не удавалось восстановить механизм, но если такое случалось, я был очень доволен собой и гордо выходил из своего укрытия победителем!

Окончив 7-й класс, с позволения матери и отчима, Косача Ефрема Никитича, Миша совершил путешествие в родную Курью. Значительную часть тысячеверстного пути добирался пешком, какую-то - "зайцем" на железнодорожных платформах, а до Курьи из Поспелихи доехал на попутных подводах. Когда у юноши кончился взятый из дома сухой паек, приходилось прибегать к милости попутчиков и жителей деревень, через которые он проходил.

Приехав на родину, Михаил хотел устроиться на работу и остаться в Курье. Но постоянной работы для 15-летнего юноши в селе не нашлось, и, почувствовав, что семьям сестер он, безработный, будет в тягость, решил тем же способом вернуться к матери и отчиму. Проучившись там еще год, юный Михаил со своим другом-земляком Гавриилом перебирается в Курью, выправив себе не совсем законным способом справку для получения паспорта.

Через несколько месяцев после моего возвращения в Курью, когда мы с Гавриилом уже работали на машинно-тракторной станции, соблюдая особую осторожность, я занялся браунингом, привезенным с родины Гавриила. Развернул тряпки, в которые было завернуто это "нечто", неизвестное мне доселе, и замер. И страшно, и интересно! Трясущимися руками я принялся разбирать эту, как мне казалось, чудо-технику. Все было покрыто ржавчиной, и тем не менее я быстро справился с разборкой. И тут мне открылся новый мир механизмов - мир оружия!

Я так и не понял, почему все-таки не удалось довести его до рабочего состояния? Ведь все, кому я демонстрировал отдельные его детали и узлы, были единодушны во мнении: пистолет должен работать.

В последнее время именно на этой почве я подружился с нашим учителем физики, уже достаточно пожилым человеком, появление которого в наших местах было окружено сочувственной тайной. Учеников, которые выделялись своими знаниями, он отличал и называл на старинный манер: я у него был Калашников Михаил Тимофеев.

Я и сейчас не могу себе объяснить, что за психологическая закавыка тогда со мной произошла, но она оставила настолько яркую память о себе, что несколько десятков лет спустя, когда мне не без некоторого умысла друзья подсунули только что вышедший тогда роман Хемингуэя "Прощай, оружие!", я, сосредоточенный, как всегда, на чем-то своем, с удивлением долго вертел его в руках, листал, пробовал вчитываться в отдельные строчки, а сам все думал: ну при чем тут оружие?.. Вот если бы "Прощай, вечный двигатель!". А оружие что?

На пороге восемнадцатилетия Михаил с тем же дружком покинул родное село и добрался до станции Матай Туркестано-Сибирской железной дороги. Родной брат друга помог обоим устроиться на работу в депо. Михаил сперва работал учетчиком, а чуть позже - в Алма-Ате техническим секретарем в политотделе третьего отделения железной дороги. Стал активным комсомольцем, принимая инициативное участие во всех молодежных мероприятиях и начинаниях.

Осенью 1938 года Михаила Калашникова призывают в Красную Армию. Срочную службу он проходил в Киевском Особом военном округе (КОВО).

На сборном пункте я с завистью смотрел на сверстников, которых зачисляли в летные войска, в морфлот, в артиллерию или танковые части. Но туда, как правило, брали физически сильных ребят, тех, у кого косая сажень в плечах, - куда мне с ними тягаться!

Но мне опять повезло.

Сказал, что с детства очень люблю технику и кое-что в ней уже понимаю. А что ростом не вышел - что ж, какому-нибудь богатырю, с которым выпадет мне служить, будет в танке рядом со мной просторней...

После курса младших командиров в дивизионной школе, получив специальность механика-водителя танка, Калашников продолжил службу в танковом полку в городе Стрый.

В период службы Калашников проявил себя как изобретатель. Он разработал инерционный счетчик для учета фактического количества выстрелов из танковой пушки, изготовил специальное приспособление к пистолету ТТ для повышения эффективности стрельбы из него через щели в башне танка, создал прибор для учета моторесурса танка.

В сохранившейся газете "Красная Армия" (орган КОВО) от 19 января 1941 года опубликован отчет о проведении окружной конференции армейских рационализаторов и изобретателей, в котором с положительным отзывом отмечается изобретение курсантом танковой школы Калашниковым Михаилом комбинированного счетчика моторесурса танка. В этой же газете есть и статья самого Михаила с описанием устройства и действия прибора. Из статьи явствует, что прибор этот довольно непростой и имеет важное предназначение.

О приборе доложили генералу армии Г.К.Жукову. В то время он командовал Киевским Особым военным округом. Жуков дал команду, чтобы создатель счетчика прибыл к нему.

Не без робости входил я в кабинет прославленного генерала, героя боев на реке Халхин-Гол. Когда докладывал о своем прибытии, голос мой срывался. И, видимо, заметив мое состояние, Георгий Константинович улыбнулся. Исчезла суровость с его широкого лица, подобрел взгляд.

Командующий был не один. В кабинете находилось несколько генералов и офицеров. Все они внимательно знакомились с чертежами и самим прибором.

"Хотелось бы послушать вас, товарищ Калашников, - повернулся ко мне Г.К.Жуков. - Расскажите нам о принципе действия счетчика и о его назначении".

Так впервые в жизни довелось докладывать столь представительной комиссии о своем изобретении, откровенно говорить о его сильных и слабых сторонах. Много раз за последующие пятьдесят лет конструкторской деятельности приходилось мне защищать созданные образцы, отстаивать свои позиции, драться за воплощение конструкторских идей в жизнь, иногда быть и битым. А этот первый доклад, сбивчивый от волнения, не совсем связанный логически, врезался в память на всю жизнь.

После беседы с командующим Калашникова направили в Киевское танковое техническое училище. В мастерских училища предстояло изготовить два опытных образца прибора и подвергнуть их всестороннему испытанию на боевых машинах. В короткий срок задание было выполнено.

И вновь встреча с генералом армии Г.К.Жуковым, уже после завершения испытаний. По времени она была гораздо короче первой. Командующий поблагодарил меня за творческую инициативу и объявил о награждении ценным подарком - часами. Тут же отдал распоряжение командировать красноармейца Калашникова в Москву. Мне предписывалось прибыть в одну из частей Московского военного округа, на базе которой проводились сравнительные испытания прибора.

Я не вернулся не только в часть, но и в свой округ. Распоряжением начальника Главного бронетанкового управления РККА меня командировали на один из ленинградских заводов, где счетчик после отработки рабочих чертежей предстояло запустить в серию.

Опытный образец счетчика успешно выдержал лабораторные испытания в заводских условиях. В Главное бронетанковое управление РККА отправили документ, подписанный главным конструктором завода, где отмечалось, что по сравнению с существующими приборами этот проще по конструкции, надежнее в работе, легче по весу и меньше по габаритам. Этот документ датирован 24 июня 1941 года.

Через несколько дней я прощался с заводом, с рабочими и инженерами, ставшими для меня близкими за время напряженной совместной работы. На всю жизнь запомнил слова главного конструктора, обнявшего меня на прощание: "Воюйте хорошо, молодой друг. И пусть вас никогда не покидает вера в силы тех, кто остался здесь. А прибор ваш мы доведем обязательно, только позже, после скорой победы над врагом".

Воевать против немецко-фашистских захватчиков старший сержант Калашников начал в августе 1941 года командиром танка. Однако долго воевать ему было не суждено.

Наш батальон воевал порой даже непонятно где: то ли в тылу врага, то ли на передовой. Бесконечные марши, удары во фланг, короткие, но ожесточенные атаки, выходы к своим. Бросали нас преимущественно туда, где туго приходилось пехоте.

Многое в те тяжелые дни зависело от умения, выдержки, тактической сметки командиров. Подавая личный пример мужества в атаке, стойкости в обороне, они сплачивали нас на решительные действия. Будто вновь слышу голос командира роты: "Калашников, остаешься за командира взвода. Будем прикрывать правый фланг стрелкового полка. Внимательно следи за моей машиной".

В начале октября 1941 года под Брянском я был тяжело ранен в плечо осколками и контужен. Случилось это в одной из многочисленных контратак, когда наша рота, заходя во фланг немцам, нарвалась на артиллерийскую батарею. Первым загорелся танк командира роты. Потом вдруг гулкое эхо ударило мне в уши, на мгновение в глазах вспыхнул необычайно яркий свет...

Сколько находился без сознания, не знаю. Наверное, довольно продолжительное время, потому что очнулся, когда рота уже вышла из боя. Кто-то пытался расстегнуть на мне комбинезон. Левое плечо, рука казались чужими. Как сквозь сон, услышал: "В рубашке родился!"

После трудного недельного выхода из окружения при помощи боевых товарищей сержант Калашников был направлен в эвакогоспиталь в город Трубчевск, а чуть позже - в военный госпиталь, расположенный в Ельце.

Еще в госпитале у Калашникова зародилась мысль о разработке пистолета-пулемета, которых тогда у красноармейцев было еще очень мало, многие из них воевали с трехлинейной винтовкой Мосина.

С бьющимся сердцем просыпался, и тут начиналось другое мучение: долгие стоны соседей. Их тоже одолевали кошмары, они тоже просыпались один за другим: в палате вдруг наступала удивительная тишина. Не потому, что все спали - наоборот.

Имея достаточно много свободного времени, Калашников начал интересоваться технической литературой и наставлениями по оружию из госпитальной библиотеки.

Рисуя и вычерчивая вариант за вариантом детали пистолета-пулемета, Калашников ко времени выписки из госпиталя в шестимесячный восстановительный отпуск имел в своей тетради эскизы деталей задуманного пистолета-пулемета и общего вида в разрезе.

Желание изготовить свой пистолет-пулемет без промедления было так велико, что при возвращении домой Михаил, не заезжая в Курью, решил проехать до станции Матай - места довоенной работы. Здесь в мастерских депо при помощи давних друзей и знакомых с позволения начальника изготовил первый пистолет-пулемет.

Что же с ним делать дальше? А этого мы и сами не знали...

Единственное, в чем мы были абсолютно уверены, так это в том, что сделали очень важное и нужное дело, которое в какой-то степени может приблизить победу над вражеской Германией. Каждый из нас с трепетным чувством брал в руки отливающий черным лаком пистолет-пулемет номер один, любовно, по-отечески, разглядывал его и с необыкновенной бережностью передавал в руки товарища. Мы очень гордились своей работой!

С готовым пистолетом-пулеметом М.Т.Калашников поехал в Алма-Ату. Был принят секретарем ЦК компартии Казахстана Кайшигуловым, который направил изобретателя в находившийся в Алма-Ате в эвакуации Московский авиационный институт имени С.Орджоникидзе.

В институте была создана рабочая группа (в обиходе ее называли "спецгруппа ЦК КП(б) Казахстана"), которой поручили заниматься дальнейшей доводкой пистолета-пулемета. В нее вошли старший преподаватель Е.П.Ерусланов и несколько студентов старших курсов, работавших по совместительству в лаборатории кафедры. Молодость, увлеченность делом не просто сблизили, но и сдружили нас. Душой, заводилой в группе, неуемным в работе и дотошным в решении всех технических вопросов был Сергей Костин, позднее ставший профессором и вырастивший немало учеников. Большую помощь в овладении техникой проектирования, черчения мне оказывал Вячеслав Кучинский, впоследствии тоже профессор, кандидат технических наук.

Слесарь-лекальщик М.Ф.Андриевский (он изготовлял лекала, специнструменты, штампы, участвовал в сборке образца), фрезеровщик К.А.Гудим, токарь Н.И. Патутин, медник М.Г.Черноморец оказали неоценимую помощь в доводке образца. Ближе к концу к работе над пистолетом-пулеметом подключились и сотрудники кафедры "Резание, станки и инструменты" - начальник лаборатории В.И.Суслов и К.К.Канал, по национальности латыш.

Пистолет-пулемет понравился секретарю ЦК КП(б) Казахстана Кайшигулову, и он направил меня в Самарканд, в Артиллерийскую академию имени Дзержинского, выдав рекомендательные письма в Военный совет Среднеазиатского военного округа и к профессору А.А.Благонравову - выдающемуся авторитету в области проектирования оружия.

И вот докладываю генералу о своем прибытии, вручаю ему рекомендательные письма. Анатолий Аркадьевич прочитал их и произнес: "Письма - это, конечно, хорошо. Я бы лучше хотел взглянуть на сам образец".

Разместив свой образец на рабочем столе генерала, я стал объяснять ему его устройство, показывать чертеж и результаты испытаний. Благонравов внимательно слушал, смотрел, а потом вдруг стал сам разбирать пистолет-пулемет. Причем делал это он настолько уверенно и быстро, словно не раз до этого видел образец и хорошо знаком с его устройством. Ревнивое чувство шевельнулось во мне... Хотя и приятно было видеть этого седовласого генерала, так заинтересовавшегося моим детищем.

Разложив на столе все по отдельности, генерал стал расспрашивать о трудностях изготовления моего образца. Очень удивился, когда узнал, что у меня нет специального образования, а лежащий перед ним пистолет-пулемет номер один был сделан в мастерских паровозного депо и доработан в МАИ, в Алма-Ате. Задал еще несколько вопросов, никак, казалось бы, не относящихся к причине моего появления здесь: о моей семье, о работе до армии, о службе, о фронтовой жизни... Я уже не докладывал, а, как своему старшему другу, рассказывал обо всем этому внимательно слушающему генералу.

Оба документа хранятся с той поры в архиве Михаила Тимофеевича.

От А.А.Благонравова сержант М.Т.Калашников уехал с двумя документами-заключениями. Вот текст одного из них:

"Секретарю ЦК КП(б) Каз. тов.Кайшигулову

Копия: зам. начальника артиллерии САВО интенданту 1-го ранга тов. Данкову

При сем отправляю отзыв по пистолету-пулемету конструкции старшего сержанта тов. Калашникова М.Т.

Несмотря на отрицательный вывод по образцу в целом, отмечаю большую и трудоемкую работу, проделанную тов. Калашниковым с большой любовью и упорством в чрезвычайно неблагоприятных местных условиях. В этой работе тов. Калашников проявил несомненную талантливость при разработке образца, тем более если учесть его недостаточное техническое образование и полное отсутствие опыта работы по оружию. Считаю весьма целесообразным направление тов. Калашникова на техническую учебу, хотя бы на соответствующие его желанию краткосрочные курсы воентехников, как первый шаг, возможный для него в военное время.

Кроме того, считаю необходимым поощрить тов. Калашникова за проделанную работу.

Приложение: отзыв на двух листах".

Подпись и дата: 8 июля 1942 года.

Можно полагать (и сам Калашников такого мнения), что именно этот отзыв открыл ему путь к профессиональной конструкторской работе. С этой рекомендацией и при содействии командования Среднеазиатского (Туркестанского) военного округа Калашников командируется в Главное артиллерийское управление РККА. Образец, с которым он приехал в Москву, особых преимуществ по тактико-техническим характеристикам перед выпускавшимися промышленностью пистолетами-пулеметами ППД, ППШ и ППС не имел, но по компоновке был привлекателен.

В Главном артиллерийском управлении (ГАУ) Калашникова встретили доброжелательно. Специалисты - главные заказчики стрелкового оружия обратили внимание на творческие способности Калашникова и направили его в командировку на Центральный научно-исследовательский полигон стрелково-минометного вооружения (НИПСМВО) в город Коломну.

На полигоне Калашникова определили в конструкторское бюро. Здесь он продолжил работу над совершенствованием пистолета-пулемета, затем сконструировал еще ручной пулемет и самозарядный карабин. Все образцы предъявлялись на конкурсные испытания, и хотя на вооружение приняты не были, но послужили хорошей конструктивной базой для последующей работы над созданием в недалеком будущем автомата АК-47.

Утром начались испытания образцов. На конкурс представлялись три отличающихся друг от друга пулемета - В.А.Дегтярева, С.Г.Симонова и мой. Они дошли до финальной части соревнований. Не буду рассказывать о всех подробностях полигонных испытаний. Скажу лишь, что мой образец не выдержал экзамена. Комиссия сделала вывод: он не имеет преимуществ перед принятыми ранее на вооружение армии изделиями. Так и ручной пулемет стал достоянием музея.

Неудача, признаться, крепко ударила по моему самолюбию. Не легче было и оттого, что конкурсная комиссия не одобрила тогда и образцы многоопытного В.А.Дегтярева, что не выдержал в дальнейшем испытаний и сошел с дистанции симоновский пулемет.

А я после очередного поражения сделал для себя вывод: как можно глубже изучать все то, что сделано и делается в этой области. Иначе никогда ничего не сделать стоящего. Поэтому я с удвоенным энтузиазмом снова стал проводить дни в полигонном музее, пересмотрел все, что там было из области стрелкового оружия.

Здесь оказалась действительно уникальная коллекция оружия. Она наглядно, в конкретных образцах прослеживала его эволюцию. Я брал в руки винтовки, карабины, пистолеты, автоматы, пулеметы и размышлял о том, насколько оригинальны могут быть конструкторские решения, непредсказуем полет творческой мысли изобретателей и насколько схожи порой в исполнении многие наши и зарубежные образцы оружия.

Вглядываюсь в опытные образцы пулеметов системы Федорова - Дегтярева, Федорова - Шпагина, знакомлюсь с конструкциями автоматических винтовок систем Федорова, Дегтярева, Токарева... Разбираю, ощупываю пальцами каждый шлиц и выступ, изучаю автоматику. Восхищаюсь разнообразием подходов к проектированию.

Я по многу раз разбирал образцы, изучая взаимодействие их частей и механизмов. И каждый раз я искал причину: почему же они не прошли испытаний, в чем дело?

Кроме того, я просмотрел множество литературы по методикам испытаний и документов по проведенным испытаниям. Беседовал я на эти темы и со специалистами, опытными испытателями. И везде искал ответ на свой вопрос: "Почему же я потерпел эти два поражения, в чем ошибка?" После первых поражений я находился на распутье. Были и советчики, которые говорили мне: "Не пора ли тебе заняться чем-нибудь другим, а не оружием?"

С годами, в соревнованиях с коллегами-конкурентами пришло понимание, что при конструировании необходимо учитывать удобства обращения с оружием, или, как мы сейчас говорим, удобства в эксплуатации. Добиваться максимальной простоты устройства, надежности в работе. Не допускать применения деталей малых размеров, которые могут быть утеряны при разборке. И так далее. Только последовательно, путем проб и ошибок я нашел этот подход к своему конструкторскому труду.

Пришло понимание, что существует главный критерий простоты и надежности. Причем не на уровне специалиста, а на уровне солдата.

А в 1945 победном году Калашников начинает работать над автоматическим оружием под патрон образца 1943 года. В числе трех других технических проектов, участвовавших в конкурсе, проект его автомата признается достойным для изготовления в металле.

Для изготовления автоматов мне предложили выехать в Ковров...

В Коврове никогда не был, но хорошо знал, что там работает знаменитый конструктор оружия Василий Алексеевич Дегтярев. Да и Петр Максимович Горюнов тоже ковровец.

Смущало то обстоятельство, что в Коврове уже привыкли работать с высокими авторитетами и чинами. Ведь Дегтярев - генерал, да и другие явно повыше меня чином... Примут ли там молодого чужака, неизвестного сержанта-конструктора? Ведь, по сути, я еду соревноваться с прославленным генералом-оружейником. В родных ему стенах. В его доме!

Как это ни парадоксально, проработав почти год в Коврове, я так ни разу и не встретился со знаменитым конструктором. Мы отрабатывали каждый свои образцы, словно отгороженные каким-то невидимым забором.

Но вот подошло время подавать заявку на сравнительные испытания. Поработали мы на славу, что называется - выложились, зато стало очевидно, что наш образец работоспособен и живуч и если его надо будет дорабатывать, то не меняя основного принципа. В Ковров прибыли представители главного заказчика - ГАУ, с тем чтобы перед отправкой проверить, в полной ли мере реализованный проект удовлетворяет требованиям конкурса. Главные из них - обеспечение заданных нормативов по кучности боя, по весу и габаритам оружия, по безотказности в работе, живучести деталей и по простоте устройства автомата.

И вот один за другим на полигон стали приезжать конструкторы. В.А.Дегтярев шел от машины, не глядя по сторонам, думая о чем-то своем. Прославленного конструктора Г.С.Шпагина я узнал сразу, едва встретил его на одной из дорожек военного городка. Видимо, хорошо запомнил его лицо по публиковавшимся в газетах снимкам. С Сергеем Гавриловичем Симоновым поздоровались как давние знакомые.

Опять закрадывалась эта коварная мысль: "С кем ты взялся соперничать? Собирай вещички - тебе придется улепетывать с полигона первым!" Но тут же как будто из глубины детства выплывало спасительное: "Ноги босы, грязно тело, и едва прикрыта грудь. Не стыдися, что за дело? Это многих славный путь". "Многих! - твердил я себе. - Не боги, в самом деле, горшки обжигают... многих!"

Первым сдался и уехал Шпагин. Расшифровав первоначальные записи скоростей движения автоматики своего образца, сопоставив данные, он, огорченный, заявил, что покидает полигон. Позже создатель ППШ и вовсе отказался от дальнейшего участия в конкурсной программе. Все чаще захлебывался от невероятного напряжения, перегреваясь от бесконечной стрельбы, образец Дегтярева. Его автомат не показал хороших результатов, и Василий Алексеевич засобирался обратно в Ковров. Тут же пошли слухи, что старейшина конструкторов стрелкового оружия готовится нанести мощный удар конкурентам в следующем туре испытаний. Однако этого не случилось. Как ни странно, позже, уже во втором туре, он, как и Шпагин, вышел из соревнования добровольно, не стал прилагать больших усилий к доработке образца. Не стану гадать, чем объяснялась подобная пассивность выдающегося конструктора. Может, сказалась и усталость, напряжение военной поры.

После доработки чертежей автомата в городе Коврове была изготовлена еще одна небольшая партия автоматов для повторных испытаний. Автоматы соответствовали всем требованиям программы испытаний.

На повторные испытания с последующим устранением недостатков комиссия рекомендовала лишь три образца оружия. Среди них - и мой автомат.

Я был переполнен счастьем, хотя до окончательной победы было еще ой как далеко. Ведь из трех образцов только один мог иметь право на жизнь. И чтобы достичь в этом соревновании лучших результатов, предстояло не просто доработать оружие, а сделать еще один качественный рывок вперед. Надо было упростить отдельные детали, облегчить вес автомата, а это плохо сочеталось с улучшением кучности боя, на что мне тоже указали как на недостаток. Требовалось устранить возможность повторения задержек при стрельбе. Словом, слабых мест в образце хватало. В блокноте появились записи, расчеты, эскизные наброски, направленные на совершенствование автомата. И вновь путь в Ковров.

В это время у нас с Сашей Зайцевым, моим коллегой, другом и помощником, втайне от руководства созрел дерзкий замысел: маскируясь доработками, сделать капитальную перекомпоновку всего автомата. Мы шли, конечно, на известный риск: условиями конкурса перекомпоновка не предусматривалась. Но она значительно упрощала устройство оружия, повышала надежность его в работе в самых тяжелых условиях. Так что игра стоила свеч. Беспокоило одно: сумеем ли уложиться в срок, отведенный для доработки образца.

В свой тайный план мы все-таки посвятили главного инженера Дейкина. Вникнув в расчеты и эскизные наброски, он не просто поддержал нашу затею, но и помог советами как специалист по стрелковому оружию. Владимир Сергеевич был удивительным человеком, тонко чувствовавшим новаторские идеи, умевшим уловить творческую инициативу и помогавшим обязательно развить ее. В моей судьбе конструктора и судьбе АК-47 он сыграл немалую роль.

Перед отправкой автоматов на последний тур испытаний в Ковров приехали представители заказчика. По их воле тогда мы и встретились впервые с В.А.Дегтяревым лицом к лицу.

- Теперь вы можете открыть друг другу карты, - пошутил один из представителей заказчика, когда знакомил меня с прославленным конструктором.

Василий Алексеевич улыбнулся как-то устало, словно на него давила невидимая тяжесть, движения его мне показались слишком уж замедленными, походка была заметно шаркающей. Правда, он сразу оживился, увидев наш образец оружия.

- Что ж, давайте посмотрим, что нынче творят молодые. - И Дегтярев стал внимательно разглядывать каждую часть, каждую деталь автомата, разбираемого мною тут же, на столе.

- Да, хитро придумано, - произнес Василий Алексеевич, беря в руки затворную раму, крышку ствольной коробки. - Считаю оригинальным и решение с переводчиком огня.

Дегтярев не скрывал своих оценок, размышляя вслух.

- Мне представляется, посылать наши автоматы на испытания нет смысла. Конструкция образцов сержанта совершеннее наших и гораздо перспективнее. Это видно и невооруженным глазом. Так что, товарищи представители заказчика, наши образцы, наверное, придется сдавать в музей!

Он стоял в генеральском мундире с многочисленными орденскими планками, со Звездой Героя, с лауреатским знаком и с депутатским "флажком" на кителе. Стоял с моим автоматом в руке и, чуть грустно улыбаясь, говорил, что этот образец конечно же лучше его собственного...

На полигон, однако, где испытывались наши автоматы, Василий Алексеевич Дегтярев все-таки привез свои образцы. Его уговорили представители главного заказчика. Но уже вскоре конструктор снял свое оружие с соревнования: слишком много оказалось задержек во время стрельбы. Предсказание самого В.А.Дегтярева о судьбе своих образцов оказалось вещим - они заняли место в музее.

А условия испытаний всё усложнялись. Одна из неприятных процедур - замачивание заряженных автоматов в болотной жиже и после определенной выдержки ведение огня. Казалось, детали насквозь пропитывались влагой.

Действительно, испытание грязной водой образец прошел достойно, без единой задержки отстреляли полностью магазин. На очереди не менее тяжкий экзамен - "купание" оружия в песке. Сначала его тащили по земле за ствол, потом - за приклад. Как говорится, вдоль и поперек волочили, живого места на изделии не оставили.

Каждая щелка и каждый паз были забиты песком. Тут не хочешь, да засомневаешься, будет ли дальнейшая стрельба идти без задержки. Один из инженеров даже выразил сомнение, можно ли будет сделать из образцов хоть один выстрел.

Когда автоматы проходили, что называется, через огонь и воду, мы с В.С.Дейкиным и Сашей Зайцевым воочию увидели, что не зря вместо доработки образца решились на полную перекомпоновку. После нескольких выстрелов зачихал, а потом и смолк вовсе автомат моего конкурента.

Испытания подходили к концу. Скрупулезно подсчитывались результаты стрельб, сравнивались по каждому параметру.

Комиссия составила отчет. Меня ознакомили с окончательным выводом: "Рекомендовать 7,62-мм автомат конструкции старшего сержанта Калашникова для принятия на вооружение".

"Огни и воды" автомат перед этим прошел... Неужели запели наконец и "медные трубы" нашей общей победы?

На календаре значился 1947 год. Появление автоматов Калашникова на мировой арене стало одним из признаков того, что в Советском Союзе настала новая техническая эра. 1947 год стал во многом переломным в жизни страны, в том числе и в обеспечении надежной обороноспособности в условиях усиливающейся "холодной войны". Именно в сорок седьмом советские ученые раскрыли секрет атомной бомбы. В тот год была проведена денежная реформа и отменены продовольственные карточки. Восставая из разрухи, наша страна показывала всему миру, насколько велик ее научный, технический, экономический и культурный потенциал.

В 1948 году Калашников командируется на завод в город Ижевск, где было намечено освоение образца и изготовление войсковой партии автоматов.

Всесторонняя эксплуатация автоматов в войсках показала, что АК-47 - именно такое индивидуальное оружие, какое нужно солдату. В начале 1949 года вышло правительственное постановление о п