КУБАНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ АГРАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
СУЩНОСТЬ, ПРОБЛЕМЫ И ОТНОШЕНИЕ К
СМЕРТИ В РАЗЛИЧНЫХ РЕЛИГИЯХ.
Реферат по культурологии
Студента I курса юрфака 106 группы
Хмельницкого С.В.
Преподаватель: Аникин Р.В.
2001
Краснодар.
Оглавление
Введение.
1. Измерения проблемы жизни, смерти и бессмертия.
А. Биологическое.
Б. Связанное со спецификой жизни.
В. Связанное с идеей бессмертия.
2. Отношение к смерти, проблемы жизни, смерти и бессмертия
в религиях мира.
А. Отношение людей к смерти.Почему люди боятся смерти?
Б. Клиническая и естественная смерть – в чем разница?.
В. Отношение к смерти христианства.
Г. Отношение к смерти ислама.
Д. Отношение к смерти буддизма.
Е. Концепции жизни, смерти и бессмертия, основанные на безрелигиозном и
атеистическом подходе к миру и человеку.
3. Жизнь после смерти: мнения ученых и свидетельства очевидцев.
Заключение.
Используемая литература.
Введение.
Жизнь и смерть - вечные темы духовной культуры человечества во всех ее
подразделениях. О них размышляли пророки и основоположники религий,
философы и моралисты, деятели искусства и литературы, педагоги и медики.
Вряд ли найдется взрослый человек, который рано или поздно не задумался бы
о смысле своего существования, предстоящей смерти и достижении бессмертия.
Эти мысли приходят в голову детям и совсем юным людям, о чем говорят стихи
и проза, драмы и трагедии, письма и дневники. Только раннее детство или
старческий маразм избавляют человека от необходимости решения этих проблем.
По сути дела, речь идет о триаде: жизнь - смерть - бессмертие, поскольку все духовные системы человечества исходили из идеи противоречивого единства этих феноменов. Наибольшее внимание здесь уделялось смерти и обретению бессмертия в жизни иной, а сама человеческая жизнь трактовалась как миг, отпущенный человеку для того, чтобы он мог достойно подготовиться к смерти и бессмертию.
За небольшими исключениями у всех времен и народов высказывались о
жизни достаточно негативно, Жизнь - страдание (Будда: Шопенгауэр и др.);
жизнь - сон (Платон, Паскаль); жизнь - бездна зла (Древний Египет); " Жизнь
- борьба и странствие по чужбине" (Марк Аврелий); "Жизнь - это повесть
глупца, рассказанная идиотом, полна шума и ярости, но лишенная смысла"
(Шекспир); "Вся человеческая жизнь глубоко погружена в неправду" (Ницше) и
т.п.
Об этом же говорят пословицы и поговорки разных народов типа "Жизнь -
копейка". Ортега-и-Гассет определил человека не как тело и не как дух, а
как специфически человеческую драму. Действительно, в этом смысле жизнь
каждого человека драматична и трагична: как бы удачно не складывалась
жизнь, как бы она не была длительна - конец ее неизбежен. Греческий мудрец
Эпикур сказал так: "Приучай себя к мысли, что смерть не имеет к нам
никакого отношения. Когда мы существуем, смерть еще не присутствует, а
когда смерть присутствует, тогда мы не существуем".
Смерть и потенциальное бессмертие - самая сильная приманка для философского ума, ибо все наши жизненные дела должны, так или иначе, соизмеряться с вечным. Человек обречен на размышления о жизни и смерти и в этом его отличие от животного, которое смертно, но не знает об этом. Смерть вообще - расплата за усложнение биологической системы. Одноклеточные практически бессмертны и амеба в этом смысле счастливое существо.
Когда организм становится многоклеточным, в него как бы встраивается механизм самоуничтожения на определенном этапе развития, связанный с геномом.
Столетиями лучшие умы человечества пытаются хотя бы теоретически опровергнуть этот тезис, доказать, а затем и воплотить в жизнь реальное бессмертие. Однако идеалом такого бессмертия является не существование амебы и не ангельская жизнь в лучшем мире. С этой точки зрения человек должен жить вечно, находясь в постоянном расцвете сил. Человек не может смириться с тем, что именно ему придется уйти из этого великолепного мира, где кипит жизнь. Быть вечным зрителем этой грандиозной картины Вселенной, не испытывать "насыщения днями" как библейские пророки - может ли быть что- то более заманчивым?
Но, размышляя об этом, начинаешь понимать, что смерть - пожалуй, единственное, перед чем все равны: бедные и богатые, грязные и чистые, любимые и нелюбимые. Хотя и в древности, и в наши дни постоянно делались и делаются попытки убедить мир, что есть люди, побывавшие "там" и вернувшиеся назад, но здравый рассудок отказывается этому верить. Требуется вера, необходимо чудо, какое совершил евангельский Христос, "смертию смерть поправ". Замечено, что мудрость человека часто выражается в спокойном отношении к жизни и смерти. Как сказал Махатма Ганди: "Мы не знаем, что лучше - жить или умереть. Поэтому нам не следует ни чрезмерно восхищаться жизнью, ни трепетать при мысли о смерти. Мы должны одинаково относиться к ним обоим. Это идеальный вариант". А еще задолго до этого в "Бхагавадгите" сказано: "Воистину, смерть предназначена для рожденного, а рождение неизбежно для умершего. О неизбежном - не скорби".
Вместе с тем, немало великих людей осознавали эту проблему в трагических тонах. Выдающийся отечественный биолог И.И. Мечников, размышлявший о возможности "воспитания инстинкта естественной смерти", писал о Л.Н.Толстом: "Когда Толстой, терзаемый невозможностью решить эту задачу и преследуемый страхом смерти, спросил себя, не может ли семейная любовь успокоить его душу, он тотчас увидел, что это - напрасная надежда. К чему, спрашивал он себя, воспитывать детей, которые вскоре очутятся в таком же критическом состоянии, как и их отец? Зачем мне любить их, растить и блюсти их? Для того же отчаяния, которое во мне, или для тупоумия? Любя их, я не могу скрывать от них истины, - всякий шаг ведет их к познанию этой истины. А истина - смерть".
1. Измерения проблемы жизни, смерти и бессмертия.
А. Первое измерение проблемы жизни, смерти и бессмертия - биологическое, ибо эти состояния являют по сути дела различные стороны одного феномена. Давно уже была высказана гипотеза панспермии, постоянного наличия жизни и смерти во Вселенной, постоянного их воспроизводства в подходящих условиях. Известно определение Ф. Энгельса: "Жизнь есть способ существования белковых тел, и этот способ существования состоит по своему существу в постоянном самообновлении химических составных частей этих тел", акцентирует космический аспект жизни.
Рождаются, живут и умирают звезды, туманности, планеты, кометы и другие
космические тела, и в этом смысле не исчезает никто и ничто. Данный аспект
наиболее разработан в восточной философии и мистических учениях, исходящих
из принципиальной невозможности только разумом понять смысл этого
вселенского кругооборота. Материалистические концепции строятся на феномене
самопорождения жизни и самопричинения, когда, по словам Ф. Энгельса, " с
железной необходимостью" порождается жизнь и мыслящий дух в одном месте
Вселенной, если в другом он исчезает.
Осознание единства жизни человека и человечества со всем живым на планете, с ее биосферой, равно как и потенциально возможными формами жизни во Вселенной имеет огромное мировоззренческое значение.
Это идея святости жизни, права на жизнь для любого живого существа уже
в силу самого факта рождения принадлежит к числу вечных идеалов
человечества. В пределе, вся Вселенная и Земля рассматриваются как живые
существа, а вмешательство в еще плохо познанные законы их жизни черевато
экологическим кризисом. Человек предстает как малая частица этой живой
Вселенной, микрокосмос, вобравший в себя все богатство макрокосмоса.
Чувство " благоговения перед жизнью", ощущение своей причастности к
удивительному миру живого в той или иной степени присуще любой
мировоззренческой системе. Даже, если биологическая, телесная жизнь
считается неподлинной, транзитной формой человеческого существования, то и
в этих случаях (например, в христианстве) человеческая плоть может и должна
обрести иное, цветущее состояние.
Б. Второе измерение проблемы жизни, смерти и бессмертия связано с
уяснением специфики человеческой жизни и ее отличия от жизни всего живого.
Уж более тридцати веков мудрецы, пророки и философы разных стран и народов
пытаются найти этот водораздел. Чаще всего полагают, что все дело в
осознании факта предстоящей смерти: мы знаем, что умрем и лихорадочно ищем
путь к бессмертию. Все остальное живое тихо и мирно завершает свой путь,
успев воспроизвести новую жизнь или послужить удобрением почвы для другой
жизни. Человек же обречен на мучительные пожизненные раздумья о смысле
жизни или ее бессмысленности, изводит этим себя, а часто и других, и
вынужден топить эти проклятые вопросы в вине или наркотиках. Отчасти это
верно, но возникает вопрос: как быть с фактом смерти новорожденного
ребенка, который не успел еще ничего понять, или умственно отсталого
человека, который не в состоянии ничего понимать? Считать ли началом жизни
человека момент зачатия (который невозможно точно определить в большинстве
случаев) или момент рождения.
Известно, что умирающий Л.Н.Толстой, обращаясь к окружающим, сказал, чтобы они обратили свои взоры на миллионы других людей, а не глядели на одного льва. Безвестная, и никого не трогающая кроме матери смерть, смерть маленького существа от голода где-нибудь в Африке и пышные похороны всемирно известных лидеров перед лицом вечности не имеют различий. В этом смысле глубоко прав английский поэт Д.Донн, сказавший, что смерть каждого человека умаляет все человечество и поэтому "никогда не спрашивай, по кому звонит колокол, он звонит по тебе".
Очевидно, что специфика жизни, смерти и бессмертия человека прямо связаны с разумом и его проявлениями, с успехами и достижениями человека в течение жизни, с оценкой его современниками и потомками. Смерть многих гениев в молодом возрасте, бесспорно, трагична, но при этом нет оснований считать, что их последующая жизнь, если бы она состоялась, дала бы миру нечто еще более гениальное. Здесь действует какая-то не вполне ясная, но эмпирически очевидная закономерность, выражаемая христианским тезисом: "Бог прибирает в первую очередь лучших".
В этом смысле жизнь и смерть не охватывается категориями рационального познания, не укладывается в рамки жесткой детерминистической модели мира и человека. Рассуждать об этих понятиях хладнокровно можно до определенного предела. Он обусловлен личной заинтересованностью каждого человека и его способностью к интуитивному постижению предельных оснований человеческого бытия. В этом отношении каждый подобен пловцу, прыгнувшему в волны среди открытого моря. Надеяться надо только на себя, несмотря на человеческую солидарность, веру в Бога, Высший разум и т.д. Уникальность человека, неповторяемость личности проявляется здесь в высочайшей степени. Генетики подсчитали, что вероятность появления на свет именно этого человека от данных родителей составляет один шанс на сто триллионов случаев. Если уж это свершилось, то какое же поражающее воображение многообразие человеческих смыслов бытия предстает перед человеком, когда он задумывается о жизни и смерти?
В. Третье измерение этой проблемы связано с идеей обретения бессмертия,
которая рано или поздно становится в центр внимания человека, особенно если
он достиг зрелого возраста.
Выделяют несколько видов бессмертия, связанных с тем, что после человека
остается его дело, дети, внуки и т.д., продукты его деятельности и личные
вещи, а также плоды духовного производства (идеи, образы и т.д.).
Первый вид бессмертия - в генах потомства, близок большинству людей.
Кроме принципиальных противников брака и семьи и женоненавистников, многие
стремятся увековечить себя именно этим способом. Одним из мощных влечений
человека является стремление увидеть свои черты в детях, внуках и
правнуках. В королевских династиях Европы прослежена передача определенных
признаков (например, носа у Габсбургов) на протяжении нескольких поколений.
С этим связывается наследование не только физических признаков, но и
нравственных принципов семейного занятия или ремесла и т.д. Историки
установили, что многие выдающиеся деятели русской культуры 19 века
находились в родстве (пусть и отдаленном) между собой. Один век
включает в себя четыре поколения.
Таким образом, за две тысячи лет сменилось 80 поколений, и 80-й предок каждого из нас был современником Древнего Рима, а 130-й - современником египетского фараона Рамзеса II.
Второй вид бессмертия - мумификация тела с расчетом на вечное его сохранение. Опыт еще египетских фараонов, практика современного бальзамирования (В.И. Ленин, Мао-Дзэдун др.) говорят о том, что в ряде цивилизаций это считается принятым. Достижения техники конца XX века сделали возможным криогенезацию (глубокое замораживание) тел умерших с расчетом на то, что медики будущего оживят и вылечат ныне неизлечимые болезни. Такая фетишизация человеческой телесности характерна в основном для тоталитарных обществ, где геронтократия (власть стариков) становится основой стабильности государства.
Третий вид бессмертия - упование на "растворение" тела и духа умершего
во Вселенной, вхождение их в космическое "тело", в вечный кругооборот
материи. Это характерно для ряда восточных цивилизаций, особенно японской.
К такому решению близка исламская модель отношения к жизни и смерти и
разнообразные материалистические или точнее натуралистические концепции.
Здесь речь идет об утрате личностных качеств и сохранению частиц бывшего
тела, могущих войти в состав других организмов. Такой крайне абстрактный
вид бессмертия неприемлем для большинства людей и эмоционально отвергается.
Четвертый путь в бессмертие связан с результатами жизненного творчества
человека. Недаром членов различных академий награждают титулом
"бессмертные". Научное открытие, создание гениального произведения
литературы и искусства, указание пути человечеству в новой вере, творение
философского текста, выдающаяся военная победа и демонстрация
государственной мудрости - все это оставляет имя человека в памяти
благородных потомков. Увековечиваются герои и пророки, страстотерпцы и
святые, зодчие и изобретатели. Навечно сохраняются в памяти человечества и
имена жесточайших тиранов и величайших преступников. Это ставит вопрос о
неоднозначности оценки масштабов личности человека. Создается впечатление,
что чем большее количество человеческих жизней и сломанных человеческих
судеб лежит на совести того или иного исторического персонажа, тем больше
у него шансов попасть в историю и обрести там бессмертие. Способность
влиять на жизнь сотен миллионов людей, "харизма" власти вызывает у многих
состояние мистического ужаса, смешанного с почтением. О таких людях слагают
легенды и предания, которые передаются от поколения к поколению.
Пятый путь в бессмертие связан с достижением различных состояний, которые наука называет "измененные состояния сознания". В основном они являются продуктом системы психотренинга и медитации, принятой в восточных религиях и цивилизациях. Тут возможны "прорыв" в иные измерения пространства и времени, путешествия в прошлое и будущее, экстаз и просветление, мистическое ощущение причастности к Вечности.
Можно сказать, что смысл смерти и бессмертия, равно как и пути его достижения, являются обратной стороной проблемы смысла жизни. Очевидно, эти вопросы решаются различно, в зависимости от ведущей духовной установки той или иной цивилизации.
2. Отношение к смерти, проблемы жизни, смерти и бессмертия в религиях мира.
А.Отношение людей к смерти.Почему люди боятся смерти?
Большинству современных людей свойственно сторониться всего, что связанно со смертью. Сегодня большинство рождается и умирает уже не под крышей родного дома, а в клиниках и больницах. Передоверив себя Минздраву, человек получил иллюзорное освобождение от проблем, великое таинство смерти стало в основном тягостной обязанностью, о собственной кончине не принято рассуждать. Мы оберегаем подрастающее поколение от раздумий о смерти, утратили мужество говорить о ней в зрелом возрасте, втихомолку провожаем в последний путь своих родных и близких.
Когда-то по улицам городов следовали похоронные процессии, богато
украшенный катафалк сопровождала торжественная музыка духовных оркестров, а
сейчас даже траурные ленты и те исчезли с бортов автобусов-катафалков,
вливающихся ежедневно в нескончаемый поток машин. Впрочем, людям всегда
было свойственно избегать разговоров о смерти, и даже само слово "умереть"
в повседневной речи старались заменять каким-либо другим ,более смягченными
выражениями: "отправится в лучший мир", "приказать долго жить", "протянуть
ноги". Аналогичные языковые табуна слово "умереть" имелись и в других
языках: в английском - "to go" ("уйти), "to take the ferry" ("сесть на
паром"), "to hop off the twig" ("спрыгнуть с ветки"); в немецком - "die
Augen schliessen" ("закрыть глаза"), "heimgehen" ("уйти домой"); в
итальянском - "ritornerare" ("вернуться к нулю"); в испанском - "irse al
otro portrero" ("отправиться на другое пастбище"); во французском - "casser
sa pipe" ("сломать свою трубку"), "il dit bonsoir a'la compagnie" ("он
попрощался с компанией"). Также старались не произносить и слово
"кладбище". Вместо этого в русском языке употребляли понятие "место
успокоения", в английском - "God's acre" ("Божье поле"), в немецком - "der
heilige Ort" ("святое место"), в испанском - "chacarita" ("маленькая
ферма"), во французском - "boulevard des allopges" ("удлиненный бульвар").
Замечательный русский писатель-сатирик Михаил Михайлович Зощенко (1895-
1958) писал в своей философской книге "Перед восходом солнца": "Отношение к
смерти - это одна из величайших проблем, с которой непременно сталкивается
человек в своей жизни. Однако эта проблема не только не разрешена (в
литературе, в искусстве, в философии), но она даже мало продумана. Решение
ее предоставлено каждому человеку в отдельности. А ум челове-ческий слаб,
пуглив. Он откладывает этот вопрос до последних дней, когда решать уже
поздно. И тем более поздно бороться, поздно сожалеть, что мысли о смерти
застали врасплох..."
"Люди страшатся смерти, как малые дети потемок, - говорил английский философ Фрэнсис Бэкон (1561-1626), - и как у детей этот врожденный страх усиливается сказками, так же точно и страх смерти".
Современные исследователи человеческой палеопсихики согласны в том, что самые первые проблески мысли у питекантропов и неандертальцев могли быть вызваны животным инстинктом самосохранения, стремлением продлить свое существование, преодолеть неотвратимость смерти. "Убегая от смерти, - писал советский знаток античной мифологии Яков Голосовкер, - не понимая ее, и чем дальше, тем все сосредоточенней, мучительней и трагичней мысля о ней и тем самым все более не понимая ее (ибо никакая наука не поняла смерти и не примерила с нею мысль), человек, борясь за существование, за свою жизнь, за свою мысль, устремлялся к вечной жизни, к бессмертию. Иначе он не мог, иначе мысль не могла. Он жизнь не выдержал бы без мысли о речной жизни..."
В шумеро-вавилонском эпосе о Гильгамеше (начало 3-го тысячелетия до н.
э.) мы впервые встречаемся с документальным свидетельством страха смерти.
Герой эпоса Гильгамеш так оплакивает смерть своего друга Энкиду: "Я
проливал слезы подле его трупа, надеясь, что Энкиду встанет. Но на седьмой
день в его нос проникли черви, и я понял, что он уже не вернется, и
похоронил его. С тех пор я не знаю покоя. Тело моего друга рассыпалось в
прах и смешалось с землей. Я знаю, что и мне суждена такая же участь. Мое
тело также превратится в прах и глину. Я страшусь смерти..."
Многие боятся цифры 13, хотя и не могут объяснить, чем их страшит это число. Цифры у ряда народов обозначались буквами, и, оказывается, у древних евреев число 13 и слово "смерть" писались одним знаком. Вот насколько силен был страх смерти, что, даже не ведая уже значения числа 13, мы все равно стараемся избегать его.
В Японии избегают цифры 4 по той же причине: при чтении иероглиф 4 -
"си" - звучит как другой иероглиф, означающий "смерть". В японских
больницах вы не встретите палаты с номером 4, а если здание многоэтажное,
то и в указателе этажей лифта вы не найдете 4-го этажа.
Чувство страха знакомо всем. Несмотря на это, природа тревоги и страха
остается загадкой для психологов. Одни видят суть тревоги в беспомощности,
другие описывают внутренний разлад, возникающий при угрозе безопасности,
третьи отмечают дезинтеграцию личности при столкновении с противоречием.
Так когда же человек боится? Прежде всего пугает неизвестность. Между нашим
состоянием сейчас и тем, что с нами случится через минуту, существует
разрыв; этот промежуток заполнен неопределенностью. Человек боится того,
что его ожидает. Поэтому у некоторых людей возникает тяга к "уверенности в
завтрашнем дне". Иногда все общество начинает тосковать по определенности и
тогда начинаются разговоры о необходимости "сильной руки", что приводит к
диктатуре под тем или иным обличием. Возможен и другой вид страха. Это так
называемая тревога отделения: ребенок боится оторваться от матери, любящий
боится потерять объект своего чувства, каждый боится быть выброшенным из
мира, где все привычно и знакомо.
Противоположностью боязливости является решительность. Если мы решаемся
мыслить последовательно и смело, мы приходим к выводу о том, что обречены
на незнание того, что с нами произойдет. Что нас ждет впереди? Сбудутся ли
наши желания? Произойдут ли перемены? Какими они будут? И как вообще
сложится наша жизнь? На эти вопросы у нас нет ответов. Что нам известно о
будущем? Оказывается, с полной определенностью мы можем знать только одно —
все мы когда-нибудь умрем. Завтра или через несколько десятков лет, но это
обязательно произойдет. И здесь наблюдается парадоксальность нашего
восприятия мира. Страх рождается от неизвестности. Нам ничего неизвестно о
нашей судьбе, кроме достоверного факта конца нашего земного существования.
И эта абсолютная неизбежность вызывает в нас сильнейшее чувство тревоги,
настолько сильное, что мы не можем его вынести. Мы предпочитаем неведение.
Как можно ощущать себя, зная, что рано или поздно тебя не будет? Как жить,
творить и действовать в мире, зная, что все закончится для тебя? Как
общаться с людьми, зная, что каждый из них раньше или позже будет закопан в
землю? Действительно, наука, культура, идеология не дадут нам ответов.
Человек остается со смертью один на один. Ничто не спасает его, даже
"глубокомысленные" рассуждения, типа "когда ты есть — смерти нет, когда
смерть наступила — тебя уже нет". Не помогает, потому что в самой
сердцевине человеческого существа саднящая рана — я умру. Одна современная
духовная писательница заметила: "Смерть бьет человеческое существо в самую
сокровенную его сердцевину так унизительно, так ужасающе радикально, что
его спонтанной реакцией может быть только бегство (в мучение или
презрение), которое “спускает с цепи” всякое зло. Смерть ужасна. Она —-
злейший враг. Несмотря на все научные объяснения, смерть остается
непостижимой. Внезапно предстающая жуткая картина собственной смерти со
всей ее неизбежностью вызывает шок. В самой глубине личности открывается
незаживающая язва. В первую очередь страх относится к собственной смерти.
Смерть в газетах и по телевизору стала привычной. Подтверждается старая
поговорка — “Смерть одного — трагедия, смерть ста тысяч — статистика”.
Может быть, так происходит потому, что к нашей способности сопереживать
предъявляются слишком высокие требования".
Некоторые люди пытаются обмануть смерть. Одну старушку преследовал
навязчивый страх, что она умрет во сне. Последние четыре года жизни она
провела сидя на стуле и так умерла в свои 89 лет. Людовик XIV, король
Франции, в последние годы жизни запретил придворным упоминать о смерти в
его присутствии. Из-за того, что он жил слишком близко к кладбищу, он
построил новый роскошный дворец в Версале. Туристы теперь любуются его
великолепием, но смерть к королю все-таки пришла.
Осмысливая феномен тревоги, выдающийся мыслитель С. Кьеркегор приходил
к выводу, что тревога начинается с момента ощущения себя человеческой
личностью — "у зверей и ангелов тревоги нет". У животных существуют
инстинктивные страхи. У человека аналогичную функцию выполняет своеобразное
сужение сферы сознания. Большинство людей осознает только то, с чем они
сталкиваются в своей "малой" жизни. Один школьный учитель сказал: "Ребята,
если вы задумаетесь о бесконечности или вечности — вам гарантировано
сумасшествие". Но вечные вопросы бытия все равно остаются. Человек может
решить, чтобы быть нормальным, не думать о проблемах жизни и смерти. Что
же, неужели нормальность — это отрицание реальности? Итак, знанием своей
смертности человек отличается от животного. Это знание — тяжелая, подчас
невыносимая ноша. Умом человек, конечно, понимает, что когда-нибудь умрет,
но в то же время... не знает этого. Вернее, хочет не знать. Он убегает от
знания. Цивилизация помогает ему в этом. Общество вырабатывает нормы
приличия. Разговоры о смерти неприличны. Существует стремление скрыть
смерть от детей. Прослеживается тенденция изолировать смерть в стенах
больниц и моргов, расположить места упокоения усопших подальше от городов.
Помимо санитарных, играют роль соображения дистанциировать живущих от их
умерших близких, чтобы ничто не напоминало о них. В некоторых кантонах
Швейцарии похоронным автобусам запрещено появляться на улицах в дневные
часы, чтобы мысли о смерти не смущали граждан.
Есть и другая крайность — десакрализация смерти. Особенно ярко это
видно на примере так называемого "черного юмора", сюда же относятся
эвфемизмы типа перекинулся, дал дуба. Но и здесь за натужными остротами
проступает леденящий страх. Тогда применяется другой образ защиты.
Выработан набор приличествующих случаю фраз — "Бог дал, Бог взял" или "Все
там будем". Ритуал соболезнования достаточно формален и сводится к
произнесению банальностей, за которыми не стоит внутренней солидаризации.
Нередки случаи, когда поминальная трапеза, начавшись положенными словами,
завершается как праздничное застолье, сопровождаемое... пением под
предлогом того, что покойник-де не хотел бы, чтобы мы грустили.
Единственное место, где естественно и спокойно говорят о смерти — это храм.
Для многих путь в Церковь начинается с размышления о смерти. Для других
значение религии ограничивается "отпеванием и поминанием" мертвых.
Действительно, самые простые формы религиозности представляют собой культы,
связанные с похоронами и почитанием предков. Среди примет нашего времени —
подчеркнутая религиозность в среде уголовников. Их похороны обставлены с
необыкновенной торжественностью и большими жертвами "на помин души".
Священники иногда объясняют "набожность" бандитов тем, что они постоянно
балансируют между жизнью и смертью. Однако это — не подлинное осознание
своей смертности, а легкомысленная, грешная игра с собственной жизнью. Еще
один новый обычай — непременное посещение кладбищ в Пасхальные дни.
Некоторые священники видят в этом регресс христианского сознания в
современном обществе.
Итак, мир бежит от смерти. В этом беге молодежь впереди. Неслучайно
молодые недолюбливают пожилых. Родителям даются презрительные клички:
предки, черепа. Кому охота общаться со стариками? Иногда проговариваются:
Хорошо бы их всех изолировать. Откуда такая неприязнь? Уж не от страха ли
стать похожими на них, не потому ли, что они напоминают о неминуемом? Мы
свидетели небывалого в истории ускорения времени. Без преувеличения, каждый
день ставятся рекорды достижения новых скоростей в передвижении, в
производстве, в технологическом прогрессе. ЭВМ, занимавшие несколько
десятилетий назад большие залы, модифицированы в микропроцессоры, новые
поколения которых все быстрее сменяют друг друга. Техника становится все
более точной, удобной и быстрой. Но в погоне за комфортом и качеством
внешней жизни мы что-то теряем, и нам, самодовольным и упоенным
всемогуществом, придется за это расплачиваться.
Тургеневский Базаров говаривал: «Природа не храм, а мастерская». И
реальный Иван Мичурин не ждал милостей от природы. А мы, их потомки и
продолжатели, стоим перед экологической катастрофой. Надо отдать себе отчет
— отношение к миру стало функциональным, иными словами, нажми на кнопку —
получишь результат, как поет группа "Технология". Благоговейное созерцание
бытия сменилось принципом "справиться с проблемой"; и уже нет грехов — есть
проблемы, нет покаяния — есть решение проблем. Даже смерть порой становится
не трагедией, не таинством, а проблемой.
Искусство становится технологичным. Живописцев все больше теснят дизайнеры и оформители. Появилась престижная профессия с механическим названием "модель". В современной музыке одной из важнейших характеристик становится число ударов в минуту — чем быстрее ритм, тем выше ценятся определенные музыкальные произведения, под которые "так здорово балдеть".
В последнее десятилетие одним из наиболее употребительных видов
наркотических средств стали так называемые "ускорители", к числу которых
относится известный препарат "экстази". Его действие проявляется
высвобождением огромного количества энергии с последующим истощением всех
ресурсов организма. Только благодаря этому наркотику возможно танцевать 8
часов подряд, не испытывая усталости, при этом время воспринимается как
протекающее необыкновенно быстро. Интересно, что побочным действием
препарата является подавление аппетита. Почему мы упоминаем об этом?
Состояние современного общества удивительно напоминает действие "экстази":
происходит бессмысленное механическое ускорение с полным притуплением
чувства духовного голода. Истощенный духовно человек продолжает дергаться в
погоне за "кайфом" от самого движения. Он не может вырваться из ритма,
потому что если он остановится, ему придется задать себе страшный вопрос о
смысле жизни и смерти.
Для большинства из нас смерти не существует в том же смысле, как
Антарктиды — каждый знает, что она есть, но не имеет к нему никакого
отношения. Знание о том, что человек умрет, оттесняется далеко на периферию
сознания, а иногда — в область бессознательного. Так происходит потому, что
включаются механизмы психологической защиты. Когда знание становится
невыносимым, человек от него отказывается, — отказывается от единственного
достоверного знания о себе. Он покупает мираж комфортного существования в
современном мире ценой собственного невежества. Выдающийся философ М.
Хайдеггер писал: "Смерть вызывает тревогу, потому что затрагивает самую
суть нашего бытия. Но благодаря этому происходит глубинное осознавание
себя. Смерть делает нас личностями". Итак, мы отказываемся доверять себе,
своим убеждениям, своим чувствам. Отрекаясь от страха смерти, мы предаем
самих себя. Мы отбрасываем свое богоподобие, предпочитая уподобляться
бессловесным тварям.
Человечество достаточно изощрено в избегании принятия очевидного факта смерти. Испанский философ X. Ортега-и-Гассет полагает, что вся человеческая культура и искусство возникли для преодоления страха смерти. Известный социолог и антрополог Э. Беккер считает, что структура человеческого характера есть не что иное как система защиты от невыносимого страха смерти. Его концепция такова: знание смертности может привести человека к безумию. А черты характера суть, по выражению аналитика Ш. Ференчи, скрытые психозы. Действительно, доведенная до конца замкнутость приводит к шизофрении, мнительность и педантичность — к навязчивым мыслям, а обидчивость, медленное скапливание гнева и бурная разрядка свойственны людям, страдающим эпилепсией. Выстраивается последовательность: страх смерти — возможность безумия — психологическая защита — характер. Итак, сколько людей, столько типов защит. В то же время существуют и общие закономерности, выработанные на протяжении долгого пути развития человеческой цивилизации.
Попробуем проследить, как действуют различные варианты психологических защит на протяжении этапов человеческой жизни. В детстве каждый ребенок однажды нахмурится и спросит: А я умру? Каким бы ни был ответ родителей, он вскоре отвлечется и забудет об этом; ведь ничто не напоминает о неизбежном конце. Вокруг него происходит цикличная смена времен года, и застывшие зимой деревья вновь оживают, когда приходят теплые дни. Может быть, в этом заложен мистический смысл. Незрелая психика ребенка, незнакомого с христианством, может быть повреждена преждевременным знанием о прекращении земного существования. Неслучайно для блуждающего религиозного сознания типична промежуточная идея циклов кармических перевоплощений, в которых оправдывается добро и получает возмездие зло. Но как взрослеет и обретает себя человеческая личность, так и в развитых формах Богопочитания самым важным становится момент встречи единой (а не размытой в бесконечности) личности с ее Творцом.
В условиях нашей культуры происходит дополнительная деформация детской
личности. Ведь ребенок до определенного возраста подражает взрослым.
Информация, получаемая прямо или косвенно от родителей, определяет присущие
ему в дальнейшем особенности отношения с окружающим миром. Модели
поведения, усвоенные в семье, надолго, если не до конца жизни, становятся
формами реагирования на все, что ему впоследствии встречается. Но почти все
представители старшего поколения были так или иначе сопричастны лжи,
которой пропитывалось советское общество на протяжении 70 лет тоталитарного
режима. Страна была изнасилована нравственно. В идеалы коммунизма, конечно
же, никто всерьез не верил, но учителям вменялось в обязанность убеждать в
"неизбежности победы марксизма-ленинизма" вопреки очевидному отставанию
России от стран, идущих по естественному пути развития. Тех, кто
отваживался просто "не аплодировать" (А. Солженицын), было мало.
Распространенной стала двойная мораль, которая становилась для ребенка
парадигмой отношения к миру. Понятно, что в атмосфере равнодушия или обмана
он не мог обрести навыков решительного мышления, стремления к познанию,
внутренней честности и благородства. Последствия этого мы будем переживать
поколениями — при условии ориентации на истинные, а не мнимые нравственные
ценности.
Становясь старше, формирующаяся личность совершает компенсаторное противопоставление себя старшим. Как правило, реакция оппозиции выражается в декларации своей принадлежности к определенному течению молодежной субкультуры. Конфликт "отцов и детей", известный издавна, принимает лишь различные формы выражения. Чаще всего протест осуществляется на поверхностном уровне — прическа, одежда, манеры. Прослеживаемый дальше, он распространяется на сферу культуры — музыка, живопись, поэзия. Наиболее глубокое размежевание может произойти на ценностном, мировоззренческом уровне. Так появляются идеологические движения. Идеология как система ценностей "земного" мира может быть необыкновенно увлекательной.
Рассмотрим некоторые молодежные мифы. К безусловному добру апеллирует
культ хиппи. Здесь — безграничное принятие и абсолютная вседозволенность.
Однако от подлинной духовной христианской любви идеология хиппи отличается
отвержением любой ответственности. Все совершается под влиянием настроения.
Насколько легко тебя приняли, столь же легко от тебя отвернутся. Даже твоя
смерть пройдет незамеченной — ведь никто не плачет об увядшем растении.
В ореоле романтического насилия предстает образ рокера — байкера. Это
воин на ревущем мощном мотоцикле. Мифологически он рыцарь, утверждающий
справедливость ударом руки, закованной в железо. Он утрированно мужественен
и верен закону стаи "ночных волков". Страх смерти здесь презирается, о
разбившихся лихих наездниках слагаются легенды. Смерть здесь привлекательна
и романтична, а жизнь имеет смысл лишь тогда, когда ты подчиняешься
неписанным законам чести. Твоя личность значима лишь настолько, насколько
ты соответствуешь несложному кодексу поведения: выглядишь круто, ездишь
быстро, дерешься жестоко. До глубины твоих переживаний никому нет дела.
Восприятие тебя скорее будет зависеть от мощности твоего мотоцикла, чем от
того, кто ты есть в глазах Бога.
Пафосом тотального отрицани